Мыло

Сергей Туманов, 2021

Молодая семья едет в захолустный городок, чтобы быстро за бесценок продать дом, доставшийся по наследству. По приезду в городке происходят страшные вещи и нет возможности уехать прочь. Встаёт выбор, – либо погибнуть, либо остаться в живых, но потерять человеческий облик.Содержит нецензурную брань.

Глава 4

— Эй! Эй, очнись! Что с тобой? — Игорь тормошил её за плечи, шлёпал ладошками по щекам. — Ты что?

Вероника открыла глаза. Сознание рывками возвращалось, в голове мелькали обрывки кошмара, тело сковывал пережитый ужас, но постепенно пелена спадала с взора, и Вероника поняла, что проснулась.

— Я живая? — хрипло спросила она.

— Живая. — Игорь, сидящий в изголовье, внимательно посмотрел на неё. — Кошмарики снились?

— Хуже. Гораздо хуже. Кричала?

— Как бешеный бизон. Вопила так, что, наверное, весь здешний аул разбудила. Что снилось то?

— Да так… разное. — Вероника громко выдохнула, села на кровати. — Дай попить, во рту как в пустыне.

— Это мы мигом! — Игорь поднялся, подошёл к старому дребезжащему холодильнику, вернулся оттуда с минералкой.

— А у нас новости! Сотовые не работают, ни твой, не мой! Связи нет.

— Ещё что? — спросила Вероника, отрываясь от бутылки.

— Телевизор то же сдох.

— Весело.

— Прикольно. Что делать будем?

— Дом продавать.

— Слушай, — Игорь опять подсел к ней на кровать, приобнял за плечи. — Может, оставим его себе? Я тут пока ты дрыхла, полазил по нему, — хороший домина, в пристройке даже электростанцию обнаружил. Подшаманить, работать будет, класс! К тому же с бабой. Любой виделся, пробил что, почём, и как. Она говорит, из городка все бегут, работы нет, и продать сейчас дом можно только задёшево. Что думаешь?

— Я не против. После пережитого во сне кошмара, ей захотелось поскорее уехать отсюда. — Кто за домом присматривать будет?

— Хм! Баба Люба, кто ещё же! Я уже с ней договорился… Да ладно, извини, что без твоего ведома!

— Ах ты! — Вероника попыталась ущипнуть Игоря, тот увернулся, смеясь, продолжил: — Я ещё вчера смекнул, что бабка — ещё та птица! Болеет она… Ей знаки уважения, подарки, деньжата нужны. Чтобы её поуговаривали, а она поломалась, цену для себя набила, одолжение сделала… Короче — она согласна!

— Ну и умница! — Вероника встала, потянулась. Ночной кошмар опустил её от себя. — Значит так! Завтракаем, берём бабу Любу, едем на кладбище. После посмотрим, что и как. Короче завтра с утречка домой! Ну?

— Возражений нет. Я вечерком ещё в станции покопаюсь, может, налажу электричество.

До кладбища добрались лишь ближе к обеду, когда солнце нещадно жгло, дождя сегодня опять не ожидалось. Сперва, подобрали бабу Любу, та поохала, похваталась за спину, но проворно собралась. После в магазин, конфет, пол-литра, — короче всё, что берут на кладбище, в таких случаях. Заправились бензином, заехали, купили венки, они, почему-то продавались, как и гробы, в мебельном магазине. Кладбище находилось за церковью, старое, заросшее деревьями. — "Совсем не такое, как мне приснилось", — подумала Вероника. Сначала зашли к могилам её родителей. Оградка и впрямь нуждалась в ремонте, штакетник, покрашенный голубой краской, выцвел, подгнил снизу. На железных, покрытых серебрянкой, крестах, поблёклые фотографии отца и матери. Рассматривая их, слыша, как причитает баба Люба, Вероника прислушивалась к себе, и ничего не находила там, — пустота. С фотографий смотрели чужие люди, почти забытые ею. Детская обида, что они бросили её, оставили одну в этом мире, стёрлась, как стёрлись их образы в её памяти. Вероника не любила ходить на похороны, а тем более на кладбище. После, у неё болела голова, на весь день портилось настроение. И сейчас ей как можно быстрее хотелось завершить всё это, совершенно для неё не нужное, но необходимое, в глазах той же бабы Любы.

