Союз нерушимый: Живь

София Вереземская (2025)

В тени привычного мира скрывается другой — где магия прячется за обыденностью, а волшебники живут среди простых людей. Добро пожаловать в Союз магического народа республик — государство, раскинувшееся по всему постсоветскому пространству. Шесть лет, проведенные в Союзе, Елена мечтала о силе, способной изменить ее жизнь. Затерявшаяся между двумя мирами — магическим и немагическим — она делает отчаянный выбор в попытке обрести магию и случайно заключает сделку со Смертью. Благие намерения оборачиваются разрушительными последствиями, где каждое следующее решение лишь приближает неизбежную катастрофу.

Глава 1

De chacun selon ses facultés,

à chacun selon ses besoins

На майских, в восьмидесятом, Леночка с родителями впервые побывала у Камаевых в гостях. Была у них и люстра с хрустальными висюльками, и новенький видеомагнитофон «Хитачи», и заставленная Дюма, отцом и сыном, стенка. Чай они пили из гэдээровского сервиза, ели шоколадные конфеты и торт «Рыжик» с кремом на сливочном масле. Леночка это сразу распробовала, за щечкой не чесалось.

Камаевы в Рязань переехали из Татарской АССР. Мама у Ренаты пахла «мэйд ин франс» и работала в районной администрации. Папа, вроде как, был большим ученым и на людях появлялся редко. Ни с кем из соседей Камаевы не общались, а их позвали только потому, что Леночка у Ренаты была единственной подругой. Рано или поздно леночкина мать бы сама к ним напросилась. Просто из любопытства, узнать, сколько комнат нынче выделяют академикам.

Четыре. Пять, если с кладовкой, в которой Леночка согласна была поселиться, пока не доест дефицитные банки варенки.

В кабинет отца ход открывался, когда чашки меняли на пузатые рюмки с тонкими ножками. Доживали там свой срок книжки с поломанными позвоночниками и престарелые пергаменты, полные следов куриных лапок и острых колышков. Невозможно было даже представить, сколько макулатурных талонов было угрохано в это богатство. Рената выбирала самые симпатичные страницы, хитро улыбалась круглыми глазками. Леночка тогда натягивала панамку из шитья подальше на макушку и шептала про себя даждь нам днесь, как мать научила. В следующую секунду лапки брались с колышками за руки и начинали плясать.

Они пускались выписывать восьмерки сначала по ладошке, потом по полу, плясали и на потолке, и на висюльках люстры. Они добрались бы и до Дюма, отца и сына, если бы мать не начала кричать Леночку домой. Тогда лапки с колышками укладывались обратно на пергамент, как придется, заплетаясь в ногах, падали друг на друга. Отец потом порол Ренату — перевод с аккадского обошелся ему в полдиоптрия. Рената рассказывала, что у папы лапки с колышками не пляшут, у него они с маршем встают по своим местам и рассчитываются на первый-второй.

Леночке бы на это глянуть хоть одним глазком, но вот в чем дело — не положено. Ни ей, ни кому бы то ни было не положено было знать, что Камаевы — волшебники.

Товарищи-маги.

Зачем нужно было это скрывать, Леночка так и не поняла, но тайну эту охраняла очень ревностно. Узнай мать, что у Камаевой-матери, помимо ящика с импортными колготками, есть еще и магия, на месте б умерла от зависти. Залогом ее здоровья был Брестский чулочный комбинат.

Стоило начаться школе, Ренату определили в какое-то далекое и приличное училище. Леночка осталась в Рязани. На этом из ее жизни пропали и дружба, и магия. Осталась только наука.

На биофак в МГУ дедушка ее привел в седьмом классе через парадную. В его годы солиднее было рядом со своей фамилией иметь профессорскую приписку. Он был просто «доц.» — доц. М.А. Уклейкин. Докторскую в свое время дедушка так и не защитил, потому что терпеть не мог большевистскую бюрократию, но слава богу, разглядел академика в Леночке. Как только на горизонте замаячила возможность житья в четырех комнатах с кладовкой сгущенки, Леночке это очень понравилось. Воняло в корпусе папиросами и дохлыми курами, но доц. М.А. Улейкин знал, что стенка анатомических препаратов умеет влюблять в себя пытливые умы. На весенних каникулах того же класса с Леночкой случился Ленинград, а вот любови с ним — нет. Зато Кунсткамера расхристалась во все сердце. Там и обвенчались.

