Сестра! Сестра?

Сью Фортин, 2017

Долгие годы Клэр потратила на поиски младшей сестры Элис – после разрыва с матерью отец обманом увез ее в другую страну. И вот ей приходит долгожданное письмо: Элис собирается вернуться домой, в Англию. Однако очень скоро счастье Клэр сменяется безотчетной тревогой. Почему Элис ведет себя так странно? Копирует одежду и поведение старшей сестры, открыто флиртует с ее мужем… А может, Элис пытается занять ее место в семье?.. Но никто, кроме Клэр, не замечает странного поведения Элис. Тогда она решает провести собственное расследование и выяснить правду: кем же является Элис на самом деле – ее родной сестрой… или самозванкой?

Глава 2

Шестью неделями ранее…

В первое мгновенье мне кажется, что вставать на работу не надо. Что сегодня ленивое летнее воскресенье. Стоит поздний сентябрь, но солнце упрямо греет воздух. Легкий свежий ветерок колышет кисейные занавески. Я люблю спать с открытым окном — это дает ощущение свободы.

Однако сознание медленно пробуждается, и на меня всей тяжестью наваливается реальность. Нет у меня никакой свободы. Особенно сейчас, накануне дня рождения сестры.

Я льну к спящему Люку, ищу поддержки в прикосновении к другому человеку. Смотрю на часы и громко вздыхаю — сегодня понедельник! Протягиваю руку, отключаю будильник. Зачем я его программировала? В последние дни будильник мне не нужен, ведь сон со мной больше не дружит.

Я думаю о маме. Подошел сентябрь, и с каждым днем она все дольше смотрит на календарь, молча отмечает время. Чем ближе к двадцать восьмому числу, тем сильнее мамина тревога. Еще сорок восемь часов. Мне пора бы привыкнуть к ритуалу. Все-таки ему уже двадцать лет — чуть ли не вся моя жизнь. Однако чувства, которые ежегодно пробуждает эта дата, всегда застают меня врасплох. Чем старше я становлюсь, тем больше и полнее ощущается потеря сестры, тем острее и глубже рана. Мне больно и за себя, и за маму.

Я столько лет мечтала о возвращении Элис… Мечтала не только из сочувствия маминому горю, но из эгоизма тоже: вот бы черная туча, нависшая над нами, наконец исчезла! В детстве я не хотела быть сестрой девочки, которую отец повез в Америку да так и не вернул, или дочерью матери, убитой горем. Я хотела быть Клэр Кеннеди. Хотела нормальной, обыкновенной семьи.

Я до сих пор этого хочу.

Через полчаса нужно начинать военную операцию по сбору девочек в школу и детский сад. Я прижимаюсь к мужу. Он часто помогает мне избавиться от печалей и тревог — вбирает их, впитывает, и тогда мои чувства текут свободно, ничто их не сдерживает.

Люк шевелится, я кладу на него руку, нежно обнимаю. Мы прожили восемь лет в браке, родили двоих детей, но не наскучили друг другу. Люк поворачивает голову, целует.

— Доброе утро, малыш, — с закрытыми глазами произносит он и вновь отворачивается. — Спокойной ночи, малыш.

— Эй, дружок, куда это ты? — шепчу я, опускаю руку ниже, притягиваю его к себе.

Люк открывает один глаз, смотрит на часы.

— Господи, Клэр, только половина, черт возьми, шестого.

— Ну и ладно… — я отметаю его возражения поцелуями.

Люк улыбается и открывает второй глаз.

— Нет, так нечестно!

Он сгребает меня в охапку, и я ненадолго забываю обо всех проблемах реальной жизни.

— Как у нас дела? — спрашивает мама, входя в кухню.

Мы с Люком торопливо готовим завтрак, по очереди его едим и подсказываем девочкам, что делать. Конечно, семилетняя Ханна уже многое умеет сама, ее только нужно подбадривать. А вот трехлетняя Хлоя требует более активного родительского участия.

Мы живем с моей матерью, Марион, в том самом доме, где я выросла. Мы переехали к ней, когда Люк еще был непризнанным художником, а я только окончила университет и получила первую работу в адвокатской конторе. Кое-кто скажет, что Люк и по сей день остается непризнанным художником. Под «кое-кем» я подразумеваю маму. Хотя замечу в ее оправдание — она весьма снисходительна.

С рождением девочек нас в доме стало пятеро. Хорошо, что «Приют викария», где мы обитаем, достаточно вместительный: у мамы есть собственная гостиная, а у Люка — студия в пристройке.

