Патерналист

Софья Савельева

Лори девятнадцать. Она переживает смерть матери и боится отца, не имеет друзей, хранит канцелярское лезвие в любимой книжке, много рисует и пытается сложить пазл страшных событий воедино. Ее жизнь меняется, когда однажды она садится в машину дяди Альфреда. В городе пропадают молодые девушки, и, кажется, она — следующая жертва маньяка.

18.01.1991 Питер

Пейзаж за спиной доктора Фаррелла день ото дня блекнет. Лори присматривается к небу и снова находит неопределенные серые оттенки. Новые, уже не те, что вчера. Погода хоть и однообразна, но тем не менее ни разу не повторяет вчерашних отблесков в точности. Когда небо совсем давит, ей хочется только молчать, как будто это молчание — опора, задерживающая над головой страшный ливень из мыслей.

— Ты сегодня совсем тихая. Тебя что-то беспокоит?

— Нет… Точнее, все как обычно, но чувствую я себя нормально.

Лори тут же опускает голову, мысленно ругая себя за слово, произнесенное раньше мысли. Она заправляет волосы за ухо и переводит взгляд на письменный стол, туда, где с глазами доктора Фаррелла встретиться не получится.

— Рад это слышать. Я хотел бы предложить тебе кое-что. Групповую терапию, слышала о такой?

— То есть с вами мы видеться больше не будем?

Слова снова срываются с ее губ как будто без разрешения, а сердце вдруг становится тяжелой обузой.

— Нет, это не так. Такой метод мог бы быть скорее дополнением к нашим встречам.

— Я не уверена, что мне будет комфортно что-то обсуждать в кругу незнакомых людей. Вряд ли проблемы у нас будут схожими. Я не привыкла делиться…

— Тем не менее попробуй хотя бы раз. Мисс Блейк, разумеется, будет в курсе нашего текущего прогресса. Никто в круге не намерен быть причиной чужих отрицательных эмоций. Если поймешь, что это точно не твое, — просто скажи мне, и мы поищем другие варианты. Понимаешь ли, мало что изменится, если ты и дальше будешь держать все под замком. Ты не одна. Ни в коем случае. И мы все здесь готовы тебе помочь.

После короткой паузы Питер открывает один из ящиков стола и достает пожелтевшую газету.

— Ты знакома с творчеством Эндрю Уайета?

— Нет, даже не слышала.

Лори отрицательно мотает головой и с интересом наблюдает за тем, как газета в его руках увеличивается в размерах. Питер небрежно пролистывает страницы и мнет уголки, стремясь добраться до нужной статьи. Газета шуршит и мнется, опадая на руки, и Лори, опустив глаза, тихо умиляется. Она слышит, как по кабинету разносится аромат старой бумаги, сладковатый и мягкий, а Питер наконец-то находит нужную статью. Он приподнимается и протягивает ей газету.

— Вот, посмотри. Ты говорила, что рисуешь, и я подумал, что тебе это может быть интересно. Картина под названием «‎Мир Кристины»‎, сверху, прямо под заголовком.

Лори подносит к себе газету и вглядывается в зерно старой печати. На картине изображена девушка, сидящая в поле, вдалеке — обветшалая ферма, вероятно, место, куда она стремится, но расстояние все еще велико.

— Что скажешь?

— Красивая… Все детали между собой объеденены какой-то меланхолией… И даже эта девушка. Хотя поза у нее достаточно странная, она как будто замерла, чтобы совершить какое-то движение. Она хочет вернуться домой?..

Питер огибает рабочий стол и, прислонившись к нему с обратной стороны, складывает руки на груди.

— Знаю, качество печати оставляет желать лучшего, да и газета эта уже очень старая. Женщине на картине пятьдесят лет, и она парализована, не может ходить.

— Неужели рядом нет никого, кто помог бы ей добраться до дома?

Лори снова вглядывается в изображение. Теперь картина воспринимается совсем иначе: от меланхолии не остается и следа. Она как будто перерастает в чувство безысходности.

— Вовсе нет. Этой женщине не нужна помощь. Ее стремление к жизни и вдохновило художника на этот шедевр. Многие сочтут ее борьбу безнадежной, но ее вера в себя непоколебима. Статья внизу как раз об этом. Эта женщина ограничена физически, но ее дух настолько силен, что им можно только восхищаться. Что бы ни говорили вокруг, она живет и не собирается отступать.

В кабинете виснет тишина. Лори никак не может отороваться от изображения, ведь то, что сейчас сказал Питер, ее глубоко поразило. Внутри нее как будто борются две стороны — та, что хотела верить в меланхолию, и та, что до молчания поражена истинным посылом.

А, может быть, она не только на картины смотрит совсем иначе?