В Москву мать Лену не отпустила, пришлось остаться в Рязани. Замуж за кафедру анатомии провожала ее неохотно, этот брак она не одобряла. После свадьбы из Леночки пришлось сделаться Еленой, а потом и Еленой Александровной. Затянулась семейная жизнь на без малого восемь лет, в аспирантуре отпраздновали жестяную свадьбу, да и накрылось все медным тазом. Случился громкий развод.

На второй брак мать благословляла куда охотнее. Алексей был союзным прокурором. Елена не сразу выяснила, что Союз — не советский, а магического народа республик. К тому моменту привычнее было думать, что они с Ренатой были большими фантазерками. Верилось в это легко: о Камаевых в их доме не вспоминали, будто и не было их никогда. Не находила Елена их и в телефонной книге, да и в районной администрации мать Ренаты, как оказалось, не работала. Спросить было не у кого, и тут вот оно. Волшебный мир сам за ней явился и решил прибрать к рукам, раз уж она и без того о них знала.

В этом мире, расползшемся в границах СНГ, было все: свои министерства, свой президент, своя армия, свои школы. Возможно даже свои города, целиком населенные волшебниками, но в этом Елена не была уверена наверняка. Из Рязани ей пришлось переехать в Свердловскую область, под Екатеринбург — столицу Союза магического народа республик. Таким гражданством она теперь могла похвастаться.

Могла она теперь похвастаться и большим домом с отдельной библиотекой, мозаичным паркетом, пушистыми азербайджанскими коврами, тяжелыми бархатными шторами на каждом окне и дубовыми панелями, как на заветном биофаке в Москве. Могла похвастаться двойной фамилией через дефис и родовым медвежьим гербом, смышленым сыном и тем, что после родов не располнела, только именной табличкой на двери кабинета похвастаться не могла. И даже приписки «доц.» у нее не случилось.

Наука пала жертвой любви. Кандидатская так и не написалась, все отсрочки были просрочены, а вместо кладовой со сгущенкой у нее теперь была кухня, что готовила сама по наказу падчерицы Веры. Только Елена все равно предпочитала кукурузные палочки зеленой фасоли, особенно когда работала.

Онтогенез повторяет филогенез. Это ей вдолбил в голову еще дедушка, и с этой истины Елена начала свое исследование магии. Благо, что под рукой было сразу двое подопытных.

Тихону — пять, его магии два года. Оба родителя волшебники, воспитывается матерью и дедом в магической среде, с отцом не общается. Его домагическое развитие ничем не сдерживалось, поэтому магия после проявления быстро стабилизировалась.

Мише — три, магии пока нет. Мать неволшебница, отец маг, для него это поздний ребенок. Также воспитывается в магической среде; мать понятия не имеет, как стимулировать его домагическое развитие, и надеется, что оно произойдет без ее участия.

Больший интерес для исследования представлял старший мальчик. Его магия прошла путь от неконтролируемых вспышек до произвольного орудия забав. Примерно так же развивалась речь, но ее эволюцию можно было отследить по физическому изменению речевого аппарата. Развитие магии изменениями тела не сопровождалось.

В возрасте трех лет оба ребенка прошли полное антропометрическое исследование: Елена измерила их рост, вес, окружность головы и грудной клетки, жизненную емкость легких и мышечную силу. Различия были минимальными — Тихон был длиннее. Но магия у него была. У Миши в те же три года не наблюдались даже вспышки.

Задней мыслью Елена грешила на себя. Разбавила гены. Но у нее не было достаточно данных для того, чтобы делать такие выводы. Если быть до конца честной, у нее вообще не было права делать какие-либо выводы. От ненаучности рассуждений ее первый научный руководитель наверняка вращался в гробу, как турбина, и мог осветить собой всю Рязань. Сколько бы она ни просила Алексея ввести ее в научный круг, он только виновато пожимал плечами и отвечал, что союзные ученые таким не занимаются.

