Сборник стихов и поэм

Сурен Галстян

Надеюсь, читатель найдёт в моих стихах и свои переживания, что выразить не мог. Это и будет приятной наградой мне за мои труды.

© Сурен Галстян, 2023

ISBN 978-5-0059-5832-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сборник стихов

Голод

Я сыт, но только телом.

А можно разве по-другому?

Вы, люди, правы в целом,

Служа желудку дорогому.

Но всё же есть иное,

Мало кому родное.

Страшный мор по-разному зовётся,

Нет сытости от него нигде.

Обывателя он не коснётся —

Он о той не ведает еде.

Чтоб обезопасить тебе всех,

Книгу ты бери пореже,

Живи лишь средь шума и утех —

Так ум сохранишь ты свежим.

Старая влюблённость

Зима. В голове появилась та,

Что влюблённость мою не приняла.

Жаль, что сердцем и головой пуста,

Жаль, что зря была пущена стрела.

Но ей я благодарен хоть за то,

Что не сошёлся с нею ни во что.

О ней мне больше незачем писать,

Ведь всё прошло — спасибо, Благодать.

Зимой я чувствую тепло,

Хоть людям холодно извечно;

В глазах моих огня жерло,

Огня влюблённости беспечной.

Хоть чувства мои и устарели,

Я память верную храню!

Воспоминания лишь бы грели,

А ложных чувств я западню

Избежать смогу — не надоели.

Ведь после боли от отказа

Сможешь принять ты как проказу

Шаги кривые ловеласа,

Что без особого наказа

Сидит во всех мужчинах сразу.

Пустота

Лежит старик, болен, одинок.

Большой дом, богатые убранства.

Глазёнки пустые в потолок.

На столе ненужные лекарства.

Была семья, но теперь один,

Без Бога, с пустотой лица.

Его сын сам себе господин,

Сын молодец: пошёл в отца.

Дружба

Мне не интересно, что вокруг.

Люди, с кем проводишь ты досуг,

Люди прошлой юности твоей,

В ком уже не видишь ты друзей.

Нет друзей

У людей, для коих слово «друг»

Имеет смысл и предел.

Обывателей порочный круг —

Лишь такой для них удел.

Те, кто знает характеры людей,

Не способны открыться им скорей;

Те, кто знает суть их дружбы,

Не хотят нести им службы.

Россия

Люблю я в прошлое глядеть,

Ведь как Россия та блистала,

Как всё могла преодолеть,

Наполеона как сломала,

Доказав этой Европе, что она

Не только духовно сильна и скромна,

Но и что Россия есть

«Русский бог», Народ и Честь.

Но есть иная эпоха у страны.

Эта эпоха пришла после войны;

Оторванная от предыдущей,

Пропитанная кровавой гущей.

Величия всё ж в нём русского немало,

Ведь новое государство показало,

Что хоть в крови была страна,

Ещё не значит, что она

Капитализму отдана,

Кануть в лету обречена.

Поднялась, но может и не такое.

Особенно когда надо защищать

Всю Россию, самое дорогое.

Решили немцы Россию испытать.

Победа была наша.

Сомнению нельзя подвергать.

Но, как всегда бывает у людей,

Не могут быть благодарны они

И начнут портить всё Добро скорей

Тем смердящим Злом, что у них внутри.

Эпоха вновь иною стала —

Эпоха грустного развала.

Безмерно радовалась та,

Чья наконец сбылась мечта.

Так смело думала она,

Считая, что моя страна

Ей уж смиренно отдана.

Но ошибалась та волчица.

Пускай победой не кичится:

Хотя миром не желаем править,

Но и тебе не дадим возглавить.

Хоть на формы Россия не бедна,

Но всё ж она всегда была одна:

Русские люди живут везде,

Хоть этносом иные в среде,

Но всё те же шири да вершины,

Для каждой души они едины.

Двадцать первый век

Вот он — двадцать первый век.

Человечность заменяет техника.

И частной нет жизни — только публика.

Вот — разумный человек.

При всяческих ограблениях,

Насилиях, преступлениях

Животное достаёт телефон,

Чтоб доказать, как Богу мерзок он.