— Ну что я буду слоняться одна по такому большому дому, глупо ведь, — сказала мама, когда семья увеличилась. — Да и цены на недвижимость возле Брайтона жуткие. К тому же мне не помешала бы компания. Девочки будут расти у меня на глазах, а вы получите бесплатную няню.

Мама была права. Ее аргументы звучали разумно и весьма практично, но мы обе знали правду. Я никогда не перееду.

Из-за того, что произошло.

Да и, честно говоря, вряд ли я смогла бы. Люк хотел, чтобы мы купили дом, накопили собственные воспоминания. Даже если бы моя душа поддержала идею мужа, разум не позволил бы ее осуществить. Я не в состоянии оставить маму одну.

— Нельзя быть заложницей того, что произошло еще в детстве, — однажды ночью сказал Люк. Мы уже легли, и муж последний раз попытался меня переубедить.

На самом деле можно. Я всегда знала, что так оно и будет. Единственный вариант не быть заложницей — возвращение Элис.

— Иди ко мне, Хлоя, — говорю я, поднимая дочь с игрового коврика. — Пора за стол. Доброе утро, мама.

Я усаживаю Хлою на высокий стульчик, Люк протягивает миску с цельнозерновыми хлопьями. Потом, насвистывая, заваривает чай.

— Кое-кто с самого утра счастлив, — замечает мама и берет тост.

Замечает с улыбкой, но унылый тон все портит. Мы с Люком переглядываемся.

— Утро прекрасное, солнце светит, и моя любимая семья рядом. В том числе и вы, — воодушевленно отвечает Люк.

Он радостно улыбается маме в попытке поднять ей настроение. Она смотрит в сторону, глаза машинально ищут календарь на стене, замирают на дате, до которой еще два дня.

— Мне сегодня нужно в город, — сообщает мама. — К ювелиру.

Ей необязательно объяснять, мы и так знаем — она едет за подарком для Элис. Ни один день рождения сестры, ни одно Рождество не обходятся без покупки подарка: Элис получит их, когда вернется. Не «если», а «когда».

— Хотите, я вас отвезу? — предлагает Люк. — Забросим Хлою в садик и поедем к ювелиру.

— Правда? Вот спасибо. — Теперь улыбка мамы теплеет.

Я рада, что у Люка с мамой хорошие отношения. Так гораздо проще жить под одной крышей. Большинство наших знакомых проводят время с родными по вечерам, за ужином. В семействе же Теннисонов приняты семейные завтраки. Я часто прихожу с работы поздно, когда девочки уже поужинали. Такой режим дня не совсем подходит для Люка, но ради нас он старается, и я это ценю.

— Ханна, у тебя сегодня флейта, — напоминаю я, отправляя ложку с хлопьями Хлое в рот. — Люк, ты не забудешь? Нотная тетрадь, по-моему, так и лежит наверху, на пианино в гостиной.

— Э… да, все под контролем. — Люк театрально шепчет Ханне на ухо: — Ты взяла нотную тетрадь?

Ханна стреляет глазами в мою сторону и шепчет в ответ:

— Нет. Я думала, ее взял ты.

Делаю вид, что не замечаю, как Люк подносит палец к губам и бормочет:

— Предоставь это мне. Я все сделаю.

Ханна хихикает, Люк мне подмигивает и с наигранной беспечностью наливает чай.

— Господи, вы часы видели?! — Я поспешно сую очередную ложку в рот Хлое. — У меня в девять понедельничная разборка с Томом и Леонардом. Ну же, Хлоя, жуй скорее.

Люк отбирает у меня ложку.

— Марш отсюда. Не заставляй начальника ждать.

— Он мне больше не начальник, — поправляю я, глотаю налитый Люком чай и морщусь, обжигая горло. — Запомни, я теперь равноправный партнер.

— Хм-м, а ведешь себя так, будто Леонард по-прежнему твой начальник. И Том, кстати, тоже. Пусть в кои-то веки тебя подождут.

Я пропускаю замечание мимо ушей и целую на прощание девочек.

— Хорошего дня, мои милые. Ханна, не забудь отдать учителю разрешение на участие в соревнованиях по плаванию. Хлоя, будь умницей в садике. Мама вас очень любит.

— И я тебя люблю. — Ханна посылает мне вслед воздушные поцелуи, а я уже огибаю стол.

— И я фефя лубу, — повторяет Хлоя с полным ртом, разбрызгивая мокрые хлопья и молоко.

— Не забудь, после школы ты едешь к Дейзи, — напоминаю Ханне, затем и Люку: — Пиппа заберет Ханну и напоит ее чаем. Потом привезет к нам.

