Жизнь, какой мы ее знали

Сьюзан Бет Пфеффер, 2006

В тот миг, когда астероид врезался в Луну и сбил ее с орбиты, жизнь шестнадцатилетней Миранды полностью изменилась. Теперь Луна пугающе близка, такая огромная, серая и холодная… Как выжить, когда огромные цунами сносят с лица земли целые города и страны, землетрясения сотрясают континенты, вулканический пепел блокирует солнце, а укус комара может быть смертелен? Когда лето превращается в арктическую зиму, Миранда, ее братья и мама прячутся в относительно безопасном доме, где единственный источник тепла – дровяная печь, воды ограниченное количество, а запасов еды может не хватить на всех… Каждый день этой новой и пугающе неизвестной жизни Миранда описывает в своем дневнике.

Весна

Часть первая

7 мая

Лиза беременна.

Около одиннадцати папа позвонил рассказать нам об этом. Правда, мама уже повезла Джонни на тренировку по бейсболу, а Мэтт, ясное дело, еще не вернулся из колледжа, так что великие новости достались мне одной.

— Малыш должен родиться в декабре, — разливался папа, словно был первым человеком в мире, чья молодая вторая жена ожидает ребенка. — Правда, здорово? У тебя появится братик или сестричка. Сейчас, конечно, слишком рано, чтобы увидеть пол, но мы, как только узнаем, сразу тебе сообщим. Я бы не отказался от еще одной дочки. Первая-то вон какая чудесная получилась. Как ты насчет сестренки?

Я понятия не имела.

— Когда вы узнали?

— Вчера днем, — ответил папа. — Я бы тебе сразу позвонил, но мы… ну, решили отпраздновать. Ты же понимаешь, солнышко, правда? Маленький личный праздник для нас с Лизой, до того как все узнают.

— Конечно, папа, — сказала я. — Лиза сообщила своей семье?

— Сразу с утра. Ее родители в предвкушении. Первый внук. Они приедут погостить на пару недель в июле, до вас с Джонни.

— Ты хочешь сам позвонить Мэтту и рассказать ему? — спросила я. — Или мне это сделать?

— Ой, нет, я сам позвоню, — сказал папа. — Мэтт совсем погряз в своей сессии, думаю, он будет рад отвлечься.

— Замечательная новость, папа, — сказала я, потому что так положено говорить. — Не забудь передать Лизе, что я ужасно рада за нее. И за тебя тоже. За вас обоих.

— Скажи сама. Она как раз рядом.

Папа на секунду прикрыл телефон, чтобы прошептать что-то Лизе, а затем она взяла трубку.

— Миранда, — заговорила она, — скажи, прекрасные новости!

— Очень, — ответила я, — просто чудесные. Очень рада за вас с папой.

— Я тут подумала, — продолжила она, — ясно, что пока рановато, и я даже с твоим отцом еще это не обсуждала, но — хочешь быть крестной малыша? Можешь не отвечать прямо сейчас, просто поразмысли, ладно?

В этом моя проблема с Лизой. Как только я собираюсь разозлиться на нее или хотя бы слегка взбеситься, потому что она, вообще-то, может дико бесить, она берет и делает что-нибудь приятное. Тогда сразу становится понятно, почему папа женился на ней.

— Конечно, я подумаю, — сказала я. — Вы с папой тоже подумайте.

— Да нам и думать нечего. Видела бы ты, как сияет твой отец. Вряд ли можно быть еще счастливее.

— Нельзя, — сказал папа, и по его смеху я слышу, что он забрал у Лизы телефон. — Миранда, прошу тебя, соглашайся. Если ты станешь крестной ребенка, для нас это будет очень много значить.

Так что я согласилась. Не то чтобы у меня был выбор.

Потом мы еще немного поболтали. Я рассказала папе о последней тренировке по плаванию и как дела у меня в школе. Мама все еще не вернулась, когда разговор закончился, и я залезла в Интернет глянуть, что новенького в фигурном катании. На фан-сайте Брэндона Эрлиха самая горячая тема — его шансы на олимпийское золото. Большинство считает, что они невелики, но многие из нас думают, что он вполне может оказаться на пьедестале, — дескать, по тонкому льду ходим и вообще мало ли.

Сдается мне, я бы снова покаталась с тренером. Последние пару лет скучаю без катка, и, кроме того, это возможность разузнать побольше о Брэндоне. Он теперь не тренируется у миссис Дейли, но готова спорить — она в курсе новостей. А может, мать Брэндона заглянет на лед.

Когда мама вернулась, пришлось рассказать ей о Лизе. Она только заметила, что это славно и что они двое — папа и Лиза — хотели детей. Мама с папой очень потрудились ради «хорошего развода». Мэтт говорит, что если бы они хоть вполовину так потрудились ради брака, то все еще были бы женаты. Я не сообщила ей, что буду крестной (если вообще Лиза не передумает, а то она запросто может). Мне немного не по себе от ее предложения, ведь никто и словом не обмолвился о том, чтобы Мэтт или Джонни стал крестным отцом. Конечно, Лиза и Мэтт не очень-то ладят, а в тринадцать лет кого-то крестить, наверное, еще рано.

Надеюсь, Лиза передумает и мне вообще не придется разбираться с этим.

8 мая

Не самый лучший в мире День матери.

Незадолго до него я сказала маме, что приготовлю ужин, и она решила позвать миссис Несбитт. Это предсказуемо, но, раз к маме в гости приходит миссис Несбитт, я решила, что могу заодно пригласить Меган и ее маму. А Джонни, узнав, что будем мы с мамой, и миссис Несбитт, и Меган, и миссис Уэйн, заявил, что столько женщин в одном помещении для него слишком много и он лучше поужинает у Тима.

Мама очень одобряет, что Джонни проводит время с Тимом и его семьей, ведь там три парня и отец у них часто бывает дома. Так что она сказала: если не возражают у Тима, она тоже не возражает.

Я позвонила Меган и предложила принести конспекты по истории, чтобы мы вместе подготовились к контрольной, и она согласилась.

Вот почему я так зла на нее. Если бы она не соглашалась — совсем другое дело. Но она согласилась, и я наготовила мясного рулета на пятерых и сделала салат, а потом, когда уже накрывали на стол, Меган позвонила и сказала, что она решила остаться у себя в церкви и что-то там поделать с молодежной группой. Перепутала числа. А ее маме не хотелось идти одной, так что к воскресному ужину у нас будет на двух гостей меньше и она надеется, что я не против.

Вообще-то, очень даже против. Я против, потому что планировала, как мы все вместе поужинаем, а потом мы с Меган позанимаемся. А также рассчитывала, что мама сможет поговорить с миссис Несбитт и миссис Уэйн о ребенке Лизы. Может, мама с миссис Уэйн и не лучшие подружки, но миссис Уэйн юморная, она бы развеселила маму.

Меган безвылазно торчит в своей церкви. Каждое воскресенье ходит на службу, хотя раньше вообще не ходила. Минимум дважды в неделю, а иногда и больше чем-нибудь занимается со своей молодежной группой, и, что бы она там ни плела про то, как нашла Бога, по-моему, главным образом, она нашла преподобного Маршалла. Говорит о нем как о кинозвезде. Однажды я даже сказала ей об этом, а она заявила, что я так же говорю о Брэндоне, как будто это одно и то же, а это совершенно разные вещи. Куча людей считает, что Брэндон — лучший фигурист в Штатах сейчас, и, вообще, я не трещу о нем все время и не веду себя так, будто он — источник моего спасения.

Ужин прошел нормально, только я чуть пересушила мясной рулет. К счастью, миссис Несбитт никогда не скромничала с кетчупом. Потом я оставила их одних, и, видимо, они разговаривали о Лизе и ребенке.

Не терпится, чтобы наступило лето. Скорее бы получить права.

И скорее бы сдать тест по истории. СКУКОТИЩА!

Но, вообще-то, надо бы к нему подготовиться. Плохие оценки — никаких прав. Мамины Правила С Большой Буквы.

11 мая

По истории 92 балла. Могла бы и лучше.

Мама возила Хортона к ветеринару. С ним все хорошо. Я немного тревожусь за него, ему ведь уже десять лет. Сколько живут коты?

Сэмми сказала, что идет на выпускной с Бобом Паттерсоном. Я знаю, завидовать нехорошо, но завидую, и не потому, что мне нравится Боб (на самом деле, как по мне, он довольно противный), а потому, что меня вообще никто не пригласил. Иногда мне кажется, что никто никогда и не пригласит уже. Так и просижу всю жизнь перед компьютером, строча комменты о Брэндоне Эрлихе и его будущем в фигурном катании.

Пожаловалась Меган, мол, Сэмми все время зовут на свидания, а она и говорит:

— Ну, в нашей Саманте всегда имеется какой-нибудь мужик.

Я рассмеялась, когда шок прошел. Но потом Меган все испортила: включила эту новую моралистку Меган и все талдычила, что секс до брака — грех и что не надо встречаться с парнями просто так, а надо серьезно относиться к обязательствам на всю жизнь.

Мне шестнадцать лет. Дайте сначала ученические права получить. А там уж посмотрим насчет обязательств на всю жизнь.

12 мая

Ушла спать в плохом настроении, а сегодня все стало только хуже.

За обедом Меган заявила Сэмми, что если та в ближайшее время не раскается, то пойдет прямиком в ад, а Сэмми не на шутку взбесилась (я ее понимаю!) и заорала на Меган, что она очень даже духовная личность и ей не нужны лекции Меган по поводу того, чего хочет от нее Бог, потому что она знает, что Бог хочет, чтобы она была счастлива, и что, если бы Бог не желал, чтобы люди занимались сексом, он сделал бы всех амебами.

Мне это показалось очень забавным, а Меган нет, так что они с Сэмми переругались.

Я уж и не помню, когда мы в последний раз обедали втроем и нам было хорошо. Пока Бекки была здорова, мы вчетвером все делали вместе, а потом, когда она заболела, остальные сблизились еще больше. Меган, или Сэмми, или я каждый день навещали подругу дома и в больнице, а после сообщали двум другим, как она себя чувствует. Вряд ли я пережила бы похороны Бекки без Меган и Сэмми. Но с тех пор они обе здорово изменились. Сэмми начала встречаться со всеми парнями подряд, а Меган увязла в своей церкви. Они совершенно переменились за последний год, и только я, похоже, осталась какой всегда была.

Вот она я, учусь в десятом классе^[1] в старшей школе, и это типа должны быть лучшие годы моей жизни, а я в тупике.

Но главная причина плохого настроения в том, что мы сильно поссорились с мамой.

Все началось после ужина. Джонни ушел к себе доделывать домашку, а мы с мамой загружали посудомойку, и она сообщила, что завтра вечером идет ужинать с доктором Эллиоттом.

На одно мгновение я ужасно ей позавидовала, потому что даже у нее есть личная жизнь, но это быстро прошло. Доктор Эллиотт мне нравится, и у мамы давно ничего такого не было. Кроме того, когда мама в хорошем настроении, ее можно ловко попросить о чем-нибудь. Так я и сделала:

— Мам, а можно мне с тренером покататься?

— Только летом? — спросила она.

— И на следующий год, — ответила я. — Если не передумаю.

— Ты же говорила, что не хочешь больше кататься после травмы с ногой?

— Врач не велел даже думать о прыжках в течение трех месяцев. А после этого соревнования уже не имели смысла. Вот я и перестала. Но сейчас хочется покататься просто для удовольствия. Мне казалось, тебе нравится, что я занимаюсь спортом.

— Конечно нравится, — ответила мама, но по тому, как она захлопнула дверцу посудомойки, стало ясно, что нравится это ей совсем не настолько, как мне казалось. — Но у тебя есть плавание, а осенью ты собиралась попробовать себя в волейбольной команде. Три вида спорта — уже перебор. Даже два — это уже чуть-чуть слишком, особенно если ты все-таки собираешься как следует потрудиться над выпускной работой.

— Ну, буду кататься вместо волейбола, — сказала я. — Мама, я рассчитываю свои силы. Но я ведь люблю коньки. Не понимаю, почему ты против.

— Если бы я думала, что твоя любовь к конькам — единственная причина, тогда можно было бы разговаривать. Но тренировки по фигурному катанию очень дорогие, а у меня такое чувство, что ты туда рвешься, только чтобы сплетничать о Брэндоне Эрлихе возле доски объявлений.

— Мам, да Брэндон вообще там не катается больше! — воскликнула я. — Он в Калифорнии тренируется.

— Но его родители все еще здесь, — ответила мама. — И ты наверняка захочешь тренироваться у миссис Дейли.

— Я даже не знаю, возьмет ли она меня. Это все из-за денег, да? На летний бейсбольный лагерь для Джонни деньги есть, а на мои тренировки нету.

Мама приобрела пятнадцать оттенков красного, и мы сцепились. Она кричала мне про деньги и ответственность, а я ей — про любимчиков и про то, что меня не любят так, как Мэтта и Джонни (знаю, конечно, что ерунда, но и мама неправа, считая, что я не понимаю про деньги и ответственность), и мы так орали, что Джонни вышел из комнаты посмотреть, что вообще происходит.

Мама пришла ко мне где-то через час, и мы обе извинились друг перед другом. Она сказала, что подумает насчет тренировок. И что считает волейбол более выигрышным вариантом, поскольку, если я научусь достаточно хорошо играть, это будет дополнительным бонусом при поступлении в колледж.

Ладно хоть не сказала, что для плавательной команды колледжа я точно недостаточно хороша, прямо мило с ее стороны. Судя по тому, как все складывается, я ни для чего не буду достаточно хороша.

И с двумя лучшими подругами в последнее время не ладится.

Вот это все да еще контрольная по математике, к которой — не буду притворяться — я вообще не готовилась.

Хотелось бы мне уже быть в колледже. Не знаю, как я выдержу следующие две недели, что уж говорить про еще два года в школе.

13 мая

Пятница тринадцатое. Ну, не так все и плохо.

Контрольная оказалась легче, чем я ожидала.

Мама сказала, что, если мне очень хочется, я могу покататься в июле.

Август я в любом случае проведу у папы, а там, если надумаю продолжать, поговорим об этом еще раз.

Меган обедала со своими церковными друзьями (мне не нравится ни один из них), а Сэмми — с парнем этой недели, так что я уселась за столик к ребятам с плавания, и это оказалось куда веселее, чем слушать, как Меган и Сэмми орут про Бога. Дэн, который будет капитаном в следующем году, говорит, что у меня очень хороший кроль, и если я немного поработаю над ним, то он уже в следующем сезоне готов включить меня в эстафету завершающей.

И Питер мне нравится (он сказал нам с Джонни звать его просто по имени, дескать, доктор Эллиотт — это для рабочего кабинета). Другие мужчины, с которыми встречалась мама, слишком уж старались прогнуться под нас, а Питер держится свободно. Правда, не с мамой. Он даже заикался в разговоре с ней, а еще запнулся и чуть не упал. Но посмеялся над собой и сказал, что во время операций вовсе не такой неуклюжий.

