Треба

Сергей Малицкий, 2012

О нем многие забыли, но воин, по вине которого случилась Пагуба, затопившая Салпу болью и смертью, воин, благодаря которому Пагуба отступила, все еще жив. Он продолжает путь, который может как уничтожить мир под раскаленным небом, так и спасти его.

Глава 2

Побег

В подземелье Асаны всегда было темно, но когда садилось солнце, над колодцем центрального провала, днем через который все-таки падал тусклый свет, раздавался клич старшего дозорного, который разносился далеко по подземным коридорам:

— День прожит!

На стенах каменного закутка слабо мерцали липучие грибы. Есть их было нельзя, но привыкшим к темноте глазам мерцания хватало, чтобы видеть. Хотя, по слухам, некоторые из обитателей подземелий вовсе обходились без света. Меченый так уж точно.

Сарлата покосился на сидевшего в пяти шагах от него узника. Тот был недвижим и как будто расслаблен. Глаза закрыты, ладони на коленях, спина прямая, словно лапаньские стражники забили Меченому в задницу дротик, но так ведь не забили. Ему забьешь, как же. Кое-кого обманула вот эта расслабленность, был бы поумнее теканец, все подземелье вплоть до верхнего яруса, где хранили богатства старейшины лапани и располагались стражники, под себя подмял бы. Но нет. И себя пригнуть не дал, но и в пригибщики записываться отказался. Неужели и впрямь спустился он в подземелья Асаны только ради того, чтобы забрать у Сарлаты диковинный каменный нож? Или есть у него и еще какая-то задумка? Не хочется отдавать, не хочется. Ну, так чем он рискует? Нож не здесь, нож в логове у перевала. А там дружки Сарлаты, не все, но дюжина всегда должна оставаться в потаенном месте, там уже не Меченый будет первым слово молвить, а сам Сарлата, и никто иной. К тому же все одно, Меченый первым должен свою плату выставить — вытащить Сарлату из подземелья, а уж там видно будет, кому как кости лягут. И все-таки отчего-то холодило нутро Сарлаты. С самого первого дня, как увидел он Меченого, ходил как с куском льда в кишках.

— Сегодня ночью, — наконец выдохнул Меченый.

Сарлата вздрогнул. Уже неделю всякий раз, когда слышал тихий голос Меченого, вздрагивал, и ненавидел за эту дрожь и себя, а пуще всего Меченого.

— Ты же сказал, что опасность наверху? — спросил Сарлата.

— Была и исчезла, — пробормотал Меченый и открыл глаза, густой зеленый цвет которых можно было различить даже в сумраке. — Чувствую, что исчезла. Поэтому — сегодня. Впрочем, так и так пошли бы. Пора.

— И нас будут ждать? — уточнил Сарлата.

— Будут, — кивнул Меченый.

— А если бы ты застрял тут на весь срок? — оскалил зубы Сарлата.

— Сколько надо, столько и будут, — снова закрыл глаза Меченый. — Готовься. Скоро.

— Слушай, — Сарлата поежился, — а ты точно не тот умелец? Ну, не охотник с зелеными глазами? Слышал я байки, что был такой во время Пагубы. А? Много он натворил всякого, а потом вроде пропал куда? Хотя была тут недавно какая-то возня с Запретной долиной? Опять он?

— А тебе какая разница? — спросил Меченый и после недолгого молчания добавил: — Я тогда был еще ребенком. Почти пятнадцать лет прошло с Пагубы.

И то правда. Сколько лет Меченому? На вид меньше тридцати. Много меньше. Двадцать пять? Кожа молодая, руки крепкие, колени здоровые. С другой стороны — тонкие морщины на лбу, едва приметный шрам, паутина у глаз, сухие скулы… Кто его знает… Никогда не отвечает ни на какие вопросы о себе самом. Даже имени так и не назвал. Меченым уже в подземелье окрестили, когда стражники спустили его с верхнего яруса голым, с исполосованной бичом спиной, на которой только в одном месте не было крови — на сером пятне в форме треугольника от левого плеча до загривка и до основания левой лопатки. Спустили, вытянули веревку наверх, бросили ветхую одежонку, выстроились по краю пролома — и стражникам интересно, как новичка ломают.

