Солнце полуночи

Стефани Майер, 2020

Автор мировых бестселлеров № 1 Стефани Майер возвращается с новым романом о Белле Свон и Эдварде Каллене! До сих пор поклонники саги «Сумерки» знали лишь о событиях, рассказанных Беллой. Теперь перед вами – история их любви и приключений от лица Эдварда. И эта история поможет по-новому взглянуть на многое, произошедшее в предыдущих книгах саги. Каким в действительности было прошлое красавца вампира? Что довелось ему испытать и пережить за время своего нежеланного бессмертия? Почему он, страстно влюбленный в Беллу и знающий, что любим, так отчаянно пытался с ней расстаться? И что заставило его вернуться? И, главное, почему был с самого начала настолько уверен, что отношения с ним являются для Беллы смертельной опасностью? В романе «Солнце полуночи» Стефани Майер вновь переносит нас в притягательный и опасный мир «Сумерек», повествуя о запретной страсти и ее драматических последствиях…

Глава 6. Группа крови

Весь день я следил за ней чужими глазами, едва замечая, что творится вокруг.

Но не глазами Майка Ньютона, потому что больше не мог выносить его оскорбительные фантазии, и не глазами Джессики Стэнли, потому что меня раздражала ее неприязнь к Белле. Анджела Вебер подходила, когда оказывалась рядом. Она была доброй, среди ее мыслей я чувствовал себя легко. А иногда удобнее всего было наблюдать за Беллой глазами учителей.

Меня удивило, сколько раз за день спотыкается Белла — об трещины на дорожках, подвернувшиеся книги, но чаще всего о собственные ноги, и люди, мысли которых я подслушивал, часто называли ее «неуклюжей».

Я задумался. Да, удерживаться в вертикальном положении ей зачастую удавалось с трудом. Мне вспомнилось, как она споткнулась, задев ножку стола в первый день, как скользила на льду перед аварией, как запнулась, задев порог вчера. Как ни странно, окружающие правы. Она в самом деле неуклюжая.

Не знаю, почему это показалось мне таким забавным, но я расхохотался, пока шел с истории Америки на английский, и несколько человек бросили на меня настороженные взгляды, а потом быстро отвели глаза от моих оскаленных зубов. Как же я раньше не замечал? Наверное, потому, что удивительная грация чувствовалась в ее неподвижности, в посадке головы, изгибе шеи…

Но ничего грациозного не было в том, как на виду у мистера Варнера она запнулась мыском о ковролин и буквально рухнула на свое место.

Я снова рассмеялся.

Время тянулось невыносимо медленно, пока я ждал шанса увидеть ее собственными глазами. Наконец раздался звонок. Я сразу же поспешил в кафетерий, чтобы занять место, и явился туда одним из первых. Столик, который я выбрал, обычно пустовал и будет пустовать впредь: теперь, когда его вздумалось занять мне, на него вряд ли кто-нибудь отважится посягать.

Войдя и увидев меня на новом месте, мои близкие ничем не выразили удивления. Видимо, Элис предупредила их.

Розали прошла мимо, даже не взглянув на меня.

«Кретин».

Мои отношения с Розали всегда складывались непросто — я обидел ее в первый же раз, как только заговорил в ее присутствии, и с тех пор все пошло наперекосяк, — но в последние дни она казалась раздражительнее обычного. Я вздохнул. Весь мир Розали вращался вокруг нее.

Джаспер слегка улыбнулся мне, проходя мимо.

«Удачи», — с сомнением пожелал он мысленно.

Эмметт закатил глаза и покачал головой.

«Совсем свихнулся, бедняга».

Элис сияла, ее зубы блестели слишком ярко.

«Теперь мне можно поговорить с Беллой?»

— Не вмешивайся, — еле слышно отрезал я.

Она приуныла и тут же снова оживилась.

«Ладно. Не сдавайся. Это всего лишь вопрос времени».

Я опять вздохнул.

«И не забудь про сегодняшнюю лабу по биологии», — напомнила Элис.

Я кивнул. Вмешательство мистера Баннера с его планами бесило меня. Я потратил зря столько уроков биологии, сидя рядом с ней и старательно притворяясь, будто игнорирую ее; мучительная ирония виделась в том, что сегодня мне будет недоставать часа, проведенного рядом с ней.

Поджидая Беллу, я следил за ней глазами какого-то первогодка, который шел в кафетерий следом за ней и Джессикой. Джессика разболталась о предстоящем бале, Белла слушала молча. Впрочем, у нее все равно не было шанса вставить хотя бы слово.

Едва войдя в дверь, Белла бросила взгляд на тот стол, где обычно сидели мы всей семьей. Присмотрелась, нахмурилась и отвела глаза. Меня она не заметила.

Выглядела она такой… опечаленной. Меня охватило нестерпимое желание вскочить, броситься к ней, как-нибудь утешить ее, вот только я не знал, в каких утешениях она нуждается. Джессика щебетала без умолку. Неужели Белла расстроилась из-за того, что пропустит бал? Да нет, маловероятно.

Но если это все же правда… Как жаль, что в этом случае мне нечем ее утешить. Немыслимо. Физическая близость в танце была бы слишком опасна.

Вместо обеда она взяла себе попить — и больше ничего. Разве этого достаточно? Неужели она не нуждается в источниках энергии? Раньше я никогда не уделял особого внимания тому, как питаются люди.

Человеческая уязвимость возмутительна! Сколько же у них самых разных поводов для беспокойства.

— Опять Эдвард Каллен на тебя уставился, — услышал я Джессику. — Интересно, почему он сегодня сел отдельно?

Я был благодарен Джессике — хоть она сегодня и злилась сильнее обычного, — потому что Белла сразу обернулась и блуждала взглядом по залу, пока не высмотрела меня.

Теперь на ее лице не было и следа печали. Я разрешил себе допустить, что она расстроилась, потому что я рано ушел с уроков, и от этого предположения заулыбался.

Я поманил ее пальцем к себе. От этого жеста она так растерялась, что мне снова захотелось поддразнить ее. И я подмигнул, а у нее приоткрылся рот.

— Это он тебе? — оскорбительным тоном спросила Джессика.

— Наверное, хочет, чтобы я помогла ему с домашней по биологии, — отозвалась она негромко и неуверенно. — Пойду узнаю, что ему надо.

Еще одно «почти да».

По пути к моему столу она споткнулась дважды, хотя под ее ногами расстилался совершенно ровный линолеум. Нет, ну как я мог этого не заметить? Наверное, потому, что силился прочесть ее мысли, предположил я. Чего еще я не разглядел?

Она почти приблизилась к моему новому столу. Я пытался подготовиться к встрече. «Полегче, и помни о честности», — мысленно твердил я.

Она нерешительно помялась за спинкой стула напротив меня. Я сделал глубокий вдох — на этот раз носом, а не ртом.

«Ну, держись! Ощути жжение», — сухо велел себе я.

— Не хочешь сесть со мной сегодня?

