Тихий двор с зеленой скамейкой. Cборник рассказов

Сергей Семенович Монастырский, 2021

Жизненные истории из своей жизни и жизни своих друзей, молодость, которых проходила в советское время: в 60-70 годы. Герои рассказов обычные люди, со своими горестями и радостями, живущие среди нас.

Привет от папы

Иван Афанасьевич

Серая пелена мартовского утра медленно вползала в забрызганное дождем окно. Больше всего Иван Афанасьевич боялся именно этого часа. Приходилось просыпаться. И длинный как казнь день предстояло прожить. Предстояло проснуться. Провыть волком. Проснулся

(Иван Афанасьевич был парализован) внезапно и страшно. Иначе он бы успел (это он так думал сейчас), что-нибудь с собой сделать. Да даже броситься из окна своего третьего этажа вниз. Нет, так бы не разбился. Ну, перерезал бы вены, медленно умер. Да, это было бы лучше. Да, хоть как-нибудь только не это! Но было это. Инсульт стрельнул внезапно. Когда очнулся в реанимации, было уже вот так — не шевелилось ничего, кроме глаз: ни руки, ни ноги, не язык. И при этом он был зачем то жив — вот такая гуманность врачей, вот такой их профессиональный долг — обречь человека на медленную казнь.

Кормили его через зонд — глотать он кое-как мог. Целый день в голове отчаянно вертелась только одна мысль — как умереть?… Но этого было не дано. Даже попросить об этом он не мог — говорить он не мог. Ну, а мог бы — кто бы пошел на уголовку? Хоть за любые деньги?

Нет, Иван Афанасьевич был обречен на бессмысленную мучительную жизнь.

Из реанимации его забрала дочь, специально прилетевшая из Швеции, где уже жила лет двадцать. Эти двадцать лет они виделись два раза. В Швецию прилетал Иван Афанасьевич Дочь ни за что не хотела прилетать в «эту вашу вонючую Рашку». Во второй раз Иван Афанасьевич понял, что она в свиданье не нуждается. Так, разве что для приличия.

Пока дочь довезла его на машине из аэропорта до своего дома, обо всем переговорили.

Следующие три дня не знали, о чем разговаривать. Иван Афанасьевич пожалел

, что не взял отель, увиделись бы в кафе на пару часов, попили пива, и он свободен — смотрел бы город, был бы обычным туристом. Но дочери видно неприлично отправлять родного отца в отель, да и дом у нее был огромный — восемь комнат, стыдно при таком богатстве отца в отель. Да, слава богу, жила дочь богато. Муж у нее был врач с частной практикой, по-русски не говорил, как и Иван Афанасьевич по-английски.

Но мужик видно, был хороший — на каждое слово широко улыбался. Хотя не понимал ни хрена. В отличии от дочери, которая все больше молчала. Типа: « Ну, чайку — то уже попили»!

Больше у Ивана Афанасьевича родных не было. Чему он был очень рад — человек он был совершенно свободный. И жил хорошо, интересно!… Да, жил. А, может, и нет. Иван Афанасьевич, как-то не помнил. Он помнил лишь эти последние бесконечно вечно тянущиеся полгода.

… Жена умерла давно. К своим сегодняшним шестидесяти пяти Иван Афанасьевич уже двадцать лет, как холостяк. Больше он не женился. Да, были истории. И любовь была, несколько раз. И жил он с некоторыми. Но — не женился. Как любому богатому человеку, — а Иван Афанасьевич был богат, ну не долларовый миллионер конечно, но все, же состоятелен — да, как любому состоятельному ему казалось, что любят не его, а его деньги, что дай только волю чувствам — вмиг охомутают, приберут к рукам, а сам он им на фиг не нужен.

Дочь уехала. Женщины были, небольшой бизнес был, друзья, коллеги, он всем нужен, ему все рады, времени свободного куча, обязанностей никаких — что еще нужно?

Для ведения хозяйства, а оно было большое — к тому времени он купил небольшой особняк в два этажа с мансардой, считай три, в престижном районе города. Соседи стали друзьями, — да и для ведения хозяйства он нанял женщину надомницу по рекомендации. Миленькая такая и не глупая, без особых претензий.

Приходила утром, готовила ему и подавала завтрак, выполняла его хозяйственные поручения, за которые он давал ей деньги. Когда он уходил на работу, она убиралась, готовила ему ужин — обедал он в кафе.

Потом он как-то, ну типа в шутку, спросил: — какие еще услуги она может оказывать?

— А какие нужно? — спросила она.