— Лошадь украл! — донесся сверху крик старшины. — Сто плетей и три месяца подземелья!

Загудел народец сразу. Послышалось Сарлате даже, что кое-кто знал Меченого, вроде как бродил этакий странник по окраинным стойбищам, со стариками говорил, все искал чего-то. Много лет искал. Так не каменный ли нож Сарлаты он искал? Три месяца, выходит? Так некоторые и в неделю подыхали. Хотя чего делать-то в подземелье? Сиди, жди, когда будут передачи сбрасывать, откликайся на любой бабский зов, лови порченое зерно, чтобы живот набить, да слизывай воду со стен. Кутайся в тряпье — и летом, и зимой холод под землей. А хочешь, копайся в нижних пределах, таскай песок, чисти ходы. Вот оно ведро на веревке, висит в пяти локтях над грязным полом, кричи, стражники спустят. Сыпь набранный в собственную рубаху песок в ведро, называй имя, десять тысяч ведер — и ты свободен. А уж если найдешь что ценное… то не выйдешь из подземелья никогда.

Те, кто правит в темноте, убийцы и отъявленные мерзавцы, заберут находку себе да еще шкурку твою попортят. Многих из них Сарлата мог порезать на куски и двоих-троих разорвал бы голыми руками, но не резон ему был красоваться перед толпой, еще узнает кто в седом здоровяке с кошачьими повадками знаменитого убийцу, главу пустынных разбойников, самого разорвут на части, даже здесь, под землей, много было обиженных, много. Как знал о возможной беде Сарлата, когда начал закутывать лицо тряпьем, с самого первого разбоя так и прослыл Безлицым. Но здесь, в подземелье Асаны, лицо не закутаешь. Хорошо еще, что Сарлата знал, как себя повести, какие слова сказать, на что намекнуть, быстро отстали. А если бы всерьез стали проверять на прочность? Устоял бы он, как устоял Меченый? Сдох бы, наверное. Устоял бы, но сдох. Потому как только Меченый спит и словно во сне видит вокруг себя, глаза открывает, стоит шевельнуться. Но и он тоже за недолгое время, что провел в подземелье, побледнел, носом начал шуметь, пот со лба смахивать. И Сарлата сдохнет, если не выберется наверх, от сырости грудь кашель на части рвет. Попался в руки лапаньской стражи спьяну, да с чужим мечом — легко отделался, получил год подземелья, можно продержаться, подбрасывают дружки время от времени нормальной еды. Но тяжко. Всего-то проторчал семь месяцев в темноте, и вот уже не только проклятый кашель, но и руки трясутся, и живот пучит, и в ушах звон. За семь месяцев и Меченый бы пополам скрючился, если он за два месяца сдавать начал. И все-таки силен он, не так, как Сарлата перед поимкой, мало кто мог с седым сравняться, но силен. А ведь когда появился впервые, многим показался тщедушным — ни тебе живота, ни жирка на боках, что от сытой жизни да излишка силы приключается. Ну, жилистый, плотный, так и плотнее на части рвали. Или просто так в нижних галереях человечьи кости под ногами попадаются? Свежие кости, свежие. Но Меченый жирным не был, оттого и интерес к нему был другой. Оттого и послали к нему сначала такого же. Жилистого, быстрого, верткого как змея, выходца из вольных. Редкого мерзавца. Тот подошел к Меченому, что не спеша зашнуровывал порты, подбоченился, сплюнул на босые ноги новичка, спросил громко, так, чтобы и зрители наверху слышали:

— В отхожем месте, что ли, заснул, приятель? Откуда пятнышко на спине?

Меченый не ответил. Огляделся, стоя в кругу бледного света. Увидел, теперь-то Сарлата точно уверен, что увидел несколько сотен пар глаз, смотрящих на него из мрака, но даже жестом не выдал испуга. Прихватил узлом бечеву в портах, сунул ноги в странные, похожие на связанные из обрывков старых ремней сандалии, накинул на плечи рубаху. Смелый? Ничего, и не такие пугались. Береги одежду, бедолага. В ней тебе теперь и спать, и жрать, и гадить, и обгаживаться, и от холода спасаться, и от жары. И кровавые сопли в нее же сморкать.