Она отодвинула стул и села, не сводя с меня глаз. И кажется, нервничала. Я ждал, когда она заговорит.

После минутного промедления она наконец решилась:

— Совсем другое дело.

— Что ж… — Я помолчал. — Я так решил: попал в ад — терпи муки.

С чего вдруг я ляпнул такое? По крайней мере, это было честно. А может, ей удастся уловить неявное предостережение в моих словах. И она поймет, что должна встать и уйти как можно быстрее.

Она не встала. Посмотрела на меня, будто ожидая продолжения.

— Ты же видишь: я понятия не имею, о чем ты, — не дождавшись, сказала она.

Вот и хорошо. Я улыбнулся.

— Вижу.

Трудно было пропускать мимо ушей чужие возмущенные мысли из-за ее спины, и мне в любом случае хотелось сменить тему.

— По-моему, твои друзья сердятся, что я похитил тебя.

Похоже, ее это не заботило.

— Ничего, переживут.

— А я вот возьму и не отдам им тебя. — Даже я не знал, что происходит: то ли я снова дразню ее, то ли просто пытаюсь быть откровенным. Рядом с ней у меня путались мысли.

Белла громко сглотнула.

Я засмеялся, заметив, какое у нее стало выражение лица.

— Ага, испугалась.

На самом деле нечему тут смеяться. Ей следовало встревожиться.

— Нет. — Но я понял, что это неправда: ее голос дрогнул, выдав обман. — Скорее, удивилась… Что это значит?

— Я же объяснил, — напомнил я, — я устал избегать тебя. Поэтому сдаюсь. — С некоторым трудом, но я удержал на лице улыбку. Оказалось, одновременно быть честным и вести себя непринужденно не выходит.

— Сдаешься? — озадаченно повторила она.

— Да, больше не стану держаться в рамках, — и, пожалуй, плюну на непринужденность. — Отныне я делаю то, что хочу, а там будь что будет, — вот так, честно и откровенно. Пусть увидит, какой я эгоист. Будет ей предостережение.

— Опять ты меня запутал.

Моего эгоизма хватило, чтобы только порадоваться этому.

— С тобой я всегда ухитряюсь наговорить лишнего, в этом-то и беда.

Проблема, по сути дела, несущественная — по сравнению с остальными.

— Не волнуйся, — успокоила она. — Я все равно ничего не понимаю.

Отлично. Значит, она останется.

— На то и расчет.

— Но в переводе на нормальный язык — теперь мы друзья?

На секунду я задумался.

— Друзья… — повторил я. Мне не понравилось, как это звучит. Этого было… недостаточно.

— А может, и нет, — пробормотала она в смущении.

Неужели решила, что не настолько нравится мне?

Я улыбнулся.

— Ну что ж, пожалуй, можно попробовать. Но имей в виду: для тебя я не лучшая компания.

Ее ответа я ждал, буквально раздираемый надвое: желанием, чтобы она наконец-то услышала меня и поняла, и боязнью умереть, если она все-таки поймет. Прямо мелодрама.

Ее сердце забилось быстрее.

— Ты столько об этом говоришь.

— Все потому, что ты меня не слушаешь, — ответил я — опять слишком многозначительно. — А я до сих пор жду, когда ты мне поверишь. Будь ты посообразительнее, сама начала бы избегать меня.

Я мог лишь догадываться о том, как мне будет больно, когда она поймет достаточно, чтобы сделать верный выбор.

Она прищурилась.

— Ты уже не в первый раз отмечаешь мой интеллект.

Я не знал наверняка, что она хотела этим сказать, но улыбнулся в качестве извинения, предположив, что чем-то невзначай обидел ее.

— Ну что ж, — медленно продолжала она, — поскольку я не блистаю умом, давай попробуем стать друзьями?

— Давай попробуем.

Ненадолго она перевела взгляд на бутылку лимонада у себя в руках.

Давнее любопытство опять принялось изводить меня.

— О чем задумалась? — спросил я. Невероятным облегчением было наконец произнести эти слова вслух. Я уже не помнил, как легкие ощущали потребность в кислороде, и задумался, не сродни ли это облегчение тому, какое испытывает человек при вдохе.

Она встретила мой взгляд, ее дыхание участилось, щеки слегка порозовели. Я сделал вдох, ощутил воздух с ее запахом.

— Пытаюсь тебя раскусить.

Я задержал на лице улыбку, превратившую его в неподвижную маску, а тем временем внутренности мне скрутила паника.

Конечно, она терялась в догадках. Она ведь неглупа. Не стоило рассчитывать, что она не увидит того, что настолько очевидно.

— И как, получается? — осведомился я так беспечно, как только мог.

— Не очень, — призналась она.

Я хмыкнул с внезапным облегчением.

— Какие версии?

До чего бы она ни додумалась, вряд ли они хуже правды.

Она густо покраснела, но промолчала. Даже на расстоянии я ощущал тепло ее румянца.

Испробую свой убедительный тон. На обычных людей он действует.

Я ободряюще улыбнулся:

— Может, поделишься?

Она покачала головой:

— Нет, не решусь.

У-у. Нет ничего хуже, чем не знать. Почему она стесняется своих предположений?

— А вот это уже и в самом деле обидно.

Мой упрек чем-то задел ее. Глаза вспыхнули, слова полились свободнее, чем обычно.

— Неужели? Разве это обидно — когда человек отказывается тебе что-то рассказать? А некоторые еще делают при этом загадочные намеки, так что потом не спишь по ночам, пытаясь разобраться, что имелось в виду.

Я нахмурился, с огорчением понимая, что она права. Нечестно с моей стороны. Она понятия не имела, какие обязательства и ограничения связывали мне язык, но это ничего не меняло — она остро чувствовала несправедливость.

А она продолжала:

— Или еще, например: допустим, некий человек спасает тебе жизнь, а на следующий день будто и знать тебя не желает. И все это без объяснений. Так что какие же могут быть обиды?

Такой длинной речи от нее я еще ни разу не слышал, и мой список пополнился новым свойством.

— Быстро же ты заводишься.

— Просто не люблю двойные стандарты.

И конечно, у нее есть полное право возмущаться.

Я смотрел на Беллу, гадая, способен ли хоть что-нибудь сделать как полагается, когда речь идет о ней, как вдруг безмолвный мысленный вопль Майка Ньютона отвлек меня. Он так бесился, так по-детски негодовал, что я снова усмехнулся.

— Ты что? — спросила она.

— Твой приятель, похоже, решил, что я тебя обижаю, и раздумывает, пора нас уже разнимать или нет.

Я был бы не прочь посмотреть на его попытку. У меня опять вырвался смешок.

— Не знаю, о ком ты говоришь, — ледяным тоном отозвалась она. — Но в любом случае ты ошибаешься, можешь мне поверить.

Меня страшно обрадовало, как одной равнодушной фразой она отреклась от него.

— Я прав. Я же тебе говорил: большинство людей читаются на раз.

— А я — нет.

— А ты — нет.

Из скольких еще правил она — исключение?

