Жара

Сергей Ходосевич

Традиционный сборник группы «Наше оружие – слово» ВК открывает читателю новые имена и продолжает знакомить с творчеством завсегдатаев нашей литературной группы. Проза и поэзия на любой вкус, где каждый сможет найти что-то родное для себя, что всколыхнет душу. Сборник, что назван «Жара», представляет собой капустник из творчества наших авторов, который всегда захочется прочитать где-то в тени от летнего зноя или в тишине от всех домашних дел в уютном кресле.

Сергей Карпеев

Сальванс

Вершины гор закрыты снежной вьюгой

Не подойдёшь к ним так в свободный час

И вознесён наверх священной мукой

Грааль хранится на горе Сальванс

Священна чаша, кровь хранит живую

Что не исчезла в прах и пыль веков

Хлестала кровь из ран напропалую

Но даже смерть Христос простить готов

Изведав путь хозяина житейский

Поняв всю силу мудрости святой

Из ран Иосиф свет Аримафейский

Собрал всю кровь по капле до одной

И ангелам отдал: — Вы кровь несите

Она несправедливостью красна

Грааль на счастья людям сохраните

Ведь это кровь распятого Христа

Легенда не исчезла в снежных вьюгах

Язык пророков нам её хранит

Держа Грааль Христову на поруках

Гора Сальванс о вечном говорит

Что было и что будет нам не ведать

Не расплескать бы этот Божий дар

Пока стоит Грааль пусть не сорвётся

Земной, летящий по орбите шар

Музыкальный учебник философии

За окном стучал надоедливый, нудный дождь. Эти падавшие в лужу капли были единственным признаком жизни, единственным маятником, отмечавшим время, единственным звуком долетавшим до Насти из всех земных шумов. Сколько сейчас времени она не знала, она видела лишь только мрак и безмолвие. Часы что ли остановились в большой комнате, даже хода стрелок не слышно? А раньше были такими точными и правильными и ещё строгими, как старый учебник философии в ящике маминого стола. Впрочем «учебником философии» это её Настю так называет Женька считая свою соседку чуть ли не самым серьёзным человеком на Земле. Возможно раньше, ещё два года назад она токовым и была как — никак работала в школе и дети её, кажется, любили. На её уроках литературы за окном на время замирал мир, так ей тогда казалось, а теперь? Инвалидная коляска, красная подушечка на коженом чёрном потёртом сидении и четыре колеса вместо ног, а на них за приделы родной Казани выехать никак невозможно, как не старайся хоть выпрямись, хоть закрутись в немыслимый жгут. А ещё этот негромкий, стеснительный стук в окно Кого это к ней несёт почти ночью? Тогда, два года назад, в «газоне» тоже что-то стучало, но он медленно обогнул привокзальную площадь, и свернул вправо на дорогу. Преодолев бугристый объезд «газон» мягко покатил по асфальту. И тут….И всё равно тот шофёр который вылетел им на встречу не был подлецом. Вернее он тогда ещё не был подлецом. Подлецом он стал потом, позднее когда ни разу ни пришёл к ней в больницу, и даже помощь никакую не предложил, копейку для неё, для Насти, побоялся от сердца оторвать. «Не все люди хорошие, есть и сволочи» — сказала тогда мама. А всё — таки кто же это может стучать ночью? Наверное, Женька, опять потерял ключи, вечный он растеряха! Хорошо, что не так давно он дал Насти запасные ключи от своей квартиры, так на всякий пожарный случай.. Две недели назад вот таким же тёмным вечером, когда, парень явился к ней с той же самой бедой они с ним выясняли очень актуальный вопрос; — Что такое любовь? — Как ты думаешь, что такое любовь, — спросила тогда Настя — Любовь? Не знаю, — замялся Женька, — нет знаю, любовь это кирпичём по голове. — А у тебя есть? — пытливо посмотрела на него девушка. — Не отыскал ещё, — невесело усмехнулся сосед по лестничной площадке, — Найду, какие мои годы. — И у меня нет, и не будет, а мне через две недели стукнет двадцать девять лет, это много или мало, — не знаю. Хотя вру, у меня есть тень любимого имени — Почему только тень? — Потому что настоящее любимое имя исчезло. Раньше было, а теперь нет — Пушкин или Тургенев, а может Куприн, вон какой у тебя большой выбор, не каждой девушке, в твоём возрасте, так везёт. — Нет, у него было очень простое, незаметное, русское имя Коля Савельев, а потом, я вдруг совершено неожиданно выпала из седла жизни и рядом с ним тут же появилась Светлана Я не обижаюсь, нет. Тень — то всё-таки осталось, а тень это мои воспоминания о нём, хорошие или плохие, но всё равно воспоминания. Он тоже очень любил литературу, только больше зарубежную. И музыку тоже любил, например, обожает Битлс, а ей Насти немножечко нравится Гендель и та песня, которую она впервые услышала на свадьбе брата у неё тогда уже была травма позвоночника то есть был перелом в позвоночном отделе позвоночника. Он и сейчас никуда не делся просто Настя стала о нём меньше думать. На той свадьбе Настя выпила первый свой большой, граненый стакан водки и тут же на время простившись с изнуряющей болью отправилась лицезреть сны. Пусть чёрно-белые, но до ужаса замечательные где сам Александр Иванович Куприн дарил ей, простой учительницы литературы, свой гранатовый браслет и почему-то то и дело доставал из кармана куриные, варёные яйца. Уже гораздо позже Настя анализируя свой сон и мысленно раздирая его на незначительные лоскутки и тряпочки поняла что эти самые яйца принадлежат тёти Нади — маминой двоюродной сестре. Старушка эта часто заходила к ней в палату, потому что жила через дорогу от больницы, и приносила только одни вареные яйца. А между тем у подружек в палате холодильник уже отказывался закрыватся до краёв наполненный различными, домашними вкусностями. А потом во сне снова появился двоюродной брат Гена с тем же самым гранёным стаканом водки в руке и снова предложил выпить: — Только не пей до конца. Упадёшь! — сказал Гена — Куда же падать? — ответила девушка, — И так уже на диване лежу!

