Бракованные

Стася, 2020

События книги происходят в альтернативной реальности, где над человечеством нависла угроза смертельной болезни, не оставляющей шансов дожить до тридцати. Читатель наблюдает за взаимоотношениями четырех молодых людей, волей случая объединенных в борьбе за выживание. Мятежник, нытик, блондинка и убийца ищут своё место в неутешительной реальности, где стираются грани между добром и злом, порядком и хаосом, дружбой и предательством, местью и благородством. Кто из них дойдёт до развязки?

Посвящение

Посвящаю моему прайду и всем отчаявшимся. Хочу выразить благодарность двум парням из Колумбуса, за вдохновение.

Предисловие

Бывает так, что что-то ломается у тебя в голове. Значит — ты бракованный. Не бойся, не стоит сопротивляться, прими это как факт.

Нет ничего страшного в том, если тебе вдруг подумается, что бракованные все вокруг, а не ты, но, всё же, не стоит делиться этой догадкой с кем попало. Мой друг, нам никогда не узнать правды.

Прости, но раз уж ты бракованный, то, скорее всего, от тебя поспешат избавиться. Если они будут игнорировать тебя, не воспринимать всерьёз, если они будут смеяться над тобой, если они выкинут тебя за неисправность — молчи. Тешь себя мыслями о том, что ты прав, но молчи, ибо тот, кто не хочет тебя понять, никогда тебя не поймёт.

Не копи внутри злость. Не пытайся что-то в себе исправить, если только сам искренне того не захочешь. Найди своё счастье в созерцании, или в помощи другим, в чём угодно. Найди в этом себя самого и полюби его.

Итак, воспринимай эту книгу как мысли. Просто мысли, которым придали определенную форму. Всего лишь мысли и ничего более.

Книга не пропагандирует ничего, кроме долгой и счастливой жизни. Приятного тебе чтения, отважный путешественник по страницам.

Я испытывал простое и самое большое на свете счастье — я был жив.

Рэй Брэдбери

Начало

Двое сидели в баре. Один, в бежевом плаще, уныло вертел стакан с виски, другой то и дело поправлял очки.

Они говорили тихо, иногда совсем переходили на шепот.

— Этого можно было ожидать. Каждая шестая смерть происходит из-за заболевания органов дыхания. — Сказал тот, что был в очках.

— Это не просто какое-то там заболевание, настоящий взрыв! — Второй опустошил стакан.

— Так что же, нас ждет эпидемия? — Он как-то грустно усмехнулся, что было совсем неуместно.

— Нет. Заболевание наследственное, можно только догадываться, чем вызван всплеск таких масштабов. Всё население Земли буквально поделили на «У вас есть будущее» и «До тридцати не дотянете».

— До сих пор поверить не могу, что какой-то там ген взял и внезапно активировался. Быть может это кара Господня?

— Когда это ты успел стать набожным? — Он тяжело вздохнул — На данный момент рекорд по продолжительности жизни с этими «Красными легкими» — двадцать семь лет.

— Двадцать семь? — считай, повезло. Люди с, например, муковисцидозом умирают детьми в большинстве случаев.

— Да, но в масштабах не сравнится. — Шепотом: — Это секретно, но они думают, мы можем потерять четверть человечества.

— Земля пытается бороться с перенаселением. Многие это прогнозировали.

— Самое удивительное — никаких симптомов. Живешь себе спокойно свою не очень продолжительную жизнь, а в один день выплевываешь легкие наружу. Сейчас они проверяют всех новорожденных.

— Понятно… Ну а лечение, генотерапия?

Теперь мужчина в плаще говорил еще тише, чем шепотом, так, что его собеседник практически читал по губам:

— Я пробовал на добровольцах.

— И что?

— Кажется, получилось. Почему-то, меня попросили молчать об этом.

— Так зачем ты тогда мне рассказал?

— Не знаю, плохое предчувствие. Кажется, кому-то просто невыгодно их лечить. Ты слышал вообще, как они их называют? «Бракованные», представляешь?

Откуда-то сзади раздалось:

— Доктор Хоуп, Доктор Смитт?

Двое обернулись.

— Пройдемте, пожалуйста, с нами.

Они молча повиновались.

Смитт судорожно поправил очки, а Хоуп написал жене, что любит её…

***

Спустя несколько месяцев «Бракованные» признаны социально-опасными. Заболевших, проявляющих агрессию или непослушание изолируют в срочном порядке. Власти заявляют — лечение искать бесполезно. Создается официальная служба, под названием «Синий круг», ведущая контроль над носителями гена «Красных легких».

Часть I

У истоков мятежа

Иду по лезвию ножа,

Я у истоков мятежа,

По телу жар, вскипает кровь,

Удары сердца вновь и вновь.

Душа моя полна протеста,

Внутри для боли впредь нет места,

Мой гнев — мой беспощадный меч,

Я правду с ним смогу сберечь.

Мэттью.

Когда Мэттью и Этан вышли из бара, на улице было очень темно. Всё опустело, но это было скорее приятно. Ведь среди людей братья чувствовали себя неуютно. Они всего лишь дефект природы. Красиво, но быстро сгорающий дефект.

Быть бракованным трудно. Работодатели остерегаются нанимать людей без соответствующих справок о здоровье — вдруг выдуманная властями агрессивность даст о себе знать. Но всегда можно найти другую работу и другие пути, покрытые смутной тьмой.

На небе высыпали неяркие звезды. Воздух был прохладный и очень лёгкий, веяло свободой. Тихо шелестели проносящиеся где-то вдали машины, а город озарялся лишь неоновыми вывесками круглосуточных заведений.

Этан легонько толкнул брата в плечо:

— Куда теперь?

Мэттью мечтательно посмотрел на звездное небо, словно искал там ответ. Он помолчал пару секунд, вбирая в лёгкие как можно больше этого чудесного ночного воздуха. Приятная тьма окутала его изнутри. Он также мечтательно взглянул на брата:

— А куда ты хочешь?

Этан растерянно пожал плечами и усмехнулся. Он, как и Мэтт, был слегка пьян. Затем Эт резко посерьёзнел и проговорил:

— Даже и не знаю…

— Ну, тогда давай просто идти. Куда-нибудь мы точно попадём.

Они засмеялись и, шатаясь, продолжили путь. Голоса в голове Мэттью затихли. Обычно они кричали и неистовствовали, но сейчас этого не наблюдалось. Один из них мирно насвистывал джазик, другой негромко хихикал. Когда голоса не проявляли агрессию, они не казались Мэттью признаком сумасшествия.

Этан снова его пихнул, но на этот раз сильнее, так, что Мэтт чуть не свалился. Он возмутился:

— Ах, вот как?!

Парень ответил тем же. Этан, смеясь, летит на влажный, после дождя, асфальт.

Мэтт помогает брату подняться. Он чувствует, как пылают его щеки и вдруг понимает, что давно не ощущал себя таким счастливым, как в этот конкретный момент. От этого ему становится чуть-чуть грустно. Так случалось всегда. Ему было грустно, даже когда было весело. Он грешил унынием. Какой-то из голосов досадливо вздыхает. Мэтт мрачнеет:

— Не хочу, чтобы ночь кончалась.

Улыбка пропадает с лица Этана тоже, он отряхивается и кладет руку брату на плечо:

— Расслабься, ладно? Всё будет хорошо.

Мэттью сделал вид, что это его подбодрило, но голоса перестали смеяться и теперь лишь грустно вздыхали. Это раздражало, но он как обычно постарался не обращать на них внимание.

Парни хотели было продолжить веселиться и расслабляться, но их отвлёк возглас, доносящийся сзади:

— Эй, вы, подождите!

Этан и Мэтт мгновенно переглянулись. Голоса заорали: «беги!», и Мэтт как никогда раньше, готов был к ним прислушаться. Ещё лишь доля секунды и они сорвались бы с места, и бежали бы со всех ног, и так бы и не узнали, что эта девушка лишь хотела помочь.

Запыхавшаяся, она протянула что-то Этану:

— Ты выронил мобильник.

Опьяневшему парню потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит. После он забрал мобильный и протянул:

— Ого, похоже, он выпал, когда мы… Толкались… Спасибо большое…

Девушка протянула руку ещё раз:

— Пэйдж.

Этан вновь завис на пару секунд, не понимая, чего от него хотят:

— Эмм, да… Спасибо большое, Пэйдж.

Он неуверенно пожал ей руку и развернулся, чтобы уйти.

Мэтт задержал свой взгляд на девушке, стараясь впечатать ее внешность в свою память. Она показалась ему странноватой, возможно, отталкивающей. Её черные, потертые джинсы, гигантская белая рубашка, это всё было здорово, но взгляд цеплялся за волосы, неестественно красного цвета, словно свежая кровь, хлещущая из пробитой артерии, а глаза ее были огромные и очень… Грустные. Какой-то из голосов комментирует: «До чего странная!». Она встречает его взгляд с вызовом и готовностью обороняться, поэтому он спешит вслед за братом, сбегая от неуютной реальности, вынуждающей общаться с людьми. Они зашагали так быстро, как только могли. Свернув за угол, Этан рассмеялся:

— Как думаешь, она поняла, что я пьян?

Мэтт тоже захохотал:

— Нет, что ты! — Протянул он саркастически.

Подумав, он совершенно серьезно добавил:

— Кажется, ты ей понравился.

— Разумеется, я же до безумия красив.

«Верно» — подумал Мэтт и ласково потрепал брата по голове. Он и вправду был красивым. Не низкий, но и не «шкаф», в хорошей форме, широко открытые зелёные глаза, девчонки таких любят. Кроме того, он был добр и слегка наивен. Кто-то в голове Мэттью вновь не удержался от комментария: «Уж точно привлекательнее тебя» Короче говоря, закон компенсации на нем не сработал. Этан был и красив, и умен.

Вдруг Мэттью застыл как вкопанный.

Этан забеспокоился:

— Ты чего?

Мэтт побледнел. Ему стало совсем нехорошо, он опёрся рукой на кирпичную стену и опустил голову. Внутри него, словно закрутился барабан стиральной машинки, причем совсем не в щадящем режиме. Дешевая выпивка дала о себе знать. Этан, наконец, понял причину его странного поведения и с осуждением выпалил:

— Черт, Мэттью, ты пить не умеешь!

Мэттью пытается оправдаться:

— Просто выпивка паленая.

Этан не собирается уступать:

— Но со мной-то всё в порядке.

«И правда…» Мэттью посмотрел на него с подозрением.

— Ты покрепче. — Тихо прошипел он, скрючившись над асфальтом.

Он замер, предчувствуя нехорошее.

— Этан? — Тихо позвал он, словно не веря, что стоящий рядом, действительно является его братом.

— Что?

— Отвернись.

Этан усмехается:

— Как будто я не видел, как тебя тошнит.

Мэтт обидчиво вскинул голову, направляя на него укоризненный взгляд.

— Ой, да ладно, ладно, я отойду.

Мэттью кивнул. Он ненавидел, когда кто-то замечал, что ему плохо. Кроме того, ему попросту было неловко. Да и зрелище не из приятных. Голоса в голове презрительно зашипели.

Когда Мэттью почти пришел в себя, к нему подбежал чем-то сильно напуганный Этан.

— Мэтт, гляди, там за углом…

Мигом забыв про боль и недомогание, Мэттью с опаской выглянул в переулок. То, что он там увидел, было очень плохо. Настолько плохо, что он мгновенно протрезвел.

Этана, стоящего рядом, бросило в дрожь.

— Уходим. Сейчас же. — Решительно произносит Мэтт.

Но Этан застыл на месте.

— Давай, Эт, бежим!

— Та девушка, Мэтт… Пэйдж… Это она.

Мэтт присматривается к колючей тьме. Да, и вправду, та странная с красными волосами.

Всё же, без тени сожаления, он поясняет:

— Этан, дурак, ты ей никак не поможешь!

Похоже, Этан его не слышит. Он лишь продолжает наблюдать, как Пэйдж вырывается и кричит, но её силой затаскивают в синий фургончик.

Зрелище завораживает. Столкновение грубой силы и отчаянных, не менее грубых, попыток спастись.

Пэйдж кричит. Она кричит не как человек, как зверь, с которого живьём сдирают шкуру. Чистильщиков двое, и сдаваться они не привыкли, как она не старается, отбиваясь локтями, всё бесполезно.

Они никак не могут оторваться от этого ужасного зрелища. Мэттью вдруг показалось, что он на трибуне Колизея, какой-то из голосов восторженно присвистнул в подтверждение.

Тем временем, Этан подобрал кусок арматуры откуда-то с обочины и решительно рвался в бой.

Он ничего больше не видел, он не слышал, как Мэтт кричит на него. Пелена гнева, застелила его широко открытые глаза. Он сжал эту железяку так отчаянно и сильно, что его костяшки побелели.

Мэтт перегородил ему дорогу:

— Этан, идиот! Не смей! Бежим!

Этан непреклонен.

«Я не могу ему этого позволить. Что угодно сделаю!» — проносится у Мэттью в голове.

Отец говорил ему всегда защищать брата. Отец бы нашел способ остановить его сейчас…

— Пожалуйста, Этан, я прошу тебя! Нам не нужны проблемы!

Но Этан смотрит сквозь него, в его отсутствующем взгляде, страх и ярость слились в бешеном танце. Мэтт не сдается, он трясет его за плечи и повторяет:

— Мы должны бежать!

Когда Этан заговорил, его голос был твёрд, как сталь, и хладен, как ледники на Аляске:

— Если ты должен бежать, то беги. А я должен помочь этой девушке.

Он практически смахнул брата с пути. Мэтт смотрит на него с неподдельным ужасом. Он должен был догнать Этана и остановить, но ноги не слушались, всё тело, будто парализовало и оставалось просто смотреть на удаляющийся, до боли знакомый силуэт, который, возможно, он видит в последний раз.

Прошла, целая вечность, перед тем как Мэтт вскочил и понёсся на встречу проблемам.

