Союз нерушимый: Живь

София Вереземская (2025)

В тени привычного мира скрывается другой — где магия прячется за обыденностью, а волшебники живут среди простых людей. Добро пожаловать в Союз магического народа республик — государство, раскинувшееся по всему постсоветскому пространству. Шесть лет, проведенные в Союзе, Елена мечтала о силе, способной изменить ее жизнь. Затерявшаяся между двумя мирами — магическим и немагическим — она делает отчаянный выбор в попытке обрести магию и случайно заключает сделку со Смертью. Благие намерения оборачиваются разрушительными последствиями, где каждое следующее решение лишь приближает неизбежную катастрофу.

Глава 3

Это был лес. Такой густой, что между частоколом стволов Елена еле протискивалась. Она шла на звук. Он бился между бровей, там, где Елена пыталась расслышать вроде бы знакомые слова. Ай — ладонь цепанула край зеркала-листа, висящего на тощей осине. Губы тут же вернули кровь обратно в тело, не проронив ни капли. Она настороженно замерла: бестелесный голос, переключившись на нужную частоту, оглушил чащу.

Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу,

Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу

Елену грубо выдернуло из сна. За стеной во все горло орали Король и Шут.

Множество историй, коль желаешь, расскажу,

Коль желаешь расскажу, коль желаешь, расскажу!

Как бы Елена ни любила «КиШа», время для «Лесника» было совсем неподходящим: три минуты седьмого. Она тихо выругалась и хотела подняться.

— Спи. — Алексей притянул ее обратно к себе. Он-то давно привык спать под эти рок-концерты, которые устраивала его младшая дочь.

Осторожно сняв с себя руку мужа, Елена встала с постели и вышла из комнаты, намереваясь доходчиво объяснить падчерице, что утро еще слишком раннее. В коридоре ее встретила Вера. По выражению лица было ясно, что она тоже не в восторге ни от внезапного подъема, ни от музыкального сопровождения.

Зато в восторге были дети: Тихон по-обезьяньи повис на ноге своей тети, пока Миша пытался подпрыгнуть повыше и уцепиться за вторую.

— Давай сейчас, — Юля опустилась на руках ниже, — оп, молодец! Держитесь, ускоряемся.

Елена наблюдала, как младшая дочь ее мужа подтягивается в такт песне с суммарным утяжелением около пятидесяти килограмм живого веса.

— Так, все, слезаем. — Первой не выдержала Вера. — Тихон. — Она выжидающе протянула ему руку, но тот помотал головой и уткнулся лицом в Юлю. — Миша, слезь, Юле тяжело, — попыталась воззвать она, но Миша лишь опасливо посмотрел вниз и сильнее прижался к ноге своей старшей сестры.

— Если бы мне было тяжело, я бы уже его стряхнула. — Юля спрыгнула с турника и потрепала обоих мальчиков по волосам. — Значит, мне не тяжело.

Елена покинула зону напряжения между двумя сестрами. У Юли была зловещая привычка подходить к собеседнику очень близко и заглядывать на самое дно зрачка. Приходилось признавать, что младшую падчерицу Елена побаивалась и старалась с ней не конфликтовать. А для того, чтобы с ней не конфликтовать, с ней лучше было вообще не контактировать.

— Зато подумать о том, что другие в доме еще спят, тебе видимо тяжело. — Вера сложила на груди руки в обороне. — С приездом, конечно, но шесть утра, Юль.

— Я встала в пять.

— Я рада. А мы по выходным встаем в девять. — Тихон затеял играть с Мишей в догонялки между тремя женщинами, Вера затормозила сына возле себя потоком магии. — Или даже в десять.

— Мам, я не хочу спать!

— Я тоже! — Миша повторял за Тихоном абсолютно все, и Елена боялась, что от этого он станет таким же приставучим.

— Можно мы с Юлей поиграем, а вы пока поспите?

— Нет. — Вера с Еленой сказали это одновременно, Юля расхохоталась.

— Две наседки. — Она вернулась к турнику. — Не пацаны растут, а неженки.

— А давай ты своих родишь для начала, а потом будешь советы советовать. — Вера отпустила сына, и тот стремглав понесся вдоль балюстрады. Миша, топая босыми пятками, побежал следом.

— Вер, а давай ты от меня отъебешься? — Юля поправила на груди сбившийся от упражнений жетон. — Как тебе идея?

— Вот тебе и доброе утро. — Елена распрощалась с мечтой доспать сегодня до обеда. Юля наконец выключила музыку и прошествовала мимо них на первый этаж.

— Иди, если хочешь. Я прослежу, чтобы они не подожгли ничего. Она хоть отца не разбудила? — Елена мотнула головой и на предложение, и на вопрос. Какофония вразнобой бьющихся яиц сняла остатки сна как рукой.

Под хохот детей по кухне летал желток. Из стороны в сторону, взад-вперед, вверх-вниз и даже змейкой, он отскакивал от стен и потолка, как резиновый мячик, а потом приземлился в огромную кружку, где его уже ждала вращающаяся со скоростью венчика вилка.

— Надеюсь, завтрак ты на всю семью готовишь? — невесело спросила Вера. Кухня превратилась в свинарник. Елена порадовалась, что не ей предстояло это убирать. Юля вывалила содержимое кружки в сковородку, звучно зашкварчало.

— Себе.

— Пять яиц бахнула? — Вера ногтем подцепила кусок скорлупы. — Эгоистка ты, Юль.

— А что, кому-то из вас тут нужна убойная доза белка? Лене книжки таскать силенок не хватает?