— И мне хотелось бы знать почему.

Я всмотрелся в ее глаза, предпринимая еще попытку.

Она отвернулась, открыла свой лимонад и быстро отпила глоток, продолжая смотреть в стол.

— Не хочешь есть? — спросил я.

— Не хочу. — Теперь она смотрела на пустое место на столе между нами. — А ты?

— Я не голоден, — сказал я. Определенно нет.

Ее взгляд по-прежнему был потуплен, губы поджаты. Я ждал.

— У меня есть просьба. — Она вдруг посмотрела мне в глаза.

Чего она захочет от меня? Попросит сказать правду, которую мне никак нельзя ей сообщать, вдобавок я сам хочу, чтобы она не узнала эту правду никогда?

— Какая?

— Ничего сложного, — пообещала она.

Я ждал, и, как обычно, любопытство разгоралось и мучительно жгло.

— Я вот подумала… — медленно начала она, устремив взгляд на бутылку лимонада и обводя горлышко мизинцем, — в следующий раз, когда ты снова решишь не замечать меня ради моего же блага, не мог бы ты предупредить об этом заранее? Просто чтобы я успела подготовиться.

Она хотела предупреждений? Значит, игнор с моей стороны не был для нее благом. Я улыбнулся.

— Звучит логично, — признал я.

— Спасибо. — Она подняла глаза. На лице ее отразилось такое облегчение, что и мне стало настолько легко, что захотелось рассмеяться.

— Тогда можно взамен одну просьбу? — с надеждой сказал я.

— Одну, — разрешила она.

— Поделись гипотезой. Хотя бы одной.

Она вспыхнула.

— Только не это.

— Ты не ставила условий, просто согласилась выполнить просьбу, — напомнил я.

— Как будто ты никогда не нарушал обещаний! — возразила она.

На этом она меня поймала.

— Всего одну гипотезу. Я не буду смеяться.

— Еще как будешь. — Казалось, она в этом уверена, хотя я не представлял себе, что тут может быть смешного.

Я решил еще раз испытать дар убеждения. Всмотрелся в самую глубину ее глаз — с такими глубокими глазами это было нетрудно — и прошептал:

— Ну пожалуйста!

Она заморгала, лицо стало непроницаемым.

Мда, на такую реакцию я не рассчитывал.

— Эмм… что? — секунду спустя спохватилась она. Вид у нее был растерянный. С ней что-то не так?

Еще одна попытка.

— Пожалуйста, скажи мне свою гипотезу, — взмолился я ласковым, совсем не страшным голосом, не отводя взгляда.

К моему удивлению и удовольствию, на этот раз все получилось.

— Эмм… тебя укусил радиоактивный паук?

Из комиксов? Неудивительно, что она опасалась моих насмешек.

— С фантазией у тебя не ахти, — упрекнул я, тщательно пряча новый прилив облегчения.

— Ну уж извини, больше ничего не придумала, — обиделась она.

От этого мне снова полегчало. Я все еще умудрялся дразнить ее.

— Ничего похожего и в помине нет.

— Не было пауков?

— Ни единого.

— И радиоактивности тоже?

— Вообще.

— Не повезло, — вздохнула она.

— И криптонит на меня не действует, — поспешил добавить я, пока она не спросила про укусы, а потом хмыкнул: она принимала меня за супергероя.

— А говорил, что не будешь смеяться. Уже забыл?

Я крепко сжал губы.

— Рано или поздно я все равно узнаю, — пообещала она.

И тогда она сбежит.

— Даже не пытайся, — на этот раз я не шутил.

— Это еще почему?

Я должен был ответить честно. Но все равно я попытался скрасить свои слова улыбкой, смягчить затаенную в них угрозу.

— А вдруг я не супергерой? Вдруг я злодей?

Ее глаза и рот открылись чуть шире.

— Аа, — отозвалась она, помолчала немного и добавила: — Поняла.

Наконец-то она меня услышала.

— Правда? — спросил я, стараясь не выдать свои мучения.

— Тебя надо бояться? — догадалась она. Ее дыхание участилось, сердце припустило галопом.

Я не мог ответить. Неужели эта минута с ней рядом станет последней? И сейчас она убежит? Можно ли мне перед расставанием сказать, что я люблю ее? Или от этого она напугается еще больше?

— Но ты не злодей, — прошептала она, качая головой, и ни тени страха не отразилось в ее ясных глазах. — Нет, я не верю, что ты настолько плох.

— Напрасно, — выдохнул я.

Конечно, я злодей. Ведь я же обрадовался, узнав, что она обо мне лучшего мнения, чем я заслуживаю. Будь я хорошим, давно уже держался бы от нее подальше.

Я протянул руку через стол, к крышке от ее бутылки лимонада, чтобы чем-нибудь отвлечься. От этого движения она не вздрогнула. Значит, и правда не боялась меня. Пока еще нет.

Я раскрутил крышку, как волчок, лишь бы не смотреть на нее. У меня путались мысли.

«Беги, Белла, беги». Но заставить себя произнести это вслух я не мог.

Она вскочила. И не успел я встревожиться, что она как-то услышала мое мысленное предостережение, она пояснила:

— Опоздаем!

— Сегодня я не пойду на урок.

— Почему?

«Потому что не хочу тебя убить».

— Изредка прогуливать уроки полезно для здоровья.

Точнее, для здоровья людей полезно, если вампиры прогуливают уроки в те дни, когда проливается человеческая кровь. Сегодня мистер Баннер наметил в качестве темы определение группы крови. Элис свой утренний урок уже прогуляла.

— А я пойду, — сказала она. Это меня не удивило. Она ответственный человек и всегда поступает правильно.

Прямая противоположность мне.

— Ладно, до встречи, — я снова сменил тон на небрежный, глядя на вращающуюся крышку. «Прошу, спасайся. Прошу, не оставляй меня».

Она помедлила, и на миг во мне вспыхнула надежда, что она все-таки останется со мной. Но грянул звонок, и она поспешила в класс.

Я дождался, когда она скроется из вида, затем сунул в карман крышку от бутылки — напоминание о самом важном из разговоров — и зашагал под дождем к своей машине.

Среди дисков я выбрал самый любимый, успокаивающий — тот, который слушал в первый день, — но вслушивался в мелодии Дебюсси недолго. Другие ноты теснились у меня в голове — этот обрывок мелодии интриговал и радовал меня. Я выключил стерео и вместо этого прислушался к музыке, которая звучала у меня внутри, воспроизводил один и тот же фрагмент, пока не добился гармоничного звучания. Мои пальцы машинально бегали в воздухе по воображаемым клавишам.

Новая пьеса уже почти сложилась, когда мое внимание привлекла волна чужих душевных мук.

«А вдруг она умирает? Что же мне делать?» — паниковал Майк.

В сотне ярдов от меня Майк Ньютон укладывал обмякшее тело Беллы на дорожку. Ни на что не реагируя, она съежилась на мокром бетоне, глаза были закрыты, кожа стала мертвенно-бледной.

