Дневник невестки

Соня Дивицкая, 2023

В России не любят невесток. Не жалеют! Невестка у нас по старинке – инкубатор и бесплатная рабочая сила. Дети невестки – обуза. Ни одно, ни второе ценностью не считается. Всё! Эту дикость пора отменять как отменили крепостное право. Сейчас запишу новый женский закон специально большими буквами.НЕВЕСТКУ НУЖНО БЕРЕЧЬ! ДАЖЕ ДУРУ. ОНА ВАМ ЕЩЕ ПРИГОДИТСЯ. Отношения свекровь-невестка – тема этой веселой и доброй книги.

9. У вас товар — у нас тоже товар

Все чужое и новое часто кажется плохим, особенно если речь идет о невестке.

В путешествии по экзотическим странам никто не удивляется сушеным кузнечикам, но если вдруг невестка приготовит жареного таракана… То-то шуму будет, то-то шуму!

Родители моего мужа по поводу возможной свадьбы просили сына только об одном:

— Предупреди за месяц, будь другом. А то мы не успеем подготовиться…

У них был договор — никаких возражений на тему невесты. «Пусть хоть на крокодиле женится, — они решили, — мы не будем против».

Такая толерантность возникла не случайно, а потому что сами они получили многочисленные протесты против своего союза и свекор мой потратил море нервных клеток, когда воевал со своими родителями за право жениться на любимой женщине.

Дело в том, что легендарная Роз Михална была сомнительной невестой. Во-первых, на десять лет старше жениха. А во-вторых, у нее был ребенок от первого брака. К тому же она была учительницей нашего любезного папочки — в старших классах он занимался у нее в фотокружке. В шестнадцать лет серьезный мальчик влюбился в молодую красивую учительницу. В десятом классе он попал в зеленый домик, сел в волшебное кресло — и все, с тех пор они вместе.

Сегодня из таких раскладов сенсацию не сделаешь. Ну… старше женщина, теперь это даже модно. А что там десять лет? Кого такое удивляет после Аллы Пугачевой? В разводе дама — тоже плюс. Невеста с опытом — это вариант получше, чем перезрелые кобылки, которые сидят в обнимку с чистым паспортом. Ребенок? Тоже хорошо, здорова, значит, девушка. Свадьба учительницы с учеником? Подумаешь… В наши дни об этом даже неинтересно разговаривать, но в конце семидесятых, при Леониде Ильиче, когда вся русская провинция шагала строем дружно в ногу… Это был настоящий фурор в нашем маленьком тихом городке.

«Разврат в советской школе!» — такой была повестка дня на секретном, обратите внимание, заседании райкома партии. Легендарную Розу вызывали туда на ковер. Она надела красное платье и пошла в эту серую крепость с бронзовым Ильичом.

— Нам поступил сигнал, — сказал ей секретарь.

Он выкатил глаза на красивую женщину совсем не так, как требовала служба:

— Вы знаете, что вам паяют? Инкриминируют. Сейчас бы он сказал «инкриминируют», но тогда говорили «паяют». Секретарь поправил галстук и предъявил:

— Вам паяют связь с учеником вашей школы! Вас обвиняют в совращении несовершеннолетних!

Ах, боже мой… Какая новость! Роз Михална прекрасно знала, от кого пришел сигнал. От Деда нашего, который сделал запоздавший свой звоночек соратникам по партии. Накануне этого сигнала Бабуля, свекровь моей свекрови, пробравшись ночью к зеленому домику, расколотила там все окна. Побила окна и сбежала по старой, как говорится, народной традиции.

— Ведь вы же учитель! — давил секретарь. — Вы — советский гражданин! Член комсомола! Мать! — Он имел в виду «Ведь вы же мать!» — Как вы можете объяснить свое аморальное поведение?

Ох, что там объяснять-то… На тот момент отцу моего мужа, слава богу, исполнилось двадцать, с жалобой в райком Деды немножко опоздали, поэтому моя свекровь была невозмутима. Непроницаемая маска, как обычно, была у нее на лице.