— Тебе б их почитать не мешало, — пробубнила она себе под нос и спровадила Тихона и Мишу чистить зубы. Юля обожала напоминать о ее бесполезности в этом доме, хотя сама приезжала раз в полгода и только и делала, что валялась на диване.

— За собой лучше следи. — Вера была очень сдержанным человеком, но сестра выносила ее на раз-два.

— А кто тогда будет следить за границей Союза, ты что ли?

— Даже Меншиков с этим не справится лучше тебя. — На пороге кухни стоял Алексей. Его строгая маска не могла не дрогнуть, когда Юля, вручив Вере лопатку, повисла на шее у отца.

Юля почти не бывала дома, на службе редко давали отпуск, да и тот был недолгим. То, что ей удалось вырваться домой к Новому году, было праздничным чудом. Обычно в такое время, под аккомпанемент всеобщего пьянства и совместного похмелья, обязательно что-то происходило, так что какой-нибудь солдатик все равно сегодня будет слушать бой курантов на границе вместо Юли.

Миша самолетом залетел на кухню. Он самозабвенно рассекал перед собой воздух чем-то длинным. Елена ухватила сына за руку.

— Где ты это взял?

— У Юли в комнате.

— Ну-ка, отдай. Это опасная вещь.

— Да ладно. — Волшебная палочка легко выскользнула из влажных детских ладошек и оказалась за поясом у Юли. Она грохнула тарелкой по столу и села напротив Елены. — Что он ей сделает? В ухе поковыряется?

— А ты предлагаешь подождать, пока он себе ей глаз выколет? — В волшебном мире палочки позволялось носить только правоохранителям. Елена пришла к такому выводу из личных наблюдений: ни у Веры, ни у Алексея палочек не было.

Юля закидывала в рот омлет совершенно спокойно.

— Да что ты орешь, у него даже магии еще нет.

Алексей приобнял дочь за плечи.

— Юль, в самом деле, не разбрасывай свои вещи и запирай получше комнату, Тихон быстро учится.

Миша забрался на колени к отцу. Говорил он шепотом:

— Пап, а когда я вырасту, мне можно будет держать такую палочку?

— Если станешь как я, то да. — Юля подмигнула брату и недобро проводила взглядом вазочки с печеньем, которые поставила на стол Вера. — Поменьше слушай маму и будет у тебя палочка.

Вера стукнула перед носом у сестры хрустальной конфетницей.

— Достаточно вредных советов для одного утра.

— Да ладно, зачем еще нужны тети и старшие сестры?

— Чтобы подавать пример?

— Уже подала, ребенок хочет в разведку. — Юля махнула рукой в сторону Миши, который крошил печеньем отцу на колени. — Слушайте, я полтора года провела в зоне конфликта, можно хотя бы дома на меня никто не будет нападать?

— Как у вас в части сейчас? — Елена всегда поражалась спокойствию мужа. Вот и теперь: не было еще семи, а он уже умудрился спустить дочери с рук хамство и завести разговор о войне. Шла Вторая чеченская. Подруга ее матери недавно осталась вдовой, правительство к праздникам прислало коробку тушенки и сладкие подарки детям, но то были немаги. Как в этой войне участвовали волшебники, Елена не спрашивала — не хотела узнать, что они ее развязали.

— Ничего, мои все целы. Обсуждают дело Лагожина, он, как обычно, на пике популярности.

Вера громко хмыкнула.

— В упор не помню, как он выглядит.

— В школе ты для него была старовата. — Магия Веры слегка толкнула кружку сестры к краю, но Юля умудрилась ее поймать. — Да и к тому же, кто знает, в виде кого он мог с тобой разговаривать. Помнится, ты с Ледовым любила мило беседовать.

— Чушь несешь, Юль.

— Что, разве не ты там по Лисам фанатела, а? Что ж тогда тебе такой худородный Конь достался?

— Заткнись.

Посуда задрожала от раздражения Веры. Елена тоже дернулась, запереживала, что сейчас у них на кухне развернется еще одна война, но в нее вовремя вмешалась третья сторона:

— Ваш Меншиков скоро его портретами весь Союз обклеит, даже немагам в розыск передал. Так что не переживай, Вер, еще насмотришься на предателей.

Этот взгляд Юли был самым суровым за сегодня.

— Паша, может, и дезертир, но он точно не предатель.

Алексей устало вздохнул и передал сыну еще одну конфету. За шуршанием фантиков не было слышно взрослых разговоров.

— Приговор уже вынесен.

— Ага, видела. Во все части разослали. Но я его со школы знаю. На кой черт ему предавать Союз?

— Вспомни Николая Александровича. Он вообще сейчас должен был сидеть на месте Меншикова. А потом взбрендило ему в голову, что нам нужна война с… — Алексей осторожно покосился на жену.

— Да Паша не Коровьев, срать ему на штизелей! — взорвалась Юля.

— Мне просто интересно, ты всех, с кем спала, так защищаешь, или Лагожин особенный?

Алексей стукнул чашкой по столу и строго посмотрел на старшую дочь — даже его терпению был предел.

— Вера…

— Нет, Вер, только тех, кто беспрекословно отдает всю свою жизнь народу Союза.

— И что, ты не выполнишь приказ, если представится возможность?

— Разумеется выполню. — Юля встала из-за стола и отправила пустую тарелку в мойку. — Но с большим сожалением. Приятного всем аппетита.