И опять во сне, до дна, выпила этот злополучный стакан до краёв наполненный отвратительной, обжигающей жидкостью. И опять проваливалась в сон. На этот раз во сне звучала та самая песня, наверно, красивая, но Настя запомнила только припев:

На абортаж беда, берёт нас иногда, Идёт, идёт девятый вал, но ты держи штурвал

И пусть идёт девятый вал

Но ты держи штурвал

Держать штурвал это и есть, наверное, самое главное в жизни подумала тогда девушка. Наконец в замочной скважене зазвенели ключи это с ночного дежурства пришла мама. Уже два года мама работала в охране одного очень нужного стране обекта, который в народе назывался «стройкой века» Серую эту девятиэтажку у леса на самом краю города начали строить ещё в восьмидесятых годах прошлого века. Начать-то начали, а вот закончить до перестройки не успели, а уж потом не до этого было Покатилась колесо истории по ухабам, по оврагам земли русской грустное, скучное, одинокое, как степь зимой, а всё равно так и катится, не остановишь, не уймёшь. Отец Насти развёлся с мамой когда девочке не было и трёх лет. Настя помнит, как папа, когда был в приподнятом настроении качал её на ноге напевая себе под нос песенку про космонавтов которые посадили яблони на Марсе. А потом вдруг не стало ни, папы, ни космонавтов, осталось одна мама, которая потом ещё долго поливала ночами подушку в своей комнате. А утром Настя иногда боялась поднять на неё глаза до того опухшим, и страшным казалось мамино лицо тогда. Потом мама повеселела устроилась на работу и даже стала откладывать на машину, потому что папа, видимо вспомнив о дочери, начал присылать деньги. Сначала этот финансовый ручеёк был небольшим, вялым потом дела у хозяина автомастерской пошли лучше и благодаря папиным подношением в непрочном бюджете семьи иногда заводилась лишняя монетка. Об этом Настя узнала совсем недавно когда услышала случайно разговор двух маминых подруг просто окно в сад было открыто вот и всё, она даже и не пыталась подслушивать. Беседка, чай и две мамины одноклассницы, а совсем недалеко от них маленький человек у стола в гостиной. Человек в инвалидной коляске. Малышня во дворе таращила на девушку глаза и ничего не понимала. Зачем она такая, сидит себе в кресле на колёсах? Ведь ничего этого не было раньше, а было всё совсем наоборот вместо всего этого непонятного была весёлая, добрая Настя которая просто так давала ребятам мороженое и качала их на старых, дворовых качелях.… Что же, куда делась та весёлая девушка? Или может весь двор теперь ничего не понимает? А Настя теперь не умеет даже смеятся, вон какое стало у неё строгое, сосредоточенное лицо? Как же это могло у неё лицо перевернуться? Или она нарочно всё врёт и выдумывает? Зачем?