Когда он подбежал к фургончику, двое чистильщиков уже валялись на асфальте, с пробитыми головами.

Он онемел от ужаса. Дыхание сперло. С трудом найдя в себе силы, он заворожено прошептал:

— Этан… Ты… Ты их убил…

Этан молчал. Его сбивчивое дыхание, его ошалевший взгляд, его окровавленные ладони, вот они кричали. И всё вокруг кричало. Негодовало и тряслось от пережитого кошмара, от напряжения, от эмоционального накала. Казалось, что небеса вот-вот разразятся громом.

Голоса тоже орали, и лишь Этан был хладен и спокоен, как будто убивать — было его профессией.

Под слабым светом фонаря его черты были выразительны, как у скульптуры. Его неестественная поза, нелепое орудие в руках, четкие скулы, погруженные в тень, умные глаза, Мэтт хотел было созерцать это целую вечность, но Пэйдж решила по-другому. Схватив его за руку, выдергивая из этой бездны небытия, она пролепетала:

— Они успели вызвать подкрепление.

Ее слова долетали до него медленно. Они обогнули весь земной шар, рассыпались на частички, на крошечные атомы, растворившись в ночной прохладе, прежде чем он осмыслил их.

И вот тогда они втроем побежали. Неслись, словно от торнадо, словно от стада разъяренных бизонов, и остановились лишь раз, чтобы скинуть в реку кусок арматуры. Широкий и бурный поток подхватил его и поволок на дно, унося таинство убийства под воду.

***

Они прибежали на съёмную квартиру, ставшую временным убежищем в этом неспокойном мире. Первое, что делает Мэттью — запирает дверь на три засова, чтобы почувствовать себя хоть в относительной безопасности. Голоса нервно перешептываются. Прислонившись к стенке, Мэтт шлепается на пол. Этан и Пэйдж следуют его примеру. Минуты две у них уходит просто на то, чтобы отдышаться.

Одежда на вешалке, поцарапанный паркет, выцветшие обои в мерзкую полоску, всё вокруг, будто смотрело на них с удивлением, с неподдельным интересом.

Пэйдж начинает разговор:

— Спасибо.

Она произнесла это тихо и стеснительно, словно подразумевая ничтожность этого слова, по сравнению с услугой, которую оказали ей братья.

Этан кивнул:

— Мы своих не бросаем.

«С каких это пор, интересно?!» — подумал Мэтт и с наигранным удивлением уставился на брата. Тот отмахнулся.

Пэйдж дышала уже совсем ровно. Она откашлялась:

— Так вы тоже…

Мэтт позволил себе сказать это за неё:

— Бракованные? Верно. Обидное прозвище, не правда ли?

Этан слегка усмехнулся, Мэттью показалось, что это был скорее грустный смешок. Затем Этан обратился к Пэйдж:

— Можешь остаться на какое-то время.

Он вопросительно посмотрел на Мэттью, ожидая подтверждения. Глубоко и раздосадовано вздохнув, Мэтт всё-таки кивнул в знак согласия.

Пэйдж было очень неловко. Судя по всему, она не привыкла быть кому-то обязанной, но выбора у нее сейчас не было. Негромко, она спросила:

— Где у вас ванная?

Этан кивнул на дверь справа по коридору.

— Я хочу умыться.

— Да, конечно. — Он ещё раз жестом указал на дверь.

Она удалилась.

Как только Мэтт услышал шум воды, он придвинулся ближе к Этану и, слегка толкнув его в плечо, спросил:

— Эй, ну ты как?

Этан беспечно улыбнулся:

— Прости, что не послушал тебя. Спасти её было моим долгом.

Мэтт насторожился. Какой-то из голосов вкрадчиво шепчет: «Он не ответил» Мэтт дублирует это вслух:

— Ты не ответил.

— А, всё в порядке.

Голос Этана прозвучал весьма непринужденно. Мэтт слышит истерический смешок в своей голове.

— В порядке?! Ты только что убил двоих человек! Этан, это не нормально!

Он понимал, что не должен был этого говорить. Он прекрасно видел, что Этан был в полном порядке. Помощь была нужна ему самому. Это он не мог осознать случившегося. Один из голосов подметил: «А ведь те люди, по сути, просто делали свою работу», другой подхватил: «У них наверняка были семьи!» Какой-то весело заорал: «Боже, да вы, бракованные и правда опасны для общества!»

Этан прервал этот хаос:

— Да, Мэтт. Я убил их… И я ни о чем не жалею. Переместившись в прошлое, я сделал бы это вновь.

Мэтт не мог поверить, в то, что слышит. Этан всегда был для него младшим братом. Добрым и беззащитным. Как он не заметил, что перед ним уже взрослый человек? Убийца? Этан продолжил:

— Если они могут убивать таких как мы, почему бы мне не поступить аналогично? Сколько им было, лет по тридцать? Сорок? Нам не светит дожить до тридцати. И я не чувствую своей вины. А с чего тебе нервничать, я вообще не понимаю, ведь когда ты пришел, всё было уже сделано. Мной.

Мэттью стоило больших усилий сдерживать напор эмоций, и он был удивлен, тем, что брат всё же заметил его панику. Поэтому он попытался убедить его в обратном:

— Я и не нервничаю вовсе. — Беспечно бросил он, в подтверждение выдержав взгляд Этана.

— Мэтт, я знаю, когда ты нервничаешь. У тебя идиотская привычка. Я давно это заметил. Когда ты волнуешься, начинаешь расчёсывать шрамы на шее. Посмотри на свои руки.

Он последовал совету. Кончики пальцев были в крови. Мэтт, пребывая в шоке, ощупал места шрамов. Вокруг них он обнаружил несколько неглубоких, свежих царапин. Этан понимающе кивнул головой:

— Вот-вот.

— Я… Я никогда этого не замечал…

Голоса засмеялись: «Дурак!», «Да ты точно псих!». Мэттью велел им заткнуться и лишь растерянно потёр царапины. Затем на него резко нахлынула грусть. Он лег на пол и свернулся калачиком, из последних сил сдерживая слезы.

Этан обратился к нему с не наигранным беспокойством:

— Ты сам-то в порядке?

Мэтт нервно сглотнул, чтобы голос его не выдал. Он хотел бы соврать, но не смог:

— Не уверен.

Этан не знал, как его подбодрить, а Мэттью было неприятно причинять ему дискомфорт. Поэтому он медленно поплелся на кухню, чтобы поставить чайник, насладиться теплотой горячего шоколада и ненадолго забыть весь этот кошмар.

***

Этан стелил на полу матрас. Мэтт откопал плед и приготовил ещё одну чашку горячего шоколада. Пэйдж забилась в угол и напряжённо рассматривала пол. Она тоже нервничала. Мэтт подошел к ней и присел на корточки:

— Я приготовил тебе шоколад.

Он протянул ей кружку. Она взглянула на него, словно запуганный хищник, однако, потерявший хватку. С некоторым подозрением она протянула руку к чашке. Мэтт подумал, что ему показалось:

— Подожди-ка.

Он поставил кружку рядом и, притянув кисть Пэйдж поближе, рассмотрел костяшки. Они были сбиты так сильно, что казалось, стоит ей согнуть пальцы и кости оголятся. Голоса удивлённо заохали.

Она испуганно отдернула руку, в её взгляде прибавилось тревоги и недоверия. Мэттью не хотел её напугать. Он попытался наладить контакт:

— Похоже, тебе не в первый раз приходится за себя постоять…

Он произносит это медленно, подбирая максимально правильные слова.

Когда она заговорила, её голос прозвучал тихо и очень настороженно:

— Верно.

Впервые она показалась ему женственной. Он улыбнулся:

— Я поищу что-нибудь в аптечке.

Но Пэйдж смутилась:

— Не стоит. Мне не больно, то есть… Я ко всему этому привыкла.

Мэтт взглянул на неё с тоской:

— А зря…

— Выбирать не пришлось.

А сейчас её голос прозвучал очень резко. Мэттью это слегка задело. Он разочарованно отошёл в сторону, привалившись к стенке. Голоса посмеивались над его «коммуникабельностью».

Тем временем Этан закончил с импровизированным местом для сна. Он тепло улыбнулся (Этан относился к другим людям как к детям, ощущая себя более умным и уверенным) и обратился к Пэйдж:

— Можешь остаться на ночь.

Мэттью, внезапно для себя, проронил:

— Если сдашь всё оружие, пока пребываешь здесь. Не просто же так тебя хотели изолировать.

Это сказали как будто голоса, вовсе не он. Иногда они выходили из-под контроля.

Взгляд Пэйдж воспламенился раздражением, и Мэтт нахально улыбнулся. Красноволосая закусила губу.

— Я лучше пойду, не хочу вас больше утруждать.

Видимо ей тоже было важно, чувствовать себя в относительной безопасности, а наличие оружия весьма этому способствовало.

Этан перестал улыбаться:

— Ну, ладно. Если ты так решила…

Что-то внутри Мэттью опять не дало ему промолчать:

— Уходи, разумеется. Если есть куда. Прекрасная идея, учитывая тот факт, что синие фургончики усиленно патрулируют улицы, разыскивая тебя.

Голоса добавили: «И вас»

Этан посмотрел на него с осуждением:

— Мэтт!

— Разве я не прав?!

Пэйдж сорвалась с места. Так резко, что ему показалось, она вот-вот кинется на него и зубами разорвет на молекулы. Но она лишь, порывшись в карманах, выложила на стол складной нож и что-то наподобие пистолета.

— Хорошо. Я остаюсь.

Мэттью вновь довольно улыбнулся:

— Вот и славно.

Он сгреб оружие и потащил его в ящик, выполняющий у них роль сейфа. Затем вернулся в комнату и просто молча созерцал Пэйдж, пару минут. Голоса ненадолго замолчали, и он мог наслаждаться относительной тишиной.

Встречаясь с ним взглядом, она тут же отворачивалась, но продолжала молчать. Странно, но её красные волосы, так оттолкнувшие его в момент знакомства, теперь казались безумно привлекательными. Уходя из комнаты, он, невольно проронил:

— Красивые волосы.

Пэйдж вцепилась взглядом в его шею.

— Красивые шрамы. — Злобно ухмыльнувшись, ответила она.

***

Ах да… Шрамы. Мэттью прекрасно помнит тот день.

Когда изолировали родителей, Мэттью и Этан оказались под опекой Дяди Томаса. Через несколько лет они сбежали и, скитаясь, оказались в другом городе. Дела пошли не очень, когда их отловили и перенаправили в приют. Они притворялись, что не помнят ничего кроме собственных имён, опасаясь попасть обратно, к дяде… Братья успели побывать у нескольких опекунов, почти все из которых были ужасны. История со шрамами произошла на одиннадцатый день рождения Этана. Мэттью тогда было четырнадцать.

Он проснулся на жёсткой койке, и тут же, стремительно обошел весь дом. По отсутствию ботинок он ещё раз удостоверился, что мистер Эндрюс ещё не вернулся. Тогда он побежал наверх и принялся будить Этана. Он ласково трепал его по голове:

— Просыпайся. У меня есть что-то, что может тебя обрадовать.

Этан удивлённо распахнул свои огромные глаза.

— Давай скорее, Этан, пока мистер Эндрюс не вернулся!

Этан потянулся, и широко зевая, прошествовал за братом. Мэтт торжественно наклонился к духовке и достал оттуда ещё еле-пышущий жаром шоколадный кекс. Он ещё более торжественно воткнул туда свечку, заранее купленную в киоске напротив, и пафосно поджёг её своей собственной зажигалкой, которая была единственной вещью, доставшейся ему от отца. Да, зажигалка была очень красивая. Латунный корпус украшала гравировка: «Специально, для моего Алана». Вроде как, это был подарок отцу от матери Мэттью. Зажигалка ни разу его не подводила, и к тому же, работала на бензине. Мэтт было начал ностальгировать, но Этан не дал ему упасть в бездну воспоминаний:

— Ого! Шоколадный кекс? Мэтт, это всё мне?

— Однозначно, да. — Мэтт с гордостью произносит — Я сам его испёк.

Вчера он вытряс из карманов всё, что было, полетел в магазин, купил муку и плитку шоколада, яйца одолжил из холодильника мистера Эндрюса (хоть бы он не заметил), в ящике нашел какао. С наступлением темноты он побежал творить, благодаря высшие силы, за ночную смену мистера Эндрюса, что так удачно выпала…

Он долго колдовал над тестом, прежде чем поставить будущий кулинарный шедевр в духовку. Снизу он положил ёмкость с водой, чтобы сладкий кусочек счастья ни в коем случае не подгорел!

И всё ради того, чтобы Этан сидел перед ним и улыбался. Вот прям как сейчас. Этан тогда еще редко улыбался…

— Ну, как? — почти прошептал Мэттью, боясь нарушить благоговейное чавканье Этана. — Вкусно?

Этан поднял на него свои восхищённые глаза:

— Ещё бы! — пролепетал он.

Мэттью тоже улыбнулся.

Когда-то одна девочка спросила у него: «Почему ты так любишь своего брата?». Он долго думал. Он чувствовал, что так и должно быть, но никак не мог этого объяснить. Поэтому он просто ответил: «А разве это плохо?». Девочка пожала плечами. Больше он её не видел, но часто задавался тем вопросом, несмотря на то, что ответ был ему ни к чему. Какой-то из голосов злобно прошептал: «Любовь губительна», но Мэтт не обратил на это внимания. Вечно они несут какой-то бред.

Ближе к полудню вернулся мистер Эндрюс. Он явно не был трезв. Однако, сегодня он не слишком зол и просто выгнал их погулять на пару часиков. Братья были не против. На улице, увы, они чувствовали себя безопаснее, чем дома у этого человека.

Солнце прогрело асфальт, и он излучал волны тепла. Мэтт сорвал одуванчик и хотел вручить его брату, но тот отшатнулся.

— Прости, Эт, я забыл.

Этан страдал боязнью цветов. Это может показаться странным, но у всех ведь свои страхи.