Политика и дела государства были для Елены темным лесом. После того, как она перебрала старый родительский телевизор, и он снова начал разговаривать, ориентироваться в пространстве стало легче — то, что передавали по Первому, часто перекликалось с заголовками «Союзного вестника». Елена столкнулась с этим буквально через год после свадьбы. Южный федеральный округ тогда чуть не остался под водой. Чудовищное наводнение, с которым не могли справиться даже спасатели-волшебники. Выяснилось, что стихия умеет приобретать разумные формы — у рек были хранители, и они активно выражали свое недовольство, если их лишали жертв. Жертв было достаточно: лицо лучезарного кудрявого юноши в некрологе запомнилось Елене надолго — он отказался оставлять немагов и ценой собственной жизни вывел их из зоны подтопления. Но таким благородством могли похвастаться отнюдь не все волшебники.

Про некоего Коровьева Николая Александровича она слышала с регулярной периодичностью, хотя его имя будто было не принято упоминать всуе. Елена вообще не должна была его знать, но Алексей часто думал вслух. В Союзе все молча знали, о чем идет речь, и продолжали молчать. Его окрестили предателем. Он виделся Елене то Искариотом, то Брутом, потом она стала более реалистично сравнивать его с Мазепой, хоть точно и не знала, в чем заключалось его страшное преступление — говорили, его казнила сама президент.

— Леша, — Елена позвала мужа, он сидел в кресле перед зеркалом и сосредоточенно завязывал галстук.

— Что такое? Помочь с платьем?

Еще с вечера Вера помогла ей разгладить шифон и даже исправить случайно прожженный утюгом подъюбник старого платья подружки невесты. Магия была мечтой любой домохозяйки.

— Нет. Хотела спросить.

— Скоро своими вопросами доберешь до ученой степени. — Алексей усмехнулся, оборачиваясь.

Елена проглотила невинную шутку мужа и заставила себя улыбнуться. О том, как ее это задевает, Алексей не догадывался. Она присела рядом на подлокотник.

— Так что ты хотела узнать? — Он заботливо перевернул пояс на ее платье.

— Все эти преступники, Лагожин, Коровьев… Что они сделали?

— Не переживай, тебя это никак не коснется, — уверил ее Алексей, хотя заметно помрачнел. — Их казнили или… казнят.

— Я знаю, но у них же была какая-то цель? — Елена пыталась подступиться к этой теме осторожно, хотя видела, что муж отвечать не хочет. — Свергнуть власть, захватить мир, устроить геноцид?

— Лена, не делай из них нацистов, — отрезал Алексей строго. Лучше б таким тоном он разговаривал со своей младшей дочерью. — У всех свои амбиции. За не слишком здравые отправляются в тюрьму.

— А кому тогда выносят смертный приговор?

— Предателям родины. — Он встал и снял со стула пиджак. — Это все, что я могу тебе сказать. Не нервничай попусту.

— А, ну хорошо. Если мою семью возьмут в трудовое рабство, я не буду переживать.

В попытке пошутить Елена поняла, что погорячилась. Алексей ошарашенно поставил на нее глаза.

— Лен, что ты несешь? Ты откуда это взяла? — Елена невольно потупилась. — Никто не желает немагам зла.

В институте ее научили не доверять информации, которая не может быть доказана или опровергнута. А мать научила не верить сильным мира сего. Доверять одинаково не хотелось и родным немагам, и чужим волшебникам. От последних она вообще не знала, чего ожидать.

— Ну а этот разведчик, про которого все говорят. Он ведь все еще на свободе?

— Лагожин сам себе на уме. Бог знает, что у них там случилось с Меншиковым, но могу тебя уверить, что геноцид он устраивать не будет.

Если родиной считать кафедру анатомии, то и сама Елена, честно говоря, оказалась ничуть не лучше дезертира-Лагожина: испугалась, когда мать наобещала страшных бед в совместном с «дурной наукой» будущем, по материнскому же наущению выбрала достаток, мужа, ребенка, а кандидатскую забросила. И стала самой настоящей предательницей. Сбежала в Союз, в котором все жили почти одинаково хорошо. И это пугало.

После неспокойного завтрака и чуть менее взрывоопасного обеда, который пришлось устроить лишь потому, что встали они ни свет ни заря, Алексею совершенно не хотелось спорить еще и с женой. Черты его лица смягчились, он взял ее за руки.

— Да чего ты так распереживалась? Сегодня Новый год.

— Я думала, ты захочешь встретить его дома. Юля приехала, все в сборе.

— Константину Григорьевичу сложно было отказать. — Между словами она услышала сожаление. — Вернемся к детям до полуночи, хорошо?

— Хорошо.

— Ну что, готова?

Елена кинула последний взгляд в зеркало. Она чувствовала себя нелепо: платье казалось чересчур броским, украшения и прическа — слишком вычурными. Белый халат и шапочка были привычнее. Она вздохнула, поджав губы. Алексей обнял ее и поцеловал в висок.

— Ты прекрасно выглядишь. — Она смущенно улыбнулась. Елена знала, что хорошо выглядит, но сейчас предпочла бы стать невидимкой. — Идем.

Необходимость в зимней обуви и верхней одежде удачно отпадает, когда достаточно сосредоточиться на координатах точки и совершить гиперпрыжок в пространстве. Ровно из собственной прихожей в чужую. Елена портации не любила, но когда речь шла о таких больших расстояниях, то предпочитала секундное неудобство двум с половиной часам в самолете. Алексей ослабил объятия, и Елена позволила себе открыть глаза. У нее всегда закладывало уши, и еще полчаса после портации болел затылок, но сейчас она думать забыла и о том, и о другом: они очутились посреди широкого двора с круглым цветником, покрытым сахарной глазурью искрящегося снега, в центре которого бил светом и фейерверками изящный фонтан. Елена не чувствовала холода, хотя снежинки падали на землю медленно и ровно, и шапки сугробов покоились на усопших до весны кустах сирени. Она подавила восторженный возглас. Разумеется, это была магия. Здесь все было магией. Кроме четырехколонного фасада дворца, к которому они неспеша направлялись.