— Баб Люб! Пойдём! — попросила она — морщась от начинавшей болеть головы. — Нам ещё тётю навестить надо.

Причитавшая баба Люба прервалась на полуслове, повернула голову и деловито спросила: — Поминать не будем?

— После. Дома помянем.

— Ну и ладно, ну и хорошо, вот только венки новые поправлю…

Тётина, и дядина могилки, находились неподалёку. Такая же голубенькая ограда, такие же железные витые кресты. Разве более ухожено, трава выполота, на столике пустая стопка, несколько карамелек.

— Ну, здравствуй подруга разлюбезная! — поклонилась кресту баба Люба. — Как поживаешь? Вот племянница твоя любимая, пришла тебя навестить. Смотри, какой венок богатый для тебя купила. И тебе Кирилл Фёдорович, низкий поклон, и тебя не забыли… Гляньте, какая красавица то ваша племянница, и муж то у неё знатный, вот бы вам посмотреть на них хоть одним глазком, порадоваться бы! Ох, горюшко то — и баба Люба опять заголосила.

Вероника опустилась на лавочку возле могил. Стреляло в висках, раздражали бабкины причитания, хоть она и понимала, — так положено, баба Люба отдаёт дань традиции.

–"А могилка то совсем не такая, как приснилась. И деревья не чёрные, птиц страшных нет…"

Когда Вероника ехала на кладбище, опасалась увидеть нечто похожее на то, что было во сне, и теперь испытывала облегчение. Она огляделась, — нет, совсем не так, гораздо лучше, если можно говорить о месте, где захоронены мёртвые. Когда уже уходили, её внимание привлёк один небольшой холмик. На скошенном памятнике выцветшая фотография маленькой девочки, лет трёх. Озорное, улыбающееся личико, большой бантик на голове. Её видно никто давно не навещал, облезший венок валялся в стороне, могилка заросла травой. Сама, не зная почему, Вероника остановилась.

— Идите, идите! Я сейчас догоню! — крикнула она недовольно оглянувшемуся мужу. Вероника вытащила из пакета оставшиеся конфеты, положила их на могилку. Подняла венок, повертела, разглядывая, пристроила рядом с памятником. Потом она наклонилась и принялась выдёргивать траву, разросшуюся кругом. Внезапно Веронике показалось, что кто-то легонько трогает её за лодыжку. Она выпрямилась, посмотрела — никого, только удаляющиеся спины бабушки Любы и Игоря, мелькали меж крестов. Вероника недоумённо пожала плечами, хотела было завершить начатое, как вдруг опять ощутила мягкое прикосновение к её ноге. Вероника в страхе дёрнулась, отскочила в сторону. Звонкий, весёлый смех ребёнка, зазвучал у неё в ушах. Не помня себя, Вероника что есть мочи, устремилась прочь. Уже приближаясь к мужу и бабушке, она оглянулась и увидела, что на могилке, откуда она так отчаянно убегала, стоит маленькая девочка с бантиком на голове, и машет ей рукой.

— Я схожу с ума! Господи, я точно схожу с ума! — тоскливо подумала Вероника.

— Ты что бежишь как заполошная, или привиделось чего? — услышала она голос бабы Любы. Бабушка внимательно смотрела на Веронику. — И бледная вся! Точно, что-то померещилось!

Вероника ещё раз обернулась, ища глазами девочку, но никого не было.

— Показалось, бабушка, показалось… Пошли отсюда, голова раскалывается.

— Это ничего, на погосте всякое померещиться может, на то оно и кладбище.

В машине Вероника была задумчива, молча смотрела в окно, проезжая мимо церкви, спросила задремавшую на заднем сидении бабу Любу:

— Видимо церковь, не отреставрировали?

