Заговор

Сергей Сергеев, 2009

Штирлицу и в страшном сне не могла присниться интрига международного масштаба, подобная той, в центре которой оказался двойной российско-немецкий агент Питер Штайнер. В руки Штайнеру попадает информация о теракте, способном затмить взрыв башен-близнецов в Нью-Йорке 11 сентября. Взрыв в Тегеране во время саммита глав каспийских государств, в результате которого погибнет множество людей. В том числе президент России… Штайнер начинает распутывать дьявольский клубок, ежесекундно рискуя жизнью.

Глава 2

«Список Гелена»

Май 1947 года,

Советская военная администрация в Германии,

Берлин, Карлхорст

— Как вы могли согласиться? Вам же твердили, что Америка — враг Германии!

— Россия тоже была нашим врагом.

— Но все же есть разница. Между Россией и Германией был заключен пакт о ненападении. Его нарушил Гитлер, и Германия поплатилась. Вы что, забыли об этом?

— Не будем вспоминать Гитлера. Его уже нет.

— Однако Германия существует. Каким вы видите будущее страны? Американской колонией? Молчите. Сказать нечего? Вас заставили работать на американцев?

— Меня невозможно заставить. Они требовали, не давали есть, но я отказывался.

— Где вас держали до вербовки?

— В Баварии. Лагерь в Мосбурге. Он устроен специально для офицеров СС.

— Сколько заключенных в лагере?

— Около трех тысяч.

— Кто вел допросы?

— Американцы. Говорили, что прибыли из Вашингтона, чтобы провести фильтрацию.

— Почему вы согласились работать на американскую разведку?

— Я очень устал и отказывался отвечать на их вопросы. Потом меня провели в комнату и оставили одного. Я задремал. Вдруг открылась дверь, и вошел человек в штатском. Очень высокий.

— Со шрамами?

— Откуда вы знаете?

— Вы его узнали?

— Почти сразу. Это был Отто! Да, мой командир Отто Скорцени! Я узнал его!

— Не кричите. Говорите спокойнее.

— Это был Отто!

— Понятно, что Отто. Слышали. Он говорил с вами?

— Да, он сказал, что Германия проиграла войну, но история не заканчивается. Нам нужно помогать американцам, чтобы остановить орды большевиков. Иначе они захватят всю Германию и вырежут всех немцев.

— И вы согласились?

— Да, я дал подписку, и меня направили в тренировочный лагерь.

— А потом перебросили во главе группы диверсантов в советскую оккупационную зону. Вас захватили почти сразу же. Не ожидали?

— Я был готов к смерти, но не думал, что все произойдет так быстро.

— Сейчас сожалеете, что согласились?

— Это был Отто. Он сказал…

В затемненном помещении раздались глухие рыдания, переходящие в бред.

— Уведите, — распорядился капитан госбезопасности Круглов.

Его непосредственный начальник майор госбезопасности Старостин покачал головой:

— Нам он вряд ли подойдет. Истеричен. Психика расстроена. Сомневаюсь, что у него опыт работы с агентурой. Диверсант. Не более того. Но какой-то информацией владеет. Поработайте с ним. Выясните, что он знает о лагере в Мосбурге. С кем сидел? Кто из его знакомых согласился работать на американцев? Кого видел в тренировочном лагере, кто его конкретно готовил к заброске в нашу зону? Планы диверсий, условия связи, контакты.

Круглов старательно записывал, хотя он и так знал, что именно следует «вытрясти».

Рабочий день продолжался уже четырнадцать часов. Допрашивали группу диверсантов, захваченных контрразведкой на территории советской оккупационной зоны Германии.

Количество агентов, забрасываемых из американской и британской оккупационных зон, возросло в несколько раз. Среди них преобладали немцы, прибалты, украинские националисты, власовцы. Иногда попадались и серьезные нацисты, которыми не брезговала американская разведка.