— Ты говорил, нас приглашают на дачу, — неуверенно проговорила Елена, продолжая осматриваться. Ей совершенно ни к месту пришла в голову мысль, что если бы она действительно охотилась за богатством, ей стоило выбирать не Алексея, а Меншикова.

— Так и есть. — Муж удивленным не выглядел. — Если называть дачей тот дом, в котором ты не живешь, но приезжаешь в него для отдыха.

— Боюсь себе представить, как выглядит тот дом, где Константин Григорьевич живет…

— Гораздо скромнее нашего. — Они поднимались по ступеням в радушно открытые двери усадьбы. — В Медной горе особо негде развернуться на широкую ногу.

— Зато всегда можно доползти до постели с работы.

Елена нахмурилась, готовая просить дворецкого не преграждать им путь так резко, но Алексей, отпустив ее локоть, протянул ему руку.

— Константин Григорьевич, благодарим за приглашение.

— Всегда рад, Лешенька, всегда рад. Как вам у нас? — Сухой невысокий мужчина в простом пиджаке, похожем на старый мундир из-за воротника стойкой, обвел глазами сени. — Моим квартирантам не до ремонта, но я их всегда убедительно прошу не портить отделку. Вчера, вон, — он указал пальцем куда-то вверх, и один из кружащих по дому световых шаров подлетел под потолок, — лепнину с Алисой реставрировали, как новенькая.

— Вы у нас на все руки мастер, Константин Григорьевич. — Алексей приобнял супругу за талию. — Хочу вам представить, моя жена — Елена.

Меншиков просканировал ее беглым взглядом с головы до ног, но остался доволен.

— Прекрасная или Премудрая? — Он протянул ей ладонь для рукопожатия, жеманство у магов было не в чести.

— И то, и другое, — не без гордости ответил за нее муж, пока Елена старалась смотреть в глаза хозяину максимально твердо.

— Крепкая рука! — восхитился он. — Какой дом заканчивали?

— Анатомический, — без тени улыбки выпалила Елена, но прямолинейность сыграла в ее пользу. Меншиков резко рассмеялся, но после также резко посерьезнел:

— Люблю женщин с юмором. — Движением руки он пригласил их войти в комнаты. — У меня Алиса на филолога учится, целыми вечерами слушаю журчание романской речи.

Гости не торопились появляться, и главная зала была еще наполовину пустой, так что Елена имела возможность получше ее рассмотреть. Без лишнего лоска и блеска, подчеркнутой роскоши и оригиналов восемнадцатого века: простые светлые стены оттеняли аристократией лишь скульптурный фриз вдоль карниза и грушевая мебель, главным же украшением дома была, конечно, магия. По залу летали огромные стеклянные шары с миниатюрными копиями всех крупных городов Союза, чьи крошечные обитатели готовились встречать, встречали или уже встретили Новый год. Елена пыталась обойти их все, но сбилась со счета и многие города, к своему стыду, даже не узнала.

— Минск, Киев, Ташкент… — Столицы пятнадцати республик обязан был знать каждый школьник в СССР, но Елена слишком давно учила географию. — А это? Баку?

— Казань. — Алексей развернул шар другой стороной и указал мизинцем на лазурный купол мечети Кул Шариф. — Хочешь, съездим туда как-нибудь?

— Надеюсь, по дороге домой захватите парочку радикальных исламистов, Алексей Петрович. — Елена обернулась на резкий голос. По ту сторону «Казани» стояла широкоплечая рослая женщина в не слишком праздничном строгом костюме.

— Марина Дамировна! — не без удивления воскликнул Алексей, протягивая ей руку. — Не думал, что вы составите нам компанию.

— Вырвалась на пару часов. — Женщина, не переставая, хмурилась, отчего походила на хищную птицу. Под глазами у нее залегли глубокие тени. — Война войной, а Новый год по расписанию.

— Лена, разреши представить: Марина Хамидова — министр обороны Союза. — Елене показалось, что у нее в кисти что-то хрустнуло, настолько жестким было это рукопожатие.

— Очень приятно, а вы, я так понимаю, супруга Алексея Петровича?

— Так точно, — выпалила Елена. — Приятно познакомиться.

— Вынуждена вас покинуть. — Хамидова обвела взглядом залу и выбрала, на какую жертву спикировать. В три длинных шага она оказалась у другой стены зала, заставив вздрогнуть коренастого мужчину в вязаном кардигане.

— Министр обороны?.. — запоздало осознала Елена.

— Не удивляйся, здесь все гости в том или ином чине. — Алексей стянул с летевшего мимо подноса тарталетку с крабовым салатом. — Ну или в чине друзей и родственников светлейшего князя.

— Почему ты его так называешь? — Она отшатнулась от летевшего мимо Кишинева. Алексей усмехнулся, утирая с губ соус.

— Потому что это его титул. Светлейший князь Меншиков Константин Григорьевич.

— Я думала, их всех перестреляли.

— Тише. Про это здесь лучше не заикаться. — Алексей заозирался и, убедившись, что хозяин дома их не слышит, подал Елене бокал шампанского. — В тридцать девятом Сталин расстрелял четверть сотни Меншиковых, спасли только детей младше девятнадцати, спрятали в школе.

— Кошмар какой. Что они ему сделали?

