Инквизиция: Саммаэль

С.Н. Адушев (2024)

Инквизиция стала объектом яростной критики в эпоху Просвещения в XVIII веке, когда для каждого образованного человека стало буквально неприличным сказать хоть одно доброе слово о христианстве. Среди объектов ожесточённой критики просветителей в первую очередь оказались инквизиторы. Именно тогда окончательно сформировался мрачный образ инквизиции — жестокого орудия церкви. Но всё выше перечисленное не обозначает, что подобных разбирательств не было в истории Инквизиции, частные случаи имели место быть. Есть истории действительно ужасающие и они обязаны быть запечатлены в нашей коллективной памяти, дабы не повторились вновь.

Глава 2. Конкла́в.

Весна.

Инквизитор Саммаэль опустил засов и обернулся на затихших кардиналов во главе с камерарием Паймон. Не имеет право начать говорить первым, он всё же позволил себе сделать это.

— Вот и явила себя ересь во всём своём первозданном величие, — Саммаэль посмотрел на камерария, что затих на тронном-кресле. — Теперь нет нужды выявлять еретиков, пришло время обращать их на путь истинный.

— А если это саботаж и этот дерзкий юноша под дальновидным Геомантом прослышали о подозрениях и жаждут власти? — от взгляда инквизитора камерарию стало не удобно сидеть, и он показательно поправил осанку.

— Ох нет, Отче, — усмехнулся Саммаэль и сделал аккуратный шаг вперёд. — Вы же без сомнений помните, как несколькими годами ранее именно здесь, в этом самом зале я предупреждал всех Вас, но конклав даже не был созван тогда. Сейчас же, уже слишком поздно и мы обязаны откликнутся — это наш священный долг.

— Допустим так, но ты представляешь, что мы инициируем своим вмешательством? Мне страшно произносить это в слух…

— Не Вам Отче бояться, пусть еретики трепещут перед нами. Я пять перстов сожму в кулак под Вашим именем, и сам Создатель поведёт меня, — Саммаэль уже твёрдо ощутил, что его Крестовый поход начинается здесь и сейчас. Показательно сжав перед собой кулак до боли, он яростно показал силу пяти инквизиторов под его началом, что армия каждого есть легион мощи праведного гнева Церкви. — Нет больше времени определять, настало время искоренять, — Саммаэль начал приближаться к тронному-креслу, где замер камерарий Паймон признавая, что больше у него нет выбора, лишь как только согласиться с инквизитором. — Я ради великого блага готов на многое, ибо я само оружие в руках Создателя, я явлю кару Его на плечи нечестивых и именно так свершится праведный суд над их прегрешениями, именно так будет выглядеть наша помощь.

— Неразумно вмешиваться во вражду рода — она самая кровавая из всех, — камерарий вжался в тронное-кресло из последних сил сопротивляясь принятию решения.

— Отче, эти слова никогда недолжны были сорваться с ваших уст в сей час ереси, ибо мы в праве вершить судьбы этого мира, — Саммаэль остановился в прямой близости от тронного-кресла и приклонил колено. Он опустил голову, не скрывая того что ждёт благословение камерария.

— Да будет так, инквизитор Саммаэль, — камерарий возложил свою длань на лысую голову инквизитора. Саммаэль почувствовал влажное тепло от руки. Улыбка невольно отобразилась на его мрачном лице. — Встань верный сын и веди свои персты в Крестовый поход по праведному пути и не усомнись в своих деяниях, ведь ведёт тебя рука Создателя, — не скрывая самодовольный вид Саммаэль выпрямился и, прижав руку к груди, поклонился.

— На голову каждого, кто ослушается моего слова и головы его последователей обрушится такая кара, что до конца мира они будут проклинать тот день, когда отвернулись от истинного света Создателя и погрузились во мрак ереси.

— Да, будет так, — камерарий стал более хмурым, это решение не далось ему легко и облегчения не последовало после его принятия. — Воззвать гонца, — он отодвинул инквизитора, глядя как торопливо пара кардиналов открыли засов на дверях. С чем справился Саммаэль в одиночку потребовалось несколько кординалов и то заметным затруднением.

— Отче камерарий, склоняю голову перед вашим Величием, — гонец Аластор вновь вошёл в Приёмный зал и приклонился в том же самом месте, что и при первом визите.

— Инквизиция откликнулась на зов, пусть даже что украдкой совершён, — камерайт встал с тронного-кресла, обозначив своё уважение, не смотря на то что сомнения в нём по-прежнему преобладают. — Мы явим себя Крестовым маршем в помощь империи Солнечного Гало под хору́гвем (религиозное или геральдическое знамя) единым. Отныне, на все земли империи наложено вето праведности и понесёт его Апостольский нунций (высший дипломатический представитель Святого Престола) кардинал Мастема, — тот аж вздрогнул в стороне от своего назначения. Он провёл весь конклав молча в равнодушном нейтралитете и тут такая неожиданная ответственность, как манна Небесная обрушилась своей благодатью.

— Прошу прощения, Отче, — глаза кардинала чуть ли не вывалилась из орбит от удивления и заблестели от накатываемых слёз. Голос захрипел после долгого молчания и с хрипотой выдал вопрос. — Чем же я заслужил столь важную роль в сем расследовании?

— Это решение было принято гораздо раньше, чем был созван сей конклав, Мастема, — камерарий знал, что согласие вызовет бурю возмущений и решение озвучит перед фактом. — Так же как конклав, назначение Ваше, кардинал Мастема, откладывалось до сего момента. Но это не обозначает что оно спонтанное, оно взвешено и кропотливо измерено. Ваша неосведомлённость абсолютно ничего не меняет — Крестовый поход начинается здесь и сейчас!