Исара

Стелла Аровски

Планета и всё человечество сталкиваются с катастрофой невиданного масштаба. Некая Стена разделила Землю на две части. Преодолеть её невозможно и она уничтожает всё, захватывая Землю.Михаил теряет дочь, а его родные оказываются во власти Стены.Когда личное и глобальное войдут в диссонанс, что решит Михаил?

Глава 1. ПЕЧЕНЬКА С ПРЕДСКАЗАНИЯМИ

Понедельник вообще никогда не был любимым рабочим днём, поэтому я заранее купил несколько пакетиков кофе, энергетика, и перешагнул порог офиса, в котором отработал уже почти двадцать лет. Любимое проектное бюро встретило меня хмурыми взглядами и запахом кофе.

У всего отдела настроение коррелировалось где-то в районе нижней волны синусоиды, потому что в отличие от обыденной проектировки газопроводных сетей Томской области мы судились с сотней жителей деревни Корнилово, которых именно наше бюро «забыло» предупредить о линии газопровода под участками земли, предназначенной для строительства жилых домов, ну и о санитарной зоне в ста пятидесяти метрах тоже.

Так как обременения на землю под газопроводом не внесли в реестры, люди построили домишки и начали жить-поживать, а тут вот… раз… и выяснилось, что все постройки подлежат сносу.

Томгазстрой прикрылся СНИПами, законами и спихнул всю вину на наше бюро «ПроектЭнерго», которое в свою очередь прикрылось теми же законами и с барского плеча решило выдать компенсацию простым смертным. Люди разнервничались, начали подавать в суд, требовать справедливости, но суд постановил: выплатить компенсации по ценам реестра, где они были зверски занижены.

Рядовая ситуация в наше время разрешалась копеечными выплатами, что в корне противоречило моим принципам.

Проект я видел много лет назад, принял касательное участие в его разработке, но знать не знал, что его не передали в реестр. За людей было обидно. Весь офис вздыхал и сопереживал населению деревни Корнилово, но ничем не могли помочь.

— Михаил Сергеевич! К начальству! — раздался голос секретаря Валентины в селекторе.

— Ненавижу понедельники, которые начинаются в кабинете у начальника, — пробормотал я, отпил кофе, взял самые срочные намётки проектов, которые делал, и поплёлся по коридору в кабинет инквизиции.

— Привет, Миш. Как настроение? — шеф был не в духе, я бы даже сказал, что он был страшнее самого страшного и разрушительного духа в мире.

— Отлично, Андрей Семёнович.

— Отлично! Ты забираешь Корнилово.

— О как! С какого, простите, боку?

— Я так решил. Матвей Александрович не справляется. Теперь это твой гемор… вопрос.

— Я физически не смогу. У меня газ Кудринского участка и Петровского. Я затянут по срокам по самые гланды.

— Там осталось добить представление в банк и роспись по реестру минимальной стоимости. Делов для тебя на пару дней. Ситуация горит. Этот вопрос не обсуждается, Миш.

— Да там не на пару дней! — я даже повысил голос. — Там на недели две всё расписывать! Я не успею! Помочь Санычу не вопрос! Но сам не готов.

— Саныч уволен, — шеф даже глазом не моргнул: как смотрел погоду на Яндексе, так и смотрел. Мне очень хотелось, чтоб погода с летне-июльской резко изменилась на апрельскую и на шефа брякнулся кусок льда с крыши.

— Неееет. Это шутка, — я засмеялся. — Санычу до пенсии два года! Куда его увольнять? Он с голоду вместе с семьёй помрёт!

— Матвей Александрович у нас больше не работает по собственному желанию! — шеф не отрывался от монитора. — Михаил Сергеевич, если Вы не собираетесь писать по собственному желанию, то Вас не затруднит сделать предписание в банк. До среды надо передать.

До меня медленно дошло, что воевать с этим предсказателем погоды бесполезно, и чётко осознал, насколько сильно влип… Если не исполнить до среды, то и меня закопают «по собственному».

Мало того, что на мне висели другие проекты, мало того, что в кабинете без кондиционера плавились мозги, так я даже не представлял, с какой стороны приниматься за выполнения этого «лёгкого» поручения.

— Михаил Сергеевич, к Вам посетители! — пропел охранник по селектору.