Перед отделом Старостина была поставлена особенно сложная задача — подобрать кандидатов для перевербовки и обратной заброски в западные оккупационные зоны Германии.

В первую очередь интересовала американская разведка, которая обладала неограниченными финансовыми возможностями и буквально на глазах наращивала обороты. По агентурным данным, только за последние месяцы американцы при помощи нацистских «экспертов» начали сразу несколько крупных операций против «советского блока».

Весомых результатов у подразделения Старостина пока не было. Но его это не смущало.

Он понимал, что лучше приобрести одного серьезного «крота», чем десятки слабых и тем более сомнительных агентов, которые «сгорят» сразу же после возвращения или — что намного хуже — опять переметнутся на другую сторону.

Спокойная рассудительность Старостина вызывала раздражение высокого начальства, которое отчитывалось «по валу».

Что реально даст приобретенный агент в будущем — гарантировать никто не может. Многое будет зависеть даже не от его искусства и изворотливости, а от стечения обстоятельств и удачи.

В случае успеха ордена достанутся офицерам, которые будут руководить «кротом» именно в это «звездное» время, а о тех, кто его нашел, разгадал, превратил человеческие обломки в грозное оружие, вряд ли вспомнят.

Это понимали все, но относились к укоренившейся несправедливости по-разному. Старостин предпочитал делать дело, даже ценой собственной карьеры. К счастью, в Москве хорошо осознавали человеческую и профессиональную ценность Старостина и терпели его несговорчивость.

Круглов потянул затекшую спину и неожиданно улыбнулся:

— Товарищ майор, по крайней мере один серьезный экземпляр у нас имеется. Только начали с ним работать — и такие результаты! Матерый, много знает, на вопросы отвечает охотно.

— Его так учили. На случай провала. А если подстава?

— Нельзя исключать, но нутром чую: тут что-то другое. На подставу он не похож. Вы же читали дело. Как впечатление?

Старостин внимательно посмотрел на своего обычно спокойного подчиненного. Тот не был склонен к философии и поспешным умозаключениям.

«Опытный оперативник. Не помню, чтобы так радовался. Дело интересное, спору нет, но еще проверять и проверять».

Радостный Круглов не догадывался, что его энтузиазм мучителен для Старостина — желание перейти к столь любимому им процессу вербовки Старостин сдерживал, нагнетая сомнения и в сотый раз вспоминая скупую информацию оперативного дела.

Однако внутренний голос коварно нашептывал: «Пора, пора!» Решение вот-вот созреет, и тогда будет трудно отступиться от поставленной цели. Все мысли и желания будут направлены только на одно — понять, убедить, подчинить своей воле.

Времени на сомнения уже не останется. Но этот момент перехода в новое измерение должен наступить сам, а тут Круглов со своими восторгами.

Только мешает!

— Хотел бы, чтобы вы поприсутствовали на допросе и приняли решение, — добавил неутомимый Круглов.

«Вот настырный!»

— Не возражаю, — глухо ответил Старостин.

Введенный в следственную камеру немец прищурился от резкого света направленной на него лампы. Старостин поднялся и отвел свет лампы в угол.

Немец благодарно кивнул.

«Внешность обычная. Пиджачок затертый, брюки мятые — спал в одежде, и не один день. Щетина. Глаза голубые. Очень усталые, умные и внимательные. Высокий. Лицо круглое. Волосы зачесывает назад. Слева от глаза до уха шрам. В деле указано, что на груди — следы ожога. Последствия ранения, полученного в Польше. Осунулся, но в хорошей физической форме. От такого можно ожидать любого сюрприза — как сжатая пружина. Спокойный, но не безразличный. Опасный противник или?.. Пока не скажешь. Поговорим — посмотрим». Старостин кивнул, давая понять, что Круглов может приступить к допросу.

Капитан достал из пачки документов тоненькое дело оперативной разработки, откашлялся и монотонным голосом стал задавать вопросы:

— Кто готовил к разведывательной работе? Ваш непосредственный руководитель?