На провинциальных улочках пусто, люди прячутся от зноя. Мэттью отмечает, что небо сегодня особенно ясное. Его насыщенный лазурный цвет напоминает цвет глаз матери. Мэтт не так много о ней помнит, но её голубые глаза….

— Эй, Мэттью? — окликает его Этан, подставляя солнцу лицо.

— Что? — откликается Мэтт.

— Какой мистер Эндрюс по счету?

— Давай посчитаем вместе…

Мэттью начал припоминать всех, кто когда-либо брал их под опеку.

— Первой была женщина, что чуть не огрела тебя сковородкой. Она отказалась от нас через две недели.

Этан загнул один палец.

Голоса засмеялись: «Целых две недели, удивительно, что не в первый же день!». Мэттью продолжил:

— Потом семейная пара. Он постоянно пропадал, а она на всех срывалась. Они ещё запирали нас в подвале, в качестве наказания. Их лишили родительских прав.

Второй палец. С каждым пальцем улыбка стиралась с лица Этана, а голос Мэттью становился серьезнее.

— Потом добрая женщина, что научила меня готовить. Жаль, что она не смогла нас оставить.

Третий палец. Голоса с наигранной грустью издевались: «Действительно жаль, ведь она была единственным твоим шансом, вырасти нормальным». Мэтт понимал, что тот, кто с детства слышит голоса в голове, уже вряд ли вырастет нормальным. Он завершил подсчет:

— Ну вот, теперь мистер Эндрюс.

— Забрал нас, только чтобы получить пособие.

Мэтт с подозрением посмотрел на брата:

— О, Этан, ты взрослеешь слишком быстро.

Он вновь потрепал его по голове и Этан просиял.

Когда они вернулись, было около пяти часов вечера. Пикап мистера Эндрюса был припаркован на заднем дворе.

Парни прошли на второй этаж. Мэтт слегка завис в коридоре, рассматривая стену, в то время как Этан уже побежал в комнату.

Звук удара и бьющейся керамики. Грохот, будто много огромных металлических листов, устилающих крышу, одновременно прогнулись под сильным порывом ветра. Так ему тогда показалось. В действительности это был не очень громкий звук, но достаточный для того, чтобы мистер Эндрюс его услышал.

Мэттью спохватился:

— Эй, что там случилось?

Он идёт в комнату.

— Мэтт… Я… Я испугался. Понимаешь, распахнул шторы, а там оно стояло. Я испугался!

Мэттью подошёл к окну и посмотрел вниз.

На капоте пикапа раскинулся вдребезги разбитый горшок с канатником. Комья земли разлетелись в разные стороны, как и терракотовые кусочки горшка. Это был единственный цветок, который Мэттью оставил у себя, после того как узнал про фобию Этана. От остальных он смог избавиться, но к этому был привязан слишком сильно. Он спрятал его за штору, но и не думал, что растение может привести брата в такой ужас.

Мэтт зажмуривается, надеясь, что, когда он снова откроет глаза, всё само собой вернётся на свои места. Но этого не происходит. Мэтт открывает глаза. Ему даже на секунду привиделось, будто из-под капота пикапа исходит дымок.

Эндрюс вышел из гаража и, окинув взглядом пикап, прокричал что-то невнятное и очень злое.

Буквально на долю секунды, паника ворвалась в сознание Мэттью, она попыталась забрать его в свое царство, но он мгновенно задушил её, не дав ей застелить свой разум.

— Слушай меня. — Он установил зрительный контакт и выглядел максимально спокойным. Стараясь быть очень убедительным, он говорил ровным тоном — Я спущусь и разберусь с ним. А ты запрись в комнате. Не выходи. Я скоро приду, ты понял?

Этан молчал. В эту секунду он выглядел будто очень уставшим от жизни. Он выглядел отчаянно-безысходно.

Мэтт натянуто улыбнулся и заверил:

— Да не бойся ты. Выкрутимся.

Мэттью торопливо побежал вниз, поскальзываясь на ступеньках. Он подбежал к гаражу.

Фигура мистера Эндрюса выросла перед ним. Он был в своём рабочем обшарпанном комбинезоне. В одной руке у него была горелка, в другой какая-то металлическая трубка. Мистер Эндрюс стал ещё пьянее. Он уставился на Мэттью, на пикап, присвистнул, и замер примерно на минуту. Мэтт подумал, что, быть может, само время перестало идти, спасая его. Но нет. Мистер Эндрюс вновь медленно перевел свой взгляд на него. Он угнетающе возвышался перед ним, его брови воинственно согнулись, сигара задымила прямо в лицо Мэттью. Тот подался вперёд и выпрямился, будто демонстрируя, скорее самому себе, однако, отсутствие страха. Мистер Эндрюс задумчиво склонил голову набок.

— Это сделал ты?

Мэтт с трудом разобрал, что он говорит.

— Да, сэр. Я не специально. Мне очень жаль.

Он покорно склонил голову. Звук работающей горелки. «Не смотри туда» Но Мэттью посмотрел. Мистер Эндрюс, как ни в чем не бывало, нагревал горелкой конец металлической трубки. Мэттью нервно сглотнул, однако, он всё ещё не боялся.

— Знаешь, сынок, я верю, что ты не специально. Но я должен научить тебя отвечать за все свои поступки. Даже за непреднамеренные. Таков закон этого мира.

Мэттью кивнул. Краем глаза он заметил внушительных размеров гаечный ключ, лежащий неподалеку. Какой-то из голосов заорал: «Давай же! Бей этого жестокого придурка! Он заслужил, ты знаешь!». Мэттью, кажется, впервые отвечает: «Нет! Я бы справился с ним, если бы мог, но я не в силах. Тем более, он прав». Мэттью растерянно смотрит на нагревающийся металл, в голове проносится: «Он этого не сделает, просто пугает меня» Только он это подумал, как Эндрюс отбросил горелку и чересчур серьезно занёс своё импровизированное оружие над его головой. Мэттью недоверчиво смотрит на зависшее перед ним в воздухе, раскаленное добела железо. Доля секунды. Он всё же ударяет. В последний момент Мэтт дёргается вправо и чувствует, словно само солнце коснулось его шеи. Он мгновенно зажимает свой рот, чтобы крик не напугал Этана.

Шрамы… Он помнит, откуда они.

***

Этан.

Этан не мог уснуть. Кровать казалось ему неуютной, подушка бетонной, ноги затекали и к тому же, в комнате стояла невыносимая жара. Мэттью мирно дремал на соседней раскладушке. Во сне он казался нормальным. Эт решает прокрасться на кухню, чтобы сделать исцеляющий от бессонницы глоточек прохладной воды. Половица предательски скрипит под его холодными, босыми ступнями, рискуя нарушить чуткий сон брата. Но этого не происходит.

На ощупь он проходит по коридору и, наконец, оказывается у цели.

Свет фонарей просачивается на кухню через слегка замутненное окно. Небо красиво-сине-фиолетовое сегодня ночью. Он еле различает силуэт Пэйдж, сидящей на полу под окном, обняв свои колени и притянув их к себе. Она замечает его и неуверенно, кротко кивает головой, в знак приветствия. Чтобы сгладить неловкость их уединения в ночной тиши он шепчет:

— Тоже не спится?

Она изо всех сил старается быть беспечной:

— Ага. Бывает, порой.

Он наливает в кружку воду и присаживается рядом с ней. Пэйдж смущённо прибавляет:

— Спасибо ещё раз, что выручил. Не знаю, что мне для тебя сделать.

Этан искренне удивлен:

— Да перестань! Я сделал так, как считал должным. Не мог позволить, чтобы тебя забрали…

Подул ветер, и штора слегка качнулась. В темноте Этану всегда кажется, что его мысли становятся слышны. Если это так, то Пэйдж ничего не услышит, потому что сейчас в его голове гулял тот же самый теплый, ленивый ветер. По-летнему приятный ветерок.

Пэйдж смотрит куда-то вдаль. Она чуть более расслаблена, чем в начале их разговора, её речь теперь звучит более непринужденно:

— В изоляцию просто не особо хочется. Я там ни разу не была ещё, но и пробовать не собираюсь. Моя жизнь и так слишком коротка, так пусть позволят мне прожить её на воле. Так, как я этого хочу.

Этан понимающе кивает. Чтобы поддержать беседу он чуть тише, чем обычно говорит:

— Мои родители в изоляции.

Пэйдж слегка шокирована:

— Прости, но… Судя по твоему возрасту… — Она закусывает губу. — Разве они ещё живы?

Этан смущен. Он поправляется:

— Да, да, конечно же, я хотел сказать: «Были в изоляции». Просто…

Он так и замолчал, не находя себе оправдания. Пэйдж пытается вытащить его из этой трясины:

— Я поняла. Извини, не стоило мне этого говорить. — Она, наконец, меняет тему и Этан может вздохнуть с облегчением — Я думаю, что нашим поступком мы бросили вызов системе в целом.

Этан усмехается:

— Я бы так не сказал. Тогда мы должны были бы обратить на это внимание, а не скрыться, надеясь на то, что тела испарятся. — При слове «тела», он вспомнил разбитого Мэттью, съедающего себя самоанализом, и спросил — Так ты чувствуешь вину? За то, что мы сделали?

Пэйдж не сразу ответила, что пришлось ему по душе. Было заметно, что она действительно покопалась в себе, прежде чем твердо произнести:

— Жаль, но нисколько. А ты?

Этан покачал головой:

— Тоже.

Пару минут они просто сидели молча, вероятно, рассуждая о себе как об убийцах. Потом Пэйдж спросила:

— Этан, ты хотел бы всё изменить? Если б твои силы были безграничны, чтобы ты сделал?

Впервые её голос звучал так проникновенно-искренне, как на исповеди. Поэтому он не задумываясь, с жаром, начал рассказывать, будто всю жизнь ждал, когда его спросят:

— О, да. Я бы всё поменял. Я бы искоренил понятие «бракованный». Я бы привлек кого надо, к созданию лечения. Я бы стёр чистильщиков и изоляцию с лица Земли. Только представь: Мы бы жили вдвое, нет, втрое дольше, не опасаясь, за свою свободу. Заводили бы семьи, работали, не прятались! Никто не относился бы к нам как к мусору, не глядел бы с жалостью, на то, как нас силой запихивают в синий фургончик. Да, я всё бы поменял! — полет фантазии иссяк, и он разочарованно прибавляет — Если бы был всесилен.

Пэйдж резко хватает его за локоть:

— Этан, ты можешь!

Он недоумевает:

— Нет, ты что. Конечно же, нет. Я же это не всерьез, так… Мечты.

Зато она вполне серьезна:

— Послушай, мы собираем сопротивление. — Она с воодушевлением смотрит ему в глаза. — Ты можешь примкнуть.

Этан всё ещё воспринимает это как шутку:

— Что ещё за сопротивление? Ты вообще о чём?

Пэйдж довольно кивает головой и ухмыляется. В предвкушении долгого рассказа она потирает ладони:

— Слушай внимательно…

***

Пэйдж. Спустя пару дней после знакомства с Этаном и Мэттью.

Инцидент, в ходе которого погибли чистильщики, получил некоторый резонанс, и ухудшил ситуацию для бракованных. Во-первых, чистильщиков стали снаряжать автоматами и прочим оружием, во-вторых, если раньше они тестировали на наличие болезни только необоснованно агрессивных людей, то теперь могли производить выборочные проверки без всякой на то причины. Всё это начинало напрягать.

Вокруг ночь. Пэйдж лежит на матрасе, вдали от дома, рассматривает темноту и пытается вспомнить, как же она вообще здесь оказалась… С чего же всё началось? Может, с того глупого разговора:

— Послушай, Кайла, лечение уже разработано, я точно знаю!

Кайла была её единственной и лучшей подругой.

— Да что ты такое говоришь!?

Кайла недоумевающе смотрит на неё, болтающую ногами, сидя на подоконнике в полупустом коридоре гимназии.

— Поверь мне. Они просто не хотят, чтобы мы излечились!

Кто-то проходящий мимо обернулся и бросил на них опрометчивый взгляд. Кайла испуганно шепчет:

— Тише!

Эмили (тогда её ещё звали Эмили, а не Пэйдж) закатывает глаза:

— Что с тобой? Ты же вечно меня подбиваешь, заставляешь быть смелой… Мы будто бы поменялись местами.

Кайла прикусывает губу:

— Ладно, я правда не понимаю, чего ты от меня хочешь…

Эмили кладет руки ей на плечи:

— Вместе мы сломаем систему.

В эту секунду, будто замер весь мир, а где-то вдалеке начали сгущаться тучи.

Кайла удивлённо приподнимает брови:

— Ты же шутишь?

Эмили качает головой:

— Кайла, поверь мне! У нас есть всё что нужно, дело за малым…

Лицо подруги становится хмурым и серьезным.

— Что ты задумала?

Она делает глубокий вдох:

— Мятеж! Бунт! Восстание! Называй это, как хочешь. Лечение есть, я знаю. Что важнее — у меня есть смелость его отвоевать. Нужно тщательно всё спланировать, стратегия должна быть идеальной. Мои доказательства — самый мощный козырь, но нужно умело ими воспользоваться. Привлечь внимание, вести переговоры, сначала мирно, а потом… Как пойдёт. Но мне не обойтись без твоей помощи…

— Эмили… То, о чем ты говоришь очень серьезно. Ты представляешь последствия? Вероятность успеха очень мала, кроме прочего. Это дурная затея.

Эмили вновь закатывает глаза:

— Я знаю. Но ты со мной?

Кайла так и не ответила тогда. Может, потому что прозвенел звонок, а может, молчи он вечность, она всё равно не проронила бы не слова…

Хотя, скорее всего, всё началось с побега:

Когда она пришла домой, отец судорожно паковал вещи, а мачеха в смятении носилась по дому, приговаривая нечто невнятное. Эмили настороженно заглядывает в комнату:

— Пап? Что происходит?