— Вообще в тему, Вань. Мне ещё посетителей как раз не хватало.

— Михаил Сергеевич, вы на громкой связи.

— Выдай пропуск, Иван Петрович.

— Пропуски. Тут человек пятнадцать. По распоряжению Андрея Семёновича, всех с Корнилово направляю к вам.

— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал я, выключая селектор.

Когда вся делегация прибыла в кабинет, стало ещё душнее и жарче.

Старики, бабушки, молодые с детьми, мамочки с грудничками… О чём вести разговор, я очень слабо представлял, но жутко хотел оказаться на месте Матвея Саныча — «по собственному».

— Михаил Сергеевич, когда всё это закон…

— Почему нам выдали разрешение на строит…

— На каком основании…

— Почему не были предупреж…

— Вы спокойно смотрели, пока мы строились, и вот…

— Куда с детьми-то?!

— Другого жилья вообще нет…

— СТО-О-О-ОП! — я не выдержал и повысил голос. — По очереди можно?! Меня только десять минут назад назначили на ваше направление! Прошу вас. Давайте по очереди, или просто хотя бы говорите не одновременно. У меня времени вагон просто, аж до среды! Как раз всех выслушаю.

— Михаил Сергеевич, нас сто шестьдесят шесть семей! Я понимаю, что суд мы уже проиграли и против закона не пойдёшь… — начала женщина с оранжевыми волосами. — У меня корова! У меня свиньи! Как мне освободить жилплощадь до конца июля? Они снесут мой дом! Этот дом стоял с сорокового года, тогда газа вообще не было даже в Томске. Дом, в котором моя мама родилась! Почему тогда можно было строиться, а сейчас мы все вдруг стали в санитарной зоне и жить нельзя? Почему газопровод нельзя было спроектировать дальше?!

— Я понимаю ваше негодование.

— Все понимают, но никто ничего не может сделать, — проворчал старый дед в клетчатой рубашке.

— Сегодня начну писать представление в банк о выплате компенсаций, к пятнице вам переведут оговорённые суммы, и до сентября есть время переехать в другой дом.

— Какие оговорённые суммы? — перебила меня «оранжевая причёска».

— Которые прописаны в основном реестре, по оценке землевладений и имущества.

— Стоимость моего дома там в разы занижена! Посмотрите! Раздольная, пятьдесят шесть. Откройте реестр, посмотрите!

— Хорошо, — устало сказал я, открывая реестр. Стояла гробовая тишина, лишь пыхтение старика и бульканье грудничка в розовой шапочке прерывало наше молчание.

Реестр, как обычно, грузился так долго, насколько только мог, растягивая пребывание моих визитёров до бесконечности.

— Вот. Раздольная, пятьдесят шесть. Реестровая стоимость земельного участка 259 тысяч 394,9 рублей, — я поперхнулся.

«Двести шестьдесят тысяч в черте города, недалеко от центральной улицы, с газом. Чушь какая» — я вывел сайт на стоимость дома по данному адресу. — «587 тысяч 364,2 рублей. Ещё большая чушь».

Нажал на обновление страницы в надежде увидеть более правдоподобные цифры. Суммы не изменились.

— Чушь какая… — уже вслух пробормотал я.

— Вот! — резюмировала мамочка с булькающим младенцем. — О чём мы Вам и говорим! Да у меня забор вокруг участка только на двести тысяч рублей! А мне всего за дом и участок шестьсот семьдесят тысяч дают! А знаете, какой у меня зимний сад в теплице?!

— А корову-то куда? — вмешалась оранжевая голова. — Корову-то куда мне деть?!

Я ещё раз пять за это время обновил сайт и посмотрел соседние дома по Раздольной. Ситуация была однотипная. Стоимости домов и земельных участков были смешные и нереальные, ведь через две улицы от Раздольной вглубь посёлка дома стоили по миллиону и даже полтора, с аналогичными площадями.

— Можно, сегодня после обеда приеду к вам на дома посмотреть? — спросил я моих гостей.

— Без проблем! — почти хором сказали посетители.

— Отлично! Тогда в два у вас! — я посмотрел на девушку с ребёнком. — Сразу и забор с теплицей оценю.