Страшно быть хорошим человеком,

Нынче человечность только смехом

Награждается псевдолюдьми,

Несчастными отродьями тьмы.

Но есть что-то верное за суетой.

Хоть мало осталось веры простой,

Порождающей добро в людях —

Вся Сила в трёх единых Судьях.

Слабо я пишу

А ведь как слабо я пишу…

В словарь я, что ли, не гляжу?

Рифмам ли нужна замена?

Муз известных ли измена?

Перечитал старьё: слог вялый;

Фразы довольно длинноваты,

Таланта нет или же малый,

Но без того мне нет отрады.

Про других

Надо про других бы больше.

Тогда давайте про людей:

Про людей, чей ум тем тоньше,

Чем больше кажется сильней.

Ричард III

Печально известен сей злодей:

Клеветник, мучитель двух детей,

Братоубийца и урод,

Калека, проклявший свой род.

Божий преступал закон,

Чтобы взять кровавый трон.

Личность его сложна и вправду.

Не настолько грешник, не таков,

Чтоб получить ему в награду

Лишь слепую дерзость дураков.

Придя ко власти ведь случайно,

Не стремился к ней отчаянно.

Брату-королю верно он служил,

Другого брата, среднего, любил,

Судьба же среднего печальна.

Почему ж о нём не говорят?

О той кощунственной измене?

Его мало в хрониках корят,

Хоть думал он о царской смене!

Старший брат умер,

Средний — предатель.

Наследники — бастарды,

В Тауэр загнать их!

Угроза законной власти.

Однако кто ж теперь король?

Тот, кто всегда плетёт страсти?

Да, и вправду это так.

Получил новую он роль.

Славься, хитрости мастак!

Новый Йорк — Глостер у власти!

Но есть отголоски войны.

Ждёт сюрприз заморской страны;

Там жив один, Ланкастер жив.

Каких же ищет он нажив?

Граф в Англии, он продвигается,

Ричард с армией смело идёт.

Хоть в войсках он сомневается,

Король не боится, что падёт.

Во время битвы решающей

Сражались стороны на равных.

Вот силы, толпой пугающей.

Казалось, Ричард уже в лаврах,

Но вдруг предательство и беда —

Примкнули те к Генриха рядам!

Но Ричард не сдался:

Сражался до конца

Он с сердцем храбреца.

Бой всё не кончался.

Он в поле сражается один.

Он ещё король! Он — господин!

Лошадь умерла из-за копья,

Поднялся, кобылу ту кляня,

Прокричав: «Корону за коня!»

Зима

Зима — суровой красоты творец.

Не зря снегами украшает

Как начало года, так и конец,

Всё пухом чистым наряжает,

И сердце холод согревает.

Но мне зимой противен город —

Хотел бы в русскую я глушь,

Где ждёт хороший, стойкий холод,

Чья тишина сотрёт всю чушь.

«Сижу, учусь, смотрю в окно…»

Сижу, учусь, смотрю в окно,

И сквозь окно стесняшку вижу

И тихий голос сердца слышу:

Испить желаю, как вино.

Посмотрит на меня с улыбкой.

Я удивляюсь, я не верю,

Но радость скрыть ведь не посмею.

Лишь взгляд — и сердцем стал я пылкий.

Но, к сожалению, лишь мечты.

Страстных чувств желаю красоты,

Но к ним ещё я не готов,

Боюсь я острых уголков.

Побеждая рутину

Рутина вечная. Времени нет.

Будильник, умылся, кофе, омлет.

И хоть отвратная погода —

Идёшь, ведь ждёт тебя работа.

Уже дома. Дел нет. Дальше куда?

Как отдыхать умеешь от труда?

Смотреть ли в экран пустой,

Продолжая свой застой?

Иль, может быть, хотя бы раз

Привиться от своих зараз?

Тогда советую тебе,

Что применяю сам к себе.

Возьмите (не новая то весть)

Хорошую книгу, если есть.

Но прошу вас, без бахвальства

Иль какого-нибудь чванства.

Читают лишь только для души,

Иное — тщеславный крик в глуши.

Кто свободен?

Для меня свободен тот,

Кто не следит за делами,

Кто не ведает забот

И довольствуется снами.

Эх, дурачества мечты,

То рутинные черты.