— Ну, например, сексуальные — немного оробев от собственной наглости, ответил Иван Афанасьевич.

Она задумалась, помолчала, потом спросила:

— А сколько?

Иван Афанасьевич был щедр, о чем впрочем, потом пожалел:

— Ну, пять тысяч.

— За раз? — спросила она

Сумма ее ошеломила, и с тех пор Иван Афанасьевич вообще не знал проблем.

***

… Из реанимации его забрала дочь. Но повезла его не в дом, а в специально арендованную двух комнатную квартиру, где в одной комнате будет теперь лежать Иван Афанасьевич, в другой — та самая домоправительница, которой дочь втрое подняла зарплату. Этой милой женщине дочь объяснила, что особняк она закрыла и поставила на сигнализацию. Чтобы не провонял лекарствами и говном из-под Ивана Афанасьевича, а то ведь потом его не продашь, да и не нужен теперь отцу такой особняк — его жизненное пространство сузилось до одной койки.

Вздохнув, она утешила даму, что мучиться ей с больным придется не долго — вряд ли он протянет больше года. И дала свой телефон для связи — если что произойдет — звони!

Серый мартовский рассвет продолжал вползать в его комнату и превращаться в день, такой же серый и нерадостный. Ничего не ждал Иван Афанасьевич от этого дня, как и от завтрашнего, послезавтрашнего и сколько еще там будет….

Сейчас проснется в другой комнате и придет его хозяйка, снимет памперс и вольет через трубку в рот какую-то кашу, это и будет его завтрак. Дальше будет такой же обед, опять смена памперса, потом ужин, памперс… Иногда между этим занятием, она что-нибудь ему читала. Не то, что интересовало бы хоть как-то Иван Афанасьевича, а был человек он весьма начитанный, — а то, что читала она сама — в основном любовные романы.

Она прочитала бы ему и то, что ему было интересно, но Иван Афанасьевич не мог ей об этом сказать — язык не шевелился. А в той, до этой жизни они на такие темы никогда не разговаривали. Так, о хозяйстве, на общие темы, да раз в две недели ( за пятерку ) на тему секса.

Теперь то, чем делался секс, валялось в памперсе, и милая женщина без всяких чувств брала его, обтирала и грустно упрятывала в памперс.… И так изо дня в день.

Думал Иван Афанасьевич о многом, но мучительнее всего — об одном. О том, как ему сказать, как чем-нибудь дать понять, кому сколько отдать.

Он знал совершенно точно, что умрет и умрет скоро. И все нажитое за жизнь, уже не нужное ему, а он это все приобрел для себя, пойдет куда-то прахом. Ну, не прахом, конечно, дочери, других наследников нет. Но вот никаких удовлетворенных чувств он от этого не испытывал — чужая была для него.

Маленькая — была своя, все бы отдал ради этих кудряшек, а выросла, уехала — чужая. Да особенно не нужно было ей все это богатство, а для них с мужем — так, небольшая прибавка, да к тому же с хлопотами. Нужно будет получать русскую визу, приезжать хотя бы на месяц, нанимать незнакомого адвоката, да о чтобы не обдурил, законов русских она сроду не знала. Собирать документы, делать какие — то сделки, платить жуткие налоги — она ведь хоть и дочь, но иностранка, вообщем — сто раз подумаешь, прежде чем решиться.

Два случая он помнил. Первый, когда у него был юбилей — пятьдесят лет и он очень звал ее приехать. Хотел погордиться перед гостями, вот, мол, мое главное произведение.

Она не приехала. Позвонила, сказала: — Пап, я пришла за визой в русское консульство, а они работают почему-то до обеда. Я спросила: «Почему до обеда? Ведь сегодня обычный рабочий день?» Знаешь, что они мне ответили? Сказали на чистом русском языке: « Это у вас, у шлюх рабочий день, а у нас восьмое марта!» Знаешь, что? Теперь я пойду за визой в эту страну только когда ты умрешь.!

И второй случай. Он любил, что бы все было сделано, чтобы все лежало в порядке.

Лет пять назад, понимая, что старость — дело такое — можно умереть в один день, он озаботился наследством. Нет проблем. Но часть денег — в валюте — он хранил в банковской ячейке — не доверяя особенно счетам.

Чтобы в договор о ячейке вписали и фамилию дочери, банк потребовал заверенную копию паспорта дочери с переводом, заверенным опять их русским посольством.

— Она опять же ответила на такую просьбу:

— Я тебе сказала: в вашу «рашку» не поеду. Слушай, что ты так дергаешься, у тебя, что там миллионы долларов лежат?!