— Я был сотрудником «Организации Гелена», подчиненной американскому генералу Эдвину Зиберту. В настоящее время Зиберт возглавляет разведку и контрразведку в администрации верховного комиссара американской оккупационной зоны генерала Клея.

— «Организация Гелена» — новая спецслужба?

— Совершенно верно. Ядро будущей разведки Германии. Кадровый состав — немецкие офицеры.

— Вы же сказали, что «Организация» подчиняется Зиберту.

— Американцы финансируют «Организацию Гелена», ставят ей стратегические задачи и утверждают планы, но в текущую оперативную работу не вмешиваются.

— Это ваши наблюдения?

— Не только. Мне достоверно известно, что Гелен подписал в Вашингтоне соглашение, которое дает ему большую свободу действий. «Организация Гелена» имеет статус автономной структуры и не может рассматриваться как одно из подразделений американской разведки. Связь с американским руководством поддерживается через офицеров связи. Как только будет создано новое германское правительство, «Организацию» передадут в его распоряжение, но она сохранит сотрудничество с американцами. Вашингтон согласился никогда не требовать от «Организации» разведывательной работы против Германии.

— От кого вы это знаете?

— Об этих условиях мне рассказывал сам Гелен. Кроме того, я читал внутренние инструкции, составленные на базе вашингтонского соглашения.

— Гелен работал в абвере у Канариса?

— Гелен никогда не был сотрудником абвера. Он был офицером генштаба и возглавлял отдел «Иностранные армии — Восток». Поэтому он не подлежит преследованиям, как бывшие офицеры СС и абвера.

— Вы показали, что служили в шестом управлении Главного имперского управления безопасности. Значит, вы работали в разведке у Шелленберга. Нестыковка получается. Откуда вы знаете Гелена? Он же из генштаба. Почему Гелен взял вас в свою «Организацию»? Ему запрещено использовать бывших офицеров СС.

— Вы правы. Гелен обещал американцам, что не будет привлекать бывших сотрудников СС. В настоящее время в его штаб-квартире работает примерно пятьдесят штабных офицеров вермахта. Опытные аналитики. Они хорошо осведомлены о Красной армии и военном потенциале СССР. Но эти офицеры не имеют опыта агентурной работы. Они никогда не видели живого агента, не выполняли заданий в тылу противника, вообще не представляют, как к этому подойти. Гелен амбициозен. Он не намерен ограничиваться аналитикой, а хочет создать полноценную разведывательную службу. Разведка без агентуры мертва — это Гелену объяснять не надо. Ему жизненно необходимы опытные агентуристы, в том числе бывшие офицеры СС. Он ищет таких офицеров и берет их на службу.

— Каким образом Гелен привлекает офицеров СС к работе?

— В спецлагерях содержится несколько тысяч бывших офицеров абвера, гестапо, разведки Шелленберга. Их допрашивают и сортируют — многие попадают под категорию военных преступников и отправляются после проверки в лагеря или за решетку. Правда, их быстро выпускают. Гелен рассказывал мне, что представил американцам список из сорока — пятидесяти фамилий офицеров, которых следует передать в его распоряжение. Но американцы отказались удовлетворить эту просьбу. Поэтому Гелен сам подыскивает нужные ему кадры и оформляет офицеров абвера и СС по подложным документам. Если его схватят за руку, он всегда сможет сказать, что ничего не знал об их прошлом.

— Сомнительно, чтобы Гелену самостоятельно удавалось подбирать офицеров СС. Вы же сказали, что они содержатся в спецлагерях.

— Во-первых, в спецлагерях оказались далеко не все офицеры СС. Некоторые уехали за границу, другие сменили личные документы и живут под «легендой». У Гелена имеется архив на разведчиков и старую агентуру.

— В том числе агентуру СС и абвера?

— Вот именно.

— Как этот архив попал в его руки?