— Ты глухой или немой? — удивился жилистый, приблизился на шаг, спрятал в руке осколок сосуда, перемотанный с одного края рваньем. — Рот открой. Или тебе уши расковырять?

— Уши, — холодно бросил Меченый и в следующее мгновение поймал выкинутую вперед руку со стекляшкой, до странности легко переломил ее в локте и пресек жалобный вой жилистого точным ударом в висок его же оружием.

Стражники наверху довольно загудели. А с той стороны, где стояли древние, вытащенные из нижних ярусов скамьи, раздался возмущенный рев, и на свет вывалился верзила Бешеный, покровитель жилистого. Верно, убитый был для огромного, ростом под пять локтей, да весом, которого бы хватило на троих, убийцы не только служкой, но и телесным утешением. В ручищах у Бешеного дрожал выломанный из какой-то решетки железный стержень длиной в полтора локтя с заточкой на конце. Взлетело оружие над Меченым так, словно молния сверкнула. Сарлата готов был поклясться, что сейчас голова наглеца лопнет, как яблоко под копытом коня, но голова не лопнула. Новичок даже не стал вытаскивать из головы жилистого стекляшку. Быстро, неуловимо быстро шагнул в сторону, пропустил удар верзилы мимо и подломил тело здоровяка ударом по его же голени. И уж как успел подправить стержень, зажатый в руке верзилы, — неизвестно, только пригвоздил сам себя Бешеный к грязному полу намертво — вырвался острый конец из могучей спины с клоком окровавленной плоти.

А потом Меченый сделал то, чего от него не ждал никто, а уж тем более степняки, которых было в подземелье не менее половины. Он поклонился на четыре стороны, опустился на ноги, распустил только что затянутый ворох рубахи и расставил в стороны руки.

Всё. Теперь убить Меченого можно было только в честной схватке. Он вызвал каждого, кто хочет свести с ним счеты. Вызвал на схватку один на один. Об этом говорил ворот, распущенный на одну завязку. А расставленные руки говорили о том, что ни на кого из тех, кто сейчас смотрит на него из сумрака, Меченый зла не держит. Понятно, что его все равно должны были убить. Из-за угла, в темноте, в толпе, на раздаче гнилого зерна. Ткнут в спину, ищи — кто сделал, но вот так, прямо при всех — значит, покрыть себя позором. Да и тайком — дознаются, уничтожат свои же. Да кто дознается? Все равно убьют наглеца.

Но не убили.

Тогда Меченый словно растворился. Подземелье большое. Здание, что торчало оголовком над шатрами Асаны, под землей разбегалось в стороны на сотни шагов, пусть даже большая часть помещений была обрушена, распадалось на десяток ярусов, на нижних вода стояла. Ходили даже слухи, что есть уже ходы и в соседние здания, которые вовсе не показывались над песком. Было где затеряться сотням заключенных. Страшные дела творились в укромных закутках, но в еще большей части укрытий не происходило ничего — один надсадный кашель и медленное угасание. Была такая нора и у Сарлаты. Туда Меченый и пришел с неделю назад.

Ударил ногой о пролом в стене, дождался раздраженного кашля хозяина норы, сдвинул гнилой полог, вошел внутрь. Сел напротив так же, как сидит теперь рядом.

— Ты все еще жив, новичок? — удивился Сарлата. — Я ни разу не видел тебя на раздаче зерна.

— Да, — кивнул Меченый. — На раздаче — самое опасное место. Но я справляюсь. Немного врачую. Иногда могу дать дельный совет. Я здесь поэтому, кстати. Совет тебе хочу дать и дело у меня к тебе, Тихий. Ведь тебя тут так зовут?