Миллион долларов не лежал. И он с обидой понял, что у них разное понимание о деньгах.

И он бы, думал сейчас он, конечно, оставил все деньги не на счетах дочери, а например этой женщине, которая уже много лет за ним ухаживала, да к тому же порой и ночами, лежала с ним в одной постели. Только не оставил…

Вспомнились ему вдруг разные истории из его жизни, женщины, которых он любил, с которыми у него были романы… Но это же тоже была его жизнь и он бы тоже мог им сейчас, когда ему уже ничего не нужно, помочь…

Да вдруг подумал о своей секретарше на работе, с которой он, конечно, ничего не имел, но у которой был маленький больной полиомиелитом сын, ей тоже можно было бы помочь…

Такое чувство своей полезности и благодарности охватывали его!

И — беспомощность. Как ему это кому-то сказать? Как распределить все?!

Мрачное молчание, как всегда, повисло в комнате.

Отчаянно нужно было и хотелось очень крикнуть, позвать сюда единственного человека, бывшего в этот час с ним в квартире — милую свою хозяйку! Но она на кухне, что-то варила, запах долетал до Ивана Афанасьевича.

Он в этот день умер.

Марина

За столом перед адвокатом сидела довольно миловидная женщина на вид слегка за пятьдесят. Видно было, что официально с кем-то общаться ей было непривычно, она нервно теребила сумку и сидела как-то на краешке стула, словно собираясь уйти.

— Вы уже подали заявление на наследство? — спросил адвокат.

— Да, нотариусу, — ответила женщина — она, конечно, это мне оформила, но сказала, что дело будет решать суд, и без хорошего адвоката мне не обойтись.

— А я хороший? — улыбнулся адвокат.

— Мне вас рекомендовали.

— Хорошо, адвокат придвинул к себе копию заявления нотариусу,

— Марина… Э…

— Петровна, — с готовностью напомнила женщина.

— Да, Марина Петровна, — снова улыбнулся адвокат. — у меня к вам, в сущности, два вопроса: какую долю наследства Ивана…э…

— Афанасьевича, — снова с готовностью напомнила женщина.

— Да, так какую долю наследства вы намерены получить, и на чем базируются ваши претензии?

— Какие претензии? — испугалась женщина,

— У меня нет претензии к Ивану Афанасьевичу.

— Ну, это так называется « претензии». Хорошо, на чем основывается Ваше предполагаемое право на наследство Ивана Афанасьевича?

— У меня от него сын, — как то тихо прошептала женщина…

Да, было дело. Еще при жене. Был Иван Афанасьевич в ту пору еще без отчества. Какой Афанасьевич в сорок с небольшим? Шел в гору, а главное — еще интересовал бизнес, было много друзей деловых, да и просто друзей было не меряно, жизнь неслась весело и бурно. Конечно, были кое-какие любовные приключения, как же без них, — но это так, случайности и мимоходом. Да и чего им не быть? Высокий, красивый, машина, офис, деньги…

К тому же жену свою, с которой уже скоро двадцать лет вместе, он не пылко,

но любил…

… В тот вечер были они с женой в ресторане, на юбилее приятеля, естественно, гостей было много, не все знали друг друга, общим для всех был лишь приятель.

Молодая эта женщина, девушка скорее, лет может быть тридцати, сидела по другую сторону стола, напротив них. Она почти единственная была одна, без спутника, что невольно оживило Ивана, но с соседями по столу была, очевидно, хорошо знакома, так как не скучала, оживленно с ними общалась.

Пару раз Ивану удалось проявить галантность, налить ей вина, бутылка эта стояла между ними, посредине стола. На второй раз жена насмешливо сверкнула глазами

— Уже? —

–Да, ладно, — отшутился Иван, — просто вежливость! —

Что — то непонятное творилось в этот вечер с Иваном. Огромные в пол лица глаза, кудрявой незнакомки, ну просто, вышибали из него все остальные мысли, и он уже с трудом поддерживал разговор за столом и даже нечаянно уронил ложку с салатом на платье жены.

Жена уже посмотрела на него серьезно:

— Вань, ну не при всех же!

— Извини, нечаянно….

— Я, не про салат!

Решившись в третий раз налить ей вина, пока жена ушла застирывать пятно, Иван, наконец, представился:

— Иван.

— Марина, — ответила она, и как-то то ли из жалости, то ли насмешливо, порывшись в сумочке, протянула ему визитку.