— Это мне неизвестно. В любом случае архив — сильный козырь в торговле с американцами. Гелен не передаст им архив ни при каких обстоятельствах. Эти данные бесценны. Он будет использовать их исключительно в своих интересах, в том числе для поиска нужных людей.

— Все это звучит не очень убедительно. Неужели американцы настолько слепы, что не видят манипуляций Гелена?

— Можно предположить, что генерал Зиберт и другие американцы косвенно помогают Гелену в поисках офицеров, указанных в его списке. Если им становится известно о допущенных Геленом нарушениях, они закрывают глаза. Покрывают его.

— Это серьезное обвинение. Вы можете представить доказательства?

— Я могу гарантировать, что в числе ближайших сотрудников Гелена работает несколько высокопоставленных офицеров СС. В частности, мне достоверно известно, что в руководство «Организации» входит штандартенфюрер Вилли Кирхбаум. Он в свое время отвечал за связь Главного имперского управления безопасности с абвером.

— Кого еще из офицеров СС в «Организации Гелена» вы знаете?

— Очень активен оберштурмфюрер Ганс Зоммер. Ранее он служил в отделении гестапо в Париже. В штаб-квартире «Организации» мне встречался также штурмбаннфюрер Герберт Штейнборн. Его предыдущее место службы мне неизвестно. У Гелена он занимается инструктажем агентов перед заброской в советскую оккупационную зону.

— В британской и французской оккупационных зонах также используют офицеров СС?

— Британцы подходят к этому контингенту более строго, чем американцы. От услуг офицеров СС они отказываются. По крайней мере до завершения их проверки. Даже создали комиссию по расследованию преступной деятельности. А вот офицеров абвера достаточно. Не меньше, чем у Гелена. Французы ведут себя иначе. Они много говорят о борьбе с нацистами, но охотно берут на службу бывших эсэсовцев. В австрийском городе Брегенц устроили секретный лагерь для офицеров абвера и СД. Вербовкой агентуры у них ведает штурмбаннфюрер СС Отто Хеттль. Я его хорошо знаю. У Шелленберга он возглавлял отдел Юго-Восточной Европы.

— Допустим. Однако складывается впечатление, что вы предпочитаете рассказывать о других. А как вы сами оказались в «Организации Гелена»?

— Пришел и оказался.

«Слишком парадоксально, чтобы быть ложью», — подумал Старостин.

— Как это пришли? И вас не задержали?

— Сначала я попал в плен к американцам и представился унтер-офицером вермахта Вильгельмом Келлером. Скромный парень. Ни в чем не замешан. Показал заготовленные документы. Меня допросили и отпустили.

— И никто вас не узнал?

— А некому узнавать. В прошлом я работал в основном за границей. Риск нарваться на знакомых был минимальным. С Геленом я встречался по рабочим делам в самом конце войны. Поэтому он охотно оформил меня в свою «Организацию». Под фамилией Келлер я был включен в «список Гелена», согласованный с американцами, и официально стал сотрудником разведслужбы. С этими же документами я был заброшен на территорию, занятую вашими войсками.

— Цель задания?

— Я уже говорил об этом. Сейчас Гелен налаживает «ближнюю инфильтрацию» агентов в восточную оккупационную зону. Для «глубокой инфильтрации» — засылки агентуры в Советский Союз — пока не хватает «рабочего материала» и средств, но такая цель стоит. Мне было поставлено задание по созданию агентурной сети в Саксонии. В целом эта задача была выполнена.

— Повторите ваши показания по этому вопросу.

«Келлер» бросил короткий взгляд в сторону Старостина. Как только тот переступил порог кабинета, он сразу понял, что допрос носит показательный характер и устроен специально для этого седоватого офицера, от которого зависит его судьба. Требование повторить показания окончательно убедило в этом «Келлера».

