Встречный бой штрафников

Сергей Михеенков, 2011

Новая книга от автора бестселлеров «Высота смертников», «В бой идут одни штрафники» и «Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью». Продолжение боевого пути штрафной роты, отличившейся на Курской дуге и включенной в состав гвардейского батальона. Теперь они – рота прорыва, хотя от перемены названия суть не меняется, смертники остаются смертниками, и, как гласит горькая фронтовая мудрость, «штрафная рота бывшей не бывает». Их по-прежнему бросают на самые опасные участки фронта. Их вновь и вновь отправляют в самоубийственные разведки боем. От них требуют исполнения невыполнимых приказов любой ценой, не считаясь с потерями. Они идут на запад по трупам врагов и телам павших товарищей. В канун операции «Багратион» они должны прорвать мощную немецкую оборону и разгромить в кровавом встречном бою резервы противника. Вот только после этого боя, не раз переходящего в рукопашную, от всей роты в строю останется меньше взвода…

Глава пятая

Бальк встал к пулемету сам. Schpandeu был установлен настолько удобно, что можно было вести огонь, стоя на коленях на земляном выступе, вырезанном лопатами на необходимой высоте.

Первые же очереди пулеметов, оборонявших опорный пункт, заставили иванов залечь. А когда в дело вступили легкие противотанковые орудия, те начали откатываться.

— Они научились воевать, — сказал Бальк, прервав длинную очередь. Некоторое время он смотрел поверх пулемета в поле. Кожух нагрелся, и над ним плавало марево, совсем как летом, когда воздух здесь нагревался до тридцати, так что серые крыши деревенских домов, крытых дранкой, если пристально смотреть на них издали, казалось, плавились.

— Еще бы, — отозвался Буллерт. — Смотри, мы ни одного не прихлопнули, а они взяли и отошли. Наверняка что-то задумали.

Цепи иванов исчезли в лесу так же быстро, как и появились.

— Они просто греются, — сказал Пачиньски. Во время стрельбы он придерживал ленту, чтобы шла в приемник ровно и не захлестывала. — А заодно издеваются над нами.

— Греются… Сейчас и нас согреют.

Бальк осторожно потрогал кожух пулемета. Он все еще пылал.

— Это хорошо, — заметил его беспокойство Буллерт. — Смазка не застынет.

— Вилли, ты кем был до призыва? — спросил он второго номера.

— Помощником адвоката. Я же тебе об этом рассказывал. Ты, что, Арним?

— Извини. Просто я хотел узнать, не забыл ли ты об этом?

— Иди ты к черту! Мы все здесь контуженые! Но не до такой же степени!

Все засмеялись.

И в это время тяжелый снаряд вспорол пригорок перед крайними деревенскими дворами правее их сруба.

— Мать твою! — по-русски выругался Буллерт и начал снимать пулемет со станка. — А ну-ка, Эрвин, помоги. Эти «чемоданы» разрываются на осколки по пять килограммов каждый!

Второй снаряд лег немного глубже. Но деревню русская артиллерия не трогала. Снаряды рвались вокруг второго ДОТа, который был сооружен метрах в ста пятидесяти правее их позиции. Соседний ДОТ был значительно больше. Во время отражения атаки русских оттуда вели огонь сразу два пулемета, в том числе и крупнокалиберный. Кроме того, там стояло новенькое 50-мм ТПО. Оно сделало всего один выстрел. И это было большой ошибкой артиллеристов. Они обнаружили себя, хотя иваны атаковали вяло и без поддержки танков и самоходных орудий. Наверняка русские оставили в поле корректировщика. Так что атака — всего лишь маскировка. В поле лежало несколько неубранных трупов лошадей, остов сгоревшего грузовика и полугусеничного бронетранспортера. Следы неудачных атак русских недельной давности. Иваны добежали как раз до бронетранспортера и убитых лошадей.