— Тихий? — нехорошо засмеялся Сарлата и снова закашлялся, схватился за грудь, все-таки камень и сырость после сухих ветров Холодных песков — не лучший выбор. Как же его угораздило напиться тогда? Если бы хоть кто-то из стражников узнал, что он не простой воришка, а главарь своры из полусотни головорезов, промышляющих на зимних пастбищах, а то и уходящих на Вольные земли, его бы сбросили в пролом не на год, а навсегда. Да не живым, а порубленным на куски. Интересно, что за дело может быть к нему у этого отчаянного храбреца?

Когда Сарлата откашлялся, Меченый негромко проговорил:

— Сейчас я кое-что скажу тебе, приятель, только ты держи себя в руках. Нет, именно себя. А заточку, что у тебя в левом рукаве, оставь в покое. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Пока не собираюсь. Но придется, если ты этого захочешь.

Сарлата медленно отпустил сырой рукав куртки. Кто бы ему сказал полгода назад, что он откажется пощекотать сталью опасного человека только потому, что не будет уверен, что окажется достаточно быстр?

— Так-то лучше, — кивнул Меченый. — Я знаю, кто ты, Тихий. И готов звать тебя именно так. Но на самом деле тебя зовут Сарлата. Спокойнее, спокойнее. Ты порядочный мерзавец, под твоей рукой пятьдесят всадников. Они изредка балуются разбоем на горных пастбищах, но чаще всего уходят на юг, к перевалам Дикого леса, к истоку Блестянки, и резвятся в Вольных землях. Сейчас они без главаря, но еще не разбежались. Залегли по норам. Ты их крепко держишь. Чем?

— Убиваю, когда хочу убить, — подавил кашель Сарлата. — Никогда не сомневаюсь ни в чем.

— Теперь сомневаешься, — не согласился Меченый. — Ладно. В другое время я с удовольствием прикончил бы тебя, но сейчас у меня к тебе есть дело.

— Как ты узнал? — отдышался Сарлата.

— Полгода поисков там, — мотнул головой вверх Меченый. — Полтора месяца разговоров здесь. Ты еще не понял? Я не крал лошадь, Тихий. Я сделал вид. И только для того, чтобы встретиться с тобой.

— И сто плетей на спину принял поэтому? — вдруг почувствовав облегчение, усмехнулся Сарлата.

— Это издержки, — поморщился Меченый. — Хотя удовольствия мне это не доставило.

— Чего ты хочешь?

— Каменный нож, — твердо сказал Меченой. — Нож, вырезанный из черного камня, с зазубренным лезвием и вкраплением белой породы на клинке. У ножа костяная гарда, когда-то был и шнур. Ты нашел его на северном пастбище. Еще мальчишкой. Этот нож мне нужен.

— Не ты ли его потерял? — оскалился Сарлата.

— Не я, — ответил Меченый. — Но тебе, Сарлата, лучше не знать, кто его потерял.

«Не отдам, — подумал Сарлата. — Выберусь, зубами буду грызть, но не отдам. Меченого этого на части порежу».

— Гарды нет, — после долгой паузы сказал Сарлата. — Только полоска окаменевшей кости. Обломилась гарда. Тысячи лет назад обломилась. Так что не можешь ты знать, кто потерял его, Меченый.

— Я ведь не спорить с тобой сюда спустился, — скривил губы Меченый.

— Спустился? — закашлялся на этот раз от смеха Сарлата. — Видел я, как ты спустился. По лестнице сошел? Не отдам я тебе каменный клинок. В нем моя сила. Моя удача. Пока он был со мной, никакая тварь не могла ничего против меня сделать. А как спрятал я его в укромном месте, так и здесь оказался.

— Может быть, — кивнул Меченый. — Только удача удаче рознь. Сейчас твоя удача я. Согласишься отдать клинок, я тебя достану отсюда. Не согласишься — сдохнешь. Скоро ведь кровью начнешь кашлять. Или уже?

Сарлата с трудом сглотнул, стиснул кулаки.

— А если не сдохну? Мне пять месяцев осталось. Протяну как-нибудь. Лето скоро. Потеплеет немного, выдержу.

— Потеплеет, — кивнул Меченый. — И выберешься ты под осень наверх плюющимся кровью скелетом. Говоришь, что не сомневаешься, когда убивать надо? Как думаешь, а не отыщется ли в твоей своре кто-нибудь такой же несомневающийся?