Она догадывается. Но лучше догадкам не сбыться. Отец даже не посмотрел в её сторону. Не отвлекаясь, он говорит:

— Собирай вещи. Мы покидаем страну. Для нашей семьи здесь больше небезопасно. Наш самолёт через 5 часов. Ты летишь следующим рейсом — через 7. Так получилось. Всё поняла?

Эмили молчит. Он всё же посмотрел на неё:

— Эй, чего зависла? — Он наклоняется поближе и шепчет — Я знаю специалистов за рубежом, думаю, мы тебя вылечим!

Она отпрянула:

— Что?

Он вздыхает:

— Я же говорил, лечение есть! Те люди, что помогли мне, тоже покинули страну. Я могу связаться с ними, как только пересечем границу! — он ещё раз повторяет — Мы тебя вылечим.

Эмили кивает.

Что-то выпало из отцовской папки с документами, когда он торопливо швырнул её в разинутый рот чемодана. Какой-то листок невесомо спланировал на пол и остался незамеченным. Действуя интуитивно, Эмили незаметно унесла его в свою комнату и спрятала под подушку.

Отец стучится:

— Не бери много вещей, ладно? Мы уходим. Твой рейс через 2 часа после нашего, помнишь? Не забудь взять билет, на столике в гостиной, хорошо?

Эмили спокойно отвечает:

— Конечно, пап, увидимся там.

Как только дверь хлопнула, она с детским азартом схватила листок и начала ознакомление.

Увиденное повлияло на её жизнь. Увиденное повлияет на жизни других.

Эмили держала в руках документ. Свидетельство о том, что её мать признана бракованной и изолирована. «То есть, отец не просто изменил маме и развёлся с ней. Он специально изолировал её, хотя бракованной она не являлась. Чтобы у меня даже и выбора не было — с кем остаться. Поэтому мама не пришла в суд, поэтому она не отвечает на мои сообщения и звонки. Моя здоровая, моя родная мама в изоляции»

Эмили буквально задрожала от злости, она плачет, задыхаясь в собственных слезах, плачет и не может остановиться. Страшно.

Девушка предпринимает попытку успокоиться, обдумывая план мести с холодной рассудительностью.

Она некоторое время валяется на полу, раскинув руки в стороны и смотря в потолок…

Она продолжает пялиться вверх. Лежит пару часов, пять, семь, десять — она уснула спустя какое-то время, предварительно вынув из телефона сим-карту…

Эмили ни о чём не жалеет. А, может, и зря.

Эмили Мартин собирает вещи. Эмили Мартин садится на поезд. Эмили Мартин больше нет. Теперь есть Пэйдж Тёрнер, горящая пламенем обиды. Обиды на несправедливость. Пэйдж Тёрнер, полная решимости сделать всё вокруг таким, каким оно и должно быть. Просто Пэйдж, твёрдо уверенная, что правильно, а что ужасно.

Папочка будет очень зол, узнав, что его дочь уже на пути в другой город, где с радостью раскроет его секреты и перевернет всё вокруг с ног на голову.

Может, всё началось ещё позже, ведь через пару недель она узнала, что отец вернулся назад. С него были сняты все обвинения. Он даже был назначен на пост генерального директора Синего круга. Очень иронично. Теперь она не могла отступить.

Пэйдж ненавидит своего отца. Это нельзя объяснить в двух словах. Всё о чём она мечтала — услышать его одобрение. Но этого не происходило. Этого не произойдёт уже никогда. Но самое непростительное — это то, что он сделал с мамой.

Когда-то давно, так давно, что даже и вспоминается с трудом, Эмили была маленькой и счастливой. Абсолютно счастливой, какими могут быть только дети. Всё о чём можно мечтать у неё было. Но однажды всё изменилось. Когда вскрылось, что Эмили бракованная. Отец отстранялся, и, казалось, с каждым днём семья раздражала его всё больше и больше. Они с мамой очень часто ссорились, а она наблюдала за этим, еле-еле приоткрывая дверь. Иногда он мог ударить её. Несильно, конечно, но этого было достаточно, чтобы вызвать чувство отвращения и паники. «Почему она позволяет ему это?».

Что ж, когда он изменил — она ушла. Или, выходит, он заставил её уйти. И маленькая девочка с большими грустными глазами осталась один на один с самым страшным человеком в своей жизни.

Что-то с ней было не так. Может быть, она напоминала отцу о неудачном браке, потому что была сильно похожа на мать внешне.

Он всегда подзывал её к себе строгим голосом:

— Эмили, подойди, пожалуйста.

Эмили вздрагивает, заслышав голос из кабинета. Что-то не так с его интонацией. Что-то явно ему не понравилось. Она, в своём клетчатом сарафане, белой блузке крадется к отцу. Тот расположился в гигантском кожаном кресле, покуривая сигару. Эмили закашлялась, в кабинете стояла неплотная дымка. Чучело ястреба смотрело на неё с презрением.

— Да, папочка.

Он со всей серьезностью поправляет очки и смотрит на неё исподлобья. Девушку пронизывает страх. Еще не зная, в чем её вина, она опускает глаза в пол. Её отец стервятник, хищник, готовый разорвать когтями любого, кто перед ним провинился. Он нервно стучит пальцами по столу, предвкушая серьёзный разговор:

— Видишь ли, Эмили, до меня доходят слухи. Слухи, которые мне очень не нравятся.

— Но я ничего не дела…

Он перебивает её:

— Я не закончил.

— Прости.

— Так вот, мне очень неприятно слышать о том, что моя дочь хамка. Но, к сожалению, именно об этом мне сообщил твой преподаватель по итальянскому. — Эмили молчит. — Он поднимает одну бровь и приказывает — Подойди.

Она молча повинуется.

— Вот теперь, Эмили, я жду твоих объяснений.

— Он сам виноват.

Отец наклоняется к ней ближе, наигранно приставляя ладонь к уху:

— Что, прости?

Эмили нервно сглатывает. «Нет, не на этот раз»

— Он сам виноват. — Громче повторяет она. — Папа, он ко мне придирается, занижает оценки, ты же мне веришь?

Отец встает и опирается кулаками о стол.

— Слушай меня внимательно. Со своими репетиторами можешь вытворять, что хочешь. Но это элитная гимназия. Скандал может плохо отразиться на моей репутации. — Он садится обратно и делает пару затяжек — Я могу быть уверен, что больше такого не повторится?

Эмили огрызается:

— Если он не будет придираться, этого не повторится.

В ту же секунду её щека горит от неслабой пощечины.

— Дура! Я тебя предупредил. Уходи.

Эмили убегает, захлебываясь в слезах, она запирается в своей комнате, валяется на полу, бьётся головой о стену. Дрожащими руками она сама себе зажимает рот.

Этого было так много в её жизни… Даже когда она была помладше:

— Папа, скажи, что я сделала не так?

Он, как и всегда, не останавливаясь, сшибает её с пути:

— Эмили мне не до тебя сейчас!

Она бросается к его ногам, цепляется за них, но он непоколебим, мчится куда-то вперёд словно локомотив.

— Папочка, скажи мне! В чём я виновата?

Он останавливается.

— Эмили… Я занят.

Он стряхивает её как грязь с сапог и отдает охраннику лаконичный приказ:

— Запри её в комнате.

Эмили и не пытается сопротивляться. Иначе будет больнее. Её психика, самооценка, всё рушится. По маленькому кусочку, раз за разом…

Пэйдж заставляет себя прекратить размышления об отце. Она не просто так сменила имя. Прошлое должно оставаться в прошлом. Она еще отомстит.

В комнате стало очень душно, и Пэйдж распахнула окно. Когда она ложится в кровать и сворачивается калачиком, на секунду чувствует себя той прежней Эмили, слабой и беззащитной.

Мэттью. Спустя три дня после знакомства с Пэйдж.

Прошло пару дней, с тех пор как Пэйдж покинула их дом и, странно, но Мэттью был уверен, что увидит её снова. Такая яркая и ошеломляющая, она не могла просто взять и исчезнуть из его жизни. В любом случае, сейчас Пэйдж не особо его беспокоила.

До этого дня. До этого разговора.

Всё начиналось так непринужденно:

«На что делится девяносто один?» — задумчиво протянул один из голосов. Мэтт небрежно бросает:

— Девяносто один ни на что не делится. Это простое число.

Этан, сидящий напротив разочарованно вздохнул:

— Вообще-то на 7 и 13, гений. Помнится, Эвелин сказала тебе не отвечать им.

Эвелин… Школьный психолог. Молодая и наивная, она так хотела помочь. Мэттью вспоминает, как издевался над ней. Он точно помнит, она говорила:

— Голоса в голове? Мэттью, это очень серьезно и, знаешь, поскольку ты уже достаточно взрослый…

Он перебивает:

— Вы хотели сказать «поскольку у тебя нет родителей».

Её брови испуганно подлетают, он обожал наблюдать эту картину и специально её провоцировал. Эвелин оправдывается:

— Что за вздор, у всех есть родители! Так вот. К сожалению, это проблема не моего профиля. Тут тебе сможет помочь другой врач.

Мэтт горько усмехается:

— Вы действительно так сильно боитесь слова «психиатр»?

Он в подробностях вспоминает кабинет.

Посветлевшие желто-песочные обои с нежно-розовыми бутонами. Окна выходят на школьный двор. Первый этаж. Издалека доносится визг весенних улиц. Его разбавляет успокаивающее тиканье часов. А ещё там было огромное вычурное винтажное кресло, выглядящее венцом роскоши и комфорта на фоне остальной невзрачной мебели. Мэтт бы прекрасно здесь себя чувствовал. Если бы не Эвелин. Если бы не весь дурацкий мир, за стенами.

Она смущённо поправляет очки.

— Эти голоса тебе мешают, ты должен от них избавиться. Врач назначит курс лечения, выпишет таблетки, всё будет хорошо.

Мэттью молчит. Он прекрасно понимает, что не пойдет к психиатру, но молчит. Потому что на самом деле он вовсе не хочет её расстраивать. Смущать её безумно интересно, ведь Эвелин мягкая и милая. Но она девушка, в конце концов, а воспитание никак не позволяет ему серьезно их обижать.

Когда Мэтт выныривает из размышлений и возвращается в кабинет, она обеспокоенно лепечет:

— Пообещай, что запишешься.

Он неубедительно кивает, чтобы освободиться. Сейчас Мэтт выйдет из кабинета, закроет дверь и больше ни разу не встретит Эвелин. Кажется, её уволили, а может, она переехала…

Он оказывается в настоящем и отвечает Этану:

— А ещё Эвелин первая направила меня к психиатру. Ей было так неловко.

— Да уж, ты был лишь на одном приеме, зря ты бросил лечение тогда.

Мэттью стало обидно. Этан что-то задел. Что-то больное и глубокое.

— Считаешь меня психом?

Этан отрицательно качает головой:

— Нет. Отнюдь.

«Врет!» — заорал какой-то из голосов. Мэттью боится, что согласен с ним. Этан продолжил:

— Просто тебе бы могло стать лучше. Я же помню, каков ты, когда забрасываешь таблетки.

Таблетки?! Как же он их ненавидит, да пропади они пропадом. Ненавидит, но всё равно пьёт, потому что помнит, что случается, если этого не делать. Мэтт слегка погрустнел.

— Проехали. Так, о чем ты хотел поговорить?

Этан прочищает горло. Он нервно потирает ладони. Дурной знак.

— Мы собираем сопротивление. Мне нужно твое участие.

Мэттью не понимает:

— Что? Что ещё за «мы»? Какое сопротивление? Ты вообще о чём?

Секунд двадцать Этан молчит. Потом он встаёт и, опершись ладонями на стол, с воодушевлением и жаром начинает свою речь:

— Мы должны доказать, что бракованные не опасны для общества, и их изоляция — бессмыслица и глупость. Мы добьемся свободы. Всё будет по-честному. Я докажу, что мы такие же люди, как и они, и искореню понятие «бракованный».

Он выдыхает и падает обратно на стул.

Теперь молчит Мэттью. «Опять это «мы»… Так странно» Его разум не может осмыслить сказанное. Он бормочет:

— Что ты несёшь? Это же бред! Просто безумие! Ты бессилен, Эт. Что ты вообще можешь сделать?

Этан готовился.

— Я и не надеялся, что ты в меня поверишь. Теперь будет стимул доказать тебе. — Он отводит взгляд, явно готовясь к манипуляции — И я уверен, что мама бы меня поддержала.

Мэтт нервничает, но он тоже умеет ранить.

— Да ты её и не знал вовсе.

Этан не поддается на провокацию, оставаясь спокойным и уверенным, он говорит:

— Жаль, что я не смог тебя убедить. Хотя ты ведь всегда только жалуешься и даже не пытаешься что-то изменить. Передумаешь — звони. Буду рад твоей поддержке.

«Он что прощается?»

— Так ты уходишь? Ты в секту попал, что ли? Мозги тебе промыли? Этан, да куда ты собрался?

Брат подхватывает с пола рюкзак и мягко произносит:

— Уж прости, не скажу. Вдруг в твоё больное сознание придёт мысль сдать меня в изоляцию.

Он ехидно улыбается, хотя его глаза слегка красно-влажные.

Мэттью должен пытаться его остановить, но проще остановить паровоз на полном ходу. Он слышит, как открывается дверь, и совершает последний рывок:

— Эй, как наиграешься, возвращайся, ладно? Возвращайся скорее.

Ответом служит грубо захлопнутая дверь.

Мэттью грустно вздыхает, предчувствуя, приближение темных дней.

Кайла.

Кайла задумчиво рассматривала пейзаж за окном, закинув ноги на стол. Сегодня у нее приподнятое настроение. Она небрежно перебирает бумаги, держа в зубах карандаш.