Пиппа — одна из моих малочисленных подруг тут, в деревне. Если бы наши дочери не подружились в школе, я бы вряд ли познакомилась с Пиппой.

— До вечера, мам. — Я чмокаю маму в щеку.

Потом наклоняюсь поцеловать Люка. Его руки обвивают мою талию, поцелуй длится чуть дольше приличного.

— Покажи им там, малыш, на вашей разборке в джунглях. — Люк отпускает меня и изображает Мохаммеда Али во время знаменитого боксерского поединка, известного как «разборка в джунглях». — Порхай «бабочка, жаль как пчела».

Обожаю этого мужчину. Он мой лучший друг, мой любовник, мой муж, мое все. Я хлопаю его по раскрытой ладони, хватаю пиджак со стула и выбегаю из кухни в коридор.

Здесь меня ждут портфель и сумка-тележка. Последняя набита папками, которые я брала почитать домой на выходные. Я задерживаюсь в дверях и кричу через плечо:

— Не забудьте про…

— Флейту! — хором перебивают Ханна с Люком.

В хороший день дорога от нашей деревни до Брайтона занимает минут тридцать — а сегодня день хороший. Я отгоняю мысли об Элис и подпеваю песне, звучащей по радио. Она кончается, и диджей объявляет следующую — ретрозапись. Я узнаю ее с первых же аккордов: «Slipping Through My Fingers» группы «ABBA»^[1]. Сердце подпрыгивает, к глазам подступают слезы, да так резко, что дорога на миг расплывается. Эта песня напоминает нам с мамой о том, что в нашей жизни зияет дыра размером с Элис. Оглушительный гудок возвращает меня в реальность. Сердце вновь подпрыгивает, теперь от всплеска адреналина: оказывается, я проскочила на красный свет.

— Черт!

Резко жму на педаль тормоза — на меня летит встречная машина. Если бы у моего автомобиля вместо колес были ноги, то сейчас он стоял бы на цыпочках; к счастью, у «БМВ» надежная антиблокировочная система. Я жестом извиняюсь перед водителем встречной машины, который тоже успел остановиться.

Читать по губам я не умею, однако он явно произносит что-то нелестное в мой адрес. Я беззвучно говорю «простите», водитель тут же рвет машину с места, покрышки сердито взвизгивают напоследок.

Через несколько минут я благополучно паркую «БМВ» на стоянке адвокатской конторы «Карр, Теннисон и Эггар» и смотрю на себя в зеркало заднего вида — не потекла ли тушь? Не очень-то хорошо являться на работу с черными разводами под глазами.

Все, я спокойна. Забираю вещи и толкаю двери в особняк тридцатых годов прошлого века, переоборудованный под нашу контору.

— Доброе утро, Нина, — приветствую администратора в приемной и, придерживая дверь бедром, затаскиваю сумку-тележку.

— Доброе утро, Клэр, — отвечает Нина.

Потом приглядывается ко мне внимательнее: значит, следы слез я не оттерла. Впрочем, Нина никак не комментирует увиденное, лишь кивает на матовую дверь в конце коридора и говорит:

— Том с Леонардом уже в конференц-зале.

Я бросаю взгляд на часы. Восемь пятьдесят. Партнеры подождут, а я пока отвезу папки к себе в кабинет и освежу макияж.

В маленькой приемной перед кабинетом сидит за столиком Сэнди, мой секретарь.

— Доброе утро, Сэнди. Как выходные?

— Доброе, Клэр. Замечательно. А у тебя?

— И у меня хорошо.

Я не смотрю на Сэнди — надеюсь, она не заметит плачевного состояния моего макияжа. Наспех стираю потеки туши перед зеркалом, висящим на внутренней стороне шкафа для документов.

— А, вот ты где. — В кабинет стремительно входит Леонард, я вижу его в зеркало. Он умолкает и окидывает меня проницательным взглядом. — Все нормально?

— Да. Уже да. — Я взмахиваю над ресницами щеточкой от туши.

— Точно?

— Абсолютно. Меня обхамили по дороге. Утро понедельника, все спешат.

— Нарушила ты?

Я взвешиваю, сказать ли правду, и эти раздумья выдают меня с головой. Леонард закрывает дверь и подходит ко мне.

— Ты точно в порядке? Я ведь знаю про дату.

Я опускаю голову. Мне стыдно не только за свою рассеянность, но и за неумение скрывать чувства. Вновь смотрю в зеркало на Леонарда, стараюсь придать лицу уверенное выражение и еще раз подкрашиваю ресницы.