А еще хмурый толстый Валерий Олегович из сорок пятой квартиры однажды подошёл вплотную к девушке, когда она гуляла во дворе, и громко, чётко выделяя каждое слово, сказал, все ребята слышали: — Если бы я стал такой, я бы повесился. Юрка Сизов тут же засмеялся, потому что представил, как эта толстая груша будет болтатся на верёвке и какая верёвка её, эту самую грушу, сможет выдержать. У входа в подъезд стояли мужчины, те самые которые помогли девушки спустится с третьего этажа на улицу, понятное дело сидя на коляске это сделать не просто, и без постороний помощи тут никак не обойтись. Мужчины курили, разговаривали и один за другим уходили. Один из них проходя мимо Валерия Олеговича что-то сказал ему. Толстяк пятернёй откинул назад тёмную прядь волос и зло сверкнув на мужчину глазами быстрыми шагами направился в сторону подъезда. — Он обиделся что ли на дяденьку, — дернула Юрку Сизова за рукав девчонка из соседнего подъезда

–Конечно обиделся, — уверено сказал Юрка, — Мой папа работает, и твой тоже, а дядя Валера отдыханцем всегда хочет быть, а если бы он на таком аппарате как тётя Настя всегда сидел как бы тогда он отдыханцем был? — Кто ж ему столько путёвок даст, — удивилась девочка — Зачем ему путёвки, — улыбнулся Юрка, — Он — сын директора — Директора чего? — Не знаю, мне дедушка не рассказывал. Наверное, какой-нибудь космической межпланетной станции, — при этих словах мальчик поднял палец вверх и посмотрел на небо. — Простудитесь тут, ребята. Идите домой, — крикнула с балкона чья-то бабушка. Юрка подмигнул девчонке и побежал прочь в подъезд. Насти нравилось гулять во дворе, но только иногда мешали такие вот Валерии Олеговичи. Как-то раз во дворе к ней подошла девочка лет четырёх, этакая большеглазая куколка в голубеньком платье с кружевами, и очень вежливо поинтересовалась, нельзя ли ей покататься на такой чудо-коляске. Настя так же вежливо объяснила ей, что, к сожалению, нельзя, потому что тогда хозяйка просто упадёт на землю и будет лежать пока… — Мама не придёт, да? — спросила девочка — Анжелика!!! Иди сюда! — Мать стрелой бросилась к девочки, схватила за руку, и потащила прочь, — Тетя на коляске маму не слушалась и такой стала. Вот ты не будешь меня слушать, тоже такой станешь. Сколько раз предупреждала тебя, не разговаривай на улице с незнакомыми, — выговаривала она ей на ходу. Однажды под вечер, когда Настя нагулявшись уже собиралась отправится отдыхать, к дому подъехала машина. Водитель выпрыгнул из кабины и подойдя к девушки вынул из кармана, и протянул ей две красные купюры: — Десять тысяч вот. Возьми, жалко тебя. Пока Настя соображала что к чему, и какому богу говорить спасибо за этот драгоценный подарок водитель сел в машину развернулся и сейчас же уехал. «Вот бы сейчас увидеть Женьку он любит командовать и давать советы. Он бы точно посоветовал куда девушке деть эти неожиданно свалившиеся в руки деньги» Настя была так занята своими мыслями, что не сразу заметила, как открылась дверь подъезда и перед ней появился Женка. Внимательно выслушав невероятную историю о денежном чуде Женька посоветовал отдать это чудо в какой-нибудь благотворительный фонд, а лучше всего в «Нежный взгляд» где сейчас волонтёром работает очередная его пассия и которая позавчера говорила Женьке что этому фонду позарез нужны слуховые аппараты для того, чтобы сделать капельку счасливыми трёх-четырёх глухонемых ребят. Настя кивнула головой тихо, одними губами, прошептав слово «можно» и часа через полтора к ней в квартиру влетел сияющий Женька с большим пакетом в руке. А дальше была больница, а за ней операция. На операции было много, много света и неясный шепот хирургов. Потора часа между жизнью и смертью, полтора часа выхода из реального наполненого печалью и радостью мира, полтора часа веры в лучшее. А потом у учительницы литературы случился больничный роман….. с Павлом Корчагиным У Паши был перелом ключицы в следствии неудачного падения с детских качелей а еще порок сердца. — Какой, какой пророк? — шутливо спрашивала его девушка, — теребя ладонью непослушные вихры на голове парня. — По — разному: кто говорил, что аорта, кто — ещё не знай чего. — Почему же раньше не стал оперироватся, сам же говоришь, с детства у тебя это?! — Без толку. На столе сказали, помрёшь, — грустно посмотрел на неё парень и тут же выдал ни то стих, ни то частушку: Что ж я маленьким не сдох, А теперь уж не дай Бог.