«Нас всё ещё мало… Нужна целая армия, для игры, что мы затеяли… Целая армия людей и купюр…»

На столе, возле монитора валялся листок с номером возможного спонсора. Найти его было не легко, но звонить она не торопилась. Надо было всё продумать. Продумать всё…

Тем не менее, она не беспокоится. Кайла решительно настроена на успех и захватывающее представление. Мятеж — её развлечение. Она откидывается на спинку кресла, отбрасывая кипу бумаг в сторону, закрывает глаза и копается в своих блондинистых кудрях. Поздне-весеннее солнце жарит в спину, сквозь незашторенное окно.

В дверь стучат. Кайла лениво протягивает:

— Входи уже.

Не открывая глаз, она чувствует появление в комнате Пэйдж. Её тихие шаги, аромат её красных волос (они пахли лакрицей), она видит её серьезно-унылое личико.

Её неуверенно-милый голос:

— Привет.

Кайла, наконец, поднимается на ноги и радостно сообщает:

— Ох, нам с тобой столько ещё нужно сделать! Мне кажется, стоит озаботиться поиском достойного предводителя.

Пэйдж непонимающе таращится на нее:

— Думаю, он стоит передо мной.

Кайла усмехается:

— Да ты что, я совсем не подхожу. Да, я сделаю всё, что смогу финансово и стратегически, но нужен тот, за кем пойдут люди!

Она замечает, что Пэйдж уже не слушает её, а думает о чем-то своем, нелепо зависнув взглядом на одной точке.

— Эй, о чем задумалась?

Пэйдж начинает говорить, продолжая пялиться в пустоту:

— Кайла, я привела одного парня. Хочет примкнуть к нам. Вот… Хотела узнать твоё мнение.

Кайла, заинтригованная, игриво склоняет голову:

— Ого! Что за парень?

Пэйдж приоткрывает дверь и зовёт кого-то из коридора. В комнате появляется юноша, приблизительно 19 лет, зеленые глаза, светло-каштановые волосы, к тому же хорошо сложен. «Мечта!» — заключает она. Парень смело протягивает ей руку:

— Здравствуй.

Она радостно пожимает руку в ответ:

— Я Кайла. Как тебя зовут?

Парень слегка вскинул голову и, улыбаясь, представился:

— Этан. Этан Вайз.

Она улыбается в ответ:

— Ого! Приятно иметь дело с однофамильцем самой Кэссиди Вайз легендарного красного ангела, первопротестующей.

— Она моя мать. Кэссиди Вайз — моя мать.

Кайла слегка ошарашена. Этан продолжает:

— Я решительно настроен воплотить её мечты. Можете мне довериться.

Кайла глядит на Этана, на Пэйдж, снова на Этана.

— Кэссиди Вайз твоя мать? — она прищуривается — Этан, значит… — задумчиво протягивает она. — У меня есть к тебе предложение. Как насчёт возглавить наши ряды?

Пэйдж округляет глаза:

— Кайла!..

— Подожди, Пэйдж. Я серьезно. Так что ты думаешь?

Он отвечал так, будто готовился к такому повороту событий:

— Я бы с радостью принял это предложение. Я уверен в успехе и приложу все усилия для того, чтобы добиться своего. Проще говоря, я готов на всё.

Кайла довольно ухмыляется:

— Ты ещё и оратор. Что ж, поздравляю с новой должностью. Учти, я не останусь в стороне, тебе, в любом случае придется со мной считаться.

Этан кивает.

— Теперь ты не мог бы оставить нас на пару минут? Чуть позже мы разместим тебя и добро пожаловать.

Счастливый, он удаляется, и Кайла обращается к изумлённой Пэйдж:

— Где ты его нашла?

— Спас меня от чистильщиков, когда мы были даже не совсем знакомы.

— Не совсем знакомы?

Пэйдж отмахивается.

— Кайла, ты не поторопилась?

Она честно и легко отвечает:

— Нисколько. Он вдохнет в них жизнь. Верь мне, Пэйдж.

— Я всегда тебе верю.

Это правда.

Кайла и Пэйдж, будто, были знакомы ещё до того, как родились. Будто были плечом к плечу ещё в прошлой жизни, будто без их дружбы мир бы и вовсе не мог существовать.

Совсем разные, они притягивали друг друга с неимоверной силой.

Это всё так странно…

Кайла, помнит, как бежит по траве. Босиком. Она смеется и падает на спину, всматриваясь в синеву небес. Рядом падает Пэйдж. Или Эмили. Тогда ведь ее звали Эмили.

— Я устала играть в догонялки. Давай во что-нибудь другое?

Кайла кивает:

— Ага.

Какой же беззаботной казалась жизнь в восемь лет. Кайла задумчиво предлагает:

— Джонатан, из соседнего дома вернулся с отдыха. Может позвать его и других ребят? Чем больше человек, тем веселее.

Эмили передергивает. Ее глаза мутнеют:

— По-моему, вдвоем лучше.

«Какая она странная». Девочки подружились недавно. Кайла заметила, что Эмили не общается ни с кем из класса. Она посчитала, что ей тоскливо и одиноко, поэтому подошла к ней, чтобы подружиться. Кайле было с ней интересно, в общем, как и с другими ребятами, но иногда Эмили казалась ей очень… Странной. Это не было ни хорошо, ни плохо, это было именно странно.

Она вспоминает, как подошла к ней тогда:

— Привет. У тебя красные волосы!

Эмили неуверенно откликается:

— А?.. Ну… Да. А что это плохо?

Она опускает голову, будто их разговор уже закончен. Кайла не сдается:

— Как тебя зовут?

Красноволосая отвлекается от разглядывания парты:

— Эмили.

— Меня зовут Кайла. Эмили, так почему твои волосы красные?

Та пожимает плечами:

— Я так захотела.

Кайла смеется:

— В смысле? Так сильно хотела, что они сами собой покраснели?

В пылу объяснения Эмили становится чуть более раскрепощенной, открытой:

— Да нет же, я их покрасила!

— Ого, а родители разрешили?

Эмили слегка грустнеет:

— Да. То есть… — Она вздыхает. — Папе было всё равно.

Теперь вздыхает Кайла:

— Мой папа никогда мне такого не разрешит…

Эмили кивает головой:

— Знаешь, это очень хорошо. Поверь мне, это намного лучше.

Кайла, в недоумении, выпучивает глаза:

— Ты странная.

— Может поэтому со мной никто не общается…

Кайла спохватывается:

— Разве я сказала, что это плохо? Обычных я встречала кучу, а странных совсем немного.

Эмили отрицательно качает головой:

— Запомни, пожалуйста: не бывает «обычных» или «странных» каждый уникален. Просто не все сразу же открывают свои странности, наверное, некоторых ты просто не знаешь достаточно хорошо.

«Какие странные заученные фразы».

— Кто тебе сказал это?

— Папа всегда так говорит.

Кайла задумчиво хмурится:

— Что значит «уникален»?

— Значит, отличается от других.

Она усмехается:

— Выходит, если все уникальны, то не уникален никто.

Эмили смеется. Оказывается, она умеет смеяться, как и другие дети.

Кто же знал, к чему приведет этот невинный союз.

Когда Эмили перестала быть Эмили, и превратилась в Пэйдж, Кайлу это удивило. Но она не перестала её любить. Ей казалось, Пэйдж лишь броня, защищающая Эмили. Они разные, но обе восхищают. Эмили своей нежностью, сладкой слабостью, а Пэйдж хладнокровием и силой.

Когда-нибудь её подруга почувствует себя в безопасности, и её сердце снова станет мягким и пылким. А пока она защищается. И это хорошо, потому что Эмили на восстание не хватило бы решимости.

Тогда, на перемене, в гимназии, сидя на подоконнике, болтая ногами, с ней разговаривала уже совсем не Эмили. Это была Пэйдж, с огнем в глазах и сжатыми кулаками. Пэйдж, готовая дать отпор.

Мэттью. Тёмные дни.

Потолок. Мэтт просыпается, или точнее приходит в себя, и первое, что он видит это потолок. Такой тошнотворно-белый, холодный и мерзкий. Такой же мерзкий, как перегар. Ему показалось, потолок вот-вот обрушится на него.

Мир вокруг какой-то рассыпавшийся, поломанный. Или же это он сам разбит.

Мэттью открывает холодильник, забывает зачем, закрывает, снова открывает. Он смотрит в зеркало, но видит там кого-то другого. Кого-то отрешенного, чей взгляд пуст и наводит ужас. «Вот и наступили мои темные дни».

Этан исчез. Ушел разжигать восстание. Глупо, самоубийственно, но зато не лишено смысла. Мэттью ловит себя на мысли, что завидует брату, у которого появилась цель.

Он любил мучить себя рассуждениями о смыслах и целях. Правда, они всегда приводили его к тому, что его существование лишено смысла, а досягаемые цели не позволяют его обрести, в то время как с недосягаемыми целями дела обстоят ещё хуже…

Мэтт вдруг замечает, что квартира превратилась в свалку: пустые бутылки, разбросанные вещи, осколки посуды… В одной из бутылок он обнаружил остаток виски и, морщась, вылил его в себя. На самом деле, он ненавидит этот вкус.

Но сейчас только алкоголь. От которого не станет легче, не-а, нисколько. Одиночество не исчезнет, в небе не появится радуга. Зато разум застелет туман, а по телу разольется тепло.

«Стоп. Какой вообще сегодня день?» Он тянется за пультом, включает телевизор, попадает на новостной выпуск. Голос в голове предлагает слегка прибраться и Мэтт, с трудом преодолев себя, с ним соглашается.

В то время как диктор без всякого энтузиазма сообщает о ДТП, Мэттью собирает стеклотару по периметру своего жилища. Взявшись за очередную бутылку, он слышит то, что заставляет его выпустить стекляшку из рук, позволив ей разлететься на сотни осколков.

— В ходе акции протеста, предводитель движения именуемого «антисиние», представился как Этан Вайз и заявил о намерении, цитирую: «Добиться справедливости для бракованных». Демонстрацию разогнали. Обошлось без жертв. Власти от комментариев отказались, посчитав заявление несерьезным.

Мэттью всматривается в телевизор. В мелькающие картинки переполненной площади, синих полотен, зачеркнутых красными крестами, он видит своего брата, это всё кажется сумасшедшим сном.

«Значит, предводитель движения… Как это на него похоже». Его амбициозный брат не мог быть каким-то там рядовым мятежником, нет.

Он выключает телевизор, заглядывает в холодильник вновь, достает бутылку чего-то крепкого и выпивает залпом столько, сколько может.

«Тепло. Мне так тепло».

Его рассудок вновь укрывает одеяло сладкого забвения.

День ото дня становится только хуже. Вскоре его сумасшествие достигло некого предела.

М

этт ложится в ванную. Прямо в одежде. В его руке опасная бритва, что красиво, хоть и старомодно. Он знал, что когда-нибудь она пригодится. Какой-то из голосов задумчиво спрашивает: «Что это ты собрался делать?». Мэттью внезапно решает поддержать диалог: «Что я собрался делать?» — он растерянно смотрит на бритву — «Ничего… Н-не знаю». К нему приходит осознание того, что он собирается свести счеты с жизнью. Истерический смешок вырвался из него вместе со слезами. Он так и не понял — смеётся ли или плачет. Но это было неважно. Стоит включить воду. Он поворачивает кран, и вода льётся оттуда с мерзким скрипом.

Какой-то странный голос, Мэтт не слышал его раньше, вкрадчиво шепчет: «Подумай о своих близких. Они будут расстроены». Мэттью пытается вспомнить «своих близких». Кто-то подсказывает ему: «Этан. Подумай о нём. Ты ведь ему нужен». Мэтт ненадолго задумывается. Он внезапно вновь взрывается истерическим смехом. Голоса в недоумении: «Что это с ним?», «Совсем спятил», «Эй, почему ты смеешься?». Мэтт с трудом подавляет хохот. Он начинает рассуждать вслух:

— Я? Нужен Этану? — он вновь смеётся. — Это было так давно… Вы что, с тех пор как Этан вырос, я никому не нужен!

Он чувствовал себя не просто бесполезным, нет… Он был во вред и больше не мог себя терпеть.

Голоса вдруг замолкают. Очень подозрительно. Мэтт орёт:

— Что заткнулись?! — он подхватывает с пола пустую бутылку из-под виски и швыряет ее в стену — Вы все сдохнете вместе со мной!

Осколки падают на тускло-зеленый кафель. Голоса продолжают молчать.

Тогда Мэттью заносит лезвие над запястьем. Его рука трясётся:

— Это всё бессмысленно. Даже хуже.

Он не понимает, верит ли сам в то, что говорит. Мэтт шепчет:

— Это всё невыносимо.

В этом он уверен.

Он делает надрез.

Тёмно-красная влага выступает на поверхность. «Хорошо. Так намного лучше. Намного сноснее»

Внезапно он слышит, как хлопает входная дверь. «Наверное, хозяин квартиры пришел». Мэтт прибавляет напор воды, чтобы тот подумал, что он в душе.

«Лишь бы не зашёл…»

Знакомый голос, как удар. Этан кричит ему из-за двери:

— Эй, Мэттью, привет.

Как же легко и непринужденно звучит его голос. Словно солнечный весенний денёк, так тепло и… Нормально.

Ему аж завидно стало. «Ну ничего. Уже совсем скоро. Конец» Ему было интересно уловить свою последнюю мысль. О чём она будет?

Мэтт прислушивается к шорохам за дверью. «Зачем он пришёл? Это странно. Быть может, я просто это выдумал, и нет здесь никакого Этана? Быть может, одна из частичек меня просто мечтает о том, чтобы появился брат и остановил всё это?»

Мэтт неуверенно спрашивает:

— Этан, это ты?

Он сразу же спрашивает снова:

— Зачем ты пришел?

И слышит разочарованный вздох:

— Может, ты всё-таки выйдешь, и поговорим нормально? Мы две недели не виделись.

«Значит, уже две недели прошло». Мэттью смотрит на свои запястья, на бритву в руке, и твердо произносит:

— Прости, не могу. Забирай, что там тебе нужно и уходи. Я всё решил.

Последнее предложение он произносит шепотом.