Спрашивал, слыхали ли мы об астероиде и Луне. Мама кое-что припомнила, потому что об этом везде трубили, когда астрономы в первый раз сделали заявление. Какой-то астероид столкнется с Луной, и Питер слышал по радио в машине, что это можно будет наблюдать в ночном небе на следующей неделе. Я спросила маму, нельзя ли раскопать старый телескоп Мэтта, и она ответила, мол, надо, конечно, спросить самого Мэтта, но она уверена, что он не будет против.

После маминого ухода мы с Джонни даже не поругались из-за компьютера. Я хотела кое-что посмотреть по телику с восьми до девяти, а Джонни — с девяти до десяти, так что все срослось. Фанаты на форуме все еще собачатся насчет того, сколько Брэндону надо четверных прыжков, чтобы выиграть Олимпийские игры, — два или хватит одного.

Было бы просто потрясно, если бы Брэндон взял золото. Спорю, у нас бы устроили парад и всякое такое.

Уже одиннадцать, а мамы до сих пор нет. Поди любуются луной с Питером.

15 мая

Провела все выходные над работой по английскому.

Утром звонил папа.

Мэтт говорит, пользоваться телескопом можно. Сам он вернется домой через пару недель. Клянется, что научит меня водить.

В средней школе Джонни выбрали лучшим игроком недели.

16 мая

Внезапно вся эта штука с луной — самое главное событие. Либо это, либо нашим учителям так же скучно от школьных заданий, как и нам.

Ладно если бы я ходила на астрономию. Но французский?! Мадам О’Брайен заставила нас весь урок обсуждать la lune. И задала сочинение о ней к пятнице, потому что в среду вечером мы все будем наблюдать за столкновением астероида и Луны.

Сэмми говорит, каждый раз, когда они разводят такую суету насчет затмения или метеоритного дождя, дело заканчивается самым обыкновенным дождем, из-за которого не видно ни затмений, ни метеоритов.

Но насчет астероида всполошилась не только мадам О’Брайен. На английском обсуждали происхождение слова «месяц». Эдди пошутил насчет лунатиков, а мистер Клиффорд так увлекся рассказом об этимологии, что даже не рассердился. Напротив, поговорил с нами о сленге и метафорах, связанных с астрономией, и задал домашку. Надо написать о чем угодно, лишь бы связанном с луной. Само собой, к пятнице.

И мисс Хэммиш, видимо, считает, что эта лунная штука — историческое событие, поэтому мы и на истории обсуждали: как люди в разные времена смотрели на луну, кометы, затмения. Это, вообще-то, оказалось довольно интересно. Никогда не задумывалась, что луна, которую вижу я, — это та же самая луна, на которую смотрели Шекспир, и Мария-Антуанетта, и Джордж Вашингтон, и Клеопатра. Не говоря уж обо всех бесконечных людях, про которых я даже не слышала. Всякие хомо сапиенсы и неандертальцы видели ту же самую луну. Именно она прибывала и убывала у них в небесах.

Разумеется, мисс Хэммиш мало было просто вдохновить нас историями. Она тоже задала домашку. Мы должны написать эссе или об астрономии прошлого и как она повлияла на кого-нибудь (типа они увидели комету и страшно испугались, или она предсказала что-то), или заметку о том, что случится в среду ночью.

В любом случае — это к пятнице.

Не понимаю учителей. Они же, по идее, общаются друг с другом, и хоть кто-то мог бы сообразить, насколько нечестно задавать нам все на пятницу. Вот бы придумать, как обдурить их всех: например, написать эссе по истории и перевести его на французский (наверно, так можно было бы, если б у меня был хороший французский, а он плохой). В общем, не представляю, как сделать два по цене одного, так что, видимо, придется писать три отдельные работы (одну на французском) и сдать все в пятницу.

К тому моменту меня уже будет тошнить от луны.

Столкновение астероида с Луной должно произойти около девяти тридцати вечера в среду, и маме стало так интересно, что мы аж новости сегодня посмотрели. Там говорили, что астероиды врезаются в Луну довольно часто, оставляя на ней кратеры, но этот будет самым крупным за все время, и что в ясную ночь можно будет увидеть эффект от их встречи, вероятно, даже невооруженным глазом, а в бинокль точно. По их словам выходит весьма драматично, но я все-таки не думаю, что оно стоит трех домашек.

Мама также посмотрела местные новости, чего она почти никогда не делает, потому что они, по ее словам, слишком депрессивные, и синоптики обещали очень подходящую погоду. Чистое небо и тринадцать — пятнадцать тепла. Говорят, в Нью-Йорке народ организует вечеринки в Центральном парке и на крышах. Я спросила маму, можно ли нам тоже устроить вечеринку, но она отказала, однако люди из соседних домов наверняка выйдут на улицу посмотреть, и все равно выйдет похоже на уличный праздник.

Не знаю, насколько будет интересно, но хоть какое-то разнообразие по сравнению со всей остальной моей жизнью.

17 мая

Восемьдесят два балла за контрольную по математике. Было как минимум четыре вопроса, на которые я могла ответить правильно, но сделала глупые ошибки.

Точно знаю, что мать Сэмми годами не интересуется оценками за тесты, а мама Меган вечно переживает насчет того, с кем Меган тусуется, но не думаю, что ей особенно важна успеваемость. А мне выпало жить с матерью, работающей дома, и у нее куча времени, чтобы проверять все, ошиваться рядом и требовать показать контрольные.

Мы не ругались особо (в конце концов, проходной балл я набрала), но мама прочитала мне одну из своих знаменитых лекций «Ты не должна быть такой невнимательной». Обычно я выслушиваю подобное раз в неделю, иногда чаще, если на нее находит.

Мама сказала, что раз я такая безалаберная, то будет неплохо, если я возьмусь за лунную домашку сейчас, ведь не все работы связаны с тем, что произойдет завтра.

Она предложила написать о высадке на Луну в 1969, я погуглила и обнаружила — многим вообще наплевать, что люди разгуливали по Луне. Все тогда смотрели «Звездный путь» (оригинальный, старый-с-убогими-спецэффектами-«Телепортируй меня, Скотти»-«Звездный путь») и привыкли наблюдать, как капитан Кирк и мистер Спок скачут по всей Вселенной, а настоящие люди на настоящей Луне не произвели такого впечатления.

Мне кажется, это нелепо. Люди высадились на Луну впервые за всю историю, а народ предпочел смотреть, как доктор Маккой в тысячный раз произносит: «Он мертв, Джим».

Я не очень понимала, как сделать из этого сочинение, и мы с мамой немного поговорили обо всем: как выдумка иногда могущественнее, чем реальность, и как в шестьдесят девятом было много цинизма из-за Вьетнама, шестидесятых и вот этого всего, и как были люди, которые не верили, что кто-то высадился на Луну, а считали все это мистификацией.

Наверно, французское сочинение я напишу про завтра, потому что моего французского не хватит на «цинизм» и «мистификацию». Для английского сгодится идея про выдумку, превосходящую по силе реальность, а для истории сосредоточусь на том, с каким цинизмом люди относились к словам правительства.

Пересказала маме, что Сэмми предрекает завтра дождь, потому что всегда, когда что-то захватывающее должно происходить в небе, идет дождь, и мама рассмеялась и сказала, что в жизни не встречала более пессимистично настроенного пятнадцатилетнего подростка.

Когда Сэмми стукнет шестнадцать, я буду у папы. Есть у меня предчувствие, что на вечеринку позовут только парней, так что и неважно.

Около десяти случилось нечто странное. Я писала сочинение, а мама с Джонни пререкались насчет отбоя, и тут раздался звонок. Нам никто не звонит так поздно, так что мы все аж подпрыгнули. Я подошла к телефону, и это оказался Мэтт.

— У тебя все в порядке? — спросила я.

Мэтт никогда не звонит так поздно и вообще почти никогда не звонит вечером в будни.

— Да, все хорошо. Просто хотел услышать ваши голоса.

Я сказала маме, что это Мэтт, Джонни взял трубку на кухне, а мама — у себя в спальне. Мы рассказали ему новости (я пожаловалась на три лунные домашки), а он поделился тем, что ему осталось сделать по учебе. Потом они с мамой обсудили, как он вернется домой.

Все было вполне нормально, но у меня оставалось ощущение чего-то неправильного. Джонни первый повесил трубку, потом мама, а мне удалось задержать Мэтта еще на минуту.

— Ты уверен, что у тебя все в порядке? — снова спросила я.

Он на секунду завис, а потом сказал:

— У меня странное чувство. Наверно, из-за всей этой луны.

Мэтт всегда был тем человеком, который все мне объяснял. Мама с утра до ночи писала, и у нее был Джонни, папа пропадал на работе (пока еще жил здесь), так что я обращалась к Мэтту. Не в том дело, что он ясновидящий. Может, он просто на три года старше, но у него всегда был ответ на любой вопрос.

— Ты думаешь, может произойти что-нибудь плохое? — спросила я. — Метеор ведь не в нас прилетит, а в луну.

— Знаю, — ответил он. — Но завтра вечером не исключен некоторый хаос. Телефонные линии будут перегружены, все примутся названивать друг другу. Иногда люди впадают в панику без всякой причины.

— Ты правда считаешь, что будет паника? У нас тут кажется, что это просто предлог для учителей задать еще больше домашки.

Мэтт рассмеялся:

— Учителям для этого не нужны предлоги. В общем, я просто подумал, что сегодня хороший шанс застать вас всех дома и поболтать.

— Я скучаю по тебе, — сказала я. — Хорошо, что ты возвращаешься.

— Я тоже скучаю, — сказал он и опять сделал паузу. — А ты еще ведешь свой дневник?

— Ага.

— Хорошо. Не забудь подробно описать завтрашний день. Лет через двадцать перечитаешь с удовольствием.

— Ты просто хочешь, чтобы я записала все твои умные высказывания, — сказала я. — Для твоих будущих биографов.

— И это тоже. Увидимся через несколько дней.

Повесив трубку, я не могла понять, лучше себя чувствую или хуже. Если беспокоится Мэтт, я тоже беспокоюсь.

Но, возможно, Мэтт просто беспокоится насчет всех своих экзаменов и выпускных работ.

Часть вторая

18 мая

Иногда, когда мама готовится писать новую книгу, она говорит, что не знает, с чего начать: финал для нее так ясен, что завязка уже кажется не важной. Я чувствую сейчас примерно то же, только непонятно, что будет в финале, — хотя бы в финале сегодняшнего дня. Мы уже несколько часов пытаемся дозвониться до папы по домашнему или мобильному, но в трубке лишь короткие быстрые гудки — линии перегружены. Не знаю, сколько еще мама будет пытаться и поговорим ли мы с ним до того, как я усну. Если вообще усну.

Кажется, утро было миллион лет назад. Помню, я увидела луну в рассветном небе. Половинку луны, но она была очень отчетливо видна, и я подумала, что вечером в нее врежется метеор, и это будет так захватывающе.

Но в школьном автобусе луну не обсуждали. Сэмми жаловалась на дресс-код для выпускного (платье не слишком короткое, бретельки или рукава обязательны) и как ей охота надеть то, в котором она ходит по клубам.

Меган сидела в автобусе отдельно — с компанией приятелей из церкви. Может, они и говорили про метеор, но, по-моему, просто молились. Они иногда делают так в автобусе: молятся или читают Библию.

Школьный день прошел как обычно.

На французском было скучно.

После уроков я осталась на тренировку в бассейне, а потом меня забрала мама. Она пригласила миссис Несбитт посмотреть на метеор, но та отказалась — сказала, что ей будет спокойнее остаться дома. В общем, во время большого события будем только мама, и Джонни, и я. Так она и назвала его: большое событие.

Еще она предложила сделать домашку пораньше, дескать, тогда мы сможем замутить вечеринку после ужина. Я так и поступила. Закончила два лунных сочинения, решила математику, мы поужинали, а потом смотрели CNN примерно до полдевятого.

В новостях только и разговоров, что о Луне. Пригласили несколько астрономов, и было видно, что они в предвкушении столкновения.

— Может, когда закончу играть второго^[2] для «Янки»^[3], стану астрономом, — сказал Джонни.

Я как раз думала о том же самом (ну, понятно, не про «Янки»). Судя по астрономам, они просто обожают свое дело. Все страшно возбуждены от того, что астероид попадет прямо в Луну. У них там таблицы, компьютерные модели, графики, но, вообще-то, они выглядят как такие большие дети в Рождество.

Мама откопала телескоп Мэтта и нашла отличный бинокль, который загадочно пропал прошлым летом. Ради такого случая она даже испекла печенье с шоколадной крошкой, и мы вынесли на улицу салфетки и блюдо с печеньками. Решили смотреть с дороги — прикинули, что вид оттуда будет лучше. Мы с мамой вытащили шезлонги, а Джонни захотел смотреть в телескоп. Сколько продлится столкновение и будет ли на что поглядеть после него, никто не знал.

По-моему, на улицу сегодня вечером высыпал весь квартал. Некоторые делали барбекю у себя на верандах, но большинство расположились как и мы — на лужайке перед домом. Я не заметила только мистера Хопкина, но, судя по мерцанию в окне его гостиной, он все по телевизору смотрел.

Все это было похоже на большой уличный праздник. Дома на нашей улице стоят далеко один от другого, так что слов особо не разобрать, просто общий веселый гул.

Когда время подошло к девяти тридцати, стало тихо. Прямо чувствовалось, как все вытянули и изогнули шеи, запрокинув головы. Джонни был у телескопа, и именно он первым закричал, что астероид приближается. Увидел его в ночном небе, а затем и все мы — самую большую падающую звезду, какую только можно вообразить. Намного меньше Луны, но гораздо больше всего, что мне когда-либо доводилось видеть на небосводе. Он как будто полыхал, и мы все разразились приветственными криками.

Тут я задумалась обо всех людях в прошлом, которые наблюдали комету Галлея и не знали, что это такое, а видели только нечто устрашающее и вдохновляющее. На какую-то долю секунды я оказалась средневековым подростком, глядящим в небо и изумляющимся его скрытым тайнам, или ацтеком, или апачем. На это крошечное мгновение я стала каждым шестнадцатилетним человеком в истории, не знающим, какое будущее предвещают мне небеса.

А потом они столкнулись. И хотя мы знали, что это произойдет, все были в шоке, когда астероид на самом деле врезался в Луну. В нашу Луну. Мне кажется, в эту секунду все осознали, что это Наша Луна, и что если произошла атака на нее, то это атака и на нас.

А может, никто ничего такого не осознал. Я только знаю, что большинство людей на улице возбужденно зашумели, но потом все замолчали, а какая-то женщина в нескольких домах от нас закричала «О боже!», и люди заголосили «Что? Как?», словно кто-то здесь мог ответить.