Бальк настроил линзы бинокля и стал внимательно осматривать бронетранспортер. Развороченные прямым попаданием бронелисты наклонных бортов. Отброшенный в сторону мотор и передний мост. Свернутая набок рубка со щитом и выгнутым вверх стволом малокалиберной пушки. Судя по раструбу на конце, это была кустарным способом установленная вместо штатного крупнокалиберного пулемета 20-мм зенитка-автомат. Лоскуты какого-то тряпья на сухих палках чертополоха. Видимо, в бронетранспортер попала авиабомба. В какое-то мгновение в щели рубки что-то мелькнуло. Так и есть, корректировщик расположился в подбитом бронетранспортере.

— О, господи! Они попали! — Пачиньски стащил с головы стальной шлем и перекрестился.

— Что там? — спросил Бальк, не отрываясь от бинокля.

— Второе отделение накрыли. Прямое попадание. Посмотри, что творится. Вряд ли там кто уцелел.

— Да, теперь нас еще меньше.

На месте заснеженного ДОТа, казалось, надежно врытого в землю на юго-восточной окраине деревни, стоял высокий столб черного дыма. Вывернутые наружу бревна сруба и расщепленные взрывом доски с треском разгорались на ветру. Со стороны домов к воронке бежали санитары.

Бальк лишь минуту рассматривал результат прямого попадания тяжелого снаряда русских.

— Ребята, давайте сюда пулемет. Кажется, я обнаружил их корректировщика.

Ответом ему была тишина. Казалось, что ДОТ опустел, что никого, кроме него, Балька, здесь вовсе и не было. Он оглянулся. Его второй и третий номера сидели на лавке неподвижно.

— Что?! Уклонение от боя?! Берем пулемет! Быстро!

Он тщательно прицелился чуть выше свернутой набок орудийной рубки и нажал на спуск. Верный Schpandeu задрожал, удерживая на определенном уровне прицел. Трасса ушла в поле. И в это время сруб встряхнуло так, что часть бревен вдавило вовнутрь. Несколько осколков ударили в скошенные стенки амбразуры, один щелкнул по кожуху пулемета, отрекошетил куда-то в угол и замер там, будто мгновенно уснул. А ведь мог кому-нибудь из них влепить в лоб или запросто перерезать горло. Такие осколки острые, как бритва. Когда пыль осела, Бальк попытался выбраться наружу, но дверной присад перекосило и дверь зажало. Сруб снова встряхнуло. Сверху посыпался не только песок, но и куски мерзлой глины. Запахло луковой вонью тротила.

— К пулемету! — опять закричал Бальк. Он вдруг понял, что первый поединок с русским корректировщиком они проиграли.

Гаубицы вели огонь с закрытых позиций, которые находились за лесом в нескольких километрах от передовой. Они были слепы без корректировщика.

— Буллерт! Держи ленту! Эрвин! Наблюдай в бинокль и докладывай обо всех изменениях. Цель — разбитый бронетранспортер!

Короткие пристрелочные. Прицел оказался сбит. Но вот трассирующие пули, заряженные через четыре на пятый, нащупали цель и начали вспыхивать на искореженной броне, на рубке. Если там еще кто-то остался живой, ему приходится несладко. Во всяком случае, ни о какой корректировке огня русский сейчас и подумать не смеет.

— Там что-то загорелось, — доложил Пачиньски.

Вот и отлично. Теперь русскому нужно либо затушить огонь, либо покинуть свое укрытие. Со ста пятидесяти метров он уложит его первой же очередью.

— Ты хорошо куда-то попал, Арним. Разгорается!