Хотя сейчас всякая таблетка во мне место находит. Вот такие вот пироги с котятами. Однажды в старый больничный сад забрёл пожилой фотограф. Увидев его Павел повеселел и едва передвигая затёкшие от долгого сидения ноги направился к мужчине. — Дело такое, — негромко сказал он, — поскольку я вижу у вас фотоаппарат, — хотя и немножко устаревшей модели, наверное, ещё с чёрно-белой плёнкой внутри так нам с моей подругой здесь быть нельзя, — показал он глазами на больничный сад, — а можно быть вдвоем только на той фотографии, которую вы сейчас сделаете и нам подарите. Идёт? — Ну, там посмотрим. Буду здесь больных снимать пока не надоест А уже сюда несколько лет хожу, так каждый согласится домой карточку отправить, работаю я бесплатно, ну, или за небольшую плату тут уж как получится. Откуда у людей в больнице деньги заведутся сами подумайте, молодой человек? — Ну, бесплатно, так бесплатно, — обрадовался парень, — Мы с удовольствием. Так и осталось у Насти в домашнем альбоме эта фотография. Больничный сад и скамеечка в этом саду на краешек которой стесняясь едва присел Паша рядом «трон» на колёсах на котором воседала девушка с букетом жёлтых, осенних листьев в руке. Дворники тогда и не думали бороться с этим невиданным листопадом. Иногда открывая альбом и легко покачиваясь на волнах необузданной памяти девушка, казалось, в сотый раз слышала знакомую присказку, — «что ж я маленьким не сдох….»

Слава Богу закончилось всё успешно хотя ходить Настя, конечно, не стала просто по возвращению снова встретилась со своей коляской Девушка уже совсем перестала ждать чего-то хорошего от жизни и вдруг в её квартире появился маленький Юра Сизов: — Тетя Настя, — весело закричал он тыча указательным пальцем в газету, — Вот, конкурс музыкальный для людей с этими….. с возможностями неполными. — Ограниченными? — поправила мальчика Настя. — Ну да, я и говорю симпатичными, — улыбнулся Юрка, — попробуйте а? Вы же на пианино играете иногда, мне за стенкой слышно. Конечно, вы не дядя Денис Мацуев, который пианист по телевизору ну зато вы наша дворовая, знакомая, значит. Всем своим существом Юрка был горд за соседку и эта неописуемая гордость радостно кружила ему голову. Настя действительно когда-то давным-давно ходила в музыкальную школу по классу фортепьяно, (и откуда этот Юрка всё знает?!) но больших успехов в музыке от неё, кажется, не кто не ждал, да и она сама тоже. «А что, если просто так взять и попробовать, проявить себя в конкурсе» — вдруг мелькнула шальная мысль, — «ведь получалось же у неё что-то?!» — Подумав немного девушка решила попробовать подобратся к своему давно забытому инструменту. Пальцы коснулись клавиш. Когда последние ноты дрогнули смутным недовольством и жалобой Юрка взглянул в лицо девушка и увидел в нём выражение, которое показалось ему знакомым; В его памяти встал солнечный день давней весны, когда радостная Настя (ещё не на коляске) почти бежала по двору возвращаясь из института: — До дыр просидела свою сидальницу! — говорила она не к кому не обращаясь — И теперь свобода все экзамены прошли, диплом дали, могу делать что хочу, могу даже вот собаку погладить

Настя остановилась посреди двора весело ища глазами собаку. — Знакомую? — тогда спросил её Юрка, который в это время как раз гулял во дворе — Кого знакомую? — не поняла девушка. — Ну, мне мама говорила, — начал объяснять мальчик, — что собак можно гладить только знакомых, а если гладить незнакомых собак, то на руках могут появится всякие микробы и вши и тогда, мама сказала, если я приду домой она меня будет сильно ругать всякими материнскими словами. Правда? — Не знаю, — призналась девушка. Мальчик смолк на минуту и в квартире повисла тишина, нарушаемая только шепотом листьев в саду. — А хочешь я тебе спою одну детскую песенку, которую недавно придумала? Музыка и слова мои. И опять девушка отдалась своему воображению И опять звуки крепли и искали чего-то, подымаясь в своей полноте, выше, сильнее, звонче