Понятно, что все эти астрономы, которых мы слушали час назад по CNN, могут объяснить, что случилось, и как, и почему, и они наверняка будут объяснять это сегодня, и завтра, и поди все время до следующего «большого события». И ясно, что сама я не могу ничего объяснить, потому что на самом деле не знаю, что произошло, и уж тем более почему.

Но луна уже не была половинкой. Она была вся не такая, под каким-то кривым углом, и видно было три четверти, и она стала больше, намного больше, как в момент восхода над горизонтом, только она не всходила. Она была пришлепнута посреди неба, слишком большая, слишком заметная. Можно было даже без бинокля разглядеть очертания кратеров, которые раньше я только в Мэттов телескоп и видела.

Непохоже было, чтобы в космос отлетел какой-то ее кусок. И мы, конечно, не слышали звука столкновения, но непохоже было, что астероид прилетел четко в центр Луны. А было похоже на игру в шарики, когда один шар бьет другой, и тот укатывается по диагонали.

Это все еще была наша луна, и она все еще представляла собой большой кусок мертвого камня в небе, но больше не казалась привычной и безопасной. Она наводила ужас, и чувствовалось, как вокруг поднимается паника. Некоторые люди помчались к своим машинам и куда-то поехали. Другие начали молиться или плакать. В одном доме принялись петь американский гимн.

— Позвоню-ка я Мэтту, — сказала мама, словно это была самая естественная вещь в мире. — Пошли, ребята. Посмотрим, что скажет CNN.

— Мам, это конец света? — спросил Джонни, подхватив блюдо с печеньками и запихивая одну в рот.

— Нет, не он, — ответила мама, складывая шезлонг и относя его к дому. — И да, завтра тебе нужно идти в школу.

Мы все посмеялись. Я как раз размышляла об этом же.

Джонни убрал печенье и включил телевизор. Только там не было никакого CNN.

— Может, я ошибаюсь, — сказала мама. — Может, и правда миру конец.

— Попробовать «Фокс Ньюс»^[4]? — спросила я.

Маму передернуло.

— Мы еще не настолько в отчаянном положении, — сказала она. — Попробуй какое-нибудь кабельное. Наверняка везде есть свои астрономы.

Большинство каналов не работало, но наш местный, кажется, транслировал NBC из Филадельфии. Даже это было странно, потому что у нас обычно Нью-Йорк.

Мама все пыталась дозвониться на мобильный Мэтта, однако безуспешно. Репортеры из Филадельфии знали ненамного больше нашего, хотя они сообщили о случаях грабежа и массовой панике на улицах.

— Иди проверь, что там творится, — сказала мне мама, и я вышла из дома. Видно было мерцание телика миссис Несбитт, и на чьем-то заднем дворе продолжалась молитва, но вопли прекратились.

Я заставила себя посмотреть на Луну. Мне было страшно, что она еще увеличилась, что она приближается к Земле и скоро раздавит нас всех до смерти, но на вид она осталась такого же размера. Однако была по-прежнему не там, словно ее уронили набок, и все так же чересчур велика для ночного неба. И все еще три четверти.

— Мобильный не работает! — закричал кто-то дальше по улице, и в голосе слышалось то же, что ощутили мы, когда не стало CNN: цивилизации больше нет.

— Проверь свой мобильный, — сказала я маме, вернувшись в дом, и она проверила, и у нее он тоже не работал.

— Похоже, в этой части страны их вырубило, — сказала она.

— Я уверена, что с Мэттом все хорошо, — проговорила я. — Посмотрю-ка почту, вдруг он послал письмо с ноута.

И я залезла в Интернет, точнее попыталась залезть в Интернет — ведь связи-то не было.

— С ним все хорошо, — повторила мама, когда я сообщила ей об этом. — Нет никаких оснований думать, что с ним не все в порядке. Луна там, где и должна быть. Мэтт позвонит, когда появится возможность.

За весь вечер это были единственное мамино предсказание, которое в итоге сбылось. Потому что минут через десять зазвонил телефон, и это был Мэтт.

— Я не могу долго разговаривать, — сказал он. — Звоню из таксофона, и тут за мной очередь. Просто хотел узнать, как вы там, и сообщить, что у меня все нормально.

— А где ты? — спросила мама.

— В центре, — ответил Мэтт. — Как только стало ясно, что мобильные не работают, многие поехали в город позвонить. Завтра поговорим, когда это безумие слегка уляжется.

— Будь осторожен, — сказала мама, и Мэтт обещал, что будет.

По-моему, как раз тогда Джонни спросил, можно ли позвонить папе, и мама принялась дозваниваться. Но телефонные линии везде как с ума посходили. Я предложила позвонить бабушке в Лас-Вегас, но и это у нас не вышло.

Мы уселись перед телевизором — посмотреть, что происходит во всем остальном мире. Самый смешной момент был, когда мы обе с мамой одновременно подорвались за печеньем с шоколадной крошкой. Я опередила ее, принесла блюдо. И все прямо набросились на угощение. Мама съедала печеньку, сидела неподвижно несколько минут, потом шла звонить папе или бабушке. Джонни, у которого в норме отлично получается ограничивать себя в сладком, безостановочно набивал рот. Я бы съела целую коробку шоколада, если б таковая нашлась в доме.

Телик то показывал, то нет, а кабельное телевидение так и не заработало. Наконец Джонни догадался притащить радиоприемник, и мы включили его. Ни одного канала из Нью-Йорка не нашли, но Филадельфия вещала устойчиво.

Поначалу информации у них было не больше, чем у нас. В луну врезался астероид, как нам и говорили. Однако расчеты где-то оказались неверны.

Но, прежде чем какой-нибудь астроном смог прийти и объяснить, в чем именно дело, прозвучала сводка новостей. Мы сперва услышали ее по радио, но потом появилась приличная телесвязь, и радио выключили.

Человек, который вел трансляцию, наверно, слушал сообщение через маленький наушник у себя в ухе, потому что он на самом деле побледнел и сказал:

— Вы уверены? Это подтвержденные данные?

А потом сделал паузу, выслушивая ответ, и повернулся к камере.

Мама вцепилась в наши руки — мою и Джонни.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Что бы это ни было, мы справимся.

Диктор откашлялся, словно несколько секунд задержки могли изменить то, что он должен был сообщить.

— Мы получаем информацию о масштабных цунами, — сказал он. — И приливах. Как вам известно, приливы зависят от луны. И луна… то есть, что бы там ни произошло сегодня вечером в 9.37 с луной, а мы не знаем, что в действительности произошло, но в любом случае — оно повлияло на приливы. Да, да, понятно. Приливы, похоже, вышли далеко за свои обычные пределы. Сообщения приходят от людей с самолетов, которые находились в этот момент в воздухе. Значительные наводнения наблюдаются по всему Восточному побережью. Эта информация подтверждается из разных источников, но пока все данные предварительные. Порой слухи бывают очень страшные, а все оказывается совсем не так. Секундочку.

Я быстро перебрала, кого я могу знать на Восточном побережье. Мэтт в Итаке, папа в Спрингфилде. И то и другое далеко от побережья океана.

— Нью-Йорк, — сказала мама. — Бостон.

В обоих городах у нее издатели, она ездит туда по делам.

— Уверена, они в порядке, — сказала я. — Завтра выйдешь в Интернет, напишешь всем и узнаешь, как они.

— Так, у нас новая информация, — произнес диктор. — Подтвердились данные о шестиметровых и выше приливных волнах в Нью-Йорке. Электричество полностью отключилось, так что информация весьма приблизительная. Похоже, что приливы не останавливаются. Судя по аэрофотосъемке, статую Свободы смыло в море.

Мама начала плакать. Джонни таращился в телик, как будто передача шла на иностранном языке.

Я поднялась и снова набрала папу. Потом бабушку. Но в трубке раздавались только короткие гудки.

— К нам поступило непроверенное сообщение, что полностью затопленным оказался полуостров Кейп-Код, — сказал диктор. — Подчеркиваю, информация неточная. Но аэрофото показывает, что, — он замолчал и сглотнул: — Кейп-Код полностью ушел под воду. Видимо, то же самое произошло с барьерными островами в Каролине. Они просто исчезли. — Он снова остановился, чтобы послушать, что там ему говорят в ухо: — Так. Подтверждаются масштабные разрушения на Майами. Много погибших и раненых.

— Неизвестно еще, правда ли то, что он говорит, — произнесла мама. — Люди вечно преувеличивают. Завтра утром окажется, что всего этого вообще не произошло. А если и произошло, то все совсем не так плохо, как они думают. Мы можем выключить телевизор и подождать до утра, а там узнаем, что на самом деле случилось. А то сидим тут и пугаемся без всяких причин.

Вот только телик она все же не выключила.

— Установить количество погибших не представляется возможным, — говорил диктор. — Спутниковая связь нарушена. Телефонные линии оборваны. Мы пытаемся вызвать в студию астронома из Дрексела, чтобы нам рассказали, что, по их мнению, происходит, но, как вы догадываетесь, все астрономы сейчас в высшей степени заняты. Так. Похоже, восстановлено государственное вещание, поэтому прервемся и послушаем новости национального бюро.

И вдруг на экране возник телеведущий с NBC — уверенный, профессиональный и живой.

— Мы ожидаем заявления из Белого дома с минуты на минуту, — сказал он. — Судя по предварительным данным, все крупные города Восточного побережья подверглись значительным разрушениям. Я говорю с вами из Вашингтона. За последний час нам не удалось установить связь с нашим головным офисом в Нью-Йорке. Но такова информация, которой мы располагаем. Все, что я сообщу, было подтверждено минимум двумя источниками.

Это было очень похоже на то, как по радио зачитывают списки школ, у которых «снежные каникулы»^[5]. Только вместо школьных районов теперь целые города и дело не в снеге.

— В Нью-Йорке значительные разрушения, — сказал ведущий. — Стейтен-Айленд и часть Лонг-Айленда полностью под водой. Кейп-Код, Нантакет и Мартас-Винъярд не просматриваются. Не видно также Провиденс на Род-Айленде, а по большому счету — почти всего Род-Айленда. Острова вдоль побережья обеих Каролин исчезли. Сильно досталось Майами и Форт-Лодердейлу. И похоже, вода не собирается отступать. У нас есть подтвержденные данные о наводнениях в Нью-Хейвене и Атлантик-Сити. Полагают, что количество погибших и раненых исчисляется сотнями тысяч. Разумеется, сейчас слишком рано рассуждать насчет того, являются ли эти цифры завышенными. Мы можем только молиться, чтобы так и оказалось.

А потом из ниоткуда появился президент. Мама ненавидит его так же, как «Фокс Ньюс», но она сидела и смотрела, как в трансе.

— Я говорю с вами со своего ранчо в Техасе, — сказал президент. — Соединенные Штаты пережили самую страшную трагедию за всю историю. Но мы великий народ и потому сохраним веру в Бога и протянем руку помощи всем нуждающимся.

— Идиот, — пробормотала мама, и ее голос звучал настолько обыкновенно, что мы все расхохотались.

Я снова встала и попробовала позвонить — безуспешно. А когда вернулась, мама уже выключила телевизор.

— У нас все хорошо, — сказала она. — Мы в глубине континента. Не буду выключать радио на случай, если подадут сигнал к эвакуации, но не думаю, что до этого дойдет. И да, Джонни, завтра школа.

На этот раз было не смешно.

Я пожелала всем спокойной ночи и пошла к себе в комнату. Включила будильник с радио и слушала репортажи. Кажется, вода немного отступила от Восточного побережья, но теперь, похоже, что-то такое происходит с Тихим океаном. Говорят про Сан-Франциско и опасаются, что Лос-Анджелес и Сан-Диего тоже пострадали. Сообщили, что вроде бы пропали Гавайи и частично Аляска, но никто точно не знает.

Прямо сейчас посмотрела в окно. Попробовала взглянуть на луну, но она пугает меня.

Часть третья

19 мая

Проснулась около шести утра от телефонного звонка, накинула халат и пошла в мамину спальню.

— Это твой отец, — сказала она и передала мне трубку.

Сразу после того, как мама и папа разошлись, я вбила себе в голову, что никогда больше не увижу и не услышу его, и теперь каждый раз, когда он звонит, испытываю довольно нелепое чувство облегчения. Именно так я себя и почувствовала сейчас: словно с меня только что сняли стопудовый груз.

— Ты в порядке? — спросила я. — А Лиза? У нее все хорошо?

— Мы в норме, — ответил он. — Твоя мама говорит, у вас все спокойно и вчера вы разговаривали с Мэттом.

— Да, верно. Мы пытались дозвониться до тебя и бабушки, но все линии были заняты.

— Я говорил с бабушкой вчера. Она в порядке. Немного выбита из колеи, но куда уж без этого… Нам повезло, Миранда. Мы все прошли через такое целыми и невредимыми.

— Мне все кажется, что это, наверное, сон, — сказала я. — Типа я все еще сплю, а когда проснусь, то окажется, что ничего и не случилось.

— Да, ощущения похожие. Мама говорит, школу не отменяли. Видимо, идея такова, что мы должны продолжать жить и испытывать благодарность за эту возможность.

— Хорошо. Намек понят. Передавай Лизе привет, ладно? Скажи, я думала о ней и о малыше.

— Конечно, — сказал он. — Я люблю тебя, солнышко.

— Я тоже тебя люблю, папа, — ответила я.

Потом знаками спросила маму, хочет ли она что-то добавить, но она помотала головой, и я повесила трубку.

— Ты до скольких не спала? — спросила я. — Что-нибудь еще случилось?

— Ушла в кровать примерно как ты, — сказала она. — Я видела, когда ты выключила свет. Но спалось плохо. Все просыпалась и включала радио.

— Приливы остановились? А наводнения?

— Остановились и снова начались. Все очень плохо, — и она вроде как хохотнула: — «Очень плохо» — не то слово. Катастрофа. Пока неизвестно, насколько велик ущерб и сколько стран пострадало.

— Стран? — переспросила я.

Я и забыла, что есть другие страны и что луна общая для всех.

— Не знаю, — сказала мама. — Они не знают. Никто не знает. Голландия уничтожена, в этом уверены. В Австралии большинство городов — на побережье, так что по ним ударило очень сильно. Приливы сошли с ума. Говорят, астероид оказался плотнее, чем предполагалось, и столкновение вышло сильнее. Полагают, что Луна была сбита с орбиты, что ее толкнуло ближе к Земле. По крайней мере около пяти утра озвучивали такую теорию.

— Но она не врежется в Землю? — спросила я. — У нас все будет нормально, да? Мы ведь живем далеко от океана.

— Они уверены, что в нас Луна не прилетит, — ответила мама. — По крайней мере в обозримом будущем. А кроме этого, кажется, никто ничего предсказать не может.