Он продолжает аккуратно рассекать кожу. Лезвие недостаточно глубоко входит в его плоть, он никак не может достать вену. Даже с этим он не может нормально справиться. То ли от боли, то ли от сладостного предвкушения конца, всё вокруг становится легче. Мэтт так близок к финалу, но Этан решает по-другому и бестактно выламывает дверь, нарушая суицидальную эстетику.

Мэтт смотрит куда-то сквозь него. Слегка пьяный, и всё также сильно разбитый он совсем не может осознать происходящего, как ни старается.

Этан выхватывает и отшвыривает бритву. Его движения слишком резкие и стремительные. Они пугают. Они страшно-живые.

Теперь он за шиворот вытаскивает Мэттью из ванной и кидает на холодный кафель. Плеск воды. Он что-то говорит, но Мэтт не может разобрать что. Он слишком далеко в своих мыслях. Слишком далеко от жизни.

Этан. Это же время.

Когда Этан вошёл в квартиру, он сразу заметил присутствие в ней брата. Его изрядно потрёпанные кеды валялись под табуреткой, а из ванной доносился плеск воды. Однако, всё вокруг было очень странным, другим. Как будто фальшиво-обитаемым. Да, все атрибуты быта присутствовали, но не было тепла. Исчезло чувство дома, уюта. «Наверное, мне показалось». Этана охватило лёгкое волнение. Он решает предпринять попытку заговорить с братом и, прислонившись к запертой двери, кричит:

— Эй, Мэттью, привет.

Он старается произнести это как можно более непринужденно. Словно они и не ссорились. Словно минут 20 назад, Эт просто вышел в магазин, а сейчас вот вернулся.

Шум воды прекращается. Повисает напряженная пауза. После Мэтт нерешительно откликается:

— Этан, это ты?

Его голос звучит напугано, тревожно. Мэттью осведомляется:

— Зачем ты пришел?

Нет, он говорит это не со злобой или обидой, а с вынужденным любопытством, скорее. Будто кто-то заставляет его поддерживать диалог. Этан всё ещё насторожен:

— Может, ты всё-таки выйдешь, и поговорим нормально? Мы две недели не виделись.

Мэттью долго молчит. Этан прислоняется к двери и прислушивается. Он слышит дыхание брата, шорохи, ничего необычного.

Мэтт всё же отвечает:

— Прости, не могу. Забирай, что там тебе нужно и уходи. Я всё решил.

Голос звучит отстранено и холодно.

И то странное последнее предложение…

Этану это совсем не понравилось. И дело даже не в обидных словах, а в интонации. Он произнес это так, словно вот-вот совершит большую ошибку. Сердце забилось чаще. Этан прислонился к двери вплотную и напряг слух, как только мог. Он слышит странный чиркающий звук, точнее ему кажется, что он это слышит, он знает, чего ожидать, но не хочет верить… Да нет, не может быть… Этан вспоминает, на какие глупости способен его брат. Он замирает на долю секунды, а затем со скоростью света выламывает дверь и врывается в комнату…

Однако, стоит Мэттью забросить таблетки, как он уходит в отрыв. Тогда остаётся только ставить решетки на окна и прятать острые предметы.

Он влетает в ванную и к глубочайшему своему сожалению, понимает, что в своих догадках оказался прав. Мэттью валяется в ванной, его лицо ничего не выражает, его поза неестественная, он зажат и напряжен, на нем черная футболка и, протёртые, порванные в нескольких местах джинсы, под глазами огромные мешки, ко всему прочему он ещё сильно отощал.

Иногда люди берут животных из приюта, а потом выкладывают фото «до и после». То, как сейчас выглядел Мэтт, было сравнимо с «до».

Мэттью так и застыл, засучив рукава, занеся лезвие, чтобы сделать ещё надрез. На левой руке уже красовался один. Продольный и довольно глубокий. Красная влага стремительно выступала.

Этан в бешенстве. Ему совсем не нравится, когда обижают кого-то, кто ему дорог. Даже когда этот кто-то обижает сам себя. Он мгновенно выхватывает опасную бритву из рук брата и отшвыривает ее в угол. Он переключается на самого Мэттью и за шкирку вытаскивает его из ванной. Его он тоже отшвыривает, и тот с глухим стуком ударяется о кафель. Этан, сквозь зубы, шипит:

— Да как ты посмел?!

Теперь Этан злится. Очень сильно. Отчаянная ярость, переполняет его. Ничто так не уничтожало его самолюбие, как брат, с которым он никак не мог справиться.

Мэттью не предпринимает попыток встать, и просто продолжает валяться на полу, такой потерянный и убитый, он избегает взглядом Этана. Мэттью шепчет:

— Перестань. Я больше ничего не хочу. Я не могу больше видеть все это. Нет сил находиться здесь. Моя жизнь бессмысленна.

Знакомые слова. Сколько лет, а пластинка не меняется.

Этана это очень сильно злит. Ярость кипит в нём. Он пинает брата, бьёт его по лицу и под ребра, и при этом орёт:

— Коротка, но не бессмысленна, разве не так ты мне сказал? Разве не это ты говорил, Мэттью?!

Теперь красная влага заполонила всё вокруг. Она на лице Мэттью, на его запястьях, она на костяшках Этана. Которого больше всего раздражает отсутствие всякой реакции. Он лупит Мэттью со всей дури, а тот не пытается даже защититься, уж тем более дать отпор. Этан трясет его за плечи:

— Да что с тобой случилось?

Мэтт, наконец, смотрит на него. Его глаза такие… Пустые. Он раздосадовано шепчет:

— Перестань, Эт. Мне же больно.

Этан отшвыривает его:

— Больно? А вскрываться тебе не больно, да? Хочешь умереть? Я изобью тебя до смерти!

Этан заносит руку, но внезапно сам получает от Мэттью. Тот кричит:

— Хватит!

Этан удивлённо смотрит ему в глаза. Оправдываясь, Мэтт шепчет:

— Я же попросил.

Тогда Эт слегка успокаивается. «Он отбивается, а значит всё не безнадежно. Ничего не потеряно, пока Мэттью может сражаться»

Вся злость исчезает. Но приходит жуткая печаль. Этан устало падает на пол. Мэтт приземляется рядом. Ком встаёт в горле, и Этан бормочет:

— Ты идиот, Мэттью. Стоит оставить тебя одного, ты просто с катушек слетаешь.

Мэттью шепчет очень-очень тихо, вероятно, надеясь, что Эт не услышит:

— Так не оставляй.

Этан легонько толкает его в плечо и, слегка улыбаясь, произносит:

— Больше не буду.

Мэтт ошарашено вздрагивает:

— Это значит, что ты передумал? Ты останешься и никаких больше восстаний и мятежей?

В его глазах заискрилась надежда. Этану даже показалось, что уголки его губ, слегка, на микрон, приподнялись. «Показалось» — заключил он. И уверенно ответил:

— Нет… — В глазах Мэттью прибавляется испуга, но Этан продолжает — Нет, Мэтт. Это значит, что ты идёшь со мной.

Мэттью отшатывается, словно Этан дал ему пощёчину этой фразой. Его руки нервно трясутся, лицо охвачено ужасом, он закрывает его этими трясущимися руками. Этан пододвигается к нему чуть ближе. Он очень серьезно произносит:

— Поверь мне. Я знаю, что делаю.

Мэттью всё ещё выглядит напуганным, но он убирает руки, смотрит брату прямо в глаза, затем его лицо снова становится страшно-безразличным, а глаза грустно-пустыми. Он притягивает к себе колени и обхватывает их. С обидой он произносит:

— Ты весьма наивен, Эт. — он делает большую паузу, после чего, всё же сдается — Но, кажется, у меня нет другого выбора, кроме как, довериться тебе.

Этан просиял. «Я победил. Победил его, значит и систему смогу победить». Он хватает брата за руку:

— Спасибо, я тебя не подведу!

Мэттью тоже становится очень серьезным:

— Надеюсь.

Этан внезапно даже для самого себя произносит:

— Когда мне было лет пятнадцать, мы ссорились по пять раз на дню…

Мэттью усмехается:

— Ага, и дрались по три на неделе….

Этан улыбается:

— Да уж… Теряем хватку…

Они ностальгически вздыхают, погружаясь в воспоминания. Мэтт задумчиво спрашивает:

— Так что с тех пор изменилось?

— Ну, мы выросли…

Мэттью обводит взглядом хаос вокруг и прибавляет:

— Но ничуть не поумнели…

Они так и валяются на полу, смотря в потолок, сортируя отголоски прошлого в своих разумах…

Этан припоминает, когда они последний раз так дрались. Он мысленно переносится в тот далёкий день:

Он подержал вино во рту, прежде чем глотать. Терпкий вкус красного крепленого яда остался на языке, щеках, проник в кровь. Он пошатнулся. Кто-то из рядом стоящих запихивает сигарету ему в рот:

— Затянись, чтобы лучше взяло!

Этан молча повинуется. Он делает глубокий вдох, впуская мерзкий табак в свои лёгкие, в горле жутко першит и Этан кашляет. Кашляет, но делает ещё одну затяжку. Голова начинает сладко кружиться. Этан покачивается и колышется как осинка на ветру. Кто-то, кажется, Брайан, хлопает его по спине:

— Вот это тебя развезло!

Он заливается противным смехом, который дружно подхватывают трое других парней. Этан ухмыляется, переставая что-либо понимать. В который раз он спрашивает у приятелей, который час, но не может осознать ответ. Всё вокруг кружится и смазывается, как на полотнах импрессионистов, возникшая иллюзия абсолютного счастья полностью разрушила ощущение отвращения от внешнего мира. Небо стало улыбаться, всё вокруг было теплым и мягким. Даже асфальт, на который он падал.

Когда Этан бежал домой, его ноги были такими невесомыми, чужими, ему казалось, что он летит. Пару раз он спотыкался и громко хохотал. Потом зацепился за забор и порвал пальто, но всё же добрался до дома, и иллюзия счастья начала стремительно таять, убегая, как песок сквозь пальцы. Зато появились мигрень и тошнота.

Расплата.

Когда в дверях появился Мэттью, Этан с трудом расшнуровывал ботинки, при этом, уронив всё, что лежало на тумбочке. Брат облокотился о дверной проем, со взглядом, полным осуждения. Последнее, что хотел сейчас Этан, так это выслушивать его речи. Он приготовился обороняться.

Мэтт начинает атаковать:

— Звонила ваша учительница по математике. Спрашивала, почему ты не явился на пробный экзамен. Знаешь, что? У меня к тебе тот же вопрос.

Этан потерял равновесие и пошатнулся.

— Боже, Эт, ты пьян?

Мэттью подошёл к нему поближе, хотя разящий аромат алкоголя и табака, можно было учуять, находясь в другом штате.

Этан знает: лучшая защита — это нападение:

— Да, я пьян. И что теперь накажешь меня? Может, в угол поставишь? Отстань, ты мне не мать.

Мэтт устало вздыхает:

— Эй, я просто забочусь о тебе.

Этан не думает, что говорит:

— Заботься о себе.

Мэттью горько усмехнулся:

— Значит так, да? Ты верно сказал. Я тебе не мать. Я тебя жалеть не собираюсь.

Он поднял его за капюшон и грубо прижал к стене. Этан дёргается, но хватка брата не оставляет никаких шансов. Когда Мэттью заговорил, его голос был непоколебим:

— Значит так. Можешь делать что пожелаешь, хоть в запой на месяц. Но только когда закончишь школу. Подумай о своем будущем.

Эти слова вызывают в нем дикую ярость, негодование, он делает рывок и отшвыривает Мэттью в сторону.

— О будущем?! Нет у меня будущего, Мэтт. Тебе ли не знать? Наша жизнь невероятно коротка…

Мэттью не без труда поднимается и перебивает его:

— Коротка, но не бессмысленна. Давай, чтобы это было в последний раз, договорились?

Он треплет его по голове. Злость устраивает бунт внутри Этана, она кипит, шипит, брызгает во все стороны. Он ей поддается:

— Да что ты вообще понимаешь?

Этан заносит руку, чтобы отправить брата в нокаут, но Мэтт перехватывает ее и заламывает за спину. Боль позволяет моментально протрезветь. Этан кричит:

— Мэттью, больно! Отпусти!

Но тот и не думает остановиться. Этан знает, чего он ждёт. С большим усилием он произносит:

— Отпусти, я больше не буду.

— Что ты сказал? Я не услышал.

«Ещё и издевается» — с обидой думает Этан. Он орёт, что есть мочи:

— Это больше не повторится! Обещаю.

Брат отпускает его, и он летит на пол. Мэттью падает рядом. Они лежат, пытаясь восстановить дыхание, и стараются не смотреть друг на друга. Нарушая повисшую паузу Мэттью уже более мягким, свойственным ему голосом, произносит:

— Училка сказала, что Брайана, Криса и Оуэна тоже не было. Это была их идея, верно? Они тебя подбили?

Этан молчит и отводит взгляд, чтобы Мэтт не прочёл правду в его испуганных глазах. Тем самым он выдает себя ещё больше.

— Всё понятно. — Шепчет Мэтт.

На следующий день Брайан, Крис и Оуэн пришли с красочными фингалами. И Этан прекрасно знал, какой «художник» их «разукрасил».

Кайла.

— Она прекрасна. Беру. Давайте оформлять документы.

Кайла еще раз окидывает взглядом свою новую квартиру. «Здесь, на отшибе, нас никто никогда не найдет!»

Это было как будто бы тысячу лет назад, и с тех пор работа над мятежом не прекращалась ни на секунду. Они с Пэйдж вербовали бракованных, продумывали стратегию и порой не спали по двое суток.

Кайла обожала склонять их на свою сторону, переписываться, слушать их, слышать их. Решительных, спокойных, стеснительных, наивных. Они все были разными, но их объединяло одно — дыхание мятежа.

Она была слегка обижена на Пэйдж, которую пришлось разыскивать. Если бы Кайла покидала город, то только вместе с Пэйдж. Можно сказать, Кайла согласилась на всё это, только чтобы быть с ней рядом, хотя и сбежать из дома ей хотелось уже очень давно.