— Схоронюсь, — прошипел Скарлата. — Укроюсь. Приду в себя. Залечу болячки. Тогда и посмотрим. Пять месяцев осталось продержаться.

— Не продержишься, — громко, очень громко прошептал Меченый. — Убьют тебя.

— Кто? — не понял Сарлата.

— Кто-нибудь, — усмехнулся Меченый. — Я пока искал тебя, десятка три нашел молодцов здесь, у которых твоими подручными ограблены да убиты родные. И из этих трех десятков половина ночами видит сны, в которых режут тебя на части. Стоит назвать твое имя…

Тогда Сарлата стиснул челюсти так, что зуб у него раскрошился, но за заточку не схватился. Если бы не этот кашель, да не слабость, что пронизывала все тело, точно бы проткнул Меченому печень. Было время, никого не было быстрее в песках, чем Сарлата. Ничего, главное выбраться наверх.

— Когда? — прошептал, сплевывая крошки зуба, Сарлата.

— В течение недели, — сказал Меченый. — Наверху есть кто-то опасный, ждет побега. Думаю, кто-то из твоих дружков нанял стражника, чтобы не дать тебе убежать. Или кто-то из старейшин прознал про тебя, но местью делиться с другими не хочет. Но мы дождемся хорошей смены и уйдем.

— И как же? — поморщился Сарлата.

— Увидишь, — твердо сказал Меченый и ушел, чтобы возвращаться к Сарлате каждую ночь и прислушиваться к звукам подземелья.

И вот прошла неделя.

— Сегодня ночью, — сказал Меченый, но остался сидеть, словно лестницу ему должны были спустить прямо к ногам.

— Скоро? — прохрипел Сарлата.

— Через пару часов, — ответил Меченый. — Вот только доходяги, которые зерно собирают, расползутся по норам, так и сразу. Да ты не волнуйся, нас двое ждут. Один мой человек, другой — твой. Это чтобы тебе спокойнее выбиралось.

— Кто мой? — спросил Сарлата.

— Помощник твой, Тарх. Знаешь такого? Хитрец, но верный хитрец. Ждать тебя согласился, а ни как выглядишь ты, ни какого роста, ничего не сказал. Или ты и перед ним заматывал лицо платком?

— А прочие? — снова закашлялся Сарлата.

Тарх его порадовал. Если и стоило кому-то доверять в его своре, то только Тарху. Остальные — как волки, только дай слабину, сразу же разорвут.

— Я им не сторож, — сухо бросил Меченый. — И Тарха твоего месяц разыскивал, да еще уговаривал с неделю. Вот, держи.

Он надорвал ворот рубахи, вытащил оттуда тонкую кожаную полоску.

— Что это? — не понял Сарлата, морщась от резкого сладковатого запаха.

— За щеку и жуй, — пояснил Меченый. — Это мездра обычной выделки, но пропитана травяным отваром. Правильным отваром. На половину ночи голову прояснит, а главное — кашель перебьет. Конечно, есть и другой способ — ударить тебя по башке да вынести бесчувственного, но высоковато, могу не справиться. И вот еще что, как выйдем к провалу — ни вздоха, ни звука. Понял?

— Понял, — снова закашлялся разбойник.

Они вышли к провалу, наполненному почти непроглядной тьмой, через час. Сарлата и в самом деле перестал кашлять. Сладость поселилась в горле и словно прочистила глотку. Меченый, который шел первым, выставил назад руку, придержал Сарлату, замер. В центре провала клевал носом сторожок, наверное, был выставлен кем-то из подземных правителей. Сарлата поморщился. И что теперь делать? Убивать? Так шума будет на все подземелье. Только если сначала его, а потом сразу себя. Меченый добрался до сторожка в два прыжка, наклонился, припал к плечу доходяги, сделал резкое движение руками и так же беззвучно опустил бездыханное тело на пол.

«Теперь обратного пути точно нет, — понял Сарлата. — А удастся ли еще выбраться наружу?»