Теперь и Бальк видел дым. Дым густел с каждой минутой. Интересно, что там могло гореть. Какое-нибудь тряпье, пропитанное смазкой. Он прервал очередь. От кожуха веяло горячим ветерком и кузнечным запахом перегретого металла. Надо дать Schpandeu немного остыть, иначе ствол перегреется, его придется менять, и в результате они упустят русского. Пауза подтолкнет наблюдателя к каким-либо действиям. Если бы уцелела противотанковая пушка, она бы выкурила оттуда русского двумя-тремя осколочными. Но новенькая «пятидесятимиллиметровка» была разбита, и расчет ее погиб под бревнами и комьями мерзлой земли. Несколько солдат из второго отделения метались среди дыма и огня, пытались тушить пожар. По ним начал молотить короткими прицельными очередями крупнокалиберный пулемет из русского леса. Конечно, далековато. Но кого-то, похоже, все же задело. Для ДШК триста метров — отличная дистанция. Если пулеметчик хороший. Санитары снова показались возле крайнего дома, они тащили тяжелые носилки. Еще одного раненого вели под руки.

«Чемоданы» теперь падали левее, крушили окопы первого отделения.

После такой артподготовки следовало ждать такой же основательной атаки. Но иваны почему-то не появились.

Бальк продолжал наблюдать за горящим бронетранспортером. Теперь по нему палили со всех сторон из винтовок. Русскому уже не уйти. Его заметили из деревни. Трассы Schpandeu, их направление, были хорошо видны и со стороны домов, и от окопов, которые, видимо, тоже заняты стрелками. Весь взвод сейчас палил по корректировщику.

Капитан Солодовников наблюдал за атакой Седьмой роты с НП, устроенного метрах в тридцати от опушки среди зарослей можжевельника. Кусты можжевельника хорошо маскировали блиндаж командира роты. Да и тепло было у Нелюбина, и стены забраны прочными березовыми бревнами, и накатник над головой тройной, с метровым слоем земли. Бывший председатель колхоза всегда старался устроиться основательно. Точно такие же землянки были отрыты во взводах. Не мерзли и пулеметчики. И вот Седьмая двумя взводами атаковала деревню Дебрики. Атака имела характер отвлекающего маневра. Но об этом здесь, на участке Седьмой роты, знал только ее командир старший лейтенант Нелюбин.

Утром, еще не рассвело, из штаба полка за подписью майора Лавренова поступило боевое распоряжение на атаку: наступать по фронту Седьмой роты направлением на Дебрики с целью отвлекающего маневра — расположить как можно ближе к опорному пункту немцев артиллерийского наблюдателя с прикрытием.

— Боком мне, ектыть, вылезут эти маневры! — нервничал старший лейтенант Нелюбин. — У них там три пулемета и одна противотанковая пушка. Калибр небольшой.

— Помолчи, Кондратий Герасимович, их не указывать надо, а уничтожить. Не сегодня завтра, чует мое сердце, нам придется брать эту чертову деревню. А? Как думаешь? — Капитан Солодовников не отрывался от бинокля.

— Мое дело не думать, а исполнять.

— Ну, тогда исполняй молча.

— Людей жалко. Хоть бы всерьез атаковали, а то, ектыть, какая-то пустая беготня по полю.

Нелюбин нервно ходил по траншее с засунутой за ремень трофейной ракетницей и ждал команды на отбой атаки, зло поглядывая на затылок капитана Солодовникова.

В ложную атаку на Дебрики он отправил два своих лучших взвода: первый и третий. Первый повел лейтенант Мороз. Третий — старшина Пересвятов. Второй взвод оставался в резерве. Пулеметные расчеты тоже остались в траншее. Немцев в Дебриках на вчерашний вечер было немного, до двух взводов, но за ночь они могли подвести резервы. И если контратакуют, то без пулеметов на заранее пристрелянных позициях роте не удержаться.

Когда немцы открыли огонь, Нелюбин сразу обратил внимание на ДОТ, расположенный левее дороги: пулеметчик в нем сменился. Все минувшие дни пулемет из того дота лупил длинными незамысловатыми очередями. А этот выкраивал так, будто Железный крест ему обещан.