— Их было много. И они держали очень много власти. — По лицу Алексея было видно, что ему не нравится об этом говорить. — Только когда Константин Григорьевич стал директором разведки, они вернули влияние. Сейчас он глава дома, хотя по всем правилам им должен быть Игорь. — Он кивнул в сторону молодого высокого мужчины, который как раз нес из соседней залы коробки с елочными игрушками. Вернее, они летели за ним следом. — Но старшая тетка решила все переиначить.

Елена запила двумя большими глотками набитую оскомину: любая на ее месте была бы счастлива попасть в эту сказку, где есть князья и замки, где женщина с орлиным носом занимает пост министра обороны в разгар Чеченской войны, где в крабовом салате были крабы, где не было нужды в прислуге, потому что кухня готовила блюда сама. Она выиграла в лотерею, вытащила счастливый билет, но не могла его обналичить. Елена сжала свой бокал с такой силой, что хрусталь треснул.

— Осторожно. — Алексей провел пальцем вдоль трещины, и она тотчас затянулась, будто ее и не было.

— Осторожно! — Разлетелся по залу чей-то возглас, и все невольно обернулись в сторону его источника.

Елена ахнула и чуть не выронила только что восстановленный бокал. К вершине новогодней ели, оттолкнувшись от пола ногой, воспарила девушка.

— Я же сказала, что он стоит криво, — крикнула она вниз и вручную подровняла рубиновый шпиль.

— Алиса, спускайся, мне страшно.

— Тут, кстати, есть еще место для цветов, — проигнорировала она просьбу подруги и подняла к себе наверх еще и соцветие пуансеттий. — Вот так.

Довольная своей работой, Алиса левитировала вниз. Столпившиеся у подножия елки зрители расступались, и только один человек оставался на месте, с усмешкой глядя наверх.

— Посторонись, раздавлю!

— Да кого ты раздавишь, — Меншиков протянул руки к, по всей видимости, дочери, и бережно спустил ее на землю, — ласточка.

Девушка рассмеялась и совсем не по-детски поцеловала мужчину, который годился ей не просто в старшие братья, а в отцы. Елена смутилась и повернулась к Алексею в поисках поддержки.

— Княгиня Меншикова, — коротко кивнул он в сторону невзрачной барышни, которая теперь о чем-то смеялась с гостями. — Алиса Кирилловна.

— Да он же ей в отцы годится…

— Да, — согласился Алексей и задумчиво почесал подбородок. — Прямо как я тебе.

Елене пришлось прикусить язык. Разница в возрасте у них с мужем была почти в двадцать пять лет, но даже больше, чем этот факт, общественность обычно возбуждала информация о том, что Вера была младше своей мачехи всего на десять месяцев. Еще и внук у Алексея был старше младшего ребенка, но в этом обсуждении чета гораздо чаще смущенно выслушивала похвалы репродуктивному здоровью.

Время близилось к девяти, гостей в усадьбе появлялось все больше. Елена зря беспокоилась, что будет выглядеть слишком ярко на фоне прочей публики. Напротив, становилось понятно, что ее наряд был недостаточно роскошен для мероприятия такого значения. Нежно-зеленый шифон ее платья тонул и блекнул на фоне дорогих тяжелых тканей и фасонов, которые выбирали для торжества колдуны и колдуньи. Чего только стоил винного цвета костюм на хозяйке вечера: удлиненный жакет с широкими плечами на хрупкой Алисе смотрелся изящно и статно, гораздо лучше, чем если бы она решила одеться во что-то более подходящее ей по возрасту.

— Кто же так играет со своим будущим, Игорь? Какая конская черта. У меня двоюродная прабабка за такое страшную цену заплатила, а ты нарочно.

Хрипловатый, прокуренный горным акцентом голос отвлек и развернул Елену в противоположную сторону. Она уткнулась взглядом в пышногрудую горделивую женщину — на ее шее, пальцах, кистях и ушах, казалось, покоился весь золотой фонд России, длинные черные волосы, без единой сединки, были туго затянуты в высокий хвост. Всем своим широким лицом она обращалась к девушке с химзавивкой, той самой, что предостерегала Алису от падения:

— А ты, дорогая, чем думала? Хочешь ребенком от судьбы откупаться? — Несчастная испуганно сложила руки на животе.

— Тамара Зурабовна, ну зачем так пугать-то, — запричитал Меншиков. — Зато у Игоря с Таней по любви, это лучше.

— А вы сами-то, Константин Григорьевич, надеюсь, по всем правилам женились? — Елена стушевалась от взгляда этой женщины, но не хозяин дома.

— Конечно, дорогая Тамара Зурабовна, — улыбнулся он. Колдунья чуть смягчилась от его ответа. — У вашего красавца судьба уже тоже, полагаю, есть? — Меншиков кивнул куда-то в сторону.

— Конечно.

— И как она?

— В этом году должна пойти в школу. — Елена вздрогнула, когда темный угол, на который кивнул Меншиков, ответил на вопрос тяжелым баритоном. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы хоть как-то разглядеть лицо стоящего в тени колдуна, но ничего, кроме насупленных густых бровей и крупного носа в материнскую породу, Елена различить не смогла.

— Я считала по звездам, она где-то в Курской области живет. Хотела ее проведать, познакомиться. Но Вардан сказал, что в таком случае вообще никогда не женится.

— Вардан, не разбивай маме сердце!

— Я всего лишь хотел оградить ребенка от преждевременного общения с потенциальной свекровью. — Из того же угла хохотнул другой высокий силуэт. Видимо, потенциальный свекр.

— Ну это ничего, скоро сам сможешь наблюдать за ее академическими успехами.