***

До обеда я успел сделать предписание на выплаты на двадцать домоуправлений. Все стоимости были как на подбор, в районе шестисот тысяч рублей. Мой внутренний Мишка отчаянно хотел встретиться с Матвеем Александровичем, чтобы чисто для себя узнать, отчего вдруг у почти пенсионера за два года до заслуженного отдыха возникло желание уволиться с хлебного места.

Позвонив в квартиру бывшего коллеги, мне и не представлялось, в каком он состоянии: Саныч пил. Пил по-чёрному.

— Почто без закуси? — выпалил я с порога.

— Кончилась.

— Тогда сразу к делу, пока ты меня тоже не споил. Почему уволился?

— Уволили.

— Так ты же по собственному желанию написал.

— Написали, — хмыкнул Саныч.

— Тогда начнём с начала. Почему?

— Скотиной не захотел быть. Предписание на выплаты отказался писать.

— М-м-м… — задумчиво замычал мой внутренний молчавший я.

— Тебе передали дела?

— Да.

— Тоже писать не хочешь?

— Да.

— Совесть не позволяет?

— Да.

— Тогда присоединяйся. Тебя тоже по собственному попросят, — Матвей Александрович заботливо достал ещё одну рюмку и стал наливать мне водки.

— Не-е-е, коллега. Я на пять минут. В Корнилово ещё ехать.

— Да всем насрать, Мишка! Всем! Тебе семью кормить, пиши, как просят. Иначе тут со мной осядешь с волчьим билетом. Сгноимся вместе! Пиши! Пиши, как надо! Никто тебе не даст даже на рупь увеличить выплаты. Гони по реестру, хрен с ними. Триста человек на улице оставишь, зато жить будешь, не как я!

Саныч ещё что-то кричал, но я уже закрывал дверь его квартиры, понимая, что он одновременно пьян и прав.

На обед поехал домой, а не в кафе, как обычно. Во-первых, из дома было ближе до Корнилово, во-вторых, жена обещала испечь шоколадные маффины, а вброс растительных антидепрессантов с какао деревьев мне сейчас был жизненно необходим.

Дома меня ждали Вера и Наденька.

С Верой мы были женаты уже шестнадцать лет, когда-то в прошлом она была прекрасным проектировщиком: холодная голова и расчётливый ум быстро возвели её на пьедестал инженерии, даже рождение нашего первенца Пашки нисколько не выбило её из колеи. Спустя три месяца после родов, она снова стояла у стенда с карандашом, оставив воспитание Павлика на бабушек, нянек и другую родню.

Спустя девять лет родилась Наденька. Именно рождение дочки заставило нас всех пересмотреть своё отношение к этому миру. У Надюши был синдром Дауна. Жена закрылась в себе, ушла с работы и всё своё время посвящала дочке. Убив в себе специалиста, Вера открыла в себе домохозяйку. Поэтому маффины от жены, которые они испекли с семилетней дочуркой, надо было однозначно попробовать, иначе не миновать беды.

— А вот и папа! — снимая ботинки, я смотрел, как ко мне радостно бежит мой солнечный зайчик!

Страшно это всё было тогда, семь лет назад, когда она только родилась. Слова как приговор: «Ваш ребёнок — даун», — и все отворачиваются, фырчат, а она лежит в пелёночках, пыхтит и даже не подозревает, что у неё какой-то там синдром, да ещё и врождённый порок сердца.

После начались годы скитаний по специалистам, гимнастикам, кружкам, врачам и всяким развивающим программам, которые высасывали все сбережения и заработки. К сожалению, кружки Нади и срочные необходимости Паши требовали всё больших и больших затрат.

Роль добытчика легла на мои плечи и проекты. Думать о возвращении на работу жена даже не хотела, а мне в одного тянуть финансовый обоз было тяжеловато, несмотря на то, что я часто брался за самые сложные задачи.

Наденька крепко привязала маму к домашнему очагу, а меня к проектному бюро. В то же время моя дочь — мой солнечный зайчик, отрада моя, беззаветная нежность и доброта, сама того не осознавая, вселяла в меня огромное количество сил и веры.

Я всегда мечтал, чтоб она поскорее выросла, и мы бы поехали с ней в кругосветное путешествие! Обещать что-то проще всего, потому что моё сердце напрочь потерялось в белых кудряшках домашнего солнышка, и я готов был пообещать всё что угодно.

