Повесть Сергея Шутова «У-Огонь». /Времена негодные/

Сергей Невраев

Кто ищет рифму на «Европа», тот спросит пусть у сердитого деда, так и не дождавшегося своей доли борща за все время этого то ли веселого, то ли грустного повествования. Но, как говорится, времена не выбирают, даже если они никуда не годные.

© Сергей Невраев, 2021

ISBN 978-5-0051-3614-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1. ОДНИМ НЕ ПОЗДНИМ…

В небе над осенним Конецком густели тучи. Нынче тучи ходили кругами, не заходя на Конецк, но угроза, что всё же это случится, как случалось не раз, была вполне реальной.

Но жизнь есть жизнь, пока она продолжается, и на одной из полуразрушенных улиц пригородного Ветровского района вдруг зазвучал веселенький мотивчик незамысловатой песенки:

Какой дремучий ель!

Совсем не фэшенель.

Зато отличный пень

И мой стихотворень!

Так напевая, брёл своим путём Никодимка Скажим. Освободившись от бренных дел, он шествовал неспешно мимо привычных руин домой к своему чумовому компушке, предвкушая долгожданный выход в нескончаемо большой и яркий мир Инета.

— Эй, малой! Погодь! — раздался вдруг оклик.

— Никодимка помешкал. Голос был ему знаком и принадлежал деду Пыхе.

Дед с бабкой Пуклей приходились ему родней, кроме них у Никодимки Скажима теперь никого не осталось, он любил их и не мог не задержаться, чтобы поздравствоваться и пообщаться.

Старик со старухой стояли у крыльца и приветливо улыбались внуку.

— Ну ты тормоз, совсем не зыришь ничё? — Говоривший не был злым, а только грубым, и то слегка. Да и что сказать, сами времена настали грубоватые.

— Как ты, внучек, — заговорила бабка Пукля, — что нового в мире, расскажешь нам, бестолковым?

— Почему не расскажу, конечно расскажу, всё расскажу. Я тут в Инете инфу надыбал: Мускули наши такую хрень придумали, как музыку по новой плести, криптофонией называется. Это, баушка, как ткань меланжевую вязать, помнишь, у тебя кофта была, меланжевая-то?

— Ох, да где та кофта? — пригорюнилась бабка Пукля. — У прошлом годе бандеровцы как пришли, так и прихватизировали. «Нам чё-то тут прохладненько, — говорят, — а ты всё паришься, дай-ка нам таперича погреться».

— Да ещё этот президент заморский, как бишь его — Бабама! Мама дорогая, что творит… — встрял не по делу дед Пыха.

— Да ладно вам, всё равно, была же, ба, наверно помнишь, как вязала? Берёшь, короче, ниточки разной темы и перемешиваешь хитрым способом, и так обретаешь интересный вид. Они, ниточки-то, меж собой играются, загляденье! Только у них, мускулей наших, одни ниточки — это звуки музыкальные, а другие наоборот — всё, что придумаешь, например буквы, или знаки какие, или так, символические обозначения, даже образы или фантазии заумные. А вместо спиц — специальные системы вязки, типа шифры или ключи. И они такие — постмодернисты называются.

— Как? Это спицы, что ли такие, «простомонисто»? — не поняла бабка Пукля.

— Да нет же! Это мускули, что я рассказываю, — композиторы-постмодернисты, так их в прессе называют.

— Ну, надо же! — отозвался дед Пыха, — Как тех мускулей только не обзывали, а теперь — вона…

— Да нет, это не тех, а других прочих-разных, а про этих почти никто и не ведает, вот и жалом не водит, — пояснил Никодимка Скажим.

— Ну, раз ты один про всё знаешь, давай, бреши дальше — развел руками дед Пыха.

— Да вот, говорят, что это всё — синэстетика, а ещё говорят, что та синэстетика взывает к телесности и соответствует методу гиперреализма, — выпалил на одном дыхании Никодимка Скажим.

— Ты чё несёшь?! — возмутилась задремавшая было бабка Пукля, очнувшись от знакомых звучаний. — Синтетика эту самую телесность только раздражает, а гипюр ваще давно не в теме!

Конец ознакомительного фрагмента.