— Как славно, что боевая магия начинается только с четвертого курса.

— А вдруг она будет на Воронах?

— Тем лучше, я курирую старшекурсников.

Поднос с шампанским затормозил у Елены перед носом и закрыл обзор на весь волшебный колорит. Она осторожно стянула бокал, боясь опять повредить хрустальную посуду. Поднос отдал швартовы и взял курс на колдунью в соболиной горжетке.

— Какой-то ужас, — призналась Елена.

— Что именно? — не понял Алексей. — Шинские?

— А они кто? Тоже все министры или родственники князя? — Она нахмурилась, когда муж встретил ее вполне серьезный вопрос смехом.

— Не думал, что ты так буквально воспримешь мои слова. Нет, Шинские в Хаптай-Агдун боевую магию уже какое поколение преподают. Я у Виктора Васильевича учился, — который сейчас щедро подливал Меншикову коньяк, — да и Константин Григорьевич тоже. Вардан на место отца пришел. Говорят, талантливый.

Елена пригубила бокал. Ей вдруг представилось большое кино, световые мечи и все эти спецэффекты, которыми режиссеры пытались раскрасить плохие сюжеты. Она смутно представляла себе бой магов и не хотела бы увидеть это воочию. Сейчас ее волновало не это.

— Но как можно решать за ребенка, на ком ему жениться или за кого выходить?

— Это странная традиция, я согласен. — Алексей с пониманием кивнул. — Но многие старые волшебные семьи верят в то, что судьба человека скрыта за временем и местом его рождения. Я в нумерологии никогда особо силен не был, но путем каких-то манипуляций из даты и места рождения одного человека можно получить дату и место рождения другого. Такие пары считаются «судьбой».

— И что, это правда работает?

Девчонки в общаге на вопрос о судьбе обычно тасовали карты из ларька с пивом и выкладывали одного из четырех королей, какой первый попадется. Вот тебе бубновый — перепадет молоденький, а если пик — то непростой будет, коварный. Вот Меншиков был похож на короля пик, Алексей был трефовым.

— Наверное. Большинство из них не рискует жаловаться на судьбу.

— Чушь все это. — Изумрудный гарнитур, идеальная волна напомаженной челки, изогнувшиеся в ухмылке красные губы. Взгляд цеплялся за каждую деталь образа подошедшей волшебницы. — Простите, не собиралась подслушивать ваш разговор. Катерина Ольхова, тетя Татьяны, если вы уже успели с ней познакомиться. — Елена несмело обернулась на испуганную худенькую колдунью. Ей бы тоже не мешало плеснуть коньяка. — А вы?.. Голицыны-Мартыновы? Ореховое бюро второй половины восемнадцатого, верно?

— Удивительная память, Катерина Львовна. Все верно. Алексей.

— Елена. — Она уже знала, что надо делать, так что несильно пожала мягкую руку с аккуратным маникюром. — Так о чем вы начали говорить?

— О том, что это чушь, что твоя судьба заложена в твоих числах. Я вышла замуж за свою судьбу, и это были самые ужасные годы моей жизни. — Волшебница непринужденно поправила прическу. Женщин, похожих на нее, Елена видела в модных журналах, которые мать выписывала, если что-то оставалось с зарплаты.

— Ну что вы, Катерина Львовна. Кто знает, может, вашей судьбой было не выйти замуж, а развестись?

Сырные тарелки сновали по зале болидами. Катерина, решив отсрочить ответ, вежливо улыбнулась и протянула руку к ближайшей, но чьи-то бледные длинные пальцы первыми ухватили нанизанный на шпажку ломтик камамбера.

— Да, и отсудить при разводе половину состояния бывшего мужа, — ответила их обладательница.

— Поверить не могу, он и тебя заставил прийти?

Ольга позволила себе улыбнуться и обняла Алексея.

— Застал врасплох после суда, у меня не было сил отбрехаться. — Она кивнула Елене, вид у нее был недовольный. Впрочем, как и всегда.

— Продолжаете расторгать «судьбы»? — Ольхова в большей степени походила на царственную особу, чем кто-либо еще в этом зале. Ольга не могла разобрать, было ли дело в манерах или это шляпка с вуалью напоминала корону. Ее прямой спокойный взгляд выжидал ответа.

— Уже нет. Теперь восстанавливаю справедливость для тех, кому судьбу сломали.

— Ольга Феликсовна у нас любит брать дополнительную нагрузку.

— Если я не буду брать обычные дела, то умру от скуки, Леш. У нас общины крайне редко между собой судятся.

— Вы ведь стали верховной судьей? — К чести Елены было то, что она легко соображала.

— Почти четыре года как, — с гордостью ответил Алексей. — Вера жалуется, Оля никому спуска теперь не дает.

— Как она? Еще переживает из-за процесса?

— Как тебе сказать. Конечно, переживает. Она бы не взялась защищать Федотова, если бы знала, что он наделал.

— Вы о деле некроманта? — неожиданно встряла Катерина.

— А вы осведомлены? — Ольга вопросительно выгнула бровь.

— Матвей что-то рассказывал. Матвей Ольхов, адвокат.

— Ваш брат?

— Нет, сын.

— Жуткое дело. Убить одну женщину, чтобы воскресить вторую.

— И в итоге не преуспеть.

— Храни меня Фемида, кого я вижу! — Ольга прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, только потом повернулась. Меншиков был пьян, хотя для большинства присутствующих этот факт мог быть совсем неочевидным. Выдавали зрачки, слишком лихо блестели.