Не прошло и минуты, как Меченый выволок откуда-то короткую веревку, сплетенную из гнилого тряпья, подергал ее, потом перехватил петлей Сарлату под мышками, оставил свободный конец у него на плече. Показал жестами, что поднимется первым, потом вытянет наверх Сарлату. Тот поднял взгляд. На фоне черноты окружающих галерей пятно провала казалось серым, и в этой серости подрагивало ведро. Можно подпрыгнуть и ударить по его дну, тогда стражники будут готовы поднять наверх песок. Но это днем, а ночью… Что собирается делать Меченый? Неужели там наверху нет никого, кто сбросил бы канат? Или он рассчитывает забраться наверх по этой веревке? На три десятка локтей? По прочной, но очень тонкой веревке, которая и сама по себе готова разрезать руку до кости, да еще смазана маслом, да проплетена резаной стальной проволокой? Были, говорят, попытки выбраться по ней, но все закончились разодранными до кости ладонями, ногами и еще кое-чем. Что ж такое, выходит, все сказанное Меченым было насмешкой?

Меченый вытянулся, поднялся на носках и коснулся донца ведра, качнул его, прислушался. Затем неслышно прыгнул, ухватился за канат над рукоятью ведра, повис на одной руке, извлек второй рукой откуда-то из рукава настоящий нож и срезал ведро. Оно должно было неминуемо упасть и загреметь на утоптанном полу провала, но Меченый присел, как кошка, поймал ведро на лету и осторожно отставил его в сторону. Свобода в виде ощетинившегося сталью конца веревки поднялась еще на локоть. Недостижимая свобода. И на ладонях Меченого блеснула уже кровь.

Меченый убрал нож за пояс, взял конец веревки с плеча Сарлаты, сунул его в зубы, снова шагнул к пыточному устройству.

«Сумасшедший, — подумал Сарлата. — Но каменный нож, кажется, ему и в самом деле очень нужен. Не дам. Если сумею не дать. Убивать его придется. Точно, убивать. Или он меня».

В этот раз прыжок был выше, и все-таки рука Меченого скользнула по стальным шипам, потому что в провале прошелестел сдавленный стон, но ловкач удержался над полом. Повисел пару секунд, потом медленно поднялся на локоть, еще на локоть, отпустил одну руку и ловко соединил две веревки между собой, прихватив их узлом. Снова спрыгнул.

«А теперь наверху появятся его приятели и будут нас вытягивать одного за другим, — решил Сарлата. — Или я ничего не понимаю».

Приятелей Меченый явно не ждал. Сарлата понял это уже через секунду, когда его проводник разулся, снял с ног те самые драные сандалии, надел их на руки и ловко перетянул получившиеся накладки ремнями на запястьях. Интересно, а на ноги он что наденет?

На ноги Меченый надевать ничего не стал. Вместо этого он пошевелил закутанными в кожу ладонями, замер на мгновение, бормоча что-то неслышное про себя, затем взялся за веревку одной рукой, другой, а затем начал резво перехватывать сначала самодельную веревку, потом веревку стражи, пошел вверх, да так быстро, что Сарлата только покачал головой — цены бы не было в своре такому умельцу. Не прошло и минуты, как наверху чуть слышно загудело колесо лебедки, веревка натянулась, перетянула Сарлате грудь, оторвала его от пола и потащила вверх.

Наверху Меченый уже был вновь обут в те же самые сандалии. Он вытянул над провалом руку, поймал Сарлату за грудки и с некоторым усилием затащил недавнего здоровяка на галерею. Сарлата прищурился, вглядываясь в полумрак, втянул ноздрями воздух, в котором было меньше привычной вони. Кто бы мог подумать? Вот они, поблескивают ковкой железные двери, за которыми, как некоторые считают, таится богатство лапани. Смотри, Сарлата, смотри. Может быть, придется еще сюда вернуться? Надо только с Меченым разобраться. Но не теперь, чуть позже. Если еще удастся вырваться наружу. Ночью на галерее никого нет, но двери на выходе уж больно прочны! Самые тяжелые двери с затейливыми замками. Сарлата запомнил их, когда его волокли в узилище.