— Можете мне позвонить. А сейчас, перестаньте на меня пялиться, по-моему, не только ваша жена, но и все заметили.

–Я не пялюсь, — как-то скучно сказал он.

А хотел ведь чего-нибудь состроумничать. Первый раз с ним такое.

Да, многое с Мариной у него потом было первый раз в жизни.

Первый раз, ну разве исключая период юношеской влюбленности в жену, он днями,а порой просыпаясь ночью, и часами не мог думать ни о чем, кроме нее. первый раз, как юнец, не решался пригласить ее на свидание — она, кстати, очень просто согласилась. Первый раз у него не встал, когда они уже, наконец, остались, вечером, у нее в квартире…

— Ты не переживай, — поцеловала она его, — такое случается. Ты слишком сильно меня хотел.

–А, ты откуда знаешь, как случается, — буркнул от отчаянья он.

— Вань, ведь я до тебя жила.

…До тебя.

Теперь как-то вся жизнь Ивана поделилась: на « до Марины» и « после Марины»

Вернее — с Мариной. Потому что друг без друга они уже просто не могли.

Нет, жили они, конечно в разных квартирах, работали в разных местах. Но утром, совсем не по дороге на работу, он непременно проезжал мимо ее офиса, и она знала, что плюс минус полдевятого просигналит, проезжая его машина и он махнет ей в открытое окно. И она стояла у окна, на втором своем этаже, что бы там не говорило за ее спиной ее начальство, и уже обо всем догадавшиеся девушки из ее отдела тоже махали ему руками, выглядывая из за ее плеча. Это был ежедневный ритуал.

Когда могли, они встречались в обед в кафе…, когда он мог, он под предлогом « много работы, сегодня задержусь», приезжал к ней домой. Это были самые счастливые часы их жизни. Таких часов было много, но всегда не хватало.

По выходным порой любовь подступала так остро, что Иван не находил себе места в ожидании, когда же наступит понедельник.

Надо было, наверное, на что-то решиться, на что Марина ему сказала:

« Даже не думай. Ты что, хочешь все испортить? Ты будешь тянуть за собой этот горб прошлой жизни. Наши встречи из праздника превратятся в будни.. Нет, счастья не будет.

Иван перестал думать. Да и не до того вдруг стало. Дочь вышла замуж за шведа, уехала, это полгода нервотрепки. Заболела жена. Серьезно: онкология. Страшные наступили дни.

Поездки по клиникам, консультации, стационары, куда он вынужден был ездить каждый день.

Виделись с Мариной редко, но созванивались по-прежнему, каждый день. Разговоры, конечно, теперь были на одну тему — как жена? Что можно еще сделать.

Потом раздался звонок, но не от нее. Незнакомая девушка проговорила в трубку: — Марина срочно уехала, не смогла вам дозвониться. Просила передать вам письмо. Сможете приехать?

Что–то сломалось внутри Ивана. Он, конечно, мог приехать. Но не мог. Он, почему то точно знал, что там было написано. И сидел в машине.… Интуиция его не подвела,

« Я не хочу, — писала Марина, — чтобы счастье, которое случайно выпало мне в жизни, закончилась в каких то судорогах, кусочничеством встреч, ну как-то плохо. Ты разрываешься, у тебя свои проблемы, они будут еще долго, дай бог твоей жене выздороветь. Слушай, Ваня, у нас была счастливая жизнь. Но больше нельзя. Я уволилась. Уезжаю. На Алтае у меня живет сестра — я тебе не говорила? — Она одна. Мы будем воспитывать нашего мальчика. Да, Ваня, это еще одна причина проститься. Я беременна. От тебя, конечно. Специально…. Я тебя в последнее время обманывала, что мне можно. Просто хотела от тебя ребенка. Не ищи. Я, правда, не хочу, что бы ты меня нашел…»

Иван Афанасьевич и не искал. Через две недели умерла жена.

***

Миловидная женщина лет пятидесяти, сидела перед адвокатом.

— Так на какую долю наследства вы рассчитываете? — повторил он свой вопрос.

— Я, ничего не знаю про долю, — тихо ответила женщина. Мне нужно пять миллионов.

— Ого! усмехнулся адвокат. — А почему не шесть? Не десять?

— Мне нужно пять миллионов, — уже твердо сказала женщина, _ у меня несчастье с сыном. Он связался с наркоторговцами. Да, такое вот несчастье, но это мой сын, — и они его подставили под пять миллионов. Теперь ищут. Он прячется. Я сама не знаю, где он. В последнем звонке он сказал: « Достань деньги, найдусь сам.»