— В ваши края Фемида не заглядывает, Константин Григорьевич.

— Но ты все равно здесь.

— Только ради Алисы.

— Ой, Алиса подождет, — отмахнулся он. Его ладонь ловко нырнула под ее локоть. Он уводил Ольгу в сторону подозрительно твердой походкой для того, кто вылакал напополам с Шинским бутылку армянского коньяка. — Ты мне лучше скажи, как там дело Мироновой?

— Никак, поставила заседание после праздников.

Ольга терпеть не могла разговоры о работе не на работе, но Меншиков был на службе денно и нощно, в будни и праздники, пьяный и трезвый.

— А как бы нам так сделать, чтоб это заседание было последним? Ананасик? — Она покачала головой. — У Марины Дамировны сейчас так много дел, война, сама понимаешь, так что разобраться с мудаком, который ей чуть не угробил целый отряд элитных бойцов, хотелось бы поскорее. Не то она развяжет войну еще и с Польшей. — Меншиков смачно чавкал ананасом. — Чтоб они этого Гавчикова выдали.

— Тявкина.

— Ну да, его самого. Так что, сможем так сделать?

— Знаешь, Костя, ты тут у нас по своим законам живешь, вот сам по своим законам его из Польши и вытаскивай. Может заодно и Лагожина там найдешь.

— Да я его голову Деду Морозу заказал и очень расстроюсь, если утром не найду ее под елкой. — Князь жестом приманил к себе поднос бутербродов с икрой. Решил заесть весь алкоголь, который успел в себя влить. — Эй, Марин! — Он оторвал Хамидову от выклевывания глаз несчастному министру образования. — Марин, тут Оля не хочет твоему Собакину выделять личную будку.

— Так Миронову Лагожин убил, с чего мне Тявкина сажать?

— Вот вы, Константин Григорьевич, Лагожина казнить хотите, а я наградить, — вставила Хамидова. — Если б не он, сейчас бы куковала на границе рота инвалидов.

— Слушай, не начинай, я все его заслуги перед отечеством знаю, но он даже с ними сволочь порядочная. Вот секретаршу зазря убил, лучше б самого Тявкина грохнул. Сейчас бы проблем не знали.

— Я еще потрясу МИД, но, Ольга Феликсовна, с вашим приговором достать Тявкина из Польши было бы куда легче. — Хамидова, в отличие от Меншикова, не заискивала.

— Вот бы было б хорошо, Марин, если б нам их в сцепочке привезли, а. И Тявкина, и Лагожина разом. — Меншиков пихнул им обеим в руки по бокалу шампанского. — Выпьем за новогоднее чудо.

Он одним глотком влил в себя бледно-золотистое веселье. Ему всегда было весело людьми крутить. Ольга даже не пригубила, ей бы воды. Она незаметно пристроила свой бокал на край подоконника. Собрать вокруг себя всю верхушку и аристократию, кормить их дорогими деликатесами, умасливать выдержанным алкоголем и грубоватыми шутками — в этом был весь Меншиков. Ему самому, несмотря на титул, до аристократического воспитания было далеко. В подтверждение своим мыслям Ольга глазами нашла Ольхову, которая сейчас наслаждалась одиночеством под «Березовой рощей» Левитана.

— Костя, я уже ответила. Я не буду вешать на человека убийство, которое он не совершал. Каким бы уродом он ни был. Нужен приговор? Ладно. Собери документы, найди свидетелей, посади его на скамью подсудимых. Лично. Чтоб я ложь на его лице видела до того, как он ее скажет. И я осужу его по своим законам. Слава богу, пока мы по ним живем.

— Ой, не сомневайся. Только на твоей честности Союз и держится. — Он запил ожидаемый отказ полагающимся ей шампанским.

— Извините, Марина Дамировна. Не могу ничем помочь. У вас свой долг, у меня — свой.

Хамидова насупила брови и коротко кивнула. Была не согласна с ее решением, конечно. Ольга знала: один раз пойдешь на поводу — потом тебя всегда будут пользовать. Потому она и не давала слабину, не упрощала никому жизнь. Закон есть закон.

Безвкусица есть безвкусица. Ольховой и ее шляпке с вуалью не шли русские пейзажи. Ольга бы предложила ей переместиться в угол с лепниной, пока его не занял для очередных переговоров государственной важности Константин Григорьевич.

С траектории ее сбил бледненький шифон. Елена подняла на нее привычно недобрый взгляд, Ольга ответила тем же.

Она отпросилась у Алексея подышать воздухом. Хотя ей не пришлось затягивать себя в корсет, в отличие от милой Татьяны, все равно в зале было душно. Таня для знатной волшебницы оказалась крайне кроткой и доброй, с любовью в глазах рассказывала о недавней свадьбе и муже и не очень-то сокрушалась, что по числам они не сходятся. С ее мужем Елена поговорить не успела, но даже внешне впечатление Игорь производил именно то, какое создавала о нем его жена. Елене даже стало жаль, что штурвал перехватил другой Меншиков, но решила, что дела аристократических семей ее не касаются.

Она и сама теперь была частью одной из таких, ощущалось это самозванством. Кто дал право бывшему пролетарию носить двойную фамилию и не замерзать в минусовом декабре в платье без рукавов?

На балконе было тепло, как внутри, но, запрокинув голову, можно было добраться до свежего воздуха. Можно было, если бы он не перебивался крепким табаком. Хуже этой вони для Елены были только двухдневные дохлые курицы, которыми несло с кафедры физиологии животных. Она огляделась в поисках источника дыма.