— У меня все хорошо. Честное слово. Спасибо за заботу, — улыбаюсь я, и Леонард отечески похлопывает меня по руке.

— Тогда вперед, мы тебя ждем. — Он возвращается к своей привычной бодрой деловитости. — У меня мало времени. Скоро приедет треклятая миссис Фриман.

— Миссис Фриман?

Я прячу тушь в карман пиджака и выхожу следом за Леонардом, пытаясь вспомнить, о ком речь. Кажется, на разборке в прошлый понедельник что-то говорили…

— Да. Старуха с кислой физиономией. Нашу миссис Фриман бросил муж. Удивляюсь, почему он терпел ее так долго. Она, наверное, была чертовски хороша в постели, больше ничего на ум не приходит. Поверь, такой красотке надо в койке мешок на голову надевать. И себе заодно — на всякий случай, а то вдруг с нее мешок свалится.

— Леонард, ну что ты такое говоришь, — укоряю я, а сама невольно улыбаюсь.

Леонард ужасно честен, порой до грубости, и на фирме об этом ходят забавные легенды.

Том уже в конференц-зале, стоит у застекленной двери, ведущей в частный сад. При звуке наших шагов оборачивается.

— Отлично, ты ее нашел. — Он с улыбкой кивает мне и занимает место за столом. — Я тебе кофе принес. Как выходные?

— Хорошо. — Я тоже сажусь. На самом деле мне хочется сказать — плохо. Кошмарные были выходные; с приближением очередного дня рождения маме тяжело как никогда. Но я молчу. Том в курсе происходящего. За годы нашей дружбы он столько раз меня поддерживал! Я меняю тему: — Жаль, что ты не приехал на барбекю. Все уладилось?

— Да, ты уж прости, — вздыхает Том. — Изабелла вдруг передумала и затребовала Лотти назад. Мол, у них прием в честь бабушки или еще какое-то мероприятие.

— Изабелла никак не уймется? — спрашивает Леонард, устраиваясь во главе стола.

— Да уж. Обычное дело. Деньги. Ее последний каприз — отвезти Лотти в Нью-Йорк покататься на лыжах. Стоит целое состояние, а раскошелиться должен я. Разве мало им было недели у моря?

— А все потому, что ты не подписал с Изабеллой брачный контракт, — замечает Леонард и, открыв блокнот, достает из внутреннего кармана перьевую ручку «Монблан». — Как я, по-твоему, выжил после трех разводов?

Я шлю Тому сочувственную улыбку. Леонард нам все уши прожужжал о важности брачного контракта.

— Урок усвоен, — говорит Том.

— А тебе заключить такой контракт еще не поздно, — назидательно сообщает Леонард.

Он не отрывает взгляд от блокнота, но постукивает ручкой по столу передо мной.

— У нас с Люком все прекрасно. Думаю, и дальше так будет, — возражаю я.

Замечание Леонарда меня уязвило.

— Ну-ну. «Гордыня до добра не доводит» и все такое прочее.

Я не отвечаю. Спорить бессмысленно, по этому вопросу мы с Леонардом никогда не сойдемся.

Том ловит мой взгляд, одними глазами спрашивает: «Ты в норме?», я коротко киваю, и мы переходим к делу.

Наши понедельничные разборки, как мы их любовно называем, дают возможность рассказать о своих рабочих делах двум другим партнерам. В отношении работы Леонард — большой педант, он считает эти совещания крайне важными для продуктивного управления фирмой.

Так любой из нас может подстраховать партнера, если тот заболел, и взять его дело. Разборки — хорошая традиция, с них приятно начинать неделю, с ними легко поддерживать на фирме семейный дух — мы все трое им очень дорожим.

После разборки я встречаюсь с клиентом, затем иду узнать, свободен ли Том. Его секретарь быстро печатает на компьютере. Она одаривает меня мимолетной улыбкой, не прерывая работы. Дверь к Тому открыта — значит, он не занят. Мы не важничаем и не требуем доклада о своем приходе.

— Тук-тук. Кофе будешь? — Я показываю Тому две чашки.

— Золотые слова, — кивает он.

Мы с Томом вместе отучились в университете, вместе его окончили. В студенчестве у нас завязался небольшой роман, но как только мы получили дипломы, решили оставить любовь за дверями Оксфорда.

Мы были амбициозны, мечтали о карьере, однако и после расставания поддерживали связь. Именно я через год своей работы на фирме порекомендовала Тома начальству.