Меченый снял с туловища Сарлаты веревку, отвязал ее, смотал, забросил на плечо, махнул рукой и, как будто прислушиваясь, неслышно двинулся вдоль хранилищ. Сарлата покосился на бледный квадрат провала над головой. Никогда не спускалась над Салпой кромешная тьма, разве только тяжелые тучи могли прикрыть даже ночью едва заметно мерцающий небосвод. Но сейчас Сарлата призывал тьму. Хотя может быть, это и была тьма, и лишь его глаза, привыкшие обходиться без света, могли разглядеть свет ночного неба?

Неожиданно Меченый остановился, но не у выхода, а у одной из дверей. Присел, вытащил что-то из-за пояса, вставил в скважину, сделал одно движение, другое, придержал дверь и медленно, очень медленно потянул ее на себя. Сарлата затаил дыхание. Воистину Меченый был подобен золотому самородку. Да в любом из хранилищ лапани, в сокровищнице любого из родов лежало столько ценностей, что хватило бы и Сарлате, и всей его своре на долгую праздную и счастливую жизнь в богатом особняке где-нибудь на берегу моря. Нет, прежде чем убивать Меченого, нужно очень хорошо подумать. Очень хорошо. А ведь за вот это его умение можно было бы поступиться и каменным ножом! Неужели удастся не только уйти, но и добычу какую прихватить?

Меченый словно услышал мысли Сарлаты. Обернулся, замотал головой, беззвучно исчез за дверью. Вернулся через секунд пять, сжимая в руках вырезанную из камня фигурку — странного человечка ростом с локоть — с короткими ногами, длинными руками и головой, выдающейся вперед, словно шея росла из тела уродца не вверх, а вперед. Насколько Сарлата мог разглядеть в полумраке, неумелой была скульптурка. Фигурки предков, что резали из камня умельцы на рынке Асаны, били качеством уродца с одного взгляда. Что же получается, Меченый помешался на каменных штучках? Так, может быть, весь секрет в том, что он дурак? Рассмеялся проводник, растянул губы в стороны, отсек ножом два локтя веревки, прихватил да закинул за спину фигурку, снова показал белые зубы и с издевкой, точно с издевкой, прошелестел в лицо Сарлате:

— На память.

А потом шутя, за секунды расправился с замком на главных дверях, да еще и замкнуть его за собой не забыл.

На внешней галерее развалин было пустынно. Дозорные на ночь уходили наружу, Сарлата знал об этом. Дурной славой пользовались развалины у лапани, которые поклонялись мертвым, чтили ушедших в Пустоту предков. Но то свои мертвые, а то чужие. Да и мертвый мертвому рознь. Слишком много мертвых скопилось в подземельях Асаны, и каких мертвых. Поэтому ночью на развалинах не было никого. Глупцы. Уж кто-кто, а Сарлата знал, что бояться следовало живых.

Под ногами Меченого не хрустнул ни один камешек. Сарлата, вспоминая прежние навыки, на ходу разминая руки, старался не отставать от проводника. Вот за спиной осталась главная галерея, вот мелькнули в проломах костры стражи. Весенний ветер кружил голову. Неужели близится к концу заточение?

Меченый бесшумно поднялся на второй ярус, пригибаясь, чтобы не выдать себя силуэтом, добрался до северной стены, долго смотрел вниз. Потом накинул веревку на выступ стены, скользнул вниз. Когда Сарлата последовал за ним, Меченый сидел над бездыханным телом в одежде стражника. Судя по всему, тот был убит пару часов назад.

«Вот и бывшая опасность», — подумал Сарлата и посмотрел на Меченого. Он не мог разглядеть черт лица проводника, видел только силуэт, но ему показалось, что тот недоумевает.

«Нет, — мотнул головой Меченый, давая знать, что это сделал не он и не его люди, и махнул рукой — не отставай».

Каждый шаг и свежий весенний ветер словно прибавляли Сарлате силы. Вот он скользнул вслед за Меченым под веревочным ограждением, вот миновал одну темную улочку, другую, удивляясь, как Меченый не спотыкается о вынесенную из шатров утварь, в темноте он видит, что ли, и вот наконец блеснул тусклый свет за одним из пологов. Через секунду Сарлата увидел напряженное, тут же расплывшееся в улыбке лицо старого приятеля — Тарха, и поймал уздцы лошади.