Только по одному она скучала. Да, по Джейсону.

Да, она снова вспомнила про того самого Джейсона, чья бледная кожа горячее жаркого солнца и чьи ключицы — объект искусства.

Джейсон Моррис был такой один, без сомнения. Красивый, умный и таинственный, он ворвался в жизнь Кайлы, заставив всё остальное уйти на второй план.

Они познакомились в гимназии. Удивительно, учитывая то, что он появлялся в ней пару раз за весь учебный год. Выслушивал негодование учителей с нахальной ухмылкой, и снова пропадал.

Однако, Кайлу тоже сложно было не заметить. Она училась на отлично, была самой популярной девочкой в классе. К сожалению, это ей так быстро наскучило, что она мечтала, чтобы Джей её испортил. Чтобы посадил её на свой черный мотоцикл и увёз далеко к огням больших городов. Чтобы он боготворил её бедра и поклонялся волнам её волос.

Она понимала, что попала в ловушку. Ни с кем Кайла не чувствовала такого прежде. Ни с кем рядом она не чувствовала себя такой глупой и никчемной.

Джей был холоден, но от этого нравился ей только больше. Своим безразличием, он будто подстёгивал её. Она старалась ему понравиться изо всех сил. Делала всё, чтобы он обратил на неё внимание.

Она сказала ему однажды: «Я буду такой, как ты хочешь. Хочешь, буду холодной, хочешь, стану милой. Только скажи. Скажи, какой мне быть». Он ответил, что желает, чтобы она была самой собой, и для Кайлы это стало невыполнимой задачей. Она ведь всегда притворялась…

С Джейсоном она упивалась этой бордовой тьмой, исходившей от него. Прикосновения обжигали, она сгорала каждый раз рядом с ним. Она сгорала, чтобы возрождаться и гореть снова. Как феникс.

Она помнит каждую его фразу, каждое слово. Однажды, когда они обнимались перед тем, как попрощаться он сказал:

— Моё ухо согрелось в твоих волосах.

И Кайла вспыхнула. Она пришла домой и записала эту фразу в своём ежедневнике, гелевой ручкой записала во всех тетрадках, писала пальцами по воздуху, потом взяла маркер и записала ещё на стене возле кровати, часто её перечитывала и улыбалась. Только уснуть уже не могла. Ей казалось, она выглядит глупо, когда улыбается, но эта улыбка была совершенно непроизвольной. Может быть, эта улыбка была единственным искренним в её мимике.

Без него она скучала.

Когда Эмили пропала, он был рядом. Тогда, Кайла не знала, что Эмили теперь Пэйдж, что она скрывается в другом городе и затевает что-то подобное. Она и думать боялась, что случилось с её лучшей подругой. Впервые она предстала перед Джейсоном слабой и напуганной девочкой. И он утешил её, отвлёк, поддержал. Он ещё сильнее возвысился в её глазах. Она не хотела боготворить его. Так случайно получилось…

Честно, ей было страшно так от кого-то зависеть. Но она доверяла этим серым глазам и хитрой улыбке.

Это может закончиться плохо, но ей наплевать. Куда бы не привела её эта любовь, это лучшее, что с ней случалось.

Кайла грустно вздохнула и удалилась в свой кабинет. Там она привычно закинула ноги на стол, а голову к потолку.

Так странно. Сейчас она в гуще событий и должна столько держать в голове, но почему же тогда Кайла не может думать ни о чем кроме серых глаз и хитрой улыбки…

Часть II

Первая кровь

Я может другая, просто монстр,

Но вы на себя посмотрите сами.

Да, я убивала. Но чтобы выжить!

Я — девочка с красными волосами.

Убила в себе и страх, и слабость —

Вам больше не видеть меня со слезами.

Сомнения убила вместе с верой,

Я девочка c мрачно-большими глазами.

Твердила себе, что в любви не нуждаюсь,

Гонимая гневными голосами.

Я девочка с пропастью вместо сердца —

Я девочка с красными волосами.

Этан. За 8 дней до акции протеста

— Я принес таблетку.

— Нет.

Этан грустно вздыхает:

— Что «нет»?

— Принимать не буду.

С каждым разом этот ритуал утомлял всё больше и больше.

«Зачем мы тратим время? Он же знает, что я не отстану, пока не добьюсь своего». Почти всегда Мэттью сдавался и с неохотой, даже неким отвращением проглатывал своё фармацевтическое спасение. Или проклятье. Так он считал, наверное.

Этан садится на край кровати:

— Хочешь опять пролежать до утра, смотря в потолок? Надо принять таблетку.

Мэттью молча накрывает лицо подушкой:

— Отстань, я старше — сам разберусь.

«Как ребенок».

Было непросто затащить Мэттью сюда, в квартиру Кайлы и Пэйдж, в самую гущу событий, в сердце мятежа. Этан треплет его за плечо:

— Прими таблетку, лучше же станет! Почему ты всегда противишься?

В комнату стучатся. Заглядывает Пэйдж:

— Этан, я…

Он перебивает её:

— Подожди, пожалуйста, пару минут.

Удивление проскальзывает в её взгляде. Она неохотно закрывает дверь с той стороны.

Мэтт хрипит:

— Как вата. Сладкая вата.

Этан непонимающе переспрашивает:

— Чего?

— После таблеток всё как сладкая вата — разум, тело. Пожалуйста, Этан. Я не хочу зависеть от них.

— Мэттью, я вижу, что тебе плохо, может лучше сладкая вата, чем…

Он замолкает, боясь неправильно сформулировать свою мысль. Мэттью тоже молчит. «Он уже не спорит, может быть, я близко к победе».

— Если я приму, мы вернемся домой?

Этан усмехается:

— Ну ты захотел. Теперь наш дом здесь. Да ладно, тебе тут понравится, когда придешь в себя.

Брат поворачивается к нему, шурша одеялом.

— Я точно усну?

— Конечно! Держи.

Он вручает ему стакан воды и таблетку, облегченно вздыхая. «Если уж я выиграл этот бой, то уничтожить Синий круг не составит труда».

— Этан, здесь все меня ненавидят. Ты видел, как она посмотрела?

Этан закатывает глаза:

— Спящим ты нравишься мне больше.

Он покинул комнату и встретил Пэйдж в коридоре.

— Всё готово к новому митингу, осталось назначить дату и распространить информацию. Подумай над своей речью, сам понимаешь, они должны пойти за тобой, так что, постарайся.

Он нисколько не сомневался в своей речи, поэтому лишь недоверчиво поинтересовался:

— Уверена, что всё готово? Пойдем, проверим ещё раз.

Они сидят возле ноутбука, копаясь в различных списках и счетах. Он с важным видом достал из нагрудного кармана очки.

Этан вспоминает то, что пережила эта оправа. Когда-то, ведь, в ней стояли другие линзы.

Линзы, которые помнили, например, Джози. Ту самую Джози с химической завивкой, и неумением отступать. Можно сказать, Джози была первой его девушкой. Просто она сама так решила. Увидела, подошла, взяла за руку и поставила перед фактом: «Теперь я твоя девушка»

Этан и не стал её переубеждать. Откровенно говоря, ему и вовсе было всё равно.

К счастью или же, к сожалению, книги интересовали его больше, чем Джози, что и стало причиной гибели их отношений, и его прошлых линз.

Он помнит, как сейчас:

— Этан, смотри какое платье!

— Ага — не отрываясь от книги, подтверждает тот.

— Такой глубокий зеленый цвет!

— Очень.

Она срывает с него очки и швыряет их об пол, истошно крича:

— Идиот, моё платье белое!

Он окидывает её обеспокоенным взглядом и слегка удивленно откликается:

— Действительно.

С тех пор он не видел Джози, но всегда был твердо уверен, что у нее всё под контролем. Джози вообще внушала уверенность.

Жаль, конечно, ведь сквозь эти линзы он видел и много хорошего.

Он понял, что снова отвлекся и вновь быстро пробежался по списку.

Пэйдж как-то настораживающе тяжело вздохнула:

— Этан есть ещё кое-что, о чем ты должен знать. На демонстрации нам нужно будет спровоцировать стрельбу. Это важный стратегический ход, но кто-то может пострадать. — Она покачала головой и исправилась — Скорее всего, кто-то пострадает.

Он молча кивает, ещё не до конца восприняв эту информацию. Его взгляд падает на странную позицию в списке. Этан не знает, что это, поэтому осведомляется:

— Седьмая позиция, это что?

Пэйдж загадочно улыбается.

— Кайла заказала много красных комбинезонов, чтобы раздать их на демонстрации. Она считает это должно воодушевить их. Ещё твоя мама выбрала этот цвет, как антипод синего.

Он представил себе кучу безразмерных красных комбинезонов.

— Мне нравится.

Они продолжили движение по списку.

— Этан, тебе страшно?

Он бы мог соврать, но незачем, потому что его ответ действительно:

— Нет. Нисколько. — Этан вздыхает — Я жду этого Пэйдж. Я устал надеяться на то, что мир изменится сам собой, что кто-то одумается. Устал сидеть в стороне. Пора действовать. Мы — бракованные, отчаянные люди, нам нечего терять. В этом наша слабость, равно как и сила. Кровь прольётся, я знаю. Но, видно без этого никак. А ты? Ты боишься?

Пэйдж как-то грустно улыбнулась:

— Первый раз я убила в пятнадцать. Толкнула папиного охранника. Он упал неудачно, разбил голову и всё. Смерть. Я, хрупкая девушка, убила здорового мужчину, вооруженного охранника.

Этан хотел сказать, что это случайность, но чувствовал, что нужно молчать. Пэйдж продолжала:

— Он просто не ожидал, что я дам ему отпор, он потерял равновесие лишь на секунду. И та секунда стала его последней. Сейчас, те, кто стоят сверху тоже не ожидают от нас отпора. — Она решила, что историю стоит закончить, и после небольшой паузы продолжила — Папе я сказала, что он сам поскользнулся. До этого разговора никто кроме меня не знал об истинной причине его смерти. Ты спросишь, что я почувствовала тогда… Ничего. Не-а. Я просто не осознала. И не собираюсь. Мертвым не станет легче, если я буду себя корить. Мертвым вообще никогда не станет легче, потому что они мертвы. Просто это случилось. Это постоянно случается то тут, то там. Может, судьба, а может нелепость, так или иначе, смерть вечно жива, и никто от неё не уйдет. Так должны ли мы винить себя? Быть может, стоит думать, что это наше предназначение, миссия, данная нам свыше — помочь кому-то уйти.

Этан стал обдумывать её слова. В них было что-то, что другой назвал бы пугающим. Другой, но не Этан. Он был согласен.

Вновь сосредоточится на предстоящем митинге, стоило ему большого труда.

— Это всё, что у нас есть?

Он в который раз окинул взглядом монитор.

— Да. И думаю, этого хватит.

— Понял. Как именно мы должны спровоцировать стрельбу?

— Я найду нужный момент. Можешь не сомневаться, чистильщики сразу начнут ответный огонь. Потом мы заявим, что они стреляли первыми. Как доказательства предоставим раненных или…

Он позволил себе закончить:

— Погибших.

— Ну да…

Этан положил очки обратно в нагрудный карман и подвёл итог:

— То есть мы соврём.

Пэйдж молчала, но её глаза говорили что-то вроде: «А чего ты ожидал?». Этану не нравилось врать. Но план звучал неплохо. Видимо, по-другому никак.

Она нарушила ход его мыслей, чуть громче, чем стоило бы, спросив:

— Так ты определился с датой?

Он мысленно усмехнулся ее невозмутимости, но не подал виду, уверенно ответив:

— Да. Первое июня.

«День рождения Мэттью». Он не хотел разозлить этим брата, просто первое июня идеально подходит. Начало лета, когда никто не ожидает крови и насилия. Он представил лица полные отчаяния и совсем не ужаснулся. (Так он испытывал себя и своё самообладание).

Кроме того, это первое июня было днем вынесения приговора для тех, кого задержали во время прошлой демонстрации. Да… Этан слегка улыбнулся.

Он повторял как мантру: «Цель оправдывает средства, цель оправдывает средства, цель…»

На следующий день дата была распространена во всех социальных сетях и прочих источниках. Улица перед зданием суда была обозначена как место проведения. На самом деле это был некий отвлекающий манёвр, основные силы мятежников должны были собраться перед вторым городским филиалом Синего круга.

***

Следующий день подарил ему нового игрока в команду.

Этан спас от изоляции еще одну девушку. Не мог смотреть, как его людей забирают.

Хейли показалась ему милой, и он принял решение предоставить ей убежище в их неуютной, но достаточно просторной квартире.

Он никого не спросил, но Хейли была настолько очаровательна, что никто и не мог быть против.

После полудня Пэйдж поймала его в коридоре:

— Этан, есть идеи по поводу того, как мы преодолеем охранный пост?

Второй филиал Синего круга, площадь перед которым они выбрали для своего протеста, не то, чтобы серьезно охранялся, но шлагбаум и сторожевая будка там имелись. Почему именно это место? Потому что это символично и демонстрирует отсутствие страха, вероятно. Кроме того, в этот раз их планы не ограничивались одной лишь демонстрацией…

Он самодовольно ухмыльнулся.

— Что ты придумал?

Этан огляделся по сторонам, коридор показался ему вдруг совсем не подходящим для такого разговора местом:

— Хорошо, давай поговорим в комнате.

Пэйдж неуверенно возражает:

— Но там… Твой брат.

Он приподнимает одну бровь:

— Хм… Значит прогоним. Идем.

Она и правда странно относилась к Мэттью. Сам Мэтт считал, что это ненависть, но Этан был уверен в том, что это хорошо замаскированная симпатия.

Он решительно распахнул дверь.

На фоне гнетущих бетонных стен, на разваливающемся кресле сидит Мэттью. У него в руках пистолет, направленный прямо в его же висок. Он тихо уточняет:

— Печаль будет длиться вечно.