Я чуть не вышиб дверцу машины.

— Белла! — крикнул я.

Позвав ее по имени, я не заметил на ее безжизненном лице никакой перемены.

Мое тело стало холоднее, чем лед. Казалось, сбылись все самые бредовые опасения, какие только меня посещали. Едва я выпустил ее из поля зрения…

Яростно роясь в мыслях Майка, я заметил, как он изумлен моим неожиданным появлением. Но он лишь злился на меня, поэтому я так и не понял, что случилось с Беллой. Если он что-то сделал с ней, я его уничтожу. Так, что от его трупа не останется и следа.

— В чем дело? Ей плохо? — спросил я, пытаясь придать его мыслям сосредоточенность. Необходимость передвигаться с нормальной человеческой скоростью сводила меня с ума. Но нельзя было привлекать к себе внимание.

И тут я услышал стук ее сердца и даже ее дыхание. У меня на глазах она крепко зажмурилась. Паника отчасти рассеялась.

В мыслях Майка я увидел обрывок воспоминаний, россыпь образов с урока биологии. Голова Беллы на столе, зеленоватый оттенок ее светлой кожи. Красные капли на белых карточках.

Определение группы крови.

И я застыл как вкопанный, затаив дыхание. Ее запах — это одно дело, а кровотечение — совсем другое.

— По-моему, она в обмороке, — заговорил Майк, встревоженный и в то же время недовольный. — Не знаю почему. Она даже палец себе не колола.

Облегчение окатило меня, я снова задышал, пробуя воздух на вкус. И сразу уловил запах из крошечного прокола на пальце Майка Ньютона. Когда-то, возможно, он мог привлечь мое внимание.

Я встал на колени рядом с Беллой, Майк переминался рядом, разъяренный моим вмешательством.

— Белла! Ты меня слышишь?

— Нет, — простонала она. — Уходи.

Облегчение потрясло меня так, что я засмеялся. Она вне опасности.

— Я вел ее к медсестре, — сообщил Майк. — А она не пошла дальше.

— Я сам отведу ее. А ты иди в класс, — небрежно отмахнулся от него я.

Майк стиснул зубы.

— Не пойду. Мне учитель велел.

Тратить время на споры с этим болваном я не собирался.

С ужасом и восторгом, отчасти благодарный и отчасти удрученный ситуацией, создавшей необходимость прикоснуться к Белле, я мягко поднял ее с дорожки и взял в объятия, касаясь только ее куртки и джинсов и стараясь держать ее на расстоянии от своего тела. И сразу же понес ее, торопясь доставить в безопасное место — иными словами, подальше от меня.

Она изумленно распахнула глаза.

— Положи на место! — слабым голосом приказала она — опять смутившись, как я догадался по выражению ее лица. Ей не нравилось показывать слабость. Но ее тело было настолько вялым, что вряд ли она сумела бы даже устоять на ногах, не то что переставлять их.

Протестующие крики Майка за спиной я пропускал мимо ушей.

— Выглядишь жутко, — сказал я Белле, продолжая невольно усмехаться, потому что с ней было все в порядке — если не считать головокружения и пустого желудка.

— Отпусти меня, — велела она. Ее губы были белыми.

— Значит, тебе стало дурно при виде крови?

Вот так выверт иронии.

Она закрыла глаза и сжала губы.

— Даже не твоей, а чужой, — добавил я, усмехаясь шире.

Мы подошли к административному корпусу. Дверь была приоткрыта, я пнул ее.

Мисс Коуп вздрогнула от неожиданности.

— Боже мой! — ахнула она при виде пепельно-бледной девушки у меня в руках.

— Ей стало плохо на биологии, — объяснил я, пока у нее не разыгралось воображение.

Мисс Коуп бросилась к двери в медпункт. Белла снова открыла глаза и уставилась ей вслед. Я услышал, как мысленно изумилась пожилая медсестра, пока я укладывал свою ношу на потертую кушетку. И сразу же, едва положив Беллу, я отступил в противоположный угол комнаты. Мое тело было слишком взбудоражено, слишком напряжено, мышцы сжались, в рот хлынул яд. В моих объятиях она казалась такой теплой и благоуханной.

— У нее просто закружилась голова, — успокоил я миссис Хэммонд. — Они определяли группу крови на биологии.

Теперь она все поняла и закивала.

— Такое вечно с кем-нибудь случается.

Я подавил смешок. Можно было даже не сомневаться, что это случится и с Беллой.

— Просто полежи минутку, милочка, — посоветовала миссис Хэммонд, — и все пройдет.

— Наверное, — отозвалась Белла.

— Часто с тобой такое? — спросила медсестра.

— Иногда случается, — призналась Белла.

Я попытался замаскировать смешок под кашель.

И тем самым привлек к себе внимание медсестры.

— А ты можешь возвращаться на урок, — сказала она мне.

Глядя ей прямо в глаза, я с непоколебимой уверенностью соврал:

— Мне велели побыть с ней.

«Хмм. Ну, не знаю… ладно уж». Миссис Хэммонд кивнула.

На медсестру дар убеждения действовал прекрасно. Почему же Белла с таким трудом поддается ему?

— Сейчас принесу пузырь со льдом, положить тебе на голову, милочка, — сказала медсестра, чувствуя себя немного неловко под моим взглядом — как и полагалось человеку, — и вышла из кабинета.

— Ты был прав, — простонала Белла, закрывая глаза.

О чем это она? Я поспешил прийти к худшему из выводов: она приняла мои предостережения всерьез.

— Как обычно, — отозвался я, добавив в голос насмешки, но прозвучала она на этот раз фальшиво. — И в чем же на этот раз?

— Прогуливать и вправду полезно для здоровья. — Она вздохнула.

Опять это облегчение.

И она умолкла. Только дышала медленно и размеренно. Губы понемногу начинали розоветь. Они были слегка несоразмерными: верхняя чуточку полнее нижней. Разглядывая ее губы, я поймал себя на странном ощущении. Мне хотелось подойти к ней поближе, а это было небезопасно.

— Поначалу ты меня так напугала, — попытался возобновить разговор я. Молчание имело странное и мучительное свойство: я оставался в одиночестве, без ее голоса. — Я уж думал, Майк Ньютон тащит твой хладный труп в лес, чтобы зарыть там!

— Обхохочешься, — отозвалась она.

— Без шуток, я видел покойников, у которых цвет лица был получше, — на этот раз я сказал чистую правду. — И перепугался, что теперь придется мстить твоему убийце.

И я бы отомстил.

— Бедняга Майк. Наверняка взбесился.

Меня пронзила ярость, но я сразу обуздал ее. Ясно же, что о Майке она заговорила просто из жалости. Она добрая, вот и все.

— Он меня на дух не переносит. — Эта мысль подняла мне настроение.

— Тебе-то откуда знать?

— Это видно по его лицу.

Пожалуй, для таких выводов информации, считанной с лица Майка, мне бы хватило. Практикуясь с Беллой, я отточил навыки.