Нелюбин напряженно следил за продвижением взводов. Его гвардейцы бежали, пригнувшись. Изредка палили из винтовок, подбадривали себя. Мороз и Пересвятов держали цепь, не давали отделениям сбиться в кучи. Правильно, правильно шли его гвардейцы. Но не радовал этот правильный строй душу ротного. Вот добежали до подбитого «гроба». Несколько человек сразу залегли. Двое сунулись под бронетранспортер. Видимо, один из них артиллерист, понял Нелюбин. И спросил комбата:

— Их что, двое?

— Да. Лейтенант из артполка и снайпер.

— Снайпер? Зачем ему снайпер?

— Для прикрытия.

Все. Взводы залегли под плотным огнем. Сразу три пулемета прижимали их к стерне.

— Давай ракеты, Кондратий Герасимович.

Красные ракеты одна за другой взлетели в хмурое небо.

Мороз отводил своих более организованно. Третий взвод возвращался толпами. Найдись на той стороне хороший снайпер, не одного бы уже повалил на стерню, при таком-то отходе. Пока никого вроде бы не потеряли.

— А знаешь, кто у него там в прикрытии? — Капитан Солодовников кивнул в поле. — Парень тот, бедовый. Из полковой разведки. Дружок твой. Как его…

— Иванок, что ль? — Так и зашлось сердце у Кондратия Герасимовича и он выдохнул: — Нашли кого послать.

Взводы отошли. Пробежка до сгоревшего «гроба» прошла благополучно. Двоих из взвода старшины Пересвятова приволокли в плащ-палатках. Нелюбин осмотрел их и приказал везти их в тыл, в санбат. У одного из раненых была перебита голень.

— Сержант Криницкий. Какой был хороший младший командир! — кивнул на удаляющуюся санитарную подводу Нелюбин. — Отнимут теперь ногу парню. И я остался без толкового командира. Вот тебе и маневры.

— Ничего, Кондратий Герасимович, — утешал Нелюбина капитан Солодовников, — считай, легко отделались. А сержант твой через пару месяцев вернется. Я тоже думал, что все, отвоевался. Подлатают, подкормят. Полежит в тепле и холе, на девок посмотрит.

Вскоре через позиции Седьмой роты с упругим шелестом пролетел тяжелый снаряд. И сразу стало понятно, что заработал корректировщик, оставленный на нейтральной полосе.

— Эх, ектыть! И хорошо ж лупцуют! Вот, Андрей Ильич, когда атаковать надо. Сейчас бы мы до деревни живо добежали, а там крайние дворы, вот они…

— Не спеши, Кондратий Герасимович, не уйдет от тебя твоя деревня.

Мощные фугасы начали крошить линию окопов перед Дебриками, расковыривать блиндажи и раскидывать накатники.

Если бы старшему лейтенанту Нелюбину отдали приказ взять Дебрики и обеспечили усилением, хотя бы минометами и несколькими противотанковыми пушками на случай, если придется выкуривать немцев из дотов, он бы давно этот приказ выполнил. Но штабу полка нужны были какие-то другие результаты. Ладно, начальству виднее, как всегда, когда приказы, исходящие из вышестоящих штабов, на его взгляд, противоречили здравому смыслу, решил для себя Нелюбин. Хорошо хоть все с поля вернулись. Так что прав Андрей Ильич: отделались-то и вправду легко.

Иванок лежал за обгорелым мотором бронетранспортера и наблюдал за тем, что происходило в деревне. Лейтенант делал свое дело, постоянно передавал по рации координаты огневых точек.

Вот загромыхал из дота справа от дороги крупнокалиберный пулемет. Трасса ушла выше. Немецкие пулеметчики провожали отходящих красноармейцев. Их же, оставшихся возле сгоревшего бронетранспортера, пока не обнаружили.

Наконец-то Иванку нашли снайперскую винтовку. Не кто-нибудь, а лично командир полка майор Лавренов вручил ему новенькую «мосинку» с отличной усиленной оптикой.