Этан с усталым вздохом выкручивает брату руку и отбирает пистолет.

— Отдай. Это моя игрушка.

Он отвесил брату «воспитательный» подзатыльник.

— Пойди, прогуляйся ненадолго.

Тот нехотя удаляется из комнаты, с оскалом раздраженного койота. Раньше Этан не мог себе позволить говорить брату, что ему следует делать, но в последнее время многое изменилось.

Ловля на себе удивленный взгляд Пэйдж, Этан комментирует:

— Я просто привык уже. Видишь ли, мой братец слегка депрессивный.

— Этан?

— Что?

— Что это значит «печаль будет длиться вечно»? — она задумчиво склонила голову набок.

— Последние слова Винсента Ван Гога, насколько мне известно.

Он чувствовал себя ещё умнее, когда прибавлял «насколько мне известно».

Пэйдж, удовлетворенная ответом, кивает.

Он кратко изложил ей суть своего плана и даже отыскал в её глазах поддержку. Для осуществления плана не доставало лишь одного, и при этом достаточно важного элемента. Но он уже знал, как это исправить.

***

Ничто так не напрягало его, как разговоры со спонсором. По измененному голосу на другом конце трубки, было сразу понятно, что Билл, так он просил себя называть, — серьезный человек.

Этан слегка побаивался его, потому что огромная часть их успеха зависела от того, выделит ли этот самый спонсор средства.

Но также он слегка восхищался Биллом, его спокойствием, рассудительностью, его величием. Он хотел бы стать таким же.

Почему-то он всегда представлял, что у Билла очень дорогой, скорее всего, сшитый на заказ классический костюм. С таким галстуком… Вероятно, темно-красного цвета…

Как же Этану не нравилось зависеть от кого-либо…

Зато его самолюбие сильно тешило то, что мятежники его любили. Они писали об этом в комментариях, на своих страничках, повсюду, где только могли, и верили в него, готовые делать всё, что он скажет. Ещё и эти бесподобные красные комбинезоны, точно придутся всем по душе, и восставшие радостно станут разгуливать в них, пропагандируя его движение.

Как скоро они перестанут быть такими радостными? Кто-то испачкает руки в крови, кто-то истечет собственной. Но это хорошо, то, как они настроены сейчас. Хорошо, что они наивные, хорошо, что отчаянные, хорошо, что совсем юные. Это прекрасно. Это половина успеха.

Этан чувствовал, что становится героем, в честь которого будут называть улицы и ставить памятники, после его скоротечной победы.

Уже достаточно скоро всё было продумано до мелочей, идеально распределено и полностью готово к бою. Оставалось только самое сложное. Привлечь Мэттью. У Этана было для него особое задание. Он посмотрел на брата, сидящего напротив. Его хмурое лицо не внушало ничего хорошего, но оно хотя бы не так раздражало, как его жалкое лицо.

Этан потёр ладони:

— Что ж, для тебя у меня самое важное задание. Как насчёт протаранить ворота филиала чистильщиков на огромном грузовике?

Мэттью покачал головой:

— Я надеюсь, ты шутишь.

— Не-а. — осторожно протянул Эт.

— Ну ладно.

«Что?» Он посмотрел на него с недоверием.

— «Ну ладно?» Я надеюсь, ты понимаешь — это самая важная часть плана. — Он откашлялся — Я действительно могу доверять тебе?

— Ну а если б не мог, я бы сейчас здесь сидел?

«Логично». Мэтт продолжил:

— Да, я против насилия, но я подумал… Что бездействие ещё хуже. Поэтому ладно. Кровь всё равно будет на твоих руках. Надеюсь, ты к этому готов.

— Спасибо, Мэттью.

Он искренне улыбнулся, в отличие от своего собеседника, в глазах которого застыло мрачное отчаяние.

На акции протеста.

Этан выступал с небольшой речью на импровизированной трибуне, пока всем желающим раздавали красные комбинезоны. Он говорил пылко, говорил с жаром, а одобрительный гул мятежников омывал его как волны океана. Этан чувствовал на себе пристальный и любящий взгляд Хейли. Она восхищенно улыбалась, как и всегда, смотря на него. Он не придавал этому никакого значения. Люди часто ему улыбались. Наверное, он просто оказался счастливым обладателем располагающих черт лица.

Ему нужно было чётко уловить момент всеобщего безумия, момент, когда любые барьеры, в головах этих людей будут сняты, момент, когда они согласятся на всё, что он скажет. И правильно сделают, что согласятся, ведь это для их же блага!

Толпа представлялась ему единой системой, даже организмом. Он кричал свои лозунги, и толпа отвечала эхом, качалась из стороны в сторону, покрывалась волнами, как беспокойное море.

Однако, одно лишь действие могло так просто разрушить этот механизм, вывести его из равновесия, посеяв вокруг панику и ужас.

Из-за того, что Этан не знал, когда именно начнется стрельба, он постоянно находился в напряжении.

Тем временем чистильщики уже построились на площади, но ещё не предпринимали никаких мер. Они стояли стенка на стенку с мятежниками, опустив щиты и забрала своих синих шлемов. Этан очень хотел бы, чтобы чистильщики первыми пошли в наступление. И этот момент, несомненно, должен был настать уже очень скоро.

Он улыбался и приветливо махал руками, под бурные возгласы и аплодисменты людей внизу. Людей, которые скоро отправятся вершить великое, по его приказу.

Этан, как мог, старался раззадорить толпу:

— Я лучше умру, чем попаду в изоляцию, лучше сдохну, чем прогнусь под их систему! Но я не призываю вас к смерти. Я призываю вас вершить правосудие здесь и сейчас, и не даться им в руки! Никто не сможет вас заставить!

Мятежники откликнулись гулким эхом, но мнимый контроль начал рассеиваться. Они были на пределе и вот-вот кинулись бы на чистильщиков.

И вот, когда их крики стали откровенно свирепыми, Этан понял, что момент настал. Пора было переходить к основной части. Он набрал в лёгкие воздуха и прокричал:

— Вы готовы дать отпор? Готовы взять их штурмом?

Одобрительный возгласы наполнили воздух.

Ждать было нельзя. Раздались выстрелы, чистильщики решительно двинулись вперёд, но толпа просто сжирала некоторых из них. Мятежники стремились пролезть под щиты, лезли друг по другу так, что у упавших однажды подняться уже не было шансов. Они напирали огромным тараном, и безупречный строй синих оказался разрушен.

Он услышал голос Пэйдж в наушнике:

— Их больше, чем мы думали.

Он слез и схватил рацию:

— Насколько больше?

— Ненамного, но они вооружены. Несколько наших уже легло.

— Хорошо.

«Хорошо». Так странно, ведь это действительно хорошо, это необходимо для следующего этапа. Ему на секунду стало не по себе, но он мгновенно подавил всякие сомнения.

Холодный свет прожектора, мелькающие лица, суматоха. Бойня была запущена, и он поспешил перейти к следующему этапу.

Этан подозвал к себе брата, и они вместе прошли к кабине грузовика. Фура и правда была огромной. Такой огромной, что всё вокруг сразу становилось каким-то незначительным, невзрачным. Это усиливало давно растущее внутри него ощущение превосходства.

Мэтт нервно потёр руки, не торопясь занять место водителя. Он судорожно переспросил:

— Так что именно мне нужно сделать?

Этан нетерпеливо отозвался:

— Протаранить те ворота — он указал пальцем.

Волнение. Чувствовалось буквально в воздухе, как близкая гроза. Мэттью тяжело вздохнул:

— Я не понимаю, как вы вообще это делаете?

Пэйдж, внезапно появившаяся из толпы поинтересовалась:

— Делаем что?

— Ну, не знаю, вершите хаос и безумие.

— А, да это не сложно — несмотря на безразличное лицо, в её голосе слышалась лёгкая улыбка — Представь, что всё вокруг происходит под «Smells like teen spirit»¹*.

Этан торопливо подметил:

— О да, прекрасная песня! Ну что, поехали?

Мэттью пробормотал:

— Под «Smells like teen spirit»? Ну да, ну да… Как там начинается то?

Пэйдж робко напела:

— Заряжайте ружья, и собирайте друзей…

Он прервал её:

— Спасибо, я вспомнил.

Мэтт наконец-то соизволил залезть в кабину.

Он грустно попросил Этана:

— Пристегнись.

Напоминает хмурого таксиста.

Дорога, наконец, поползла под тяжестью колёс. Серые ворота приближались с каждой секундой.

Они были уже совсем близко, несколько секунд отделяли мир вокруг от абсолютного хаоса. И то самое спокойствие в глазах брата, знакомое с детства.

Оно указывало на то, что ситуация катастрофическая, но Мэттью со всем справится и беспокоиться не о чем. Прям, как когда их ловили на прогулах в школе… Неуместное сравнение, разумеется.

Последние дни пролетели так стремительно, и вот уже грохочущая фура мчалась прямиком в тыл врага. Двигатель гудел, а руки Мэттью напряженно сжимали руль. Этан тысячу раз пожалел, что не научился водить. Он дождаться не мог. Когда же, наконец, свершится месть. За всю ту ложь, за всю ту несправедливость… Он буквально пылал гневом, но уже чувствовал близость возмездия, да, оно было так близко…

Звуки бьющегося стекла. Фура торжественно влетела в ворота.

Если само столкновение, казалось, произошло в замедленном действии, то сразу после него время будто ускорилось в три раза.

Он выпрыгнул из грузовика и уловил голос Мэттью:

— Подожди, что мне делать?

Этан взбешенно предложил:

— Если хочешь, можешь посидеть в машине.

Мятежники толпой хлынули к зданию, вдохновлённые тем, что не заметить их уже, кажется, просто невозможно.

Сердце бешено стучало, разум омывали волны воодушевления. Эйфория красила всё вокруг в теперь его любимый красный цвет. Агрессивно-дерзкий, отчаянно-красный.

Ярости мятежников хватило ненадолго. Когда появились первые жертвы их решимость начала таять.

Как же так…

Этан полез в первые ряды, чтобы подать пример.

Пуля просвистела возле виска, ему пришлось спрятаться за какой-то фургон. Он обнаружил там пару своих последователей — ни живых, ни мертвых и узнал в них Хейли и её брата.

Хейли, кажется, была ранена, она судорожно прохрипела:

— Мы не прячемся, не подумай…

Он перебил её:

— А что вы делаете?

Этан посмотрел на них снисходительно, и, не дождавшись ответа, сказал:

— Страх хуже смерти.

С этими словами он покинул укрытие и устремился в самую гущу сражения. Он продолжал кричать о том, что страх хуже смерти, но многие, увы, с ним не согласились. Мятежники начали разбегаться, и площадь пустела с каждой секундой.

Ему тоже пора было уходить.

***

Он сидел на пассажирском сидении только что угнанной машины и орал на Мэттью, что было силы. Ему не хотелось, совсем не хотелось этого делать, но по-другому брата никак нельзя было заставить действовать.

— Газуй!

— Там люди, Эт!

— Дави их!!!

И он таки вдавил педаль до упора. Он давил всех и всё вокруг и скромно всхлипывал. Этан мог гордиться своим братом, жаль, что для этого пришлось довести его до слез.

Они слегка удалились, погони не было, и мир вокруг показался невероятно спокойным.

Он улыбнулся и сказал:

— Спасибо, Мэтт. С днём рождения тебя.

Тот угрюмо кивнул в ответ, и Этан понял, что этот день рождения он запомнит надолго.

Мэттью. За 7 дней до акции протеста.

В дверь позвонили, и Мэтт, проклиная всех и всё, понёсся открывать.

Он посмотрел в глазок и обнаружил на площадке Этана и… Какую-то девушку.

Вместо приветствия от брата он услышал: «Ты совсем дурак, что ли?»

Этан указал на его окровавленную ладонь.

Мэттью пытается оправдаться:

— Да я не специально! Стакан лопнул прямо в руке, клянусь!

Этан смотрит на него с подозрением.

— Ладно. А, да, познакомься…

Мэтт видел перед собой девушку, хрупкую шатенку, с небрежным пучком на голове, которая выглядела слишком молодо, даже для бракованной.

— Мэттью, это Хейли, Хейли, это Мэттью. Развлекайтесь.

Он был слегка шокирован, но, тем не менее, смог собраться с силами и пробормотать тихое «привет». Хейли не обратила на это внимание и только поинтересовалась:

— Где у вас аптечка?

Он указал на скромный белый шкафчик.

Она кивнула, достала бинты, усадила его на стул, и с видом бывалого доктора принялась осматривать ранение.

— Осколков нет, повезло тебе.

Хейли улыбнулась. Было в этой улыбке что-то слишком светлое и чистое. Что-то, недостойное всего остального прогнившего мира. Он мог поклясться, эта девушка была эталоном невинности.

Мэттью хмурится:

— Сколько тебе вообще лет?

— Пятнадцать.

Она не перестает улыбаться, а ему становится больно от этой улыбки.

— Как ты здесь оказалась?

Он пожалел, что спросил, потому что улыбаться она перестала:

— Ну, как бы… Ко мне пристали чистильщики, вот… Но Этан спас меня! — Она вновь улыбается, причём ещё шире, хотя, казалось бы, что это уже невозможно.

Мэттью подумалось, что спасать симпатичных девушек, видимо, намного приятнее, чем кого-либо ещё. «Парней Этан пока не приводил, да и вряд ли собирается»

— Как именно он тебя спас?

— Хм… Договорился с ними.

— Договорился?

Мэтт приподнимает одну бровь.

— Ага. Договорился… Не то чтобы это было легко. Он отдал им всю свою наличку… Мне так неудобно, я постараюсь вернуть всё, как только смогу, хотя Этан сказал, что денег хватает. Но он же соврал, да? Точно соврал… А ты как попал сюда?

Мэттью усмехается:

— Ну, можно сказать, что вместе с братом. Этан притащил меня сюда, практически, с того света.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

* «Smells Like Teen Spirit» — песня группы Nirvana