— Папа пришёл, — Надюша встала около меня, ожидая, когда я сниму верхнюю одежду. Вся её поза и подтанцовка маленьких босых ножек говорили только о том, что она приготовила мне сюрприз.

— Чемоданы собрала? — спросил я грозно, но с улыбкой.

— Ещё нет. Я всё ещё маленькая!

— Ну тогда отложим путешествие по миру ещё на денёк!

Надюша рассмеялась, отлично понимая, что завтра у нас опять состоится этот диалог про чемодан.

Чай, как и всегда, был приторно сладким. Вера почему-то шестнадцать лет назад решила, что её муж любит чай с тремя ложками сахара, переубедить её никак не получалось, поэтому, если я не успевал налить сам себе чашечку чая, приходилось давиться чайным сиропом.

На красном блюдечке Надя поднесла мне аж три маффина!

— На!

— Какой взять?

— Любой! Они расскажут тебе о твоём будущем! — смеясь, ответила дочурка.

— Вы как в маффины засунули предсказание? — спросил я Веру.

— Ох, не спрашивай. Главное, не съешь его, а то огорчения не оберёмся.

— М-м-м, как вкусно! — промычали мои вкусовые рецепторы, откусывая кусочек сахара с небольшим количеством теста.

— Кто же сыпал сахар? — удивлённо просил я. — Мама?

— Я-я-я-я, — светилась гордой улыбкой дочь.

— Аа-а-а-а, ну вся в маму! Надо сахар от вас прятать, а то до диабета недалеко!

— Не вредничай! У тебя вся работа связана с умными мыслями! Тебе надо глюкозу!

— У меня уже не голова, а сплошная глюкоза.

— Миша, если тебе что-то не нравится, делай сам.

— Вера, если я и это буду делать сам, то на работу придётся ходить тебе, — сказал я тихо, нежно улыбаясь.

Такие ссоры были нормой для нашей семьи: ругаться при Наде нельзя, она слишком чувствительна, а не ругаться было уже невозможно.

В жене с годами меня стало раздражать всё: чрезмерная уборка пылинки, ещё на подлёте к поверхности стола, пылесос три раза в день, сахар, который добавлялся даже в борщ, и тысячи платьев на все случаи жизни, многие из которых она даже ни разу не надевала, и они просто висели в шкафу с неотрезанными бирками… Желание быть в тренде и в моде у жены не отпадало, а супротив, со временем становилось больше. Мои доводы о скудном бюджете выслушивались с сочувствующим лицом и дадаканьем, а к обеду следующего дня появлялись новые босоножки, которые ей нужны были просто позарез! Ногти, губы и брови делались еженедельно в не самом дешёвом салоне города! Стоны умирающего раба-банкомата воспринимались так же — с дадаканьем и сочувствующим лицом.

— М-м-м, что же это мне попалось? — улыбаясь, я достал изо рта немного пожёванную бумажечку, свёрнутую в трубочку, бесконечно надеясь, что в предсказании будет только одно: «В скором времени Вы станете самым счастливым отцом-одиночкой».

— О! Тут что-то написано! — я тянул рекламную паузу, а Надюша вся светилась, похлопывала в ладошки, хихикала и хотела как можно скорее узнать, что же мне попалось.

— Скоро Вы сможете отправиться в путешествие на Луну! — громко прочитал я и добавил. — Ура-а-а-а! Наконец-то высплюсь!

— Ура-а-а! — закричала Наденька. — Мы с папой полетим на Луну!

— Луна? — я косо посмотрел на Веру в надежде, что она объяснит, куда мы вляпались и зачем купили планетку, которую, похоже, надо оплатить.

— Не придумывай. Не было у нас в предсказаниях никакой Луны, — она забрала у меня бумажечку и перечитала. — Странно, наверно, Паша что-то намудрил с распечаткой. Мы его просили распечатать.

— Мне очень нравится! — я обнял дочь и прошептал. — Наконец-то на Луне мы будем без папиной работы!

— Да-а-а-а. Ура-а-а-а! — Надя радовалась настолько счастливо и искренне, что мне тут же расхотелось ехать в Корнилово и очень захотелось остаться с ней, перечитывая «Незнайку на Луне» для подготовки к путешествию.