А тут подруга из этого города — я ведь здесь жила — написала, что Иван Афанасьевич умер. Я все равно хотела к нему обратиться. Но он умер.

Адвокат вздохнул.

— Будем узнавать, что у Ивана Афанасьевича есть. Доказать право сына на наследство можно только через ДНК. А как его взять? Сын то в бегах.

— Я сделаю, — твердо сказала женщина.

Нина

Никак не мог Иван Афанасьевич привыкнуть к этой неизвестной ему жизни. Жена умерла. Сначала он делал все, что бы как можно позже возвратиться в пустую квартиру. Жены там не было. И уже никогда не будет. А оказывается, она должна быть. Тогда мир обретал порядок, и можно было заниматься другими делами, в том числе любовными. Еще он понял, что все его женщины — временные, да в общем — то необязательные — а жена постоянная была. Но вот жены — нет.

Потом стал привыкать. Потом привык. Вроде бы свобода. Но что с ней делать?

Он пробовал завести любовницу. Заводил. Но возбуждения хватало на один вечер. Утром становилось скучно. Хотелось избавиться. Избавлялся.

Были друзья, коллеги с работы. Встречались, выпивали. Но, друзья и коллеги возвращались в свои семьи, а он приходил в пустую квартиру.

…Дочь на похороны не приехала. Заболела. Решила, что когда выздоровеет, приедет, посетить могилу. Необязательно же стоять у гроба.

Выздоровела. Но не приехала. Какие-то там трудности с визами. Она ведь уже не гражданка России.

Ну, так и жил.

,,, В тот вечер Иван Афанасьевич ужинал в ресторане. В чужом городе был в командировке. Он был уже Иван Афанасьевичем — года шли к шестидесяти.

Смуглая официантка подавала еду, постоянно улыбаясь. Это было профессионально, но Ивану Афанасьевичу казалось, что она персонально ему. Особенно после трех рюмок. Смуглянка была симпатичной, но уж очень молодая для него, было ей лет около тридцати, не больше..

Иван Афанасьевич, голосом Кисы Воробьянинова из незабвенных «12 стульев» гнусаво спросил:

— Когда я буду иметь счастье увидеть вас вновь?-

Девушка, как оказалось, «12 стульев» читала.

— Пойдемте в нумера? — так же гнусаво ответила она.

— Сначала погуляем, — разрешил Иван Афанасьевич.

В двенадцать ночи, как договорились, Иван Афанасьевич ждал ее у входа из ресторана.

К этому времени, правда, он уже подустал и хотел уже, было, слинять, но тут она вышла.

— А хотите, я вам город покажу? — спросила она.

— Ну, да, — без энтузиазма согласился Иван Афанасьевич.

…Такой безумной ночи в биографии Иван Афанасьевича еще не было.

Звали ее Нина. И где-то, через час года как будто сравнялись. Может, молодость ее передалась ему, может, он давно не влюблялся, но что-то незабываемое случилось с Иваном Афанасьевичем.

Ночной город был так себе, маленький, провинциальный, уездный, как раньше говорили. Но много было в нем парков, садов, глухих дворов, каждый из которых они непременно посещали, целовались взасос, благо в темноте не было видно разницы в возрасте и не было почему-то во всем городе ни одного человека, сексом можно было заниматься прямо на улице. Они и занимались. В каждом парке, валялись прямо под деревьями, спеша до них добежать, в каждой подворотне, стоя и как-то ухитряясь.

Страсть ее, казалось, была неутомимая.

— У тебя, что давно мужчин не было? — спросил ее потом Иван Афанасьевич.

— Нет, — сказала она, — я всегда так.

Не мог потом Иван Афанасьевич и понять, зачем они это делали в парках и подворотнях — ведь был у него номер в гостинице, да и у нее был, как потом оказалось, свой дом, где жила одна. А черт ее знает. Наверное, некогда было им туда дойти.

Дошли они под утро. К ней домой. И мгновенно уснули…

… После командировки жил Иван Афанасьевич как-то неспокойно. Все вспоминал ту ночь: девушку Нину, вспоминал тот безумный секс, на который по возрасту он был уже неспособен, но вот поди ж ты!…

А больше вспоминать было и нечего — они ведь почти не говорили.

И вот это «поди ж ты» — занимало его больше всего.

Он не выдержал, взял билет поехал опять в этот город, нашел ее дом, было уже поздно…

…Это ты?! — радостно изумилась она, открыв дверь! — Давай, скорей!