Забавно. Я даже радовалась, что школу не отменили, словно это доказывало: у нас все будет нормально. Оставила маму и пошла в душ, а когда оделась и спустилась, она уже начала готовить завтрак и было слышно, как зашевелился Джонни.

Мама испекла блинчики, чего она никогда не делает в будни. Мне казалось, что есть не захочется, но я умяла больше обычного. Джонни тоже. Я не помню, чтобы мама ела, но там оставалось немного масла, так что, возможно, она напекла после нашего ухода блинчиков и для себя.

На улице в ожидании школьного автобуса я посмотрела вверх и увидела в утреннем небе луну. Она по-прежнему была намного больше, чем полагается, и к тому же выглядела не такой бледной, какой обычно бывает при дневном свете. Я отвела взгляд и сосредоточилась на кусте кизила.

В автобусе только и разговоров было, что о вчерашнем. Не то чтобы кто-то что-то знал или понимал. Пара ребят считала, что это очень круто, а две девочки всю дорогу плакали.

Я сидела с Сэмми, но она почти не разговаривала. Меган не появилась, так же как и ее церковные приятели. Автобус был наполовину пуст.

Люди, считавшие это все большой шуткой, меня взбесили.

В классе тоже было заметно, как много ребят отсутствует, но учителя, кажется, явились все. У нас только-только началась история, когда ударила первая молния. Она вспыхнула так ярко, что осветила всю аудиторию. От раздавшегося вслед грома затряслось все здание. Кто-то закричал, и хорошо, что не я.

Мисс Хеммиш пыталась сделать вид, что никакой грозы нет, но не обсудить случившееся вчера было просто невозможно. Она спросила, у кого из нас есть знакомые на побережьях, которые могли пострадать.

Все подняли руки.

— Я на самом деле не знаю никого лично, — сказала Мишель Уэбстер, — но мне кажется, что знаю. Ведь все звезды живут в Голливуде или Нью-Йорке, и да, мы не знакомы, но все-таки как будто знакомы.

Многие согласились, что чувствуют то же самое.

Наверно, мисс Хеммиш собиралась сказать, что это совершенно нормально, но тут вторая молния ударила в одно из деревьев сразу за школьной оградой. Дерево вспыхнуло, и у нас пропало электричество.

Тогда уже многие закричали. Мишель начала всхлипывать, такими настоящими паническими всхлипами, другие тоже заплакали. Сара вытащила мобильник позвонить домой или, может, девять-один-один, но связи не было, и она швырнула трубку через всю аудиторию. Раскаты грома не прекращались, и дерево за окном медленно тлело под дождем.

Странное дело. Вокруг меня творилось все это безумие, и мисс Хеммиш пыталась хоть как-то успокоить ребят, но ее никто не слышал из-за грома, и крики разносились по всей школе, хаос царил не только в нашем классе, — а я ничего не чувствовала. Не кричала и не плакала. Просто наблюдала, как поднимается ветер, как он носит снаружи ветки и буря ничуть не утихает.

Мисс Хеммиш, видимо, пришла к заключению, что это торнадо, потому что велела нам собраться и двигаться в вестибюль. Не знаю, кто еще ее услышал, но я-то точно, поэтому встала и пошла по классу, поднимая ребят с мест, пока до всех не дошло, что мы должны делать. К тому моменту, когда мы покинули аудиторию, в холле на полу уже сидела толпа школьников, мы просто присоединились к ней.

Вида на стихию мне даже как-то не хватало. Я не думала, что это торнадо. Я думала, что это конец света, а я пропущу всю движуху, потому что буду сидеть здесь, когда все случится.

А потом мне пришло в голову: ну да, как типично, я даже в конце света поучаствовать не могу. И я расхохоталась. Это не был истерический смех (ну правда, было смешно, что вот наступает конец света, а я так ничего и не совершу), но, раз начав, я не могла остановиться. Другие ребята тоже смеялись, так что вестибюль наполнился хохотом детей, плачем детей и криками детей. Учителя обходили классы, проверяя, не остался ли там кто. Было совершенно темно, если не считать вспышек молний, которые мы видели сквозь классные окна.

Мне удалось прекратить смех, но потом я подумала: ладно хоть никто не поет американский гимн — и опять расхохоталась. Фраза «в первых солнца лучах» застряла у меня в мозгу и все крутилась, как заевшая пластинка. «В первых солнца лучах». «В первых солнца лучах». Я стала думать, сколько людей вчера пели «в первых солнца лучах», а сегодня мертвы.

Мы просидели в вестибюле почти час. Тяжело истерить столько времени, так что к концу этого часа, когда гроза выдохлась, почти все уже сидели тихо, только одна девочка все выкрикивала «я не хочу умирать!».

Как будто кто-то из нас хотел.

Мы разошлись по классам на второй урок, хотя уже настало время четвертого. Молнии все еще сверкали, гремел гром, но ветер стих, а вспыхивало где-то в отдалении. Некоторые из плакавших ребят теперь просто дрожали. Электричества по-прежнему не было, и без молний, бьющих так близко и так часто, в классах стало намного темнее. Небо оставалось угрожающе серым, и я думаю, многие ждали, что буря в любую минуту может разразиться вновь с той же силой, и мы снова окажемся в холле. Мисс Хеммиш не отправила нас на четвертый урок по расписанию. Мы просто сидели в классе.

Мне не удавалось окончательно выкинуть из головы «в первых солнца лучах», и я даже хотела, чтобы мисс Хеммиш отвлекла нас каким-нибудь материалом по истории, но тут вошла мама.

Насквозь мокрая, с видом растрепанным и решительным. Я подумала, что-то случилось с Мэттом, и тяжелый груз вновь свалился на меня, словно никогда и не исчезал.

— Миранда, давай, — сказала мама, — собирай учебники и пойдем.

Мисс Хеммиш уставилась на нее, но ни слова не сказала. Я собрала учебники и вслед за мамой вышла из класса.

Казалось, если не спрашивать, что именно случилось, то оно как бы и не случилось, поэтому по дороге из школы я хранила молчание. Мама тоже ничего не говорила. Все еще лил проливной дождь и громыхал гром, и я подумала, что мир все-таки движется к концу, и мама хочет, чтобы я была дома, когда это произойдет.

Мы добежали до парковки, Джонни распахнул двери нашего мини-вэна. Я запрыгнула в машину и с удивлением обнаружила на пассажирском сиденье миссис Несбитт. Можно понять, почему мама не хочет, чтобы миссис Несбитт встретила конец света в одиночестве, но неясно было, зачем ее сначала куда-то тащить на машине.

— Вот, возьми, Миранда, — сказала мама и передала мне конверт.

Я заглянула внутрь: десять пятидесятидолларовых купюр.

Мама завела машину. Я посмотрела на Джонни, но тот только пожал плечами.

— Когда приедем в супермаркет, Джонни идет в отдел для животных, — чеканила мама. — Джонни, ты знаешь, что ест Хортон. Наполнитель для туалета тоже возьми, мешки в самый низ тележки. Бери самые большие, которые туда поместятся. Саму тележку наполни сухим кормом — сколько влезет.

— Хортон любит консервы, — сказал Джонни.

— Возьми маленькие, — ответила мама. — Те, что подороже. Напихай их во все дырки. Чтобы телега была с верхом, насколько это возможно. Миссис Несбитт, когда закончите с бумажными принадлежностями, возьмите тампоны для Миранды и меня — много коробок.

— Спасибо, что напомнили, — сказала миссис Несбитт.

— Что происходит? — спросила я. — Кто-нибудь может объяснить?

— Это на случай конца света, — пояснил Джонни. — Мама хочет, чтобы мы были готовы.

— Я была в банке утром, — сказала мама. — Заправила машину, и бензин уже был по пять долларов за галлон. Поехала в супермаркет, а там вырубилось электричество и начался сущий хаос. Тогда они сказали: по сто долларов за тележку, неважно, что в ней. У меня с собой была куча налички, так что я упихала тележку, а потом вернулась, взяла миссис Несбитт, Джонни и тебя, чтобы мы все могли пойти и закупиться.

— Ты вправду думаешь, что нам понадобится все это добро? — спросила я. — Все ведь скоро придет в норму, разве нет?

— Я не доживу, — сказала миссис Несбитт.

— Мы не знаем, — продолжила мама. — Но туалетный наполнитель уходит быстро. Если окажется, что я ошиблась и попусту растратила все эти деньги, ничего страшного. Пусть мир возвращается в нормальную колею. Однако если это займет некоторое время, то будет неплохо иметь в запасе туалетную бумагу. Миранда, ты в отдел консервов. Знаешь, что мы едим.

— Мам, мы не едим консервированные овощи, — сказала я.

— Теперь едим, — ответила мама. — Овощи в банках. Фрукты. Супы тоже. Много банок с супами. Возьми в багажнике коробки и поставь их в низ телеги. Их тоже заполни банками. Сколько поместится.

Я пялилась в окно. Все еще хлестал дождь и в отдалении время от времени сверкали молнии. Электричества по-прежнему не было, так что на перекрестках со светофорами творилось настоящее безумие, машины тормозили и трогались, никто не знал, что делать. Я заметила много поваленных деревьев, автомобили двигались по кучам мелких веток.

Мама упорно пробивалась вперед.

— А как насчет десертов? — спросила я. — Если это конец света, я хочу печенья.

— Нам всем понадобится печенье на этот случай, — согласилась миссис Несбитт. — И чипсы, и крендельки. Что толку беспокоиться о давлении, если мир катится в тартарары?

— Ладно, умрем жирными, — сказала мама. — Берите что сможете и пихайте в телеги. Но помните, что если нам действительно понадобится пища, то банка супа окажется ценнее, чем коробка сухого печенья.

— Кому как, — заметила миссис Несбитт.

— Возьмите «Прогрессо», — сказала мама. — Им хоть вода не нужна.

— Мам, — вставила я, — у нас есть вода.

— Спасибо, что напомнила, — ответила мама. — Заплатили за первые тележки, сложили все в машину и возвращайтесь в магазин. Джонни, набираешь воды — сколько сможешь. Миссис Несбитт, берите все, что вам покажется необходимым. Миранда, ты иди в аптечный отдел, набери там аспирина, перекиси водорода и пластырей.

— Ну супер, — сказала я. — Мир разваливается, а мы пытаемся склеить его пластырем.

— Витамины — возьми много-много витаминов. И слабительное. Кальций. Витамин Д. Так трудно учесть все, что нам может пригодиться.

— Или не пригодиться, — буркнула я. — Мам, я тебя люблю, но это бред какой-то.

— Ну тогда положим витамин Д под елку на Рождество, — отрезала мама. — Просто сделай это. У меня, Джонни и миссис Несбитт есть ключи от машины. Так что ты просто подожди здесь кого-то из нас и вместе погрузимся. Ладно?

— Конечно, — сказала я, решив, что лучше с ней не спорить.

— Погрузим вторую очередь и посмотрим, что получилось, — продолжала мама. — Там решим, стоит ли делать еще одну ходку.

Она въехала на парковку супермаркета, и тут-то я и увидела настоящее сумасшествие. Люди носились за тележками и кричали, а два мужика дрались.

— Джонни, сначала добудь тележку для миссис Несбитт, — сказала мама. — Сохраняйте спокойствие, помните — у вас наличные. Кассы принимают только наличку, преимущество на вашей стороне. Действуйте быстро. Не спорьте. Не можете решить, что взять из двух вещей, — берите обе. Грузите тележки с верхом, насколько возможно. Если какие-то проблемы — идите прямо к машине. Не пытайтесь найти кого-нибудь в магазине. Понятно? Готовы?

Мы все ответили, что да. Джонни выглядел так, словно и впрямь готов.

Мама нашла место в конце парковки, и там было две тележки. Мы выскочили из машины и перехватили их. Я и миссис Несбитт взяли по одной и вместе отправились в магазин.

Супермаркет напомнил мне школьный вестибюль сегодня утром, и, возможно, потому, что я уже все это повидала, ситуация в торговом зале не напугала меня так сильно, как должна бы. Подумаешь, люди кричат, плачут и дерутся. Я прокладывала между ними дорогу и неслась в отдел с консервами.

Там я поняла, что забыла взять коробки из багажника, но тут уж ничего не поделаешь: напихала вниз столько банок, сколько смогла, и надеялась на лучшее.

Кромешный ужас, который я ощущала в глубине живота, мешался с каким-то азартом: все было похоже на одну из тех телеигр, где человек выигрывает пять бесплатных минут в супермаркете, с той разницей, что сейчас десятки победителей одновременно толпились в одном месте.

У меня не было времени глазеть по сторонам, но похоже, народ в основном затаривался мясом и всякими колбасами, а за консервированную морковку никто не бился. Мне даже с супами повезло: «Кембелл» оказались куда популярнее «Прогрессо», что существенно облегчило задачу.

Наполнив телегу насколько это вообще было возможно, я двинулась к кассам, а там оказалось, что люди просто швыряют наличку в сторону перепуганных кассирш. Я вытащила две пятидесятидолларовые купюры, бросила их куда-то туда же и, поскольку никто не возражал, выехала из магазина и двинулась к машине.

Дождь опять припустил, гроза приблизилась. Не такая жуткая, как утром, но все равно жуткая. Я с облегчением увидела, что возле машины ждет миссис Несбитт.

Жестяные банки мы покидали в багажник, туда же с большей осторожностью составили стеклянные.

Миссис Несбитт улыбнулась мне:

— Всю жизнь отличалась образцовым поведением. Но вот и наступил момент, когда я расталкиваю людей локтями и не извиняюсь.

— Миссис Несбитт, да вы дьяволица! — сказала я.

— Готова ко второму раунду? — спросила она.

Я кивнула, и мы двинулись обратно в магазин.

Какой-то мужик попытался увести тележку у миссис Несбитт.

— Мне надо! — орал он. — Отдайте!

— Добудь сам! — орала она в ответ. — Это война, чувак.

Я испугалась, что мужик поймет это буквально. Не зная, что еще предпринять, неожиданно въехала своей телегой ему в спину. Это дало миссис Несбитт возможность вырваться. Я помчалась прочь, не оглядываясь.

По сравнению с битвами на парковке внутри супермаркет казался чуть ли не оазисом спокойствия. Аптечный отдел был почти пуст. Похоже, весь остальной мир еще не догадался, что им понадобится витамин Д.

Особенно круто было осознавать, что, сваливая с полок болеутоляющие, я уже точно набрала больше чем на сто баксов. Я запихала в телегу сколько смогла, завернула еще разок в консервы и напоследок в отдел выпечки, где загрузила низ тележки множеством коробок печенья. Не забыла даже инжирное, «Фиг ньютонс», которое обожает Мэтт.

На этот раз у машины разгружалась мама. Она накупила нам сардин, тунца и лосося на две жизни вперед.