Быть может, свободу обрету

Иль в смирении утоплю беду,

Или неизведанное счастье

Одолеет над жизнью безвластье.

Человек

Глупостью лишь блещет он,

Грязной гордостью смешон.

Он говорит об интеллекте

И о своём исконном месте

В Планете-матери своей,

Где становился всё смелей:

Всё, что мог — уничтожал

Или грубо извращал;

Что мелкой не понимал душой,

Считал вещью глупой и пустой.

Как может называться сыном,

Если глумится он над миром —

Матери врёт он лицемерно,

Что дорожит её дарами,

А между тем, крушит он верно

Всё, лежащее под ногами.

И в чём же польза от людей?

Такой жестокости не знает Мир:

Убийство — их друг, а война — кумир.

Чем дальше, тем они глупей.

Ниже всех животных — люд.

Те знают мораль Природы,

Человеку ж нет заботы,

В нём законы все гниют.

Он заставляет мир гореть.

Если не весь ты гадкий,

Не будь, какой есть, жалкий —

Не дай Природе умереть.

Пишу — живу

Когда пишу, я приобщаюсь

К великим поэтам прошлого,

Своей душою выпрямляюсь

И отдаляюсь от пошлого.

Хоть пишу про мерзость, гадость,

Изливая всё на лист,

На миг ощущаю сладость.

На миг — будто бы я чист.

Не великий я писатель,

Примитивных рифм слагатель.

Но представляю я собой

Звено ведь цепи Мировой!

Из золота в нём звенья,

И серебра там много,

Но нет во мне сомненья,

Что лишь медь мне подмога.

Зато я буду среди них —

Средь Великанов Золотых!

Самоубийство

Помнится, где-то я читал,

Может, у Гёте в «Вертере»,

Момент тот в душу мне запал,

Хоть и читал я ветрено.

Молодой человек обыкновенный,

Отчасти весёлый, но и степенный,

Без предпосылок и причин,

Когда остался он один,

Увидев на столе пистолет,

Не зная, заряжен или нет,

К виску для проверки приложил

И курок, не думая, спустил.

Не был он заряжен.

Беда не в одном лишь человеке,

Она в целом злополучном веке —

Терпеть бремя земных оков.

А может, каждый век таков?..

Что такое слабость:

Жить, чувствуя гадость,

Иль жизнь отдать из-за секунды,

Что ты не вспомнишь сквозь минуты?

А если план в тебе созревал,

Ты боролся, боль претерпевал,

Но вдруг затем устал сражаться,

Решив ему покорно сдаться?

Но можно ли винить людей,

Чей жизни исхудал ручей?

Надеюсь, что они услышат

Плесканье рыб да волн морских

И как вокруг всё жизнью дышит —

Тогда пройдёт боль их тоски.

Звёзды

Я не опущусь до вас.

В ваших кругах я лишь изгой,

Стремлюсь подняться я душой,

Грязный век мне не указ.

Вы в своей тупости едины.

Быть может, вы непобедимы,

Но не победа тут важна —

Личность противиться должна.

Тренье искру создаёт,

К звёздам только тёрн ведёт.

Борьба — это тяжкое бремя,

Но в награду — звёздное время!

Они, раз вспыхнув, сотни лет

Несут нам яркий свой завет.

Так же людей умы: дав свет раз,

Являют истины чистый глас.

Жизнь посвящают борьбе,

Приближаясь тем к звезде;

Покрывшись яркими цветами,

Они светят для нас, над нами!

Жизнь — роман

Если всякая жизнь — роман,

То мой, прошу вас, не читайте.

Не потому, что там обман —

Нового там не узнаете.

Слишком однообразен

Для ждущих приключений;

Хоть он и не опасен,

В нём нет нравоучений.

Герою всё и много, и мало,

Не имеет чувств глубоких,

Его всё заранее достало,

Будто знал людей жестоких.

Ромео и Джульетта

Кого не смущал этот рассказ,

Кому не казался отдалённым,

Будто не про людей, не про нас,

Про ангелов, одолевших вражду

Благодаря чувствам их любовным,

Терпевших обоюдную нужду —

Тоску враждебно любящих сердец.

Здесь подвожу введения конец.