— В Дрездене, столице Саксонии, создано несколько подпольных групп. Они располагают «замороженными» на особый период радиостанциями и группами боевиков из бывших участников «Вервольфа». После моего отъезда резидентуру в Дрездене должен возглавить подполковник Герхард Пинкерт. В прошлом он офицер абвера, специалист по диверсиям. Отличился во время гражданской войны в Испании — готовил подрывников для Франко. В 1943 году действовал в тылу советских войск на Восточном фронте.

— Я читал ваши показания, — впервые вмешался в допрос Старостин. — Вижу, что вы профессионал. Понимаете, что мы проверим каждое ваше слово? Если солгали, это выявится и будете отвечать.

— Я говорю правду.

— Тогда возникает вопрос: зачем вы это делаете?

— Вы сказали, что я — профессионал. Как офицер, обладающий определенным опытом, я понимаю, что мой провал не случайность. Убежден, что вы имеете источник информации, который сдал вам дрезденскую резидентуру. И меня сдал. Возможна утечка информации непосредственно из «Организации Гелена». Зачем пытаться ввести вас в заблуждение? Не имеет смысла. Используя свои агентурные возможности, вы со стопроцентной точностью установите, можно мне доверять или нет. Поэтому мне остается выбрать только один из двух возможных вариантов — отказаться давать показания или говорить правду.

— Логично. Хорошо, что вы понимаете. Но в чем ваш интерес? Вы сообщаете много ценных сведений. Могли бы отвешивать нам информацию по чайной ложке, а выкладываете все, что знаете. По крайней мере складывается такое впечатление. В чем ваши мотивы? На что рассчитываете?

— Я хочу на вас работать. Мое подлинное имя Франц Штайнер.

— А вот об этом подробнее, — сказал Старостин.

Пружины поскрипывали под тяжелым телом. Спать не хотелось. Голая лампочка в металлической сетке бросала серый безжизненный свет.

Франц Штайнер чувствовал себя как рыба, забытая в пустом аквариуме.

Его разместили в импровизированной камере с относительным комфортом. Железная солдатская койка, по-видимому, была принесена из казарм пехотного училища.

«Даже не опасаются, что я могу совершить попытку самоубийства. А чего им бояться? Я и так мертв. Источников информации у них достаточно. Иначе не провалился бы в первый же день. Собирают агентуру, как грибы после дождя».

Он привык к одиночеству и никогда не страдал от недостатка общения. Но это было одиночество другого рода. Безысходное, пустотелое и глухое. Оно звенело в ушах и разливало в груди противную горечь. Или это опять болит шрам от ожога, полученного во время польской кампании? А может, организм выбрасывает накопившуюся желчь. Обид и несчастий оказалось слишком много для одного человека.

Жена и сын Штайнера стремились укрыться от бомбежек в Берлине и переехали к ее матери в Дрезден. Кто же знал, что город будет стерт чудовищной бомбежкой, устроенной англосаксами? А ведь он предлагал переехать в Баварию к его родственникам.

Только сейчас он понял, что это значит — остаться одному. Дело даже не в том, что он потерял самых близких людей. Рядом с ним уже никогда не будет никого.

Кто его полюбит? Искренне, а не ради того, чтобы спрятаться от собственного одиночества. И кому он сможет доверять после всего случившегося?

Невозможно полюбить живой труп. Он сам себе противен, и с этим ничего не поделаешь.

Штайнер даже не мог себе представить, что он будет работать на людей, которые устроили всю эту бойню.

Гелен — карьерист. Ему все равно, чем заниматься. Приказали бы, и он миллионами сжигал бы евреев в печах. Без всяких сантиментов и угрызений совести. Что он, добрее и праведнее гестаповцев? Просто карьера сложилась иначе.

Американцы не лучше. Они специально бомбили города, чтобы запугать немцев, но не трогали промышленные предприятия, производящие оружие. Зачем разрушать собственность? Еще пригодится.

Решение работать на русских было для Штайнера жестом отчаяния. Он с уважением относился к бывшим противникам и надеялся, что они накажут и тупых наци, и самодовольных янки.