Багажник у машины выглядел таким же дурдомом, как и магазин, — сумок для всего этого добра не было. Мама старалась грузить аккуратно, но все равно все падало, и я столько же времени собирала покупки с земли, сколько она разгружалась.

К нам подошел какой-то человек. Он был с тележкой, но вид у него был безысходный.

— Пожалуйста, — сказал он. — Прошу вас, помогите.

— У вас есть тележка, — сказала мама.

— Сходите со мной, — попросил он. — У меня жена на восьмом месяце беременности, и у нас двухлетний ребенок, мне нужны памперсы, детское питание и даже не знаю, что еще. Пожалуйста, сходите со мной, чтобы было две тележки. Прошу вас ради моей жены и детей.

Мама и я внимательно посмотрели на него. Ему было где-то под тридцать, и он казался вполне искренним.

— Миранда, иди снова в магазин и возьми, что сочтешь нужным, — сказала мама. — Я схожу с этим человеком.

Мы закончили запихивать покупки в машину и втроем пошли в супермаркет.

Мне полегчало, когда я увидела в магазине миссис Несбитт. Она была в отделе деликатесов. Видимо, решила, что можно и шикануть.

У полок с водой также обнаружился Джонни. Он, похоже, от души веселился.

Я пошла в отдел с соками и выбрала те, которые в коробках или жестянках. В жизни бы не подумала, что мы станем пить соки из жестянок, но бутылки просто слишком тяжелые. Еще захватила несколько пачек этого странного никогда не портящегося молока.

К этому моменту многие полки опустели и люди начали драться за оставшиеся товары. По полу растекались разбитые яйца и пролитые жидкости, так что даже передвигаться стало трудно.

У меня в тележке все еще оставалось место, я отправилась в отдел со снэками и прихватила пару коробок крендельков. Заметив орешки в банках, напихала их тоже. Выпечка почти кончилась, так что я заполнила остаток телеги коробками соли и пакетами сахара и — гори оно все синим пламенем! — пачкой шоколадной стружки.

Я бросила свои полтинники кассирше и пошла к машине. На парковке стало еще жарче, а дождь усилился. Джонни был там, но, как только вернулась мама, она велела нам снова идти в магазин, пошариться по полкам и брать что угодно. Там почти ничего не оставалось, но я загрузилась банками лимской фасоли, брюссельской капусты и прочих деликатесов-на-случай-конца-света.

Когда наконец мы залезли в машину, мама велела всем молчать, пока она не выедет с парковки. А когда мы выехали, нас одолела такая усталость, что сил на разговоры не осталось.

Мама поехала в сторону дома. На дорогах стало еще хуже. В какой-то момент нам с Джонни пришлось вылезти из машины и убрать с проезжей части здоровенную ветку. Пара людей пришла на помощь, но мне было страшно, пока мы все не сели в машину и мама снова не тронулась.

Где-то на полпути миссис Несбитт сказала:

— Остановимся у этого торгового центра.

— Думаете? — спросила мама, но въехала на почти пустую парковку.

— Джонни, иди в зоотовары, — сказала миссис Несбитт, — я в магазин подарков. Лора, а ты в садовый.

— Хорошая идея, — сказала мама, — куплю овощей в горшочках. Будет свежая зелень все лето.

Мне ничего другого не оставалось, кроме как пойти в антикварную лавку. Я не знала, зачем, но я также не понимала, почему миссис Несбитт так стремилась в магазин подарков. Вроде Холлмарк не выпускал серию открыток «Счастливого конца света!».

Самое потрясающее в антикварной лавке было то, что я оказалась единственным клиентом. Электричества по-прежнему не было, и молнии сверкали слишком близко, чтобы можно было чувствовать себя в безопасности, но за много часов подряд я впервые оказалась в месте, которое не напоминало психбольницу. Женщина за прилавком даже произнесла «могу я вам чем-то помочь?».

Я не хотела выдавать нашу тайну — что мы затариваемся на случай конца света, вдруг бы это навело ее на какие-нибудь подозрения. Поэтому просто сказала «спасибо, нет» и продолжила осматриваться.

В конверте у меня все еще было двести долларов, и я, в принципе, могла купить что-то необходимое, если бы только поняла, что именно. А потом увидела три масляные лампы, схватила их и пошла на кассу.

— У нас есть ароматизированные масла для них, если вам вдруг нужно, — сказала женщина.

— Возьму все, — ответила я.

— Электричество скоро дадут, — сказала она. — По крайней мере я слышала об этом по радио.

— У меня мама тревожится, — пояснила я. — Это просто успокоит ее.

Касса у них была старомодная, поэтому она даже выбила мне чек. Я дала две пятидесятидолларовые купюры и получила настоящую сдачу.

К машине вернулась первой и мокла там, пока не пришел Джонни.

— Хортону никогда не придется голодать, — сказал он.

Места для его покупок почти не осталось, но мы переложили, что смогли. Потом вышла миссис Несбитт, нагруженная бесчисленными пакетами.

— Купила все свечи, которые у них были, — сказала она. — В магазинах подарков всегда полно свечек.

— Миссис Несбитт, вы гений, — сказала я. — А я купила масляные лампы.

— Мы обе гении.

Забравшись в машину, мы ждали маму. Она появилась с дюжиной поддонов в руках. Я понятия не имела, куда мы их сложим, но это оказалось просто. Миссис Несбитт устроилась у меня на коленях, и мы использовали ее сиденье, чтобы пристроить туда помидоры, огурцы, фасоль и клубнику.

— Чем больше вырастим, тем на дольше хватит консервов, — сказала мама. — Так, все ли купили, что нам может пригодиться?

— Батарейки, — сказала я.

Радиоприемник в лавке навел меня на эту мысль.

— Спички, — сказала миссис Несбитт.

— Вон в том мини-маркете, наверно, все это найдется, — сказала мама. — И он не на заправке, так что народу много не будет.

Она оказалась права. Кроме нашей, на парковке стояла всего одна машина. Мама купила у них все батарейки, спички и мыло. А еще кофейный кекс и пакет пончиков.

— Если вдруг конец света настанет завтра, — сказала она, — мы вполне можем побаловать себя сегодня.

Мы завезли миссис Несбитт домой, и все вместе помогли перетащить ее запасы еды и прочего. Не парились насчет того, чья это банка супа и не слишком ли мало свечей на ее долю. Просто выгрузили ей много всего. Кошачью еду и поддоны с рассадой оставили себе. Я вручила ей одну из ламп и запас масла.

Провозились долго, а потом еще дольше разгружались дома. Мама принесла большие сумки, мы складывали еду и таскали в столовую — все, кроме пончиков. Их слопали, как только закончили.

— Потом разберу это все, — сказала мама. — Спасибо, дети. Я бы никогда без вас не справилась.

И потом она расплакалась.

Это было два часа назад. Мне кажется, она все еще плачет.

Часть четвертая

20 мая

Уроков сегодня нет.

Электричество появилось где-то около четырех утра. На улице все еще темно и облачно, так что было неплохо снова включить свет.

Хортон в последние пару дней ведет себя как маньяк. Просыпается внезапно от чего-то, бегает всю ночь, мечется из спальни в спальню. Прискакал ко мне в кровать около полуночи и как заорет — само собой, я проснулась. Потом нюхал мое лицо, чтобы убедиться — это я. Потом мы оба уснули, но он снова разбудил меня где-то в два ночи, когда принялся носиться по всему дому, мяукая как потерпевший. Вот этого нам всем только и не хватало.

Пришел имейл от Мэтта. Он в порядке, и все в порядке, хотя у них там тоже вырубают электричество, но университет работает по расписанию. Говорит, что писать выпускные работы без света несподручно, но преподаватели утверждают, что примут это во внимание при проверке. Он все еще планирует приехать сюда в среду.

Мама дала нам с Джонни по полчаса в Интернете. Часть времени я потратила на фан-сайт Брэндона.

Там целая ветка обсуждений, где нам надо отметиться и сообщить, живы ли мы и как вообще дела. Много кого нет, некоторые, я знаю, жили неподалеку от Нью-Йорка и на Западном побережье. У меня четырнадцать личных сообщений. Двенадцать человек спросили, как я и слышала ли что-нибудь о Брэндоне. Оставшиеся двое просто задали вопрос, слышала ли я что-нибудь о Брэндоне.

За всем происходящим я начисто забыла, что Брэндон сейчас тренируется в Лос-Анджелесе. Похоже, никто ничего не слышал, новостей нет.

Я написала, как обстоят дела в северо-восточной Пенсильвании, и добавила, что у меня нет информации о Брэндоне. Не то чтобы я каждый день натыкалась на его родителей или миссис Дейли, но, кажется, по моим постам можно было подумать, будто я ближе к ним, чем на самом деле. А может, просто все отчаянно хотят узнать, как там Брэндон, жив ли он.

Надо верить, что жив.

Мы с мамой и Джонни провели почти весь день, разбирая и укладывая припасы. Не знаю, на что жалуется Хортон. Джонни добыл ему еды на годы вперед. Мама почти смеялась над собой, когда увидела, сколько еды заставила нас заготовить. С электричеством все выглядит намного нормальнее. И луны в такой облачный день не видно.

Ой-ой. Свет мигает. Надеюсь, не вырубится…

21 мая

Сегодня вечером по телевизору выступал президент. Ничего особо нового не сказал. Цунами и наводнения. Число жертв неизвестно, луна ушла с орбиты и так далее. Понедельник объявлен днем национального траура, все должны помолиться.

Он сказал, и, кажется, безрадостно, что нам стоит приготовиться к ухудшению положения. Джонни спросил маму, что это значит, а мама ответила, что не знает, но что президент, наверное, знает, только не хочет говорить нам, потому что он злобная скотина.

За последние дни это были первые нормально произнесенные слова в мамином духе, и мы дружно посмеялись.

Президент сообщил, что почти все прибрежные нефтеперерабатывающие заводы смыло и считается, что большинство нефтяных танкеров погибли в открытом море. Наверное, это часть «ухудшения положения».

Позже мама сказала, дело не только в том, что нефтяные компании обдерут нас, но и в том, что, возможно, газа и нефти не хватит, чтобы обогревать жилье зимой. Но я так не думаю. Сейчас только май, и времени на доставку топлива достаточно. Не могут же они заморозить людей до смерти.

Когда президент закончил, он сказал, что сейчас выступят губернаторы всех штатов, и надо послушать, что скажет наш губернатор.

Потом появился губернатор, и он тоже был не больно радостный. Заявил, что в понедельник и вторник все школы штата будут закрыты, но в среду следует возобновить уроки, хотя в некоторых районах это невозможно. Сказал, в штате рассматривается перспектива введения норм на бензин, но пока он просто надеется на нашу честность. Мол, заправляйтесь, только если в баке осталось меньше четверти. Еще сказал, что, если какие-то заправки будут замечены в задирании цен, их ждут серьезные последствия. Мама посмеялась над этим.

Он не знает, когда электросети прекратят вырубаться. Мы не одни, сказал он. Почти в каждом штате зафиксированы отключения.

Джонни расстроился, что губернатор ничего не сказал о «Филлис»^[6] и «Пиратах»^[7]. «Филлис» в среду были в Сан-Франциско, и нигде не говорилось, спаслись ли они.

Мама сказала, что у губернатора и без того забот хватает, и ему надо много нам сообщить, но потом задумалась и добавила:

— А знаешь, да, он должен был сказать нам, в порядке ли «Филлис» и «Пираты». Держу пари, губернатор Нью-Йорка доложил, как там «Янки» и «Мет»^[8].

Я собралась было добавить, что никто не делает никаких заявлений о фигуристах, но потом решила, что не стоит.

Мне полегчает, когда вернется Мэтт.

22 мая

Сегодня днем Джонни спросил, можем ли мы поехать в «Макдоналдс» или еще куда-то. Электричество все последние дни то включалось, то выключалось, так что мама опустошила морозилку, и мы съели все, что там хранилось.

В общем, мама сказала, можно попробовать, и мы поехали на охоту за едой.

Первое, что бросилось в глаза, это взлетевшие цены на бензин — теперь он по семь долларов за галлон, а на всех заправках очереди.

— А у нас сколько топлива в баке? — спросила я.

— Пока достаточно, — сказала мама. — Но думаю, на следующей неделе мы пересядем в машину Мэтта, там почти нулевой расход.

— А когда, по-твоему, бензин подешевеет? Не может же он вечно быть таким дорогим?

— Цены еще поднимутся, прежде чем упадут, — сказала мама. — Нам надо очень аккуратно относиться к передвижениям. Теперь не получится просто прыгнуть в машину и поехать куда хочется.

— Но я могу ездить на тренировки по бейсболу, да ведь? — спросил Джонни.

— Попробуем договориться с другими родителями возить вас по очереди, — сказала мама. — Мы все в одной лодке.

Доехав до улицы с «Макдоналдсом», «Бургер Кингом» и прочим, мы обнаружили, что там почти нет машин. Проехали к «Макдаку», но он оказался закрыт. Закрыты были и «Бургер Кинг», и «КФС», и «Тако Белл». Все забегаловки с фастфудом позакрывались.

— Может, это потому, что воскресенье, — предположила я.

— Или потому, что завтра национальный день траура, — сказал Джонни.

— Вероятно, они просто ждут полного восстановления электричества, — сказала мама.

Странно было видеть, что все закрыто, — так же странно, как видеть луну, ставшую слишком большой и слишком яркой.

Мне как-то всегда казалось, что «Макдоналдс» будет работать даже в самом конце света.

Мама покаталась по окрестным улицам и нашла открытое местное кафе с пиццей. Парковка была забита под завязку, и перед дверью толпилось человек двенадцать, ожидавших своей очереди, чтобы просто попасть внутрь.

Мама высадила меня и Джонни, мы заняли очередь. Там все были довольно дружелюбны и народ обсуждал, где что открыто. Большой торговый центр закрыли, но один из супермаркетов продолжал работать, хотя там почти ничего не осталось.

Джонни спросил, не знает ли кто про «Филлис», и оказалось, что один парень знал. Они играли в среду дневной матч, который закончился до того, как ударил астероид. «Филлис» улетели на чартере в Колорадо, и, видимо, все живы-здоровы.

Я спросила, не знаком ли кто с семьей Брэндона или миссис Дейли, мало ли кто что слышал, но нет.

В очереди ходили разные слухи, вроде того, что мы должны быть готовы прожить все лето без электричества, а кто-то слышал, что луна врежется в землю к Рождеству. Один человек сказал, что у него есть знакомый в школьной администрации, и там якобы думают отменить остаток учебного года, и все школьники в очереди радостно заголосили, включая Джонни. Если уж говорить о слухах, то этот получше, чем про луну, которая врежется в землю, но сомневаюсь, что любой из них имеет реальные основания.

Правда, откуда мне знать, что случится дальше?