Вот в Пермском исследовательском институте магических инноваций занимались энергетикой — как Елена успела понять, магам не нравилось зависеть от добычи угля и нефти. А в Екатерининском НИМИ, куда даже Алексею не давали проходку, разрабатывали новое оружие. В общем, история собственного развития магов не интересовала. Они просто знали, что просвещенное колдовство к ним завез Петр Великий, а до него колдуны и ведьмы только и делали, что прятались от церкви.

Елена даже думала найти Ренату, помнила еще, что ее отец был академиком, но вряд ли шифровал колышками военные разработки. Они не виделись четверть века, Елена ничего о ней не знала. Может, и сама Рената пошла в итоге в науку? По стопам отца, как сама Елена за дедом. Но отчего-то ей было страшно спрашивать у Алексея, знает ли он колдунью Камаеву: вдруг не только ее магии, но и самой Ренаты никогда не было.

От долгого сидения на коленях у Елены затекла спина, она еле разогнулась. Все-таки, ей уже не двадцать лет, чтобы три часа кряду ползать по библиотеке от бумажки к бумажке. Она сама не заметила, как вылезла в коридор. Надо было что-то поесть. Калораж кукурузных палочек не покрывал работу нейронных связей.

Да и дети, наверное, есть хотели?

Она была уже на полпути к кухне, когда Алексей портировался в прихожую. Траекторию движения пришлось сменить.

— Здравствуй, дорогая. — Елена получила короткий поцелуй в губы и усталую улыбку.

Мальчики чуть не снесли его с ног, Алексей подхватил их обоих и понес в столовую. Для Тихона и Миши его приход всегда был праздником. В те времена, когда она сама еще была Леночкой, она также бросалась папе на шею, когда он возвращался вечером из мастерской. Ее отец был насквозь пропитан машинным маслом, от Алексея пахло каменной сыростью Медной горы.

— Я думала, вы вместе с Верой вернетесь, — сказала Елена, когда они расселись за пустым обеденным столом.

— У нее скоро суд с Олей. — Передав жене сына, он снял мундир и закатал рукава рубашки. — Пытается вытянуть непредумышленное причинение смерти.

— А оно непредумышленное?

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть. — Алексей заулыбался. По велению его руки дипломат влетел в столовую и опустился на соседний стул. — Прокурорчик будет тянуть на максимальный срок, но Вера его с потрохами съест, еще не оперился.

— А что за дело?

— Вера расскажет, когда выиграет. Смотри, — он открыл дипломат и бережно вытащил перемотанную бечевкой бумажную папку, — у меня для тебя есть сюрприз.

Ни цветами, ни духами «мэйд ин франс», ни шоколадными конфетами фабрики имени Крупской или ее магической конкурентки — фабрики Виты Каллаур — Елену было не удивить. Алексей это знал и по мере возможностей баловал интересными бумажками до того, как их хоронили в закрытых архивах.

— Что это? — От запаха старины кружилась голова. Елена осторожно перекладывала ветхие документы.

— Свод указов времен Петра Великого. — Алексей завязывал фартук. — Это все про магов. Ты есть будешь?

— Потом.

Муж разливал по тарелкам суп, дети стучали ложками. Елена радовалась, что мать в детстве заставляла читать Псалтирь на церковнославянском, хоть сейчас от этого была польза.

Царским указом было велено разыскать колдунов и ведьм, чтобы те создали школу для обучения юных магов из дворянского сословия по подобию европейских академий. История становления института магии в Российской империи никак не помогала ей понять, откуда эта магия все-таки взялась. Восторг в ее взгляде медленно угасал.

— Петр I создал школу. — Елена разочарованно отложила бумаги.

— Лучшую школу! Хаптай-Агдун несколько веков выпускает самых сильных магов в мире. В сороковые кучка школьников в одиночку справилась с генералом магической армии Гитлера.

— И где они теперь?

Алексей поджал губы.

— Почти все погибли.

Елена печально усмехнулась. Ей очень не хотелось в одиночку перепахивать это научное поле, а встать на плечи предшественников не представлялось возможным. Предшественников не было.

Решено было стать первопроходцем.