Перед выходом на задание Иванок сходил в полковой госпиталь, разыскал Тоню и выпросил у нее старую простыню. Затем отбелил ее в хлорке, порвал на полосы и тщательно обмотал бинтами и ствол, и приклад, и даже ремень. На каску тоже вырезал колпак и закрепил его бечевкой.

И вот теперь он лежал, слегка нарушив сугроб, наметенный к мотору с подветренной стороны, и наблюдал в «трубу» за тем, что происходит в деревне.

Гаубицы распахивали оборону немцев с такой силой, что даже здесь, в поле, шевелилась стерня и осколки с шипением падали то с недолетом, то с перелетом, то щелкали по рыжей броне «гроба» и отлетали, обессиленные, как битые черепки.

Лейтенант, видимо, испытывая азарт боя, какой испытывал бы и Иванок, если бы ему было разрешено сейчас открыть огонь по группе немцев, пробиравшихся к одному из ДОТов, выкрикивал поправки и снова выглядывал из-за покореженной бронированной рубки. Лейтенанта звали Леником. Он сам так назвал себя, впервые увидев в траншее Иванка и поняв, что именно он, ефрейтор Ермаченков, разведчик взвода конной разведки штаба полка, будет прикрывать его на нейтралке.

Снаряды все плотнее ложились вокруг белого холма дота, из которого, не переставая, бил крупнокалиберный пулемет. И вот наконец спаренный взрыв взметнул вверх бревна накатника. Что-то похожее на орудийные колеса и приземистый щит вывалилось наружу через широкий пролом.

— Порядок! Буря! Буря! Я — Ветер! Прямое попадание! — радостно выкрикивал лейтенант, придерживая дрожащими, красными от мороза пальцами ларингофон. — А теперь — цель номер два. Буря! Буря»! Цель номер два! Сто метров левее предыдущей. Слушай поправку!..

Задача у Иванка была, как всегда, простая. Сидеть и наблюдать. Если обнаружит какую-либо серьезную цель, докладывать офицеру. Но самое главное — смотреть, чтобы незаметно не подобрался патруль противника, не обошел их, не отрезал отход. Огня не открывать до тех пор, пока не возникнет явная опасность. Во время завершения операции прикрывать отход офицера-наблюдателя.

С тех пор, как он вернулся в полк, в свой взвод, сопровождать наблюдателей на нейтральную полосу он ходил уже не раз. Но со снайперской винтовкой вышел впервые. Всегда брал с собой ППШ и три запасных диска, но ни разу не расстрелял ни одного.

Теперь он лежал за обгорелым мотором и разглядывал в прицел окраину деревни, где, то один за другим, с четкой последовательностью, то парами, рвались тяжелые снаряды. Похоже, что из второго ДОТа их обнаружили. Потому что уже вторая пулеметная очередь вспарывала снег и рубила стерню вблизи их укрытия. Справа, слева, с недолетом… Но вот пули хлестнули по наклонному борту бронетранспортера, гулко, как по колоколам, зашлепали по выгоревшим скатам и каткам. Что ж, значит, Леника засекли из второго ДОТа. Слишком явно высовывался, когда определял поправку. И теперь решалось, кто из них кого накроет. То ли очередной тяжелый гаубичный снаряд пробьет толстый слой земли и вытряхнет наружу и бревна накатника, и тесовую обшивку стен, и пулеметный расчет вместе с их снаряжением. То ли более удачливыми окажутся пулеметчики и подловят наконец артиллерийского наблюдателя, когда тот в очередной раз высунется из-за искореженного взрывом бронещита, чтобы уточнить поправку для следующего залпа.

— Товарищ лейтенант! — позвал Иванок артиллериста. — Я их вижу! В ДОТе! В амбразуре! Двое! Разрешите снять?

— Ни в коем случае! По вспышке выстрела они сразу поймут, где мы.