— Но откуда ты вообще взялся? Ты же вроде прогуливал. — Теперь ее лицо смотрелось гораздо лучше: просвечивающая кожа утратила зеленоватый оттенок.

— Сидел в машине, слушал музыку.

Ее губы дрогнули, словно мой самый обыденный ответ чем-то удивил ее.

Она снова открыла глаза, когда вернулась миссис Хэммонд с пакетом льда.

— Вот так, милочка, — приговаривала медсестра, кладя пакет на лоб Беллы. — Выглядишь гораздо лучше.

— Наверное, все уже прошло, — ответила Белла и села, отложив лед. Ну разумеется. Ей же не нравится, когда ее опекают.

Миссис Хэммонд замахала морщинистыми руками, призывая ее снова лечь, но тут в кабинет заглянула мисс Коуп. Вместе с ней влетел запах свежей крови — легчайшее дуновение.

Майк Ньютон в приемной за ее спиной все еще негодовал, жалея, что упитанный парень, которого он притащил на этот раз, не девушка, принесенная сюда мной.

— К вам еще пациент, — сообщила мисс Коуп.

Белла сразу вскочила с кушетки, радуясь, что она уже не центр всеобщего внимания.

— Возьмите, — сказала она, возвращая пакет со льдом миссис Хэммонд. — Мне он уже не нужен.

Кряхтя, Майк втащил в медпункт Ли Стивенса. Кровь все еще капала с руки, которую Ли прижимал к лицу, стекала струйкой по запястью.

— О нет… — Для меня это зрелище стало сигналом уходить, и для Беллы, видимо, тоже. — Выйди в приемную, Белла.

Она удивленно обернулась ко мне.

— Поверь, так будет лучше, выйди.

Круто повернувшись, она успела проскользнуть в закрывающуюся дверь приемной. Я последовал за ней так поспешно, что ее разметавшиеся волосы задели мне руку.

Она обернулась ко мне, ее взгляд все еще был неуверенным.

— Наконец-то ты меня послушалась.

В первый раз.

Она сморщила нос.

— Кровью пахло.

Я удивленно и растерянно уставился на нее:

— Люди не чувствуют запаха крови.

— А я чувствую, и меня от него тошнит. Кровь пахнет ржавчиной… и солью.

Не сводя с нее глаз, я почувствовал, как каменеет мое лицо.

Неужели она в самом деле человек? Она выглядела как человек. На ощупь была мягкой, как человек. От нее пахло человеком — вообще-то даже лучше. И вела себя по-человечески… вроде бы. Но думала она не так, как люди, и ее реакции были другими.

Но кем еще она могла быть?

— Ну что? — спросила она.

— Ничего.

Нас прервал Майк Ньютон со своими ожесточенными и злобными мыслями.

— Выглядишь лучше, — наглым тоном заявил он ей.

У меня дрогнула рука, так и подмывало поучить его хорошим манерам. Придется следить за собой, чтобы не прикончить несносного мальчишку.

— Только палец из кармана не вынимай, — попросила она, и на секунду я уж подумал, что она обращается ко мне.

— Крови больше нет, — хмуро ответил он. — Вернешься на урок?

— Шутишь? Придется опять вести меня в медпункт.

Вот и хорошо. Я уж думал, что проведу без нее целый час, а мне выпал шанс повидаться с ней. Явно незаслуженный дар.

— Это уж точно, — пробубнил Майк. — Так ты едешь в выходные? На побережье?

А это еще что такое? У них свои планы? Негодование приморозило меня к месту. Но оказалось, что это групповая поездка. Майк мысленно перебирал имена других приглашенных и считал места в машинах. Значит, они едут не только вдвоем. Но это меня не успокоило. Я прислонился к стойке, старательно сдерживая себя.

— Конечно, я же сказала, — заверила она.

Стало быть, и ему она сказала «да». Ревность обжигала больнее жажды.

— Тогда встречаемся у отцовского магазина в десять.

«А Каллена НЕ пригласили».

— Буду вовремя, — пообещала она.

— На физкультуре увидимся.

— Увидимся, — повторила она.

Майк поплелся в класс, внутренне кипя от раздражения. «Что она нашла в этом чокнутом? Ну да, он богатенький. Девчонки считают его крутым, но я бы не сказал. Слишком уж… идеальный. Могу поспорить, их папаша экспериментирует с пластической хирургией на своей семье. Потому-то все они такие белые и смазливые. Это же неестественно. И вообще с виду он какой-то… жуткий. Как уставится, так могу поклясться, что думает, как бы меня прикончить. Псих».

Оказалось, кое-что Майк все же замечает.

— Физкультура, — повторила Белла и застонала.

Взглянув на нее, я заметил, что она опять чем-то расстроена. Неизвестно почему, но было ясно, что на следующий урок с Майком ей не хочется, и я был только за.

Я подошел к ней, склонился, на расстоянии ощущая губами тепло ее кожи. Дышать я не осмеливался.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — шепнул я. — Сядь и притворись, что тебе плохо.

Она так и сделала — села на один из складных стульев, откинула голову, прижалась затылком к стене, и как раз в этот момент мисс Коуп вышла из медпункта и направилась к своему столу. С закрытыми глазами Белла снова казалась теряющей сознание. Привычный цвет лица к ней еще не вернулся.

Я повернулся к мисс Коуп, сардонически думая, что, если повезет, Белла обратит внимание на то, что будет дальше. Именно так полагается реагировать людям.

— Мисс Коуп! — позвал я снова своим самым убедительным тоном.

Ее ресницы затрепетали, сердце учащенно забилось. «Держи себя в руках!»

— Да?

Любопытно. Пульс у Шелли Коуп участился потому, что она считала меня физически привлекательным, а не потому, что испугалась. К таким явлениям я привык, находясь среди человеческих самок, некоторые из них со временем осваивались в присутствии меня и мне подобных… но я считал, что сердце Беллы начинает биться быстрее по другим причинам.

Впрочем, мне это нравилось, пожалуй, даже слишком. Я улыбнулся осторожной, призванной успокаивать людей улыбкой, и дыхание мисс Коуп стало чуть более шумным, чем прежде.

— Следующим уроком у Беллы физкультура, а ей, кажется, все еще плохо. Наверное, будет лучше, если я прямо сейчас отвезу ее домой. Вы не могли бы дать ей освобождение от урока? — Я заглянул в ее глаза, лишенные глубины, и с удовольствием отметил, какое воздействие оказал этим на ее мыслительные процессы. Неужели и Белла?..

Мисс Коуп пришлось сглотнуть, чтобы ответить.

— Наверное, и ей освобождение, и тебе тоже — да, Эдвард?

— Нет, у меня урок у мисс Гофф, она меня отпустит.

Больше я не обращал на нее внимания, задумавшись о новых возможностях.

Хмм. Хотелось бы верить, что Белла находит меня привлекательным, как и другие люди, но когда реакции Беллы совпадали с обычными людскими? Не стоит тешить себя надеждами.