Юрка сначала нетерпеливо ёрзал на диване ожидая услышать красивую песню-сказку, которые так любила рассказывать бабушка, а он потом, как умел, пнресказывал той самой девчонки из соседнего подъезда. А потом мальчик вдруг замер откинувшись на спинку дивана и представил себе на мгновение эту невиданную картину художником которой была девушка сидящая рядом:

Спит медведь. Берлога с ёлкой, Домик муравья

Ночь медведя будет долгой

Знаем ты и я

В светлом сне малина будет, Сотен пять кустов

Сон малину раздобудет, Выше облаков

Там малина. Выше мошек, Чтобы их дразнить

Дайте дети в сон ладошек

Ягод положить.

Через три дня во дворе её встретил Женька: — Ты не очень торопишся? — слегка волнуясь и краснея спросил он. — Нет, — засмеялась девушка, — Мне торопится некуда, моё кресло при мне. — Надо поговорить? — пойдём, присядем на скамейку у забора. Настя легко остановила свой транспорт у забора, Женька примостился рядом на скамейке: — Вот если любовь это не…

— Вот если любовь это непонятно что? Если любовь это, как взрыв, как вулкан, как стихийное поползновение льдов на реке Лене, — Начал Женька, — То, как понять, что я её люблю? — Кого? — Да, Таню с параллельного потока. Как это понять, как определить это?

Подумав минуту, Настя произнесла: — По блеску глаз. Я только один раз, ещё до травмы, видела такой блеск глаз. На меня на улице стоял и смотрел молодой человек, долго смотрел, внимательно, заитересовано А я тогда не отреагировала никак. Потом мы с ним встретились ещё раз, уже в автобусе он спросил, — «Сколько мне лет?» Я почему-то ответила, что сорок четыре, хотя мне, едва за двадцать тогда перевалило Теперь до сих пор жалею, что с этим парнем тогда не познакомилась…. Хотя мне сейчас и не до этого, молодой поколение просит в музыкальном конкурсе поучаствовать в начале июля. Как считаешь, получится у меня? — Она, ещё и спрашивает?! — удивлёно посмотрел на подругу парень, — да у тебя новая жизнь начинается, открывается возможность пробить свет в скорлупе одиночества, и тогда ты уже будешь не просто скучным учебником философии, ты будешь музыкальным учебником, а такой статус для какого-то «учебника» гораздо увлекательнее, так, что давай, Настя, не думай ни и чём, а участвывай изо всех сил! Но и никогда не забывай песню, которую случайно услышала на свадьбе у брата всё-таки замечательные там строчки кто-то выдумал: На абортаж беда берёт нас иногда

Идёт, идёт девятый вал, но ты держи штурвал. — Строчки замечательные, только боюсь я. Мне бы сейчас умереть от счастья, а я боюсь, вдруг там на этом конкурсе львы и тигры в музыки собрались, а я среди них серым воробьём буду, которого и заклевать не грех. А если серьёзно, то я Гендаля люблю. Соната си би моль мажор, опус номер двенадцать. Там добро со злом борются. Добро такое нежное, певучее, мелодичное, это скрипки, виолончели, а зло ехидное, коварное грубое там уже и фортепьяно можно расслышать. — Всё что вы говорите, девушка, ложь. Какой может быть Гендель, когда «Лунная соната» Бетховена, — вот вершина музыкального искусства, а «На сопках Манчжурии» Ильи Шатрова, как вам а? — перед молодыми людьми стоял Валерий Олегович. Отдыханец, как сказал о нём Юрка. — музыка она тревожить душу должна, а Гедаль ваш он…. — Гвоздь без шляпки да? — у скамейке снова оказался Юрка, — нечего улыбнулся он, — Настя постарается и к вашему Генделю музыкой шляпку прибьёт — А ты, шуруп, откуда это знаешь? — спросил мальчика Женька — Знаю, — махнув рукой ответил Юрка, — мой папа на заводе работает с металлом, значит, а металлическая пыль в ладонь въедается так, что не отмоешь потом. А у Насти в ладони ноты въелись, так что она всех на этом конкурсе на лопатки положит. Зуб даю! — Ну, после такого горячего и бурного выступления всех вас придётся мне участвовать в конкурсе и помнить, что надо «всегда держать штурвал» — засмеялась Настя. — Помогите мне, Валерий Олегович в подъезд забратся, пойду готовится к новой жизни выбираясь из скорлупы одиночества. Пойду учить Гендаля. А вас всех приглашаю на концерт.