— Да они все уже поняли. Два выстрела, и дело будет сделано.

— Нас закидают минами. Смотри, боец, по сторонам, делай свое дело.

Свое дело… Боец… Он-то свое делает. А вот второй ДОТ все еще не подавлен. Конечно, самостоятельные решения он здесь принимать не имеет права. Но фигуры пулеметчиков в амбразуре — вот они. Через прицел можно разглядеть выражения лиц. Какая все же хорошая оптика на наших винтовках! Вот это подарок! Лучше медали.

По обшивке бронетранспортера прогромыхала еще одна очередь, и лейтенант вскрикнул от боли. Ну вот, поймал-таки свою…

Иванок медленно втянул голову, убрал винтовку и, оказавшись в полной безопасности за глыбой мотора, оглянулся на НП лейтенанта. Тот, скорчившись, сидел за бронещитом, с которого от попаданий облетела ржавчина. Изо рта лейтенанта на рацию стекала красная слюна.

— Товарищ лейтенант! Леник! Ты что, ранен? — закричал Иванок.

Тот не отвечал. Кивал головой, судорожно хватал воздух.

Патрон уже был в патроннике. Иванок осторожно просунул винтовку между искореженными железяками, выглянул. Двигался он медленно, осторожно. Пулеметчики по-прежнему маячили в узком окошке амбразуры. Теперь Иванка никто не мог остановить. Два выстрела. Нужно быстро успеть сделать два выстрела. Вначале в первого номера, а потом — во второго. Потом перевязать лейтенанта и попытаться его вытащить к своим окопам. Похоже, у него пулевое, в грудь, навылет, и задеты легкие. Таиться уже бесполезно. Их НП немцы обнаружили. Вот уже палят и из винтовок. Гаубицы молотят по площадям, вслепую. В схватке с пулеметчиками Леник все же проиграл. Если сейчас, двумя-тремя выстрелами, поразить пулеметчиков, то у них появится какое-то время, чтобы добраться до первых кустов, а там недалеко и лощинка. Лощинку Иванок приметил, когда бежали сюда. Лощинка хоть и неглубокая, но густо заросшая ивняком, и ведет она к стыку Седьмой и Восьмой рот, к пулеметному окопу.

Он придавил к плечу приклад винтовки. В перекрестье прицела появилась узкая горизонтальная щель бойницы, обрамленная белыми березовыми бревнами. Первый номер будто прилип к своему МГ. Пулемет наверняка закреплен на станке. Клочковатое белое пламя трепыхалось на дрожащем раструбе ствола в одном режиме. Значит, прицел постоянный. Пули шлепали по бронетранспортеру, сбивали с него остатки снега и ржавчины. Там, возле лейтенанта, что-то начало гореть. Но Иванок уже не позволял себе ни единого лишнего движения. Пулеметчики его пока не видели, и этим преимуществом, понял он, нужно воспользоваться. Мотор лежал метрах в пяти от корпуса «гроба», и сюда залетали только случайные пули.

Он прицелился чуть ниже каски. Палец потянул спуск. Но в какое-то мгновение Иванок передумал. Надо, решил он, вначале — второго. Второй номер вел себя более нервно. Он словно что-то почувствовал. Часто поворачивал голову, видимо, что-то кричал пулеметчику. Может, заметил за мотором его, снайпера. Значит, первым надо его. Если снять второго номера, пулеметчик не сразу поймет, что произошло. Наблюдение ведет именно второй номер. Или третий. Если он есть. Но если в ДОТе есть и третий номер, тогда их отход может осложниться. Третьего номера Иванок пока не видел. Он опустил перекрестье прицела чуть ниже каски правой фигуры и нажал на спуск. Приклад резко ударил в плечо. Запахло пороховым дымом. Он тут же передернул затвор. Выбросил на снег пустую гильзу и снова прижал приклад, ловя в перекрестье основную цель.