— Вот и хорошо. Поправляйся, Белла.

Белла слабо кивнула, слегка переигрывая.

— Сама дойдешь? Или тебя донести? — спросил я, забавляясь ее наивной игрой на публику. Я знал, что она пожелает идти сама — лишь бы не показаться слабой.

— Дойду, — ответила она.

Опять угадал.

Она поднялась, помедлив немного и словно проверяя, удержится ли на ногах. Я придержал для нее дверь, мы вышли под дождь.

Я увидел, как она подставила дождю лицо, закрыла глаза, слегка улыбнулась. О чем она думала? Ее поза выглядела как-то странно, и я быстро понял, почему она непривычна мне. Обычные человеческие девушки не подставляют лицо дождю: как правило, они накрашены, даже в этих сырых краях.

Белла никогда не красилась и не нуждалась в макияже. Косметическая индустрии зарабатывала миллиарды долларов в год благодаря женщинам, которые стремились, чтобы их кожа выглядела как у нее.

— Спасибо, — сказала она и улыбнулась мне. — Ради того, чтобы отделаться от физкультуры, можно и в обморок упасть!

Я засмотрелся вдаль на территорию школы, гадая, сколько еще времени отпущено нам с Беллой.

— Не за что, — сказал я.

— Так ты поедешь? В субботу? — в голосе послышалась надежда.

И эта надежда приглушила уколы моей ревности. Она хотела, чтобы рядом с ней был я, а не Майк Ньютон. А я хотел дать утвердительный ответ. Но слишком многое требовалось учесть. И прежде всего — то, что суббота ожидалась солнечная.

— А куда вы едете? — Я старался не выдать заинтересованности, словно ответ мало что менял. Впрочем, Майк упомянул побережье. Там на спасение от солнца рассчитывать не стоит. И Эмметт заведется, если я отменю наши планы, но меня это не остановило бы — если бы нашелся способ провести время с Беллой.

— В Ла-Пуш, на Ферст-Бич.

Значит, ничего не выйдет.

Я справился с разочарованием, иронически улыбнулся и перевел взгляд на нее.

— Меня, кажется, не приглашали.

Она вздохнула, заранее смирившись с отказом.

— Я приглашаю.

— На этой неделе мы с тобой больше не будем доводить беднягу Майка. А то еще сорвется. — Я подумывал лично стать виновником срыва бедняги Майка и с наслаждением представлял это событие во всех подробностях.

— Майк-шмайк, — пренебрежительно отозвалась она. Я улыбнулся.

И она зашагала прочь от меня.

Не задумываясь, я машинально протянул руку и схватил ее сзади за куртку. Она дернулась и остановилась.

— Куда это ты собралась? — Я расстроился, почти разозлился, увидев, что она уходит. Проведенного с ней времени мне не хватило.

— Домой, а что? — Она явно озадачилась, не понимая, чем расстроила меня.

— Ты не слышала, что я обещал благополучно доставить тебя до дома? Думаешь, я разрешу тебе сесть за руль в таком состоянии? — Я понимал: ей не понравится, что я сослался на ее слабость. Но мне требовалось попрактиковаться перед поездкой в Сиэтл, чтобы выяснить, способен ли я выдержать ее близкое присутствие в замкнутом пространстве. До ее дома гораздо ближе, чем до Сиэтла.

— При чем тут состояние? — возразила она. — А как же мой пикап?

— Попрошу Элис пригнать его после уроков. — И я осторожно потянул ее к своей машине. По-видимому, даже идти вперед ей было затруднительно.

— Пусти! — Она повернулась боком и чуть не споткнулась. Я протянул руку, чтобы подхватить ее, но она восстановила равновесие сама еще до того, как ей понадобилась моя поддержка. Не следовало мне искать предлоги, чтобы прикоснуться к ней. Мне вновь вспомнилась реакция на меня мисс Коуп, но я решил обмозговать ее потом. А пока мне и без того было о чем подумать.

Едва я отпустил ее, как она и просила, как об этом пожалел: она немедленно запнулась и повалилась на дверцу моей машины с пассажирской стороны. Придется впредь быть еще осторожнее и помнить, как плохо она сохраняет равновесие.

— Какая наглость!

Она была права. Я вел себя странно, и это еще самое мягкое из возможных определений. Неужели теперь она мне откажет?

— Открыто.

Я обошел машину, сел за руль и повернул ключ. Она упрямо стояла снаружи, хотя дождь усиливался, а я знал, что холод и сырость ей неприятны. От воды, пропитавшей ее густые волосы, они казались почти черными.

— Я вполне способна сама доехать до дома!

Безусловно способна. Но быть рядом с ней мне хотелось так остро, как никогда и ничего прежде. Это желание не было насущным и требовательным, как жажда, — оно было другим, потребностью иного рода и другим видом боли.

Она поежилась.

Я опустил стекло с пассажирской стороны и наклонился к ней.

— Садись в машину, Белла.

Она сощурилась, и я догадался, что она решает, стоит ли попробовать сделать ноги.

— Обратно приволоку, — шутливо пригрозил я, еще не зная, верна ли моя догадка. Испуг на ее лице подсказал мне, что верна.

Держа голову высоко поднятой, она открыла дверцу и села в машину. С волос капало на кожаную обивку, ботинки со скрипом терлись один о другой.

— В этом нет никакой необходимости, — заявила она.

Я отметил, что теперь она выглядит скорее сконфуженной, чем рассерженной. Неужели мне не стоило так себя вести? Мне казалось, я поддразниваю ее, как самый обычный влюбленный подросток, — а вдруг я все испортил? И теперь она считает, что я к чему-то принудил ее? У нее, кстати, есть на то все основания.

Я понятия не имел, как надо действовать. Как ухаживать за ней подобно нормальному современному человеку в две тысячи пятом году. Пока я сам был человеком, я знал лишь обычаи моего времени. Благодаря своему странному дару я неплохо ориентировался в мышлении нынешних людей — знал, чем они заняты, какие поступки совершают, — но мои попытки изобразить естественное и современное поведение заканчивались провалом. Видимо, потому, что я не обычный, не современный и не человек. И даже от близких ничему полезному научиться я не мог. Никому из них не доводилось самому участвовать в обычном процессе ухаживания, не говоря уже о двух других определениях.

История Розали и Эмметта была шаблонной, классической любовью с первого взгляда. Им и в голову не приходило сомневаться в том, кто они друг для друга. В первую же секунду, как Розали увидела Эмметта, ее потянуло на невинность и целомудрие, которых она была лишена при жизни. И она захотела его. В первую же секунду, как Эмметт увидел Розали, он узрел богиню, которой с тех пор не уставал поклоняться. Между ними не случилось ни неловкого первого разговора, полного сомнений, ни напряженного, беспокойного ожидания решающего «да» или «нет».