Когда вернулась мама, мы уже почти зашли в кафе. У нее был очень загадочный и довольный вид, но она не рассказывала почему.

Мы сделали заказ только через полчаса, и к тому времени выбора почти не оставалось. Но нам все же досталась простая пицца и чесночные роллы. Мне кажется, я никогда так не радовалась еде.

В машине мама рассказала, что нашла открытую пекарню и купила печенье, пирог и пару буханок хлеба. Все это было уже несвежее, но все еще съедобное.

Мы остановились возле миссис Несбитт и забрали ее на пир. Ток был, так что пиццу и роллы разогрели, и все было ужасно вкусно. На десерт съели шоколадный пирог, и Джонни выпил того странного никогда не портящегося молока, которое я купила. Остальные пили имбирный эль. Хортон терся под ногами, надеясь на вкусненькое.

— Это, возможно, последний такой ужин в обозримом будущем, — сказала мама. — Не стоит рассчитывать на пиццу, бургеры и цыпленка, пока жизнь не войдет в нормальную колею.

— Во время Второй мировой были пайки, — проговорила миссис Несбитт. — Наверняка что-то подобное сделают и сейчас. Объединим наши рационы и сдюжим.

— Жаль, я не верю президенту, — сказала мама. — Даже представить не могу, чтобы он с этим справился.

— Бывает, люди в сложной ситуации становятся сильнее, — сказала миссис Несбитт. — Взять хоть нас.

И тут снова вырубилось электричество. Это почему-то показалось забавным, мы все засмеялись. Мама достала «Монополию», и мы играли, пока хватало дневного света. Потом она отвезла миссис Несбитт домой, а я ушла к себе и пишу при свече и фонарике.

Интересно, когда полностью восстановят электросети? Без кондиционера летом будет дико жарко.

23 мая

День национального траура означал, что по радио будут специальные передачи в память о жертвах. Куча священников, куча политиков, куча печальных песен. Никто до сих пор не назвал количество погибших, возможно, потому, что люди продолжают умирать. Смыло много земли по побережьям, океан наступает, здания рушатся, а люди, которые не захотели эвакуироваться или не смогли это сделать (потому что все магистрали забиты), тонут.

Мама говорит, что мы по-прежнему далеко от воды, и беспокоиться не о чем.

Сегодня днем электричество дали на час. Пришло письмо от Мэтта, где сообщается, что он все так же планирует приехать домой в среду.

Я знаю, это тупо, но продолжаю верить, что, как только Мэтт окажется дома, все наладится само собой. Как будто он сдвинет луну обратно на место.

Вот бы завтра нужно было в школу! Все думаю про обеды в школьной столовке и как я вечно жаловалась на них, а теперь так хочется съесть хоть один такой.

24 мая

Сегодня электричество появилось около девяти утра и мама потащила нас с Джонни искать открытые магазины. Мы нашли один супермаркет, но там оставались только канцелярские принадлежности, игрушки для домашних животных и швабры.

Было так непривычно ходить по огромному помещению вдоль всех этих пустых полок. Там болталась всего пара работников и охранник, хотя трудно сказать, что он охранял.

Мама считала, что мы еще не настолько голодны, чтобы есть карандаши, так что ушли, ничего не купив.

У многих магазинов бытовой техники витрины были заколочены. На парковках валялось битое стекло — их, видимо, грабили. Не понимаю зачем — все равно нет электричества, чтобы таращиться в плоский экран большого телика, да и вообще ничего не включишь.

Смешно было обнаруживать, какие магазины по-прежнему открыты. Ужасно дорогой обувной заколотил витрины, но работал. Мама сказала, что, возможно, мир и катится к концу, но она все еще не готова выложить сотню баксов за пару кед.

Большой спортивный закрыли, окна заколотили, и кто-то написал большими буквами: ПИСТОЛЕТОВ И РУЖЕЙ НЕТ.

У мамы оставалась наличка, и было видно, что ей неймется что-нибудь купить. Она завела привычку осматривать запасы супов, овощей и перекиси водорода и испытывать гордость.

Наконец мы нашли открытый магазин одежды. Там была только кассирша. В норме мы в такие никогда не ходили: он маленький, тускло освещенный, и все в нем какое-то неряшливое.

Мама купила по две дюжины носков и трусов. Потом спросила, есть ли у них перчатки, и, когда продавщица откопала их где-то в ящике, взяла пять пар.

Потом у нее опять появился этот жуткий вид у-меня-есть-блестящая-идея, который я все чаще замечаю в последние дни, и она спросила, не найдется ли в магазине термобелья.

Мне было смертельно неловко, и Джонни явно тоже, но, когда продавщица извлекла откуда-то длинные панталоны, мама купила и их.

Тут кассирша смекнула, в чем дело, и принялась выкладывать шарфы, варежки и зимние шапки. Мама вошла в раж и скупила все — неважно, подходило оно кому-то из нас или нет.

— Вы теперь сможете свой магазинчик открыть, — пошутила продавщица, вероятно, имея в виду: «Благодарение Господу, нашелся кто-то еще более психованный, чем я. Надеюсь, она скупит все и мне можно будет пойти домой».

Мы отнесли мешки с покупками в машину.

— Что мы будем делать с детскими рукавичками? — спросила я маму. — Отдадим Лизе для ее малыша?

— Точно, — сказала мама. — Вещи для малыша. Как я могла забыть!

И она немедленно вернулась в магазин, а потом вышла, нагруженная рубашками для младенцев, ползунками, носочками и даже малышовым пальтишком.

— Ваш брат или сестра не замерзнет этой зимой, — сказала она.

Это, конечно, мило с ее стороны, но похоже, она рехнулась. Я знаю Лизу — она в жизни не допустит, чтобы на ее ребенке была хоть одна тряпка из этого магазина.

Забавное в некотором роде нас ждет зрелище: мама презентует все это папе и Лизе. Наверное, как раз когда заберет Джонни из бейсбольного лагеря и отвезет нас к папе на август. А к тому времени у них уже побывают Лизины родители и у малыша будет достаточно одежды на всю жизнь. И тут такая мама, вручает носки и прочее, а Лиза пытается изобразить признательность.

Может, если магазин не закроют, у нее получится вернуть все это добро. Я-то точно не планирую щеголять следующей зимой в панталонах.

25 мая

Мама и Мэтт уже должны были вернуться. Ток есть, и Джонни смотрит кино по DVD, но он тоже нервничает.

День был долгий и мучительный, и вечер, похоже, такой же. Впервые за неделю небо полностью расчистилось, так что можно рассмотреть луну. Она такая близкая и яркая, что кажется, нам и свет-то не нужен, но мы все равно включили все лампы, все освещение в доме. Уж не знаю, почему нам с Джонни хочется повключать весь свет, просто хочется, и все.

Сегодня началась учеба, но это не помогло, как я надеялась. Автобус наполовину пустой. Меган сидела со своими церковными друзьями, и мы едва поздоровались. Сэмми не появилась.

Любопытно, что за все последние дни у меня ни разу не возникло желания позвонить подружкам. Телефоны, в основном, работали, но нам звонили мало, и мы тоже почти не звонили. Словно были так заняты собой, что беспокоиться о других уже не оставалось сил.

Школа выглядела совершенно так же, как на прошлой неделе, но ощущения совсем другие. В классах много отсутствующих, и некоторых учителей тоже нет, и их никто не заменяет, так что уроки сдваивали, и у нас оказались дополнительные часы на самоподготовку.

Никто не сделал никакой домашки с прошлой недели, и мало кто понимал, чем теперь заниматься. Некоторые из учителей вели уроки как обычно, другие разговаривали о происходящем.

Смешно — что-то мы обсуждали, а что-то нет. Мама велела нам с Джонни никому не рассказывать, как мы фактически скупили целый супермаркет. Она говорит, лучше, если люди не будут знать о наших запасах, как будто кто-то вломится к нам на кухню и украдет банки с супом. Или термопанталоны. Или две дюжины упаковок туалетного наполнителя для котов.

Не знаю, умалчивали ли остальные ребята о том, что накупили их матери, но вообще многие умалчивали о многом, судя по всему.

Вместо пятого урока мы пошли в актовый зал. Обычно собрания происходят в два захода из-за нехватки места, но сейчас стольких ребят не было, что все разместились нормально.

Официальным мероприятием это не назвать, чтобы программа и все такое. Просто миссис Санчес вышла на сцену и сделала несколько объявлений.

Начала она с того, что мы должны быть признательны судьбе, что живы-здоровы, поблагодарила учителей за все, что те сделали, ага, — забавно, учитывая, как многих здесь не было.

Потом заговорила о том, что случившееся — не просто локальный кризис, как нам, может быть, представляется из-за проблем с электричеством и закрытия «Макдоналдса». Она произнесла это с улыбкой как шутку, но никто не засмеялся.

— Это кризис, через который проходит весь мир, — сказала она. — Я безгранично верю в то, что мы, как пенсильванцы и американцы, сможем преодолеть его.

Несколько ребят засмеялись, хотя как раз это очевидно не было шуткой.

Потом она перешла к тому, что всем придется принести жертвы. Как будто мы не занимаемся этим уже неделю. Как будто супермаркеты откроются по волшебству и бензин не будет стоить по девять долларов за галлон.

Внеклассных занятий больше не будет. Школьный спектакль, выпускной и поездка для старшеклассников отменены. Бассейн закрыт. В столовой больше не будет горячих обедов. Со вторника автобус прекращает возить учеников старшей школы.

Удивительно, когда она сказала про выпускной, многие возмущенно засвистели, и я подумала, ну что за дети, ей-богу. Но когда она сообщила про бассейн, я сама закричала «Нет!», а к моменту объявления про автобус почти все вопили и протестовали.

Миссис Санчес позволила нам выпустить пар. Наверное, видела, что мы не успокоимся. Когда прозвенел звонок, она просто сошла со сцены, а учителя велели нам идти на следующий урок, что мы, в основном, и сделали.

Но некоторые парни пошли в классы и начали бить окна. Я видела, как приехала полиция и вытаскивала их из школы. Кажется, никто не пострадал.

За обедом мне ужасно не хватало Сэмми. Но зато подсела Меган. Глаза у нее сверкали и блестели, вроде как у мамы, когда она придумывает, чем бы еще запастись.

— Я сегодня первый раз за всю неделю оставила преподобного Маршалла, — сказала она. — Мы ночевали прямо в церкви, спали часа по два-три в день, а все остальное время молились. Чудны дела Господни, правда?

Одна часть меня очень хотела заткнуть Меган, а другая была не прочь послушать, что же это за дела такие чудные. Но больше всего хотелось горячей еды.

— А что твоя мама говорит про это все? — спросила я Меган.

Ее матери всегда нравился преподобный Маршалл, но она не сохла по нему, как сама Меган.

— Она не понимает. Хорошая женщина, правда, но ей не хватает веры. Я молюсь за ее душу, так же как и за твою.

— Меган, — сказала я, пытаясь зацепить подругу, которую любила многие годы, и вытащить ее обратно в реальный мир: — Больше нет горячих обедов. У нас нет электричества по полдня. Я живу в пяти милях от школы, а бензин стоит по девять долларов за галлон, и мы больше не можем плавать в бассейне.

— Это все земные материи. Миранда, признай свои грехи и отдайся в руки Господа нашего. В раю тебе не придется беспокоиться о горячих обедах и ценах на бензин.

Может, она и права. Проблема в том, что я плохо себе представляю, как мама, папа, Лиза, Мэтт (особенно Мэтт — мне кажется, он сейчас буддист) и Джонни признают свои грехи и отдаются в руки кого угодно, даже если это означает билет на небеса. А я не очень хочу в рай без них (ну ладно, без Лизы обойдусь).

Хотела попробовать объяснить это Меган, но это все равно что объяснять маме, почему я не надену термопанталоны, что бы там ни сделала с нами луна. Так что я ушла от Меган, подсела к ребятам с плавания и вместе с ними сокрушалась и стенала.

Дэн сказал, что его мама, которая знакома примерно со всеми тренерами в округе, сообщила, что бассейны закрыты во всех школах Пенсильвании и в Нью-Йорке тоже. Потому что без электричества не работают фильтры, а без фильтров вода загрязняется. То есть пока никаких тренировок.

Карен вспомнила про бассейн в ИМКА^[9], но кое-кто был в курсе, что все их бассейны закрылись. Есть городской бассейн, но он открытый и без подогрева, и, даже если он будет работать, толку нам от него не будет до конца июня.

Тогда я упомянула Мельников пруд. Оказалось, некоторые даже не слышали про него. Видимо, живут в новых районах и совсем не знают нашу часть города. Пока еще плавать в нем слишком холодно, но когда потеплеет — он весь из себя естественный, там не нужны фильтры. И довольно большой.

В общем, мы договорились начать тренировки на Мельниковом пруду через выходные. Хорошая перспектива. И мне кажется, Дэн впечатлился предложенным мной решением.

Ах, если бы теперь еще решить проблему горячих обедов! Невероятно, как я скучаю по столовским макаронам с сыром.

Я слышу Мэтта и маму! Мэтт дома!

28 мая

С приездом Мэтта все кажется намного веселее. Он устроил Джонни бэттерскую тренировку (я ловила) — Джонни просто счастлив. Они с мамой перебрали все на кухне, всю нашу закупленную еду и всевозможный хлам, который мамины родители запрятали на чердаке и в подвале: пряжу и вязальные крючки (мама говорит, что не бралась за вязание многие годы, но думает, что руки вспомнят), стеклянные банки с закручивающимися крышками, и всякие штуки для консервирования, и ручную открывашку, и венчик для яиц, и прочую кухонную утварь из прошлого.

Вчера они с мамой целый день сортировали еду, так что мы точно знаем, сколько у нас банок тунца и консервированных персиков. Мне кажется, еды нам хватит на всю жизнь, но мама говорит, что вздохнет с облегчением, когда вновь откроют супермаркеты. Меня бодрит уже сам факт, что она вслух говорит о перспективе их открытия.

Нам с Мэттом пока не удалось толком поговорить. Он едва ли лучше меня знает, что именно произошло и что нам грозит, но я все же думаю, что, услышав это все от него, поверю скорее.

В четверг в школе стало лучше. Явилось гораздо больше ребят (включая Сэмми) и учителей тоже.

Старшая школа в пяти милях, мама говорит, в хорошую погоду это вполне преодолимое пешком расстояние. У Джонни нет места в автобусе, идущем в среднюю школу, а она чуть дальше, так что мама пытается наладить поочередный извоз с другими родителями. Мэтт вытащил наши велики и все выходные приводил их в порядок. Раньше я много каталась и думаю, такой способ передвижения не хуже других (на велике я точно доеду до школы быстрее, чем дойду пешком).