— А? Что? — вскинулась спросонья бабушка. — Церковь то? Нет, голубушка, куда там! Денег хватило лишь ограду построить, а потом и деньги, и строители, куда-то испарились. Кризис, по телевизору бают, тяжёлые времена. А у нас они всегда тяжёлые. Сколь копчу белый свет, что ни год, — то кризис, что ни день, — то стихийное бедствие… А ограда добрая, да, хорошая ограда.

Действительно, вокруг церкви был воздвигнут монументальный забор, — кирпичный полуметровый фундамент, с железными решётками между столбов, массивные решётчатые ворота. Сама же церковь так и стояла, с выбитыми окнами, облезшей штукатуркой.

— Ты, никак, свечки за упокой поставить хочешь? — спросила баба Люба. — Так ты скажи, есть у нас дом молельный, я поставлю. И за здравие, и за упокой.

— Спасибо! Что бы мы без вас делали?

— То же самое. Жили, да не тужили.

Сотовая связь так и не наладилась, старый телевизор лишь шипел. Игорь поехал в центр, разузнать, что творится со связью, заодно накупить продуктов на обратную дорогу. Баба Люба пошла к себе, Вероника, переодевшись в шорты и блузку, направилась на улицу, облюбовав себе лавочку в тени большого тополя, что рос возле дома. От выпитых по приезде таблеток, головная боль поутихла, но на душе было муторно. Ночной кошмар, непонятный случай на кладбище, не выходили из головы. Что с ней творится? — задавала она себе вопрос. Страшный ребёнок во сне, смеющаяся девочка на кладбище, — может она и впрямь сходит с ума? Почему с ней всё это происходит? Вероника, вытянула ноги, опёршись спиной о забор, прикрыла глаза. В ушах опять зазвенел детский смех, перед глазами девочка, стоящая на своей могиле.

— Да что же это такое, на самом деле! — простонала она, тряхнув головой. — Уезжать, немедленно уезжать отсюда! Сегодня же!

— Добрый день! Извините, что побеспокоил, — услышала она мужской голос, сбоку от себя. Рядом стоял небольшой упитанный мужчина в шортах и тапочках на босу ногу. Вероника, погружённая в свои мысли, не заметила, как тот подошёл.

— Я сосед ваш, так сказать. Вот познакомиться хотел, по-соседски, так сказать, визит вежливости так ск… тьфу ты чёрт, привязалось! — мужчина достал из кармана большой носовой платок и вытер им лицо, обширную лысину. Вероника, недоумённо смотревшая на него, вдруг развеселилась.

— Очень приятно, так сказать! — она с улыбкой протянула мужчине руку. — Вероника!

— Мне то же приятно, Иннокентий Львович… так сказать! — он взглянул на смеющуюся Веронику и рассмеялся то же.

Оказалось, что дом их по соседству, через забор, что приобрели его недавно, в качестве дачи, живут здесь уже неделю, а сами они из того же города, откуда Вероника. Кроме его с женой, — ещё двое детей, девочке четыре, мальчику семь.

— Вы надолго сюда? — поинтересовался Иннокентий Львович.

— Нет, сегодня или завтра уезжаем.

— Что так?

— Приехали, хотели дом продать, после передумали, а теперь… не знаю.

— Жаль, очень жаль! Если не уедете, приходите в гости, милости прошу!

— Большое спасибо! Непременно зайдём.

Сосед ушёл. — "Хороший дядька», — провожая его взглядом, подумала Вероника. — Детей своих наверняка любит, и они его то же. А я своего ребёнка бросила… Эта мысль, что она бросила в роддоме свою девочку, как не старалась Вероника весь день отогнать от себя, загнать её в самый уголок своего сознания, отчётливо и бесповоротно вырвалась наружу. Она, — мать, оставила своего дитя в роддоме совершенно чужим людям! И что-то случилось с ним, страшное, непоправимое, — Вероника ясно осознала, почему ей приснился ужасный сон, и то, что она увидела на кладбище.

— Господи, как мне плохо!