Союз Элис и Джаспера походил на обычный еще меньше. Ибо еще за двадцать восемь лет до их первой встречи Элис знала, что полюбит Джаспера. Она видела годы, десятилетия, века их будущей совместной жизни. А Джаспер, уловивший все ее эмоции в тот долгожданный момент, а также чистоту, определенность и глубину ее любви, не мог не поразиться. Должно быть, ему показалось, что он попал в цунами.

Пожалуй, история Карлайла и Эсме была чуть ближе к типичной, чем остальные. К изумлению Карлайла, Эсме с самого начала любила его, но ни мистика, ни магия были здесь ни при чем. Она познакомилась с ним, когда была еще ребенком, и его доброта, острый ум и неземная красота положили начало привязанности, которую она пронесла через всю оставшуюся человеческую жизнь. И поскольку жизнь не баловала Эсме, неудивительно, что драгоценные воспоминания о встрече с хорошим человеком не вытеснило из ее сердца ничто. После жгучей пытки преображения, когда она очнулась лицом к лицу с давней заветной мечтой, вся полнота ее чувств была всецело отдана Карлайлу.

Я был готов предупредить Карлайла о ее непредвиденной реакции. Он ожидал, что она будет потрясена преображением, травмирована болью, ужаснется тому, кем стала, так же, как в свое время было со мной. И полагал, что придется объясняться и извиняться, успокаивать и заглаживать вину. Он понимал, что, вполне вероятно, она предпочла бы смерть и теперь презирает его за выбор, сделанный без ее ведома и согласия. Так что к ее незамедлительному согласию вступить в такую жизнь, причем совместно с ним, он оказался не готов.

До тех пор он никогда не считал себя достойным романтической любви. Слишком уж это противоречило тому, кем он являлся, — вампиром, чудовищем. То, что я сообщил, помогло ему по-другому взглянуть не только на Эсме, но и на самого себя.

Мало того, решение спасти кого-либо — яркое, мощное событие. Такие решения никому в здравом уме не даются легко. Когда Карлайл выбрал меня, к тому времени, как я очнулся и понял, что произошло, его уже связывали со мной десятки прочных эмоциональных уз. Ответственность, тревога, нежность, жалость, надежда, сострадание… этому действию было присуще естественное чувство вовлеченности, которое сам я никогда не испытывал, только слышал о нем в мыслях Карлайла и Розали. Как отца я воспринимал его еще до того, как узнал его имя. С ролью сына я сжился инстинктивно, без малейшего труда. Любовь явилась легко, хотя я всегда приписывал это обстоятельство скорее его личным качествам, нежели тому, что он инициировал мое преображение.

Так что свою роль сыграли либо все перечисленные причины, либо судьба, уготованная Карлайлу и Эсме, — что именно, я так и не узнал, несмотря на мой дар, способность слышать все по мере того, как оно происходило. Она любила его, и он быстро обнаружил, что способен отвечать на ее любовь. Прошло совсем немного времени, прежде чем его удивление сменилось радостным изумлением, открытием и романтическими чувствами. И безмерным счастьем.

Редкие моменты легко преодолеваемой неловкости были сглажены с помощью чтения мыслей. Но не такой неловкости, как эта. Никто из моих близких не оказывался в таком же тупике, не барахтался так же беспомощно, как я.

Даже целой секунды не понадобилось, чтобы в голове у меня пронеслись мысли о том, как легко образовались эти пары; Белла как раз закрывала дверцу со своей стороны. Я поспешил включить отопление, чтобы ей стало уютнее, и приглушил музыку до фоновой громкости. И повернул к выезду с парковки, поглядывая на Беллу краем глаза. Ее нижняя губа все еще была упрямо выпячена.

Вдруг она с интересом взглянула на магнитолу и перестала дуться.

— «Лунный свет»? — спросила она.

Поклонница классики?

— Ты знаешь Дебюсси?

— Немного, — сказала она. — Мама часто включает дома классическую музыку, а я знаю только то, что мне нравится.

— Это одна из моих любимых пьес. — Я задумался, глядя на дождь. У нас с этой девушкой и вправду нашлось кое-что общее. А я уж было думал, что мы полные противоположности друг другу во всем.

Она, кажется, немного расслабилась, смотрела на дождь, как я, но невидящими глазами. Пользуясь тем, что она отвлеклась, я решил поэкспериментировать с дыханием.

Осторожно сделал вдох носом.

Мощно.

Я крепко вцепился в руль. От дождя ее запах усилился, стал еще приятнее. Ни за что бы не подумал, что такое возможно. Мой язык подрагивал в предвкушении.

А чудовище-то не сдохло, с омерзением понял я. Просто затаилось, выжидая время.

Я попытался глотать, чтобы приглушить жжение в горле. Это не помогло. Только разозлило меня. Я и без того слишком редко вижусь с этой девушкой. Подумать только, на какие ухищрения мне приходится пускаться ради лишних пятнадцати минут. Я сделал еще вдох и постарался сдержать свою реакцию. Мне надо быть сильнее ее.

«Как бы я поступил, не будь я злодеем в этой истории?» — спросил я себя. Как бы воспользовался этим бесценным временем?

Постарался бы побольше узнать о ней.

— Расскажи о своей матери, — попросил я.

Белла улыбнулась.

— Внешне мы похожи, только она красивее.

Я окинул ее скептическим взглядом.

— Во мне слишком много от Чарли, — продолжала она. — Мама смелая, общительная, не то что я.

Общительная — верю. Более смелая? Вряд ли.

— Легкомысленная, немного эксцентричная, любит кулинарные эксперименты, правда, предугадать исход этих экспериментов практически невозможно. Мы с ней лучшие подруги, — голос стал грустным, на лбу обозначились морщинки.

Как я уже замечал прежде, о матери она говорила скорее как родитель о ребенке.

Я остановился перед ее домом, с запозданием сообразив, что вроде бы не должен знать, где она живет. Но нет, в небольшом городке это не должно вызывать подозрений, ведь ее отец видная фигура.

— Сколько тебе лет, Белла?

Должно быть, она постарше одноклассников. Может, поздно пошла в школу или отстала. Но нет, не может быть, — при ее уме.

— Семнадцать, — ответила она.

— На семнадцать ты не выглядишь.

Она засмеялась.

— Ты что?

— Мама вечно твердит, что я родилась тридцатипятилетней и с каждым годом становлюсь все больше похожей на женщину средних лет. — Она снова засмеялась. Потом вздохнула. — Что ж, должен же кто-то в семье быть взрослым.

Это кое-что прояснило для меня. Не составляло труда понять, как легкомыслие матери приводит к зрелости дочери. Ей пришлось рано повзрослеть и взять мать под свою опеку. Потому-то ей и не нравится, когда опекают ее саму — ей кажется, что это ее работа.

— Ты тоже не очень-то похож на старшеклассника, — вывела она меня из раздумий.

Я нахмурился. Стоило мне что-то узнать о ней, как она слишком многое замечала в ответ. Я сменил тему:

— Так почему же твоя мать вышла за Фила?

Она помедлила, прежде чем ответить.