Если не хочешь больше жить, значит, нужно поменять свою жизнь. Хуже не будет. Но поверят ли русские?

Нет постоянных друзей и постоянных противников — есть только постоянные интересы. Так, кажется, говорят практичные британцы. Русские не будут бросаться таким опытным профессионалом, как он.

Или все произойдет не так, как он рассчитывает?

Выведут во двор и расстреляют. Во время войны на Восточном фронте не брали в плен эсэсовцев. А сейчас?

Но ведь он никого не мучил и не убивал. Он не гестаповец. Он — разведчик. Какая разница между абвером и разведкой Шелленберга? Или между разведками Германии и Советов? С точки зрения методов работы — никакой. Но они — победители и имеют право мстить. Это можно понять, но от этого не легче.

«Посмотрим. Поскорее бы начался новый день. Здесь даже не видно, наступил ли рассвет».

Штайнер лежал, закинув руки за голову, и всматривался в потолок. Штукатурка потрескалась и местами обсыпалась.

Он очень хотел вновь встретиться с русскими и попытаться передать им свою боль. Особенно тому седоватому — у него умные и понимающие глаза. Наверняка он тоже разведчик.

Время текло очень медленно, но Штайнер ждал.

Терпеливо ждал.

— Когда и где вы родились?

— В 1908 году в Баварии. Город Мюнхен.

— Кто ваши родители?

— Отец был военным, а потом управляющим в крупном поместье. Мать занималась детьми и домашним хозяйством.

— Братья и сестры?

— Младший брат — коммерсант. В армию не призывался по причине слабого зрения. Средний брат — офицер танковых войск. Последнее место службы — Западный фронт, Нормандия. Его судьба мне неизвестна.

— Образование?

— Баварский университет. Юрист. В дальнейшем по служебной необходимости изучал также восточные языки — русский, фарси.

— Где занимались разведывательной деятельностью? Основные задачи, результаты?

— В 1939 году после польской кампании я был направлен на разведработу в Москву. В сентябре 1940 года меня вызвали в Берлин для личного доклада. В представленной информации я сделал вывод о том, что стратегические резервы Советского Союза делают его полное поражение в войне с Германией практически недостижимым. При этом я не отрицал, что реорганизация Красной армии потребует два-три года, современного вооружения недостаточно, войска подготовлены плохо. Таким образом, возможен серьезный успех на начальном этапе, но в дальнейшем людские и экономические ресурсы СССР могут склонить чашу весов в его пользу.

— За эту информацию вас наградили Железным крестом?

— Нет, меня отметили иначе — пинком под зад. Доклад не понравился. Шелленберг откровенно сказал мне, что, по оценке вышестоящего руководства, я не разобрался в обстановке и попал под влияние коммунистической пропаганды. Мои источники информации были законсервированы как подозреваемые в связях с советской контрразведкой. В этот момент у меня впервые закралась мысль о том, что «тысячелетний рейх» просуществует недолго.

— Такой глобальный вывод вы сделали потому, что ваша информация получила негативную оценку? Вы эмоциональный человек?

— Дело не в моем характере. Когда понимаешь, что государством руководят люди, которые из собственного тщеславия закрывают глаза на объективные данные, а их окружает толпа подхалимов и откровенных кретинов, понимаешь, что эта власть обречена и развязка может наступить довольно скоро.

— Вы были отстранены от работы?

— Не отстранен, а удален от Берлина на приличное расстояние. В ноябре 1940 года меня направили в Иран как представителя фирмы «Мерседес-Бенц». К этому времени уже было принято решение о нападении Германии на Советский Союз. Предполагалось, что германские войска через Кавказ войдут в Иран, а затем в Афганистан. Таким образом, будет создан плацдарм для завоевания Британской Индии.

— Ваша задача состояла в сборе информации?