Ромео, милый юноша, тоскует.

Отец не знает, что в голове сына

Одна дева милая — Розалина.

С ней бесконечно в мыслях он воркует,

Лишь она в голове его всю ночь.

Юноши тоску изгоняя прочь,

Друзья ведут его на маскарад,

Кстати, герой тому безмерно рад —

Неудивительно: там будет его bella,

Отказавшаяся от матери удела.

Это опасная идея:

Идут во вражьи сети —

К семейству Капулетти;

Но всяк мила любви затея.

Входят: вокруг танцы, шум и гам;

Он желает лишь её чертам

Даровать любви глубокий взгляд;

Стрелы любви скоро убедят,

Что не она создание света.

Возникла пред ним Она — Джульетта.

Понял он, что любовь лишь ныне родилась.

Купидон, шутник, обманул его:

Стрела только что в сердце юное впилась,

До этого не знал он ничего.

«Боже, если душою я не пуст,

Дай коснуться священных её уст».

Заметив его, ощутила то же.

Как же ей совладать с собой, о Боже?

Они ушли от всей толпы,

Он изложил свои мольбы

О желании прильнуть к устам.

Взял обратно он свой грех,

Отдал грех вновь её губам —

Любви сила, не утех.

Джульетта влюблена в Монтекки,

А он теперь её навеки.

Джульетта на балконе мечтает,

Ромео в укрытии сидит

И любви своей слова внимает,

Но что же она говорит?

«О, Ромео, ну почему же ты Ромео?»

То услышало сердце наитием:

Возлюбленная позвала его, Ромео.

Увидев его, окрасилась стыдом,

Она обрадована открытием:

Её счастье здесь — он сердцем был ведом.

План тайного брака заключили,

Затем в права супругов вступили.

И влюблённые уже тогда

Знали, что будут любить всегда.

Счастью их не было предела,

Но счастье — миг, нет быстрее ничего.

Юнца явление задело

Брата Джульетты, и вызвал он его.

Ромео, любя жену, полюбил и брата,

Но Тибальт убил друга — ждёт его расплата.

Им убит Тибальт — то была месть.

Но была ли в этом деле честь?

Месть за друга — убийство брата.

Ныне за последнего гада

Безбожного себя он счесть готов.

За нарушение Завета

Умереть хочет, себя заколов,

Но умрёт вслед за ним Джульетта.

Должен жить и грех свой искупить,

Чтоб любимую не погубить.

Но как Джульетте поступить?

Кому ей за брата мстить?

Её сердце рвётся пополам:

Она своему мужу жена,

И, чья бы в том ни была вина,

Она опора брачным столпам,

И лишь такой быть жена должна;

Но брата кровь ей была важна,

Ведь с Тибальтом выросла она,

Но его убийце отдана.

У Джульетты жених — Парис,

То выгодно Капулетти.

Отцу не понятен каприз:

Ей приятнее лик смерти,

Чем измена узам брака.

Отец Лоренцо с ней страдает.

Для плана нужна отвага.

Отважна та, кого снедает

Жизнь без любимого супруга,

Нет в такой девушке испуга.

Выпьет Джульетта одно зелье —

Наступит смерти повеленье.

Избежит брачного венца,

Приняв обличье мертвеца.

Мужу сообщит Лоренцо

О задуманных для них мерах,

Чтобы не болело сердце,

Что ищет истину в химерах.

Жаль, узнал он ложные вести

И побежал к своей невесте.

Хотел умереть, выпив яд,

Пред собой видя её взгляд.

Придя к ней, простился,

Поцеловав в свой предсмертный час,

(Мир без неё полон лишь зараз),

Резко он вцепился

Устами в бутылку с ядом,

Будто к её прильнул устам.

На миг жизнь казалась адом,

Потом упал к её ногам.

Проснувшись, увидела Джульетта

Рядом своей любви предмета,

Лежащего бездыханно.

Но яда был пуст флакон —

Выпил всё до капли жадно.

Смерть с мужем — таков закон.

На губах яда не нашла.

Кинжал его воткнув в себя

И смерть безмерно возлюбя,

К мужу наконец перешла.

Их нашли потом во склепе;

Продлились долго стоны

Конец ознакомительного фрагмента.