Слов почти не говорили, кинулись в постель, на ходу скидывая с себя все…

Ночь снова была безумна. Теперь он хотел это иметь всегда.

— Знаешь что, — сказал он ей за завтраком утром, — продай эту халупу и переезжай ко мне.

— Сам ты халупа, — обиделась она, Мне знаешь, сколько за нее предложили? Четыре миллиона!

–Что же не продала?

— А уехать никто не предлагал, — засмеялась Нина, — Ты первый! Слушай, а зачем мне продавать? Ты же говоришь, переезжать к тебе…

— Ну, это я так, отступил Иван Афанасьевич, — я имел в виду в мой город. Что тебе в этом захолустье — всю жизнь жить?

… Нина приехала. Иван Афанасьевич устроил ее, конечно не в свою фирму — слишком бы это всем наглядно было: не дай бог еще на столе в кабинете секс устроит.

Устроил к партнеру, делая вид, что в шутку, приказав тому к ней не прикасаться.

Сначала Нина месяца три пожила у Ивана Афанасьевича, пока продавалась квартира. Потом купили ей однушку. Денег немного не хвати

ло — Иван Афанасьевич добавил. К тому времени, он уже рад был и добавить. Не в его возрасте такие скачки. А Нина была неутомимая. Причем она не притворялась. У нее было какое-то бешенство. Но больше ничего. Иван Афанасьевич как-то вдруг прозрел и понял, что сглупил, зачем весь этот переезд. И дал себе зарок больше никем не увлекаться.

…Тут, кстати, и милая домработница подоспела. Проблема секса была решена раз и навсегда.

***

… Перед судмедэкспертом сидела молодая смуглянка, недовольно теребя сумочку.

— У меня дочка, — рассказывала она.

— Ей пять лет. Пять лет назад я рассталась с Иваном Афанасьевичем. Недавно он умер. Но дочка не его. У меня к вам предложение. Сделайте заключение, что ДНК совпали, а наследство мы поделим.

Судмедэксперт, отвернувшись, смотрел в окно. Повисло молчание.

— Пополам, — поняла смуглянка.

Судмедэксперт не отвечал.

–Вы что хотите деньги сразу?! — изумилась смуглянка. — Но у меня нет таких денег!

Эксперт, наконец, повернулся к ней.

–Аванс, — коротко сказал он…

Наташа

Наташа, ты дома? — спросил голос по телефону — Мы тогда сейчас придем —

–А мы — это кто? — спросила Наташа, удивившись — подруга всегда приходила одна.

— Ну, потом расскажу, а то не пустишь, — засмеялась подруга.

После смерти Ивана Афанасьевича, Наташа — а это была его домработница — переехала в свою коммунальную квартиру, где занимала одну маленькую комнату.

Жила бедно, потому что работы не было, а деньги, которые платил ей Иван Афанасьевич, и половинка, которую она откладывала, быстро кончились. Кончились и те, которые щедро дала его дочь, когда инсульт сразил Ивана Афанасьевича, и она превратилась в круглосуточную сиделку.

Ивана Афанасьевича она вспоминала с теплотой, ведь она была почти членом его семьи.

Да и так он бывал с ней нежен, особенно во время нечастого секса.

Несколько раз за эти почти полгода, прошедшие с его смерти, она ходила к нему на могилу — а кому еще?

… В дверь позвонили. Два звонка — это ей. На пороге стояла подруга с неизвестной, ярко накрашенной и хорошо одетой женщиной.

В их кругах таких не было, и Наташа насторожилась.

— Ну, ты пустишь, или нет? — засмеялась подруга.

Они прошли. Женщина представилась:

— Ольга Юрьевна, юрист.

Ситуацию доложила подруга.

— Слушай, — я тут рассказала о твоей жизни Ольге Юрьевне — Я у нее квартиру убираю — она сказала, что ты будешь полной дуррой, если не подашь на наследство Иван Афанасьевича, такого шанса у тебя больше в жизни не будет…

— Какое наследство, — испугалась Наташа, — я ему кто?

— Практически вы ему гражданская жена, — вступила в разговор Ольга Юрьевна, — Значит так: вы жили с ним в одном доме несколько последний лет. Вы жили с ним в одной квартире, выхаживали, когда его парализовало…

— Мне платили.., — начала было Наташа.

— А что — есть договор, есть квитанции, чеки, вообще какие-нибудь документы, говорящие, что вы все делали за деньги! И что вы не гражданская жена, домработница?