— Во-первых, — она ответила, — он уже не мой ученик. А во-вторых…

Роз Михална открыла сумочку и вытащила свидетельство о регистрации брака.

–…а во-вторых, он — мой муж.

Инцидент был исчерпан. Сорок лет назад в красном поясе России за железным занавесом секретарь райкома партии закрыл это дело. Браво! Браво, господин секретарь! Молодая красивая Роза улыбнулась ему и потопала в зеленый домик, там ждал ее стекольщик, нужно было вставлять новые окна.

А в это же самое время молодой муж легендарной Розы, наш любезный папочка, тоже был вызван на ковер к своим же собственным родителям. Он геройски отстаивал свое право на любовь, и пришлось ему нелегко.

— Что вы имеете лично против Розы? — Это он спрашивал в сотый раз.

— Лично против Розы ничего не имеем, — отвечал ему Дед.

— Тогда в чем дело?

— Десять лет! — стонала бабушка. — Она же старше на десять лет! Что люди скажут?

— С ребенком! — довешивал Дед.

— Десять лет! Ведь десять лет! — колотилась Бабуля. — Что люди скажут?!

И эта песня длилась бесконечно, круг за кругом повторялся утомительный припев: «Десять лет и ребенок! Чужой ребенок и десять лет! Позор! Что люди скажут? Ребенок! Десять лет!»

— А если бы не десять лет? — спросил наш утомленный папочка. — Если бы не десять лет, а только ребенок? Что тогда?

Мой свекор не просто так задал этот вопрос. В те времена такая естественная вещь, как ребенок, а детям, в общем, свойственно рождаться у молодых здоровых женщин, так вот ребенок от другого брака воспринимался как большая профнагрузка. «Он взял ее с ребенком» — так раньше говорили, как будто новый муж оказал великую милость какой-нибудь бездомной кошке. Поэтому наш папочка любезный об этом и спросил, он жонглировал аргументами, как гирьками на весах.

— Если бы не десять лет, — ответил Дед, — то даже ребенок!

— Даже ребенок! — заплакала Бабуля.

— Даже ребенок…

Мой свекор схватил табуретку. Тяжелую деревянную табуретку он поднял и замахнулся в ближайшее окно. Крыть ему было нечем. Десять лет никуда не исчезнут, ребенка не снимешь с весов. И чтобы поставить точку в этом вопросе, он сказал совершенно фантастическую вещь. В первый и, кстати, единственный раз в жизни он зарычал на своих родителей, как разъяренный тигр.

— Еще хоть слово против Розы скажете — все окна вам повыбиваю!

Ребенок, десять лет и табуретка. Какая связь, при чем тут окна? Но представляете, подействовало! В абсурдных спорах абсурдный аргумент бывает очень кстати.

Бабуля тут же зарыдала, Дед зарычал в ответ: «Да как ты смеешь! Это наши окна!» Как будто стекла представляли неимоверную ценность и как будто сами они не далее как намедни не колотили окна в зеленом домике.

Табуретка всех испугала. Послушный мальчик, которым был наш папочка, доказал серьезность намерений, и родители прекратили спорить. Чуть позже, как говорится, задним числом, мой свекор признался, что табуреткой метил в то окно, что выходило во двор, не на улицу. Даже в порыве гнева над ним висела установка — все должно быть прилично.

И тем не менее наши победили. Родители моего свекра смирились с Розой до такой степени, что Дед согласился нанести визит своей невестке. Надел костюм — директорский костюм, в котором он командовал на нашем литейном заводе, завел свою «Победу» и с той же самой кирпичной мордой, с которой заседал на партийных совещаниях, прикатил к зеленому домику.

Дед открыл калитку — и ему под ноги метнулась собачонка. Обычная дворняжка жила тогда у Розы. Он чем-то не понравился собаке, и она на него развизжалась. Дед опустил ногу, занесенную уже для перехода границы, и процедил сурово:

— Уберите кобеля.