— Моя мама… для своих лет она очень молода. А с Филом, по-моему, чувствует себя еще моложе. Во всяком случае, она в него влюблена. — Она снисходительно покачала головой.

— И ты не против ее брака? — удивился я.

— А не все ли равно? — спросила она. — Я хочу, чтобы мама была счастлива… а она хочет быть вместе с этим человеком.

Это альтруистичное замечание потрясло бы меня, если бы не вписывалось в общую картину, не дополняло то, что я уже узнал про ее характер.

— Такое великодушие… интересно.

— Что именно?

— Готова ли она отплатить тебе той же монетой, как ты думаешь? Кем бы ни оказался твой избранник?

Вопрос был дурацкий, и сохранить беспечный тон мне не удалось. Как глупо даже предполагать, что кто-то способен одобрить меня в качестве избранника для своей дочери. Как глупо даже надеяться, что Белла выберет меня.

— Д-думаю, да, — под моим взглядом она запнулась. От страха? Мне опять вспомнилась мисс Коуп. О чем говорят другие признаки? Широко раскрытые глаза могут означать обе эмоции. Но трепет ресниц вроде бы свидетельствует против страха. У Беллы приоткрыты губы…

Она спохватилась:

— Но она же мать. Это другое дело.

Я иронически улыбнулся.

— В таком случае не выбирай слишком страшных.

— Слишком страшных — это каких? Сплошь в пирсинге и татуировках? — Она усмехнулась мне.

— Можно сказать и так. — На мой взгляд, это определение не содержало никакой угрозы.

— А как сказал бы ты?

Вечно она задавала не те вопросы. Или, пожалуй, вопросы в самую точку. Во всяком случае, такие, на которые мне не хотелось отвечать.

— Как думаешь, я могу быть страшным? — спросил я, пытаясь слегка улыбнуться.

Она задумалась, потом ответила серьезно:

— Хм… пожалуй, можешь, если захочешь.

Я тоже посерьезнел.

— А сейчас ты меня боишься?

На этот вопрос она ответила сразу:

— Нет.

Улыбаться стало легче. Вряд ли я услышал от нее чистую правду, но ведь она и не солгала. По крайней мере, ей было не настолько страшно, чтобы захотелось сбежать. Я задался вопросом, какие чувства вызвало бы у нее мое сообщение, что этот разговор она ведет с вампиром, и внутренне сжался, представив себе ее реакцию.

— Может быть, теперь ты расскажешь мне о своей семье? Наверняка твоя история гораздо интереснее моей.

И уж точно страшнее.

— Что ты хочешь узнать? — осторожно уточнил я.

— Каллены усыновили тебя?

— Да.

Она замялась, потом робко спросила:

— Что случилось с твоими родителями?

Ответить было нетрудно. Даже лгать ей не пришлось.

— Они умерли много лет назад.

— Сочувствую, — пробормотала она, явно встревоженная тем, что расстроила меня.

Она тревожилась обо мне. Какое странное чувство — видеть ее заботу, пусть даже такую, которую принято проявлять из вежливости.

— На самом деле я их почти не помню, — заверил я. — Карлайл и Эсме давным-давно уже стали мне настоящими родителями.

— И ты их любишь, — заключила она.

Я улыбнулся.

— Да. Они лучше всех.

— Тебе повезло.

— Сам знаю.

В этом отношении мне и вправду не на что жаловаться.

— А твои брат с сестрой?

Если я дам ей шанс выспрашивать подробности, мне придется врать. Я взглянул на часы — с досадой, что мое время с ней истекло, и вместе с тем с облегчением. Боль была мучительной, и боялся, как бы жжение в горле не усилилось вдруг настолько, что я уже не смогу сдерживать его.

— Мои брат с сестрой, а если уж на то пошло, и Джаспер с Розали не обрадуются, если им придется мокнуть под дождем, дожидаясь меня.

— Ой, извини, тебе же надо уезжать!

Но она не сдвинулась с места. Ей тоже не хотелось, чтобы наше время истекло.

На самом деле боль терпима, размышлял я. Но нельзя забывать об ответственности.

— А тебе надо, чтобы пикап пригнали раньше, чем шеф полиции Свон вернется домой. Тогда тебе не придется рассказывать о том, что стряслось с тобой на биологии.

— Да он наверняка уже в курсе. В Форксе невозможно что-то утаить, — название города она выговорила с явной неприязнью.

Я засмеялся ее словам. И вправду, здесь ничего не скроешь.

— Удачной вам поездки на побережье. — Я взглянул на проливной дождь, зная, что он не затянется, и на этот раз сильнее, чем обычно, желая, чтобы затянулся. — Погода в самый раз, чтобы позагорать.

Ну или как раз такая установится к субботе. Она обрадуется. А ее радость стала для меня важнее всего. Важнее моей собственной радости.

— А разве завтра мы не увидимся?

Беспокойство в ее голосе польстило мне и в то же время вызвало желание не разочаровывать ее.

— Нет. У нас с Эмметтом выходные начнутся досрочно. — Я уже злился на себя за эти планы. Мог бы и отказаться… но теперь охота как нельзя кстати, и мои близкие и без того тревожатся за меня, незачем давать им понять, как велика моя одержимость. Я до сих пор не знал толком, что за безумие овладело мной прошлой ночью. В самом деле пора найти способ обуздывать свои порывы. Пожалуй, немного отдалиться на некоторое время не помешает.

— Чем займетесь? — спросила она — судя по голосу, не слишком обрадованная моим известием.

Больше удовольствия, больше боли.

— Идем в поход в заповедник Гэут-Рокс, к югу от Рейнира.

Эмметту не терпелось открыть сезон охоты на медведей.

— Ну ладно, удачного вам похода, — без особого воодушевления пожелала она, чему я вновь порадовался.

Глядя на нее, я уже заранее начал мучиться, представляя, как придется попрощаться с ней, пусть даже на время. Она такая нежная и уязвимая. Это же просто безрассудство — оставлять ее без присмотра там, где с ней может случиться что угодно. Однако к худшему, что могло с ней случиться, приведут скорее встречи со мной.

— Можешь выполнить одну мою просьбу? — серьезно спросил я.

Она кивнула, явно заинтригованная моим тоном.

«Полегче».

— Не обижайся, но ты, похоже, из тех, кто прямо-таки притягивает к себе неприятности! Так что… постарайся не свалиться в воду и не попасть под машину, ладно?

Я невесело улыбнулся, надеясь, что она не различит неподдельную тоску в моих глазах. Как я сожалел о том, что ей будет гораздо лучше вдали от меня, что бы с ней при этом ни случилось!

Беги, Белла, беги. Я люблю тебя слишком сильно — во вред тебе и себе.

Она обиделась — должно быть, в чем-то я снова просчитался. И обдала меня яростным взглядом.

— Сделаю, что смогу, — отрезала она, выскочила под дождь и постаралась посильнее хлопнуть дверцей.

Я сжал в кулаке ключ, который только что тайком выудил у нее из кармана, и, отъезжая, глубоко вдохнул ее запах.