Вечером у нас объявился Питер — сюрприз, особенно для мамы. Он привез нам пакет яблок, который ему подарил один из пациентов. Идти им с мамой было некуда, и они вместе испекли для всех нас яблочный крисп. На ужин макароны с соусом маринара, наверно, уже десятый раз за неделю, так что горячий десерт оказался настоящим лакомством. Мэтт привез миссис Несбитт, получилось целое событие: ужин на шестерых с главным блюдом и десертом.

Само собой, когда мы уже собирались сесть за стол, электричество снова вырубили. Его и так не было почти весь день, но мы привыкли. Вчера в школе ток дали на час, и никто не понял, что с этим делать. Дома, если его включают, мы бежим к телевизору и смотрим. Можно было бы все время слушать радио, но мама хочет поберечь батарейки, поэтому оно включено утром и поздно вечером.

Такой чудной образ жизни. Не могу поверить, что это может длиться долго. А с другой стороны, уже начинаю забывать, какой была нормальная жизнь: часы, показывавшие правильное время, свет по щелчку выключателя, Интернет, уличные фонари, супермаркеты, «Макдоналдс»…

Одну вещь Мэтт мне сказал: что бы ни ждало нас в будущем, мы сейчас проживаем совершенно особенный период истории. Он сказал, история делает нас теми, кто мы есть, но и мы сами творим историю, и каждый может стать героем, если захочет.

Моим героем всегда был Мэтт, и мне кажется, быть героем куда труднее, чем выходит по его словам, но, в общем-то, я понимаю, о чем он.

Однако я все равно скучаю по мороженому, плавательным дорожкам в бассейне и ощущению уюта при взгляде на ночное небо.

29 мая

Сегодня ток дали около девяти утра, и мама сразу стала делать то, что делает всегда, когда он есть, — затеяла большую стирку.

Но его выключили через пятнадцать минут и больше не включали.

А примерно десять минут назад все проснулись из-за ужасного ревущего звука. Мы все побежали на него, и оказалось, что это снова заработала стиральная машинка.

Кто бы мог подумать, до чего устрашающим может быть полоскание!

Мама сказала, что останется и подождет, пока белье можно будет переложить в сушилку. Она думает, что электричество не продержится на весь цикл сушки, но считает, что попробовать стоит.

Хотелось бы мне, чтобы ток давали в два дня, а не в два ночи. Но, видимо, надо просто признать маму героем ночной постирушки.

30 мая

Я не всегда знаю, сколько времени не было электричества. Оно включилось посреди ночи, а когда я проснулась, его уже опять не было.

Мы все больше и больше времени проводим на улице. Просто потому что там приятней и много естественного света. К луне привыкли, она уже не тревожит нас, как раньше.

Но мы всегда оставляем свет в окне гостиной, чтобы, когда дали ток, можно было сразу пойти в дом и сделать все необходимое. Сегодня его дали около часа, и мы все ринулись внутрь.

Мама сразу залезла в Интернет, что меня, вообще-то, удивило. Обычно она пылесосит или заводит грандиозную стирку. А вот переводить остановившиеся часы бросила.

Но сегодня она забила на это все и сразу пошла в Интернет. Потому что утром услышала по радио, что опубликованы первые списки погибших.

Там нашлись имена почти всех работавших с ней редакторов, и ее агента, и многих писателей, с которыми она встречалась в разные годы. Она обнаружила двух однокурсников и одного старого друга из тех времен, когда мы еще не переехали сюда, и свидетеля с их свадьбы с папиной стороны и всю его семью. Еще там оказалась парочка троюродных сестер и их детей. Меньше чем за десять минут у нее появился список из тридцати имен. И только одна хорошая новость: мы проверили сына миссис Несбитт, ее невестку и их детей, и никого не было ни в одном из перечней.

Я попросила ее вбить имя Брэндона, и она проверила, но ничего не нашла. Конечно, множество людей еще никак не учтены, но пока хоть надежда сохраняется, что он жив. У меня нечасто получается заходить в чат, но, судя по тому, что я там читаю, никто ничего не слышал. Не могу не думать, что это добрый знак.

Есть люди, которых я могла бы поискать в списках: ребята из летнего лагеря, и ребята, знакомые по плаванию, и старые друзья из начальной школы, переехавшие в Нью-Йорк, Калифорнию или Флориду. Но я не стала. Как ни крути, они не были частью моей повседневной жизни, и кажется каким-то неправильным выяснять сейчас, умерли ли они, когда я не очень-то много вспоминала их, пока они были живы.

Джонни искал бейсболистов. Многие были в списке погибших, но еще больше числятся в списках пропавших без вести/предположительно погибших.

Мэтт проверил своих одноклассников. Трое мертвы. Но целая куча — пропали без вести/предположительно мертвы.

Эксперимента ради он ввел наши имена: мы не числились ни в одном из перечней.

Так стало известно, что в этот День поминовения^[10] сами мы живы.

31 мая

Первый день без школьного автобуса. И ясное дело — проливной дождь.

Не такой страшный ливень, как в тот раз. Не гроза, не торнадо. Просто старый добрый проливной дождь.

Кончилось тем, что нас с Джонни в школу отвез Мэтт. Мама осталась дома, воспользовалась электричеством, чтобы поработать над книжкой. Я как-то и не задумывалась, что маме без компьютера очень тяжело что-то писать. А также без агента, редакторов и издателей.

Опять не было чуть ли не половины учеников, и Джонни говорит, что в средней школе еще больше отсутствующих. Учителя, в основном, пришли, и мы, на самом деле, даже неплохо потрудились. И электричество не отключали до двух, так что, хоть на улице царила тьма, в школе было уютно. Пусто, но уютно.

Джонни, вернувшись, рассказал, что им объявили об отмене всех общих контрольных. Я начала задумываться, что будет с нашими выпускными экзаменами — они ведь через две недели. Не скажешь, правда, что мы много готовимся, и домашку никто не задает, потому что никогда не знаешь, будет ли свет, чтобы ее сделать.

На выходных Питер сказал, до него дошли слухи, будто школы просто позакрывают на следующей неделе и нас всех переведут в следующие классы в надежде, что к сентябрю все устаканится.

Не знаю, хочу ли этого. Кроме той части, которая про «устаканится к сентябрю». Этого я точно хочу.

Часть пятая

2 июня

Сегодня в школе нам всем выдали официальные бумаги для родителей. В них говорится, что годовых экзаменов в этом семестре не будет и оценки выведут только на основании работ, сделанных до девятнадцатого мая. Завтра в классе нам их объявят. Если мы захотим исправить результат по какому-то предмету, на следующей неделе надо поговорить с учителями и обсудить, что можно сделать. Школа официально закроется десятого июня и откроется тридцать первого августа, если ничего не изменится.

Последнюю линейку они при этом планируют — на улице, дата не определена.

Непривычно, что годовых контрольных не будет, но я ведь к ним и не готовилась особо. Уже неделю ничем школьным толком не занималась.

Жалко ребят, у которых шаткая ситуация: им бы написать годовую хорошо — и курс не провален. К примеру, Сэмми. Я знаю, она весь год тянет французский чуть ниже проходного балла. Но я видела, как она зубрит и реально готова сдавать экзамен, — на него, видимо, и рассчитывала.

Впрочем, ей, возможно, плевать. И вообще, кроме по-настоящему продвинутых типов из Лиги плюща^[11], пожалуй, всем плевать.

3 июня

Получила ведомость — оценки не удивили. По математике балл низкий из-за глупой контрольной (точнее, контрольной, где я сглупила), так что придется на выходных иметь беседу с мамой о дальнейших действиях.

На обед дали только черствый белый хлеб, намазанный арахисовым маслом и повидлом, каждому по одному куску.

Не хочу жаловаться на голод, потому что знаю — я нормально питаюсь по сравнению со многими другими. На завтрак у нас хлопья с разведенным сухим молоком. Оно, конечно, на вкус не такое, как настоящее молоко, но это хоть что-то, и все благодаря маме, скупившей эти коробки в День Безумного Шопинга.

И хотя меня уже тошнит от тунца, макарон и курицы из банок, нельзя сказать, что мы не ужинаем. Так что мой мир не рушится, если на обед всего один сэндвич с арахисовым маслом и повидлом. Надо быть благодарной и за это. Все знают, школа закрывается из-за того, что нас нечем кормить, и непонятно, что с этим делать.

Обедала вместе с Меган, Сэмми, Дейвом, Брайаном и Дженной. Меган для разнообразия ела не со своей церковной компанией. Половины команды по плаванию не было в школе.

Мы стояли в очереди за своими сэндвичами, и народ вокруг стонал и сетовал, а это действует на нервы. Потом сели за стол и, хотя следовало бы обгрызать хлеб по маленькому кусочку, чтобы было похоже на настоящий обед, проглотили бутерброды зараз. Три укуса, а потом надо как-то убить двадцать пять минут.

Но только не Меган. Она разломила сэндвич на две примерно одинаковые половинки и стала откусывать от одной, как благородная дама. Ела ее дольше, чем мы слопали свои целиком, а потом спросила, хочет ли кто-нибудь взять вторую половину.

Все (кроме меня) сказали да.

Она оглядела ребят за столом и вручила ее Дейву. Понятия не имею, почему выбор пал на него, но и он не спрашивал. Просто стремительно проглотил кусок, чтоб никто не успел дотянуться.

Не знаю отчего, но это меня беспокоит.

4 июня

Обсудила с мамой оценки. У меня 95 по английскому, 94 по истории, 90 по французскому, 91 по биологии и 78 по математике.

— Можно попросить переписать контрольную, — предложила я. — Если напишу хорошо, то подтянусь хотя бы до восьмидесяти.

— Какой в этом смысл? — спросила мама.

От радости, что она не вышла из себя, я просто сказала «ладно» и сменила тему. Но вечером до меня дошло. Я нашла Мэтта, и мы уселись под деревом бобовника. Мама зовет его большим сорняком, но оно такое красивое, когда цветет, и осенью облетает последним, так что я его очень люблю.

— Мэтт, а мама считает, что мы все умрем? — спросила я.

Ее саму я не могу спросить: она соврет, даже если правда так считает.

Мэтт молчал дольше, чем мне бы хотелось. Мне бы хотелось, чтобы он рассмеялся и сказал: конечно нет, и все будет в порядке, как только наладят электрические сети и придумают, как перевозить нефть, чтобы грузовики снова доставляли еду.

— Маме тревожно, — сказал он вместо этого. — Нам всем тревожно.

— Потому что мы все можем умереть? — спросила я, и голос у меня стал резким: — Типа с голоду или что-то такое?

— Не думаю, что маму беспокоит голодная смерть, — сказал Мэтт. — У нас есть огород и еще много припасов. Все может войти в нормальную колею к осени, может, чуть раньше или чуть позже. До этого времени нам всего хватит, если огород не загнется. Но даже если все будет не совсем как раньше, это не означает, что не станет лучше. Мама оптимист, я тоже.

— Тогда почему она говорит, что мои оценки по математике не имеют значения? С каких это пор маме плевать на наши оценки?

Мэтт расхохотался:

— Так вот из-за чего весь сыр-бор?

— Мэтт, не смешно. Я не ребенок, но мама скорее станет разговаривать с тобой, чем со мной. Что будет дальше, как она считает? Ты с ней целыми днями. Она же должна что-то говорить.

— Прямо сейчас ее больше всего занимает Джонни и его бейсбольный лагерь, — сказал Мэтт. — Ей хочется, чтобы у него получилось как можно более нормальное лето. Кто знает, что будет следующим летом? И… — Он посмотрел на меня. — Слушай, это строго между нами, ладно?

Я кивнула.

— Если Джонни в лагере, маме не придется его кормить. А пока вы с Джонни будете в августе у папы, не придется кормить вас обоих. Мама уже ест меньше. Она не завтракает и съедает обед, только если я ее заставляю. Что происходит в половине случаев. Из-за окончания школы на две недели раньше прибавляются обеды для вас с Джонни. Сейчас для мамы это гораздо важнее, чем оценки по математике.

Я потеряла дар речи. Смотрела на небо. Начинался закат. Раньше это было мое любимое время суток, но сейчас на закате луна такая огромная, что кажется, будто она все-таки врежется в нас. Я вообще почти перестала смотреть в небо.

— Слушай, — Мэтт взял мою руку и сжал в своей. — Если жизнь вернется в норму, университетам будет плевать на твои семьдесят восемь баллов. Все будут в курсе, какой бардак творился этой весной. Семьдесят восемь в десятом классе никак не помешают тебе поступить в колледж.

— А если жизнь не придет в норму? — спросила я.

— Тогда все это тем более неважно, — ответил он. — Обещай, что не расскажешь маме, о чем мы тут болтали.

— Обещаю.

— И не пытайся экономить еду. Нужно, чтобы ты была сильной, Миранда.

— Обещаю.

Но я все думаю, что никакая я не сильная. Отдам ли я свою порцию Джонни, если до этого дойдет? Ведь Меган именно это сделала за обедом в пятницу?

Будет ли все как раньше?

5 июня

Сегодня около пяти заехала миссис Несбитт. Я уж и не помню, когда в последний раз видела ее такой счастливой и сияющей.

По нынешним временам даже визит миссис Несбитт — хоть какое-то разнообразие. Электричества нет большую часть дня и ночи, так что перед теликом и в Интернете не потупишь. Домашки нет, и никто не в настроении ходить по гостям.

— У меня тут чу́дное лакомство, — сказала она, неся в руках миску, прикрытую кухонным полотенцем.

Мы столпились вокруг. Она одним взмахом сорвала полотенце, словно фокусник, который сейчас достанет кролика из шляпы, но в миске оказались какие-то тряпки. Увидев выражения наших лиц, она расхохоталась. И осторожно развернула тряпицы. А там было два яйца.

Не очень больших, но самых прекрасных из всех, когда-либо виденных мной.

— Где вы их раздобыли? — спросила мама.

— Один из моих учеников принес, — сказала миссис Несбитт. — Мило с его стороны, правда? У него ферма в десяти милях от города, и все еще есть корм для кур, так что они несутся. Он привез пару яиц мне и еще нескольким людям. Говорит, у его семьи достаточно, и он решил, что нам придется по вкусу небольшое угощение. Не могла же я съесть их в одиночку.

Яйца. Самые что ни на есть настоящие яйца. Я потрогала одно, просто чтобы вспомнить, какая у них на ощупь скорлупа.

Мама взяла две картофелины, луковицу и пожарила все это в оливковом масле. У нас закружились головы от одного только запаха жареной с луком картошки. Пока все это готовилось, мы обсудили возможные блюда из яиц. Четырьмя голосами против одного выбрали омлет. Стояли вокруг и смотрели, как мама заливает немного сухого молока и разбивает яйца. Сливочного масла у нас, конечно, нет, и мы все проголосовали против рафинированного растительного, так что мама просто использовала сковородку с антипригарным покрытием и чуть-чуть сбрызнула ее какой-то штукой.