Предложение о партнерстве мы с Томом получили одновременно.

Я спиной толкаю дверь, та закрывается.

— Ну а теперь, когда мы одни, расскажи, что произошло вчера на самом деле. — Я ставлю кофе перед Томом и сажусь напротив.

— Вот за это я тебя и ценю, — говорит Том. — Никаких предисловий. Никакого хождения вокруг да около. Сразу берешь быка за рога.

— Если я начну ходить вокруг да около, ты скажешь «ближе к делу».

— Правда, — кивает Том. — Хотя рассказывать особо нечего. Изабелла взбесилась от ревности, когда поняла, что я везу Лотти к тебе. Ну… как обычно.

Я хмурюсь.

— Изабелла до сих пор ревнует? Сколько можно? Вы в разводе уже… года три?

— Ты же ее знаешь!

Увы, знаю. Вспыльчивость и ревность бывшей жены Том объясняет горячей итальянской кровью. Люк куда спокойнее относится к нашему с Томом прошлому, за что я ему очень благодарна.

— Ну да ладно, хватит обо мне. Ты-то как? — спрашивает Том.

Медлю с ответом. Может, изобразить непонимание — мол, о чем ты? Отметаю эту мысль. Том прекрасно помнит о дате, которая нависла над нами черной тучей на горизонте. Я шумно вздыхаю.

— Непростая неделя. Мама мрачнеет с каждым днем. Я надеялась, что воскресные посиделки ее взбодрят. Она старалась, умничка, но явно через силу. Леонард, спасибо ему, от мамы почти не отходил, ей вроде бы нравилось.

— Я спрашивал о тебе. Как твоя мама, я знаю; легче ей не становится. — Том отпивает кофе. — Клэр, как ты сама? Хорошо спишь? Вид у тебя усталый.

Я выдавливаю вялый смешок.

— Вежливый намек, что я паршиво выгляжу?

— Я этого не говорил.

— Сплю не очень, если тебе так уж интересно. Осенью я вечно сама не своя. Не понимаю, что чувствую, что вообще нужно чувствовать. За кого я переживаю? За маму? За Элис? За себя? Сегодня ночью я думала — действительно ли скучаю по сестре? Она пропала так давно, что я живу без нее почти всю жизнь. — Я ненадолго умолкаю, смотрю в окно. — Мы ведь в этом году нанимали очередного детектива, опять пытались ее разыскать, но, как всегда, без толку.

— Ни за что бы не подумал, что в наше время трудно найти человека. Однако сколько мы уже ищем, а все никак.

— Я подозреваю, что у нее другая фамилия. Элис ведь уже двадцать с небольшим, вдруг она замужем? Или не хочет, чтобы ее нашли?

— Все может быть. Ты маме об этом говорила?

— Конечно. Мама и сама не глупая, но ей не будет покоя, пока не выяснится хоть что-нибудь. Осенью наше семейство обуревают такие чувства, что даже страшно. И непонятно, как ими управлять.

У Тома звонит телефон — внутренний.

— Да, Нина. Да, она здесь. — Том смотрит на меня, слушает. Его лицо становится серьезным. — Хорошо, спасибо… Привет, Люк, это Том. Передаю трубку.

Люк никогда не звонит мне на работу. По правилам — только в экстренных случаях.

Я хватаю телефон:

— Люк, что случилось? Девочки?

— С девочками все хорошо.

В его голосе я улавливаю тревогу и напрягаюсь.

— С мамой тоже, — отвечает Люк, опережая мой вопрос. — Ничего плохого не произошло…

— А что тогда?

— У нее небольшой шок. Приезжай домой.

— Шок? В смысле?

Я смотрю на Тома, будто он может чем-то помочь. Том кивает на телефон:

— Хочешь, я с ним поговорю?

Я мотаю головой.

— Тут такое дело, малыш, — слышу я в трубке. — Мама получила письмо. — Люк умолкает, я мысленно вижу, как он переминается с ноги на ногу. Напряжение ощутимо даже на расстоянии. — Письмо… от Элис.

— Элис? — задыхаюсь я.

— Ага, Элис.

— Элис — то есть от моей сестры Элис?

— Похоже на то.

— Черт! — Вскакиваю, ноги ватные, и я вынуждена опереться о спинку стула. — Сейчас приеду.

Примечания

1

«Ускользает сквозь пальцы», песня легендарной шведской группы «АББА». Посвящена сожалению матери о том, насколько быстро выросла ее дочь и как мало времени они провели вместе. — Здесь и далее примеч. пер.