И тут же все соседки, которые, прильнувши к дырочкам в заборах, следили за трансляцией, разнесли по городу: «Уберите кобеля! Уберите кобеля!»

Мудрейшая Роза тоже это запомнила. Она, конечно, не ждала сердечной встречи. «Здравствуй, Роза, дорогая! Рад видеть страшно!» — на это она не надеялась. «Не бойтесь, папа, она вас не укусит, спасибо, что пришли» — этого всего не прозвучало.

Бабуля вытирала слезы, Дед хмурился, Роза улыбалась своей уже тогда поставленной дипломатической улыбкой. Скулила собачонка, пришпоренная каблуком, и свекор мой любезный бормотал задумчиво, выстукивая пальцами на беленькой скатерке: «Уберите кобеля, уберите кобеля…»

Несмотря на черные прогнозы сторонников традиционного патриархата, у родителей Антона все сложилось удачно. И несчастные десять лет никакой роли не сыграли. Наши провинциальные клюшки пророчили Розе старость, болезни, измены мужа с молодыми девками, но ничего подобного, к их огорчению, не случилось.

Сейчас мы с Розой только что из баньки, опрокинули на голову ведерко ледяной воды и, как обычно, мажем масочки на морды. Я заварила травяной чаек и разливаю по большим стеклянным чашкам. Роз Михална подает мне ложечку и методично объясняет:

— В стакан с кипятком нужно ставить железную ложку, чтоб не треснул.

— А знаете, Роз Михална, — я ей говорю, — у меня появился новый знакомый. Врач-косметолог. Он делает такие интересные укольчики… Витамины и чего-то там еще такое с кислотой… для тонуса…

— Угу, угу, — кивает она, растирая по лицу густую зеленую массу.

— А может, мотанем к нему и наширяемся?

Роза на меня посмотрела, как на картежницу, которая продулась.

— Детка… — Она усмехнулась. — Зачем?

Да, правда, зачем? Косметолог донне Розе не нужен. Донне Розе нужна новая кухня. Она опять затеяла ремонт. Но не в зеленом домике, а здесь, на своей новой фазенде.

Свою усадьбу на берегу реки она устроила элементарно. Купила по дешевке землю и домик, который раньше принадлежал родителям нашего грозного Деда. Родовое гнездо она перестроила, нагородила этажей, а Дед к ней наезжает по великим праздникам, теперь он гость в той самой маленькой деревне, где в детстве бегал босиком. Сегодня он тоже приехал, вместе с Бабулей, и старушка, несмотря на букет смертельных болезней, с большим аппетитом дегустирует кухню легендарной невестки.

Вот я сейчас подумала, а для чего?.. Для чего же тогда были все эти вопли? И почему мой свекор так хотел, чтобы его выбор был принят родителями? Зачем? Ведь он не собирался приводить жену в их дом. Зачем вообще нам непременно нужно родительское благословение? Не знаю даже… Но, полагаю, все дело в том, что наша связь с родителями настолько сильна, что их неприятие нашего выбора, нашего образа жизни, жен и мужей эту связь разрывает. Разрыв — это больно, это портит наше личное счастье.

Мне папочка наш любезный сказал однажды, когда мы снова вспомнили про окна и про табуретку:

— Они тогда мне столько нервов потрепали… Лет пять моей жизни они у меня точно забрали своими истериками.

Не зря, не зря он пролил кровь. Благодаря всем этим предысториям нам с Антоном за свой выбор сражаться не пришлось.

…Роз Михална была спокойна. Я у нее была не первой невесткой, а третьей. Старший сын ее, Лева, был дважды женат, так что на невестках Роз Михална собаку съела. Моя кандидатура прошла в семье единогласно. Против был только один голос, который, впрочем, ничего не решал.