Мы разделили поровну яйца, картошку и лук. Я подглядывала за мамой, чтобы она не обделила себя. Омлета каждому досталось по паре чайных ложек, и мы ели маленькими кусочками, чтобы продлить удовольствие.

Потом Мэтт вскочил и сказал, что у него тоже есть вкуснятина, которую он приберегал на особый случай, и сегодня, похоже, подходящий вечер. Он кинулся в свою комнату и вернулся с плиткой шоколада.

— Нашел у себя в рюкзаке, когда разбирал вещи, — сказал он. — Не знаю, насколько он старый, но шоколад ведь не портится.

И нам всем досталось по кусочку шоколада на десерт. Я почти забыла, как люблю шоколад: есть в нем что-то такое, от чего жизнь сразу становится немного волшебнее.

А после ужина мы сидели и пели. Ни у кого из нас нет выдающегося голоса, и мы все знаем разные песни, но нашим единственным слушателем был Хортон, а ему все понравилось. Мы распевали больше часа, и смеялись, и миссис Несбитт рассказывала истории о маме, когда та была маленькой.

Мы как будто снова были счастливы.

6 июня

Сегодня за обедом Меган устроила то же самое со своим арахисово-повидловым сэндвичем. На этот раз она отдала половинку Сэмми.

Будет продолжать в том же духе — станет самой популярной девчонкой в старшей школе.

Я дождалась ее после уроков и оттащила в сторонку от церковной компании.

— Почему ты не съедаешь всю свою порцию? — спросила я.

— Не голодная, — сказала она.

Я люблю Меган, и она совсем не толстая, но мне доводилось видеть, как она уминает двойные бургеры и большую картошку фри, да еще запивает это молочным коктейлем. Я пригляделась к ней — по-настоящему пригляделась — и заметила, что она похудела, может, килограммов на пять. Штука в том, что мы все теряем вес, и такое запросто можно упустить. Это что-то вроде луны: если на нее не смотреть, то можно притворяться, будто она такая как раньше.

— Ты, вообще, ешь? — спросила я.

— Конечно ем, — ответила она. — Просто теперь мне много не нужно. Бог питает меня. А не пища.

— Тогда зачем съедать даже половину сэндвича? — спросила я. Даже не знаю почему. Это был не слишком вразумительный вопрос, так что не стоило ожидать вразумительного ответа.

— Я подумала, что, если есть половину, то ребята не заметят, — сказала она.

— Они замечают. Я замечаю.

— Осталось потерпеть всего пару дней. На следующей неделе уже никто не увидит, что я ем, а что нет.

— Они там в твоей церкви не могут заставлять тебя голодать, — сказала я.

Меган посмотрела на меня одним из тех жалостливых взглядов, от которых мне всегда хочется ее треснуть.

— Преподобному Маршаллу не нужно нас заставлять, — ответила она. — Он верит, что мы услышим глас Божий.

— Так это Бог велит тебе не есть? — спросила я. — Что, он призвал тебя и сказал «раздели свой арихисово-повидловый сэндвич с бедными горемыками»?

— Начинаю думать, что ты и есть бедная горемыка, — сказала Меган.

— А я начинаю думать, что ты свихнулась, — сказала я.

Мне уже давно приходят в голову такие мысли, просто я не произносила этого вслух.

— Это почему? — спросила Меган, и на мгновение в голосе у нее была та же злость, что в наши двенадцать лет.

Но потом она склонила голову, закрыла глаза и зашевелила губами — в молитве, надо полагать.

— Что? — спросила я.

— Молила Господа о прощении. На твоем месте, Миранда, я бы тоже просила о Божьем прощении.

— Бог не желает, чтобы ты уморила себя голодом, — сказала я. — Как ты можешь верить в Бога, который бы потребовал такого?

— Но он не требует. Честное слово, ты раздула целого слона из половинки сэндвича.

— Пообещай, что не перестанешь есть.

Меган улыбнулась, и, кажется, это напугало меня больше всего.

— Господь даст мне все необходимое для подкрепления сил. Знаешь, голод бывает разный. Одни еды страждут, а другие Божьей любви.

И она, непорочная Меган, посмотрела на меня так, что сразу стало ясно, в каком я лагере.

— Завтра съешь свой сэндвич, — сказала я. — Побалуй меня. Если ты настаиваешь на голодовке, подожди хоть до субботы, чтобы мне не пришлось на это смотреть.

— Тебе уже сейчас необязательно на это смотреть, — ответила она и пошла прочь от меня к своим товарищам по церкви.

7 июня

Ночью мне приснилась Бекки. Она была в раю, который дико напоминал побережье в Джерси, как я его запомнила из поездки много лет назад, и приливы вели себя прилично, и Атлантический океан был лучшим в мире бассейном. Бекки выглядела как до болезни, с этими ее длинными светлыми косами. Я всегда страшно завидовала ее волосам, когда мы были мелкие.

— Это рай? — спросила я.

— Да, рай, — ответила она и закрыла громадные ворота, так что я оказалась по другую сторону от нее и океана.

— Пусти меня, — попросила я. — Это Меган сказала тебе не пускать меня в рай?

Бекки рассмеялась. Я так давно не вспоминала ее смех. Она была ужасно смешливая, и всякий раз мне тоже становилось смешно. Мы иногда хохотали по пять минут кряду, даже не зная, над чем.

— Меган не виновата, — сказала Бекки. — Виновата ты сама.

— Что я такого натворила? — спросила я.

То есть заскулила, вообще-то. Даже во сне мне казалось, что можно было задать вопрос пристойнее.

— Ты не можешь попасть в рай, потому что ты не мертва, — сказала Бекки. — Ты недостаточно хороша, чтобы быть мертвой.

— Я буду. Обещаю, — сказала я и проснулась.

Меня аж трясло после этого сна. Он не был похож на кошмар. Я вообще не знаю, на что он был похож. У меня нет слов описать, каково это — когда тебя не пускают в рай, а тебе так отчаянно хочется туда, что ты даже умереть готов.

Школа — пустая трата времени. У меня только английский и история: все остальные учителя не явились. На английском мистер Клиффорд читает вслух короткие рассказы и стихи. Мисс Хэммиш пытается как-то обозначить для нас исторический контекст, но пол-урока уходит на чей-нибудь рев. Я еще не плакала в школе, но подошла к этому вплотную. Вне уроков мы болтаемся по школьному зданию и обмениваемся слухами. Один пацан сказал, что знает, где до сих пор работает «Дэйри Куин»^[12], но нам не скажет. Другая девчонка заявила, что электричества больше не будет, а ученые работают над тем, чтобы использовать солнечные батареи. И конечно, многие говорят, что луна все приближается и мы умрем к Рождеству. Сэмми, похоже, убеждена в этом.

За обедом Меган разломала свой сэндвич и отдала половину Сэмми и половину Майклу.

При этом она посмотрела на меня и подмигнула.

8 июня

В последнее время я стараюсь избегать новостей. По крайней мере это оправдание для моего безразличия ко всему, что происходит за пределами моего маленького уголка Пенсильвании. Какое нам дело до землетрясений в Индии, Перу или даже на Аляске?

Ну ладно, не совсем так. Я знаю, кому есть дело. Мэтту и маме, и если новости как-то связаны с бейсбольными игроками, то и Джонни тоже. Зная папу — ему есть дело. И миссис Несбитт.

Только мне все равно. Я притворяюсь, что мир не разваливается на части, потому что мне не хочется, чтобы он разваливался. Не хочу знать о землетрясении в Миссури. Не хочу знать, что Средний Запад тоже может исчезнуть, что это все не просто приливы и цунами. Не хочу бояться еще чего-то.

Не для того я заводила этот дневник, чтобы он стал хроникой смерти.

9 июня

Последний день перед последним школьным днем, что бы это ни значило.

На этой неделе, когда дали электричество, кто-то воспользовался им и распечатал кучу флаеров, где говорится, что, если мы хотим передать одеяла, еду и одежду для нуждающихся в Нью-Йорке и Нью-Джерси, то надо принести это все в пятницу.

Мне стало хорошо от этой бумажки. Отличная идея — помочь кому-то. Ведь в Миссури-то мы ничего не повезем, потому что бензин уже по двенадцать долларов и почти все заправки закрыты.

Я положила листочек перед мамой, которая сидела за кухонным столом и рассеянно глядела в окно. Она все чаще и чаще предается этому занятию. Правда, других занятий у нее не много.

Флаер привлек ее внимание. Она прочла его от начала до конца, потом взяла и разорвала напополам, потом на четвертинки, потом на восьмушки.

— Мы ничего не отдадим, — сказал она.

На мгновение я задумалась, моя ли это мать или в ее тело вселилась какая-то чужая бесчувственная личность. Мама всегда первая всем делилась. Она царица благотворительных продуктовых пайков, и донорских дней, и плюшевых мишек для приемных детей. Я очень люблю эту ее черту, хоть и знаю, что мне никогда не дотянуть до такой щедрости.

— Мам, — сказала я, — мы же можем поделиться парой одеял.

— Откуда тебе знать? — спросила она. — Откуда ты вообще можешь знать, что нам понадобится этой зимой?

— Зимой? К зиме все снова придет в норму.

— А если нет? Что, если не будет дизельного топлива для котельной? Что, если единственное средство не замерзнуть до смерти — это лишнее одеяло, вот только у нас его нет, потому что мы отдали его в июне?

— Дизельное топливо для котельной? — переспросила я, чувствуя себя полной дурой и только повторяя за ней как попугай. — К зиме будет топливо.

— Надеюсь, ты права. Но пока мы ничего не отдадим никому, кто не является членом семьи.

— Если бы так же рассуждала миссис Несбитт, мы бы не попробовали ее яиц.

— Миссис Несбитт член семьи. Бедолаги из Нью-Йорка и Нью-Джерси пусть сами добывают себе треклятые одеяла.

— Ладно. Прости, что вообще заговорила об этом.

В этот момент мама должна была прийти в себя, извиниться и сказать, что у нее расшатались нервы от стресса. Но ничего подобного не произошло. Взамен она просто вновь уставилась в окно.

Я разыскала Мэтта, что было не очень сложно, так как ему тоже нечем заняться. Он лежал у себя на кровати и пялился в потолок. Наверное, со следующей недели это будет и мое основное занятие.

— Топливо для котельной, — сказала я ему.

— О, — ответил он. — Так ты знаешь?

Я понятия не имела, ответить мне да или нет, так что просто пожала плечами.

— Удивительно, что мама с тобой поделилась, — продолжал он. — Видимо, решила, что, если его не будет, ты все равно узнаешь осенью.

— Мы не можем раздобыть топливо для котельной? — переспросила я. Называйте меня просто мисс Попугай.

— Так она тебе не сказала? — спросил Мэтт. — А как ты узнала?

— Как мы выживем без него? — спросила я.

Мэтт сел и посмотрел мне в лицо.

— Во-первых, к осени поставки нефти, возможно, наладятся. В этом случае мы заплатим сколько потребуется и получим топливо. Во-вторых, миллионы лет люди как-то выживали без солярки. Если они могли, значит, и мы сможем. У нас есть печка. Воспользуемся ею.

— Одна печка, — напомнила я. — Ее хватает только на веранду, ну, может, еще на кухню.

— Таким образом, мы в гораздо лучшем положении, чем люди, у которых вообще нет печки.

Даже для меня было слишком глупо предлагать электрообогреватели.

— Как насчет газа? — спросила я. — В городе почти у всех газовое отопление. А его поставляет газовая компания. Мы не можем переделать котел на газ?

Мэтт покачал головой:

— Мама уже разговаривала с кем-то из газовой компании. Они не дают никаких гарантий насчет поставок зимой. Нам повезло, что есть печка.

— Бред какой-то. Сейчас июнь. На улице под тридцать градусов. Откуда кто-нибудь может знать, что там будет зимой? Может, из-за Луны потеплеет. Может, ученые найдут способ превращать камень в нефть. Может, мы все в Мексику переедем.

Мэтт улыбнулся:

— Может быть. Но пока не говори ничего Джонни, ладно? Я так и не понял, откуда ты узнала, но мама не хочет, чтобы кто-то волновался больше чем надо.

— А сколько надо? — спросила я.

Но Мэтт не ответил. Вместо этого он снова улегся на кровать и уставился в потолок.

Я пошла в кладовку с бельем и пересчитала одеяла. А потом вышла на улицу и стала ждать, когда солнечное тепло уймет мою дрожь.

10 июня

Последний день школы. Последний арахисово-повидловый-сэндвич-на-все-более-черством-хлебе.

И вообще сегодня это был открытый сэндвич, без куска сверху. Видимо, хлеб в столовой кончился: чем не причина завершить школьный год пораньше?

Меган разрезала свой открытый арахисово-повидловый сэндвич на четыре части. Она предложила четвертинку мне, но я отказалась.

— Я возьму ее долю, — сказала Сэмми. — Я не гордая, могу и умолять.

— Тебе не надо умолять, — сказала Меган и отдала ей две четвертинки. Другие две получили Брайан и Дженна.

Сэмми слопала свои полтора сэндвича, как свинья.

После обеда большинство учеников разошлись по домам. Зачем оставаться в школе, если еда кончилась.

Я пошла домой, переоделась в купальник и отправилась к Мельникову пруду. Достаточно теплая для купания погода стоит уже пару недель, но вода все еще прохладная. Заплывы в холодном пруду отвлекали меня от чувства голода.

Но, когда я вылезла из воды и вытерлась, в голову мне полезли банки арахисового масла и повидла. Остались ли они еще? Вдруг в столовой кончился хлеб, но арахисовое масло и повидло в банках все еще стоят на полках? Может, их раздали учителям? Или уборщицам? Или работникам столовой? Или банки с арахисовым маслом и повидлом забрала администрация? Чего осталось больше: арахисового масла или повидла? Может, повидла совсем не осталось — одно только арахисовое масло, а может, куча банок с повидлом и ни одной с арахисовым маслом. А может, у них там еще куча батонов, просто они не хотели раздавать хлеб ученикам.

На ужин у нас сегодня банка тунца и банка зеленого горошка. Я не могу перестать думать об арахисовом масле и повидле.

Примечания

1

В американской школьной системе 12 классов, последние четыре — старшая школа.

2

Игрок второй базы в бейсболе.

3

Бейсбольный клуб в Нью-Йорке.

4

Американский новостной телеканал, придерживающийся консервативной ориентации.

5

В некоторых штатах США во время снегопадов прекращаются занятия в школе.

6

Бейсбольный клуб в Филадельфии.

7

Бейсбольный клуб в Питтсбурге.

8

Бейсбольные клубы в штате Нью-Йорк.

9

YMCA (Young Men's Christian Association) — Юношеская христианская ассоциация.

10

День памяти погибших в войнах, отмечается в США 31 мая.

11

Ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США.

12

«Молочная королева» — сеть кафе с фастфудом и развесным мороженым.