— Не только. В постановке задач чувствовались непоследовательность и импульсивность. Задачи постоянно менялись. После падения Польши, а затем Франции у фюрера закружилась голова. Казалось, что все доступно и легко. Указания сыпались как из рога изобилия, противоречивые и даже вредные. Сначала требовали наладить сотрудничество с монархом Ирана Реза-шахом. Он был не прочь содействовать продвижению германских войск в Иран. Реза-шах был уверен в победе Германии. Потом фюрер решил, что Реза-шах нас уже не устраивает и нужно сменить его на абсолютно послушную марионетку. Правитель Ирана узнал о заговоре и превратился из союзника в противника.

— Реза-шах отрекся от престола после ввода в Иран советских и британских войск. Вы пытались наладить контакты с новым монархом?

— Нет, молодой монарх Мохаммед Реза Пехлеви уклонялся от контактов с нашими посредниками. И боялся нас. Видимо, невыгодное впечатление произвело, что с Реза-шахом мы обошлись довольно сурово — его сослали на остров Маврикий, хотя он просился в Индию или Аргентину. Для нового шаха это был устрашающий пример.

— Получается, что в Иране вас преследовали неудачи.

— Я этого не сказал. Провалов избежать не удалось, но были и успехи.

— Что вы считаете самым большим достижением германской разведки в Иране?

— Создание мощной агентурной сети в военных и политических кругах Ирана, а также среди племенных вождей. Особенно мне дорога операция «Миллион туманов». В меджлисе, иранском парламенте, мы сформировали прогерманский блок депутатов, которые голосовали против любых решений в пользу СССР и Великобритании. Я вложил в эту операцию много сил.

— Интересный опыт. Как вам это удавалось? Какие приемы вы использовали?

— Многие иранцы были заинтересованы в торговле с Германией. Они ненавидели англичан и воспринимали Германию как естественного союзника в борьбе против Британской колониальной империи. Эти настроения создавали огромный вербовочный контингент. Кроме того, мы неплохо приспособили к иранскому менталитету нашу идеологию. Иранцы были официально объявлены арийской нацией. Японцы, кстати, тоже. Истинно арийской религией мы называли шиитский ислам в противовес арабскому и семитскому исламу суннитов. Распространяли слухи, что Гитлер — тайный «двенадцатый имам». В других случаях говорили, что Гитлер принял ислам и его новое имя — Гейдар. Придумали легенду о том, что Гитлер родился с зеленой каймой вокруг пояса, как мусульманский святой.

— Гитлеру эта идея вряд ли понравилась бы?

— Но его не спросили. По крайней мере Шелленберг ему об этом не докладывал.

— А что в результате?

— Конечный результат оказался плачевным из-за событий на фронте. Мы планировали поднять восстание 27 июля 1942 года на территории всего Ирана, особенно в северных районах. Предполагалось, что в это время вермахт займет Сталинград и выйдет на побережье Каспийского моря. Потом сроки восстания перенесли на осень 1942 года, а затем и вообще о нем забыли. После сражения под Сталинградом стало ясно, что Германия войну проигрывает, как я и предупреждал. Имели значение и другие обстоятельства. Вожди племен в северных провинциях охотно воевали против британцев, но сохраняли лояльность Советам. Поэтому они все время нарушали договоренности о нападениях на русские гарнизоны и коммуникации.

— После вступления советских и британских войск в Иран в августе 1941 года немцы были высланы из Ирана. Как вам удавалось заниматься разведывательной деятельностью?

— До этого момента Германия контролировала почти всю экономику Ирана, кроме добычи нефти. Поэтому выслать всех немецких специалистов и предпринимателей не удалось. Некоторые остались в стране при помощи своих иранских друзей и партнеров. Высылка и аресты не затронули ни одного из руководителей германской разведки в Иране.

— Уточните, кого вы имеете в виду.