— Жениться в двадцать лет! — раздался голос. — Да ты с ума сошел! И по залету! Ты что, стеснялся покупать презервативы? Она же специально все подстроила! А ты теперь хомут на шею надеваешь! Ты подожди жениться, встань сначала на ноги! Вы можете пожить гражданским браком, просто так… А ей скажи, пусть сделает аборт. Вот предложи ей этот вариант и заодно посмотришь, как она отреагирует.

Кто это говорил? Может быть, это сказал мясник с нашего рынка? Или охранник из нашей тюрьмы? Или патологоанатом из нашего морга? Нет, ни за что не догадаетесь. Это сказала русская женщина, блондинка, спортсменка, у которой тоже, кстати, была дочь. Злой колдуньей оказалась вторая жена старшего брата. А я и знать не знала про этот черный спич, Антон мне рассказал о нем намного позже, когда вторая теперь уже экс-невестка Розы приехала в наш дом.

Оказалось, что ее дочка, которой едва исполнилось девятнадцать, выходит замуж, и поэтому Вторая экс приехала попросить мою машину для свадебного кортежа.

Я запустила женщину в гараж, она там сразу начала лепить на мой капот золотые сердечки, сначала попросила степлер, потом ножницы…

— Единственную дочку замуж отдаю! — похвасталась Вторая экс. — Волнуюсь дико!

— Не рановато? — спрашиваю. — Замуж в девятнадцать?

— Нормально, — говорит. — Пацан хороший ей попался. Чего ушами хлопать? За шкибон его — и в ЗАГС! Этих сволочей надо брать тепленькими, пока они еще не истрепались, не обнаглели, не зажрались, не забухали…

Стою-киваю, помогаю резать ленточки. Ведь женщина права на сто процентов. В России рожать нужно рано, для первого ребенка двадцать лет — нормальный биологический возраст. Зачем спешить? Да потому что слишком много водки у нас приходится на душу населения, а после получения диплома нас засасывает работа, мы ждем удобный момент, когда можно без осложнений для карьеры уйти в декрет, и в ожидании удобного момента проходят годы. Да, где-то там в Европе тридцать пять — нормальный возраст для замужества, но только не в России. Русские женщины не могут ждать так долго, к тридцати пяти годам без мужа, без ребенка наша баба скурвится. Поэтому, если ваша дочь принесла в подоле, — радуйтесь! И если девушка вашего сына залетела — ликуйте! Природа победила.

Невесткой часто недовольны все поголовно родственники жениха. Ничего, мы привыкшие. Улыбаются только те, кто получил приданое. Но и то недолго. А просто так порадоваться женщине новой, молодой и красивой, которая вам всем еще понарожает, повеселит вас от души и освежит вам ауру, просто так порадоваться невестке мало кто может. Почему? Потому что семья — это закрытая система, и каждый новый элемент ее либо меняет, либо ломает. Мы все боимся изменений, мы склонны в первую очередь видеть опасность в незнакомом явлении, а лишь потом перспективу. И что? А ничего. Так и будем сидеть по углам и бояться, лет десять бояться, пока не привыкнем друг к другу.

Вот это все, что выше я сказала, отнюдь не истина в последней инстанции. Универсальных вариантов в жизни не бывает. Поэтому я и спросила Вторую экс на всякий случай:

— А может… Может быть, они пока пожили бы гражданским браком? Просто так…

— Да ты что! — Она мне даже не дала закончить.

Счастливая женщина, мать юной невесты, крутила бантики на зеркала моей машины и ругалась — долго, страстно, энергично.

— Гражданский брак! Да это лажа для жлобов и для пенсионеров. Да мне противно даже слушать про гражданский брак! Да чтобы я?! Свою единственную дочь!.. Отдала какому-то хрену пожить просто так?! Да пусть он пойдет в ресторан и попробует там пожрать просто так! И в прачечную пусть отнесет свои поганые носки, и пусть ему просто так постирают…

Она два раза сплюнула и спросила, уже спокойнее:

— У вас там не осталось, случайно, вещичек детских? От младшей? Не отдавайте никому. Мы заберем.