— Нет, —

— Это главное. Зато есть куча свидетелей, которые подтвердят, что вы много лет жили вместе, вели хозяйство. Уходили же вы к себе ночью — кто это докажет?

Ну, словом Иван Афанасьевич умер, его наследство можно в какой — то части получить. Вы никого не обидите, не обделите — насколько мне известно, у него из родных только одна дочь и она очень обеспечена. Вообщем, если вы даете мне доверенность, я возьмусь за это дело.

— Ну, надо подумать… — не решилась на ответ Наташа.

— Думать некогда, — сказала юрист, — через три недели пройдут пол года, а работы для меня уйма.

— Она согласна, — ответила за нее подруга.

–Но у меня все равно нет денег заплатить вам за работу, — как последний аргумент, произнесла Наташа.

— А денег не надо, — уже весело сказала Ольга Юрьевна — заключим договор, половина того, что отвоюем — мое.

Дочь

Дочь на похороны прилетела. Она сама не могла определиться: толи чтобы проститься с отцом, толи, чтобы оформить все необходимые для подачи заявлений на наследство дела.

С родителями она давно уже жила разной жизнью, разными странами. Ну, просто генетический код напоминал, что есть родители, что еще живы, ну о хорошо.

Могла бы просто послать деньги на похороны Наташе, ну всплакнуть дома, ну помянуть.., Но все равно нужно было оформлять документы, где-то расписываться, с кем — то договариваться.. Все же острая мимолетная боль коснулась ее, когда увидела гроб. На лицо отца не смотрела — у мертвых другое лицо.

Отец и мама водили ее за руку в школу, в первый класс и мир был добрым и счастливым.

Она заплакала неожиданно для себя…

Но нужно было заниматься делами. Все-таки из за них она прилетела.

Прошло полгода….

Теперь она в эту ненавистную ей «рашку» прилетела в последний раз, как она надеялась. Да и никого в этой «рашке» у нее не осталось. А страна была чужая.

…. Ну, как там мое богатство, — улыбнулась она нотариусу, — все нашли?

Нотариус перечислила все, что положено по запросам и сколько.

Сумма приятно удивила.

— Это с учетом продажи недвижимости по сегодняшним рыночным ценам, — добавила нотариус. А деньги на счетах подсчитали точно.

–Оформляем, — удовлетворенно констатировала дочь.

Нотариус помолчала.

— К сожалению, — на наследство еще три претендента —

— У отца я одна, — удивилась дочь. Родственников вроде не было.

— Но есть заявления с приложением документов — снова вздохнула нотариус, — Теперь решаю не я — суд.

–Какой суд?! — вспыхнула дочь. — Я прилетела на несколько дней!….

Да, конечно, она тут же наняла здесь адвоката, но его занудное толкование законов, и заверения, что «суд мы стопроцентно выиграем», ее не устраивало.

— Свяжись с этими «девками» как хочешь, — приказала она адвокату, — но чтобы все сегодня были у меня. Порознь.

Адвокат к «девкам» обратился весьма вежливо: мол дочь хочет провести с вами досудебные переговоры. Найти компромисс.

В назначенное время в кафе отеля сидела Марина. С момента расставания с Иваном Афанасьевичем прошло много лет, прошла целая жизнь, но при взгляде на дочь, неуловимо похожую на Ивана, как-то защемило. Думалось, что все забылось, погасло, и вроде бы и не было, но вот…

–Кофе будете? — вырвал ее из тумана прошлого голос дочери.

–Да, благодушно ответила Марина.

Дочь подозвала официанта.

–А зачем вам столько денег? — вдруг задала она совершенно неожиданный вопрос.

Марина, стыдясь сама себя, рассказала.

Дочь выслушала, помолчала.

— Зря вы мне все это рассказали, — спокойно начала дочь, — Мне вас жаль, но в утешение хотя бы совет на будущее — нельзя давать врагу слишком много информации.

— Вы мне не враг, не поняв еще в чем дело, — начала Марина, — я бы никогда не подумала о наследстве Ивана Афанасьевича,, но ведь сын… Вы сама не мать?

–Нет, — сухо ответила дочь. — А теперь слушайте внимательно. У вас два выхода: вы отзываете заявление о наследстве, и я не иду в полицию, или как это там у вас? И второй — вы не отзываете заявление, и вашего сына ищут уже две команды — бандиты и полиция. Полиция найдет быстрее — у них агентура.

— А полиция за что?

–Ну… он ведь наркодиллер! — удивилась наивности дочь. — Думать будете?