Мужчину, облокотившегося на балюстраду, заметить было сложно. Он молча стряхивал пепел с тлеющей сигареты. Елена не видела его ни разу за вечер, не то бы точно запомнила. Мужчина счел неприличным тушить окурок о каменную тумбу, в его пальцах он превратился в огромную снежинку, которая полетела прямо в жерло искрящегося фонтана.

Он отряхнул ладони и обернулся. Глаза Елены расширились от удивления.

— Что? — в лоб спросил мужчина.

Еще сегодня утром она вспоминала это лицо, только на фотографии взгляд был чуть более добрым, а волосы куда более кудрявыми.

— Я вас видела. — Мужчина в ожидании поднял брови. — В некрологе.

— Понятно.

Между его зубами оказалась новая сигарета. Он вежливо протянул пачку и ей. Елена не курила.

— Как это вообще возможно?

В ответ мужчина затянулся и задумался. Мыслями он был далеко от этого места, где обсуждали магическую политику и свадьбы по звездам.

— Когда увидел ту газету, тоже себя спросил.

— Так это что, какая-то ошибка? — недоумевала она.

— Ошибка. — Он снова замолчал и ушел внутрь себя. По его лицу прошлась мимолетная гримаса чего-то, что было сложно выразить словами. — Ошибка в том, что меня здесь быть не должно.

После третьего бокала шампанского чувство юмора Елене начало отказывать. Она не знала, насколько в волшебном мире нормально видеть мертвых людей, поэтому надеялась, что это была лишь фигура речи. Мало ли, кого здесь быть не должно? Ее здесь тоже быть не должно, но вот она тут, делает вид, что ей интересно слушать, кто на ком женился, кто кого убил и кто куда бежал. Так что Елена решила воспользоваться первой интересной за вечер ситуацией и проверить плотность этого «призрака» на ощупь. Неживой взгляд мужчины остановил ее ладонь в сантиметре от его плеча.

Ручка балкона пронзительно скрипнула.

— Тихомиров! Я тебя везде ищу. — Меншиков был вездесущим чертом. — Так, Илюша, курить — здоровью вредить, сюда давай. — Он бесцеремонно забрал изо рта мужчины тлеющую сигарету и кинул во двор. — Не видел, чтобы ты за весь вечер что-то ел. Держи салатик. — В руках у названного Ильи оказалась целая миска оливье. К удивлению Елены, тот не стушевался и отправил себе в рот ложку с горкой майонезного салата. — А это, Илюшенька, жена нашего Алексея Петровича, — приобнял ее Меншиков за плечи. — Себе жену присмотреть не хочешь? Тамара Зурабовна там как раз судьбы раздает.

— А за Европой тогда кто присматривать будет? — спросил Илья с набитым ртом. Меншиков задумался.

— Верно подмечено. — Он развернулся к Елене. — И все же, душенька, позвольте мне угадать. Вы с Зайцев, да? Душок тот.

Елена скривилась от того, что волшебники отказывались принять на веру отсутствие у нее магии и продолжали докапываться до несуществующей правды.

Илья вытер рот тыльной стороной ладони и вручил тарелку обратно в руки Меншикову. Салата убавилось наполовину.

— Константин Григорьевич, очень вкусно, но я пойду.

— А как же десерт, Илюш?

— Меня мама дома ждет. У нее последнее время на одного сына меньше, сами понимаете.

Меншиков понимающе закивал, пока Елена думала, какой дурой она, наверное, все это время выглядела в глазах Ильи.

— Тогда сейчас с собой завернем. Маме привет.

Снова оказавшись во всей этой волшебной пестроте, Меншиков моментально потерял к ней интерес и ушел, даже не откланявшись. В окно Елена видела, как огромными шагами Илья пересекает двор и в долю секунды портируется куда-то. К маме. Он был единственным, кто оказался достаточно честным с хозяином вечера и обошелся без натянутых улыбок — она с трудом могла вообразить ее на его лице, а не его брата.

Ее муж тоже был предельно честен, когда во весь голос смеялся с Ольгой. Алексей и Ольга были друзьями задолго до того, как они с Еленой поженились и вообще познакомились. И она никогда не видела, чтобы он обсуждал с ней что-то с таким же пылом, захлебывался в словах, махал руками.

Сказать честно, после ночных бдений в окружении скелетов Елену мало что пугало, но Ольге это удавалось: своей чернотой, острыми линиями и взглядом, которым можно было заставить сознаться во всех преступлениях. Елена поняла, что жует губы и сейчас съест и без того бледную помаду. Она нашла в себе силы подойти.

— Леша.

— Да? — Он не сразу понял, кто отвлек его от разговора.

— Домой пора, ты Мише с Тихоном обещал.

— Неужели так время летит? — Он сверился с карманными часами. — Оля, извини. Дети есть дети.

— Понимаю. — Ее бледное лицо не порозовело даже от алкоголя. — Тогда передай своим девочкам поздравления от меня, хорошо?

— Вот сама к нам на Рождество зайдешь и передашь, а то потом у Юли заканчивается отпуск. Ты же не против принять у нас Ольгу Феликсовну, милая? — Елена неохотно покачала головой.

— У меня работы удавиться просто, Леш.

— Слышать ничего не хочу.

Рассыпаться в любезностях с Ольгой он мог целую вечность. Елене не хотелось лишний раз одергивать Алексея, но и ждать, пока иссякнет его красноречие, тоже. За его спиной она помаячила недолго. Резко развернулась и направилась в сторону прихожей. В общем гомоне чеканка ее каблуков была не слышна, так что бог знает, когда Алексей обнаружит, что рядом ее нет.

Конец ознакомительного фрагмента.