— Мой коллега из абвера Шульце-Хольтус был ненадолго интернирован в шведское посольство, но потом перешел на нелегальное положение — выдавал себя за муллу. Другой ключевой игрок, Гамотта, бежал в Турцию, а затем перебрался в Германию. Фюрер лично наградил его Железным крестом. Мне же пришлось скрываться на армянском кладбище, выдавать себя за могильщика, а потом я нашел приют у моего друга, иранского торговца Хассана.

— Вы участвовали в подготовке диверсии против товарища Сталина, а также Рузвельта и Черчилля во время проведения встречи «большой тройки» в Тегеране?

— Нет, не участвовал. Эта встреча состоялась в ноябре 1943 года. К тому времени я уже покинул Иран и занимался планированием загранопераций в разведке Шелленберга.

— Насколько нам известно, вы играли заметную роль в нацистской разведке. Но вы умалчиваете об одном существенном факте вашей биографии.

— Что вы имеете в виду? Я предельно откровенен.

— В Иране вы вновь не поладили с берлинским начальством. Просили прислать вам радистов и деньги. В одном из своих донесений в Центр вы писали: «Вопрос с деньгами стал особенно животрепещущим. Каждый шаг стоит денег, а у нас лишь нищенские запасы, которых не хватает даже для того, чтобы уплатить курьерам. В стране, где деньги — все, отсутствие средств — большая проблема».

— Удивительно. Не ожидал. Я действительно писал это.

— И ответа не получили.

— Вы перехватывали мои сообщения? Впрочем, зачем я спрашиваю! И так все ясно. Вы видели всю переписку?

— Не всю, но кое-что знаем.

— Вы цитируете донесение, которое я пытался передать в Берлин через жену моего коллеги Шульце-Хольтуса. Ее арестовали?

— Какое это имеет значение? Германская разведка неплохо работала в Иране, но и мы не сидели сложа руки.

— Не сомневаюсь.

— Вот и хорошо. Значит, вы не отрицаете, что отношения с Центром у вас были напряженные?

— Не отрицаю. В Берлине было много зарвавшихся и самонадеянных идиотов. Результат известен — Германия разрушена и оккупирована. Третий рейх был формой коллективного безумия, но когда я смотрю на наших американских друзей, то мои бывшие начальники кажутся мне просто гениальными. Допустить, чтобы мною командовали примитивные американские лавочники? Для меня это было бы высшей степенью морального унижения. Вы, возможно, знаете, что у президента США Трумэна разведкой занимается его приятель и партнер по покеру адмирал Сидни Сауэрс. Он вообще-то не военный, а торговец — владел сетью магазинов «Пиггли-Виггли». Я не хочу служить в «Пиггли-Виггли». Ни продавцом, ни охранником, ни даже директором секции женского белья. Не испытываю ни малейшего желания!

— А чего вы добиваетесь?

— Я разведчик. Ничего другого в жизни не умею. Хотел бы сотрудничать с вашей службой и новой Германией. В ней не будет места тупым нацистским бонзам и американским розничным торговцам. По крайней мере я на это надеюсь.

— Хорошо, мы подумаем. Благодарю вас за информацию и за откровенность. Беседу продолжим завтра.

«Вербовка, кажется, получилась. Впрочем, какая это вербовка? Он сам предложил свои услуги», — поскромничал Старостин, прекрасно понимая, что без его профессионального умения строить беседу Штайнер не раскрылся бы.

Удовлетворение, однако, не приходило. Тяжелым грузом давили опустошенность и усталость.

Круглов сочувственно поглядывал из затемненного угла комнаты. Этот допрос, а точнее вербовку, проводил Старостин, а он наблюдал и помалкивал.

«Как мышонок, глазами поблескивает», — подумал Старостин.

— Не знаю, насколько нежно он нас любит, но своих бывших и нынешних боссов он ненавидит намного больше.

— Главное — чтобы не поругался с нашим начальством. Оно тоже не подарок, — предупредил Круглов.

— Будем надеяться, — вздохнул Старостин.

Штайнер чем-то походил на Старостина, но Старостин был осторожнее.

Намного.

По крайней мере сейчас.