***

–Сколько лет вашей девочке? — спросила дочь, у молодой женщины, сидящей, напротив, за столом в кафе.

— Пять, — весело ответила Нина.

— Значит, последнее сексуальное свершение у вас было « минимум шесть лет назад?» —

— Было и позже, — усмехнулась Нина.

— Но вы, же писали в заявление нотариусу, что после рождения дочери Иван Афанасьевич не платил вам ни копейки алиментов…

— Я не подавала, — пожала плечами Нина, — думала., у него совесть проснется…

— Вы значит, к тому времени расстались?

— Заходил иногда, — усмехнулась Нина.

–Зачем?

— Ну, знаешь, старому козлу всегда нужны молодые козочки.

— Старый козел — это, надо понимать мой отец?

Нина поняла, что промахнулась.

— Ну, что вы, это пословица такая.

— Не складывается, — вздохнула дочь — я тут пересмотрела документы отца, и вот досада! — нашла справку семилетней давности — она протянула копию Нине.

— Здесь написано, что у отца к тому времени была такая степень простатита, что стоять у него… даже теоретически не могло.

Дочь блефовала, справку с печатью она состряпала на принтере, а печать врача с неизвестной миру фамилией заказала в ближайшей штампельной мастерской, заплатив конечно.

Но расчет был верен. Нина как-то внезапно сникла.

— Не знаю ничего, но на меня стоял, — глупо и от неуверенности пробормотала она.

— Давай так, девочка, — дочь внезапно перешла на «ты» — Ты отзываешь, заявление и я оставляю тебя в покое. И твоего эксперта. Нет, и я по суду заказываю новую экспертизу, прилагаю эту справку, и тебя и твоего эксперта судят за мошенничество…

***

Осталась одна Наташа. Но дочь понимала, что это дурочка — а иначе сама она о ней не думала — говорит устами юриста.

Говорить нужно с юристом, это сложнее.

…. Ольга Юрьевна сидела, свободно, слегка улыбаясь. Дочь усмехнулась тоже.

— Сколько вы стоите? — ровным голосом спросила она.

Все ожидала Ольга Юрьевна, но только не такого. Она готовилась к битве. В крайнем случае, такой вопрос задают в конце.

— Я, вас не понимаю, — гордо сказала она.

— Да все вы понимаете. Смотрите: мы пару лет бодаемся через суд. Причем, в основном все здесь строится на показаниях свидетелей. Я их куплю, можете купить и вы, но у меня денег больше.

К тому же, вы будете тратить свои деньги, не будучи уверенной в результатах. А у Наташки денег нет.

Ольга Юрьевна слушала, на ходу перестраиваясь от первоначального плана, но ей нужно было понять, чем закончится. Закончилось неожиданно быстро.

— Я, даю вам десять тысяч долларов, — твердо сказала дочь…

— Но…начала, было, Ольга Юрьевна.

— И не копейки больше, — отрезала дочь, — и даю завтра же, у нотариуса, когда ваша подопечная напишет отзыв своего заявления. Как ее запугать — это ваше дело. Второй вариант — будем судиться. Долго, я найму адвоката. Вы не получите ничего…

***

Вечером, накануне отъезда, перебирая бумаги в доме отца, чтобы не попали в чужие руки, когда дом будут продавать, дочь наткнулась на не ей написанное письмо, которое Иван Афанасьевич в трагическую минуту видимо хотел оставить после себя, но потом почему — то раздумал, не дописал и вообще, засунул его в незаметный угол письменного ящика. Может быть, хотел, когда-нибудь дописать.

« Милые мои девочки, писал кому-то Иван Афанасьевич, — каждая из вас принесла мне свое счастье, как то осветлили мою жизнь, Я вас люблю…

И все. Неизвестно кому оно было адресовано. Не было и даты.

Дочь еще раз перечитала, положила письмо в сумку, потом позвонила адвокату:

— Собери мне к завтрашнему дню их реквизиты для перечисления.

— Кого их? — не понял адвокат.

— Да этих девок. Всех троих. Пошлю им по пять тысяч долларов. Привет от папы.

Утром следующего дня, по дороге в аэропорт, она попросила таксиста завернуть на кладбище. Время еще было.

Могила была ухожена. Договор об уходе и установке памятника она заключила.

А пока это был просто холм с поникшими уже венками.

— Прощай, папа — тихо сказала она, — Может, еще увидимся. На том свете. Там ведь нет границ. И стран.

… Через три часа самолет навсегда уносил ее из той жизни, которой когда-то здесь жил Иван Афанасьевич. Когда — то жил.