— В седла будем садиться за границей города, — прошипел ему на ухо Меченый. — Копыта у лошадок подвязаны тряпьем, уходим на восток.

— Куда ж на восток-то? — обомлел Сарлата. — Тогда уж на юг или на северо-запад, к горам. Вообще надо к Гиме бежать, здесь нас везде достанут. А на востоке верная смерть. Ни колодцев, ничего на полторы сотни лиг. Каменная пустыня!

— Зато искать нас там не будут, — ответил Меченый.

Нет, спорить с Меченым Сарлата не собирался. Если чья-то лошадь хорошо тащит, нечего спорить, надо за стремя хвататься. Пока спорить не собирался. Вот силенок поднакопит, посмотрит, как Тарх себя чувствует, да что за помощник у Меченого, на первый взгляд вроде как мальчишка лет десяти, там и определится, как и когда убивать ловкача. А убивать его придется непременно. И не из-за пустыни, умеючи и из пустыни можно выход найти. Нет, из-за холода опасности, который снова пополз по загривку Сарлаты.

Однако Тарх с помощником Меченого времени зря не теряли. Да и Меченый знал Асану неплохо. Нашел дорогу к краю города, обходя и костры и дозоры. Вывел крохотный отряд за бархан, перышком взлетел в седло, поторопил коня в темноту. И Сарлата за ним. А что было делать? Если пошла везуха да понесла на спине, к чему спрыгивать? А ведь и в самом деле мог сгнить до срока в подземелье. Нет, теперь надолго в Асану ни ногой. Есть золотишко, есть. Припрятано немного. Даже Такш о нем не знает. Только отлежаться да в силу войти. Отлежаться да в силу войти.

Кашель навалился на Сарлату уже на рассвете. Барханы остались позади, где-то в полусотне лиг начались знаменитые Мертвые скалы, куда даже зимой не всякий готов был повернуть коня, кости незадачливых путешественников столетиями лежали под открытым небом. Сарлата правил коня вторым и то и дело оглядывался на помощника Меченого, которым оказался всамделишный малла — с круглым лицом, носом-клубеньком, округлыми бровями и рыжеватым ежиком волос на приплюснутой голове. Малорослый тати даже и не пытался достать до стремян, которых на его лошади вовсе не было. Вместо этого он засовывал сапоги в какие-то самодельные петли, подгибал, считай, что обратно к седлу, но лошадью управлял мастерски. Немало вот таких же круглоголовых Сарлата порубил лично. Сам забирался на последние дубы на западных склонах Восточных Ребер, даже велел как-то прозывать себя маллским бортником. Но тати вряд ли знал об этом, иначе давно бы уже всадил нож в спину врагу — мстительны малла, ой как мстительны. Его вместе с Меченым надо будет прикончить, только бы добраться до логова. Да не сдохнуть. Кашель этот…

Он вдруг начал выворачивать Сарлату наизнанку. Разбойник придержал лошадь, сполз с седла и, упав на колени, начал задыхаться, дохать, плеваться.

— Ничего страшного, — придержал коня Меченый. — Крови нет, значит, все обойдется. Просто действие снадобья закончилось, теперь нужно лечиться по-настоящему. Но первый привал будет лиг через двадцать, так что пока хлебни вот этого. — Он бросил Сарлате фляжку.

— Что тут? — спросил тот.

— Зверская настойка, — усмехнулся Меченый. — Кетская огненная водичка, чеснок, можжевеловая ягода, речная трава. Пей, потом ляжешь на шею коня, пропотеешь на ходу. А там уж и поспишь немного. Часа три у нас будет. Потом пойдем на север. Только закусить сразу надо, а не то глотку обожжешь. Да и что ты ел в последние дни? Мекиш! Брось Сарлате лепешку с сыром.

Сарлата с трудом сел, повернулся к малла, протянул руку и, уже ловя брошенную лепешку, вдруг ухватил взгляд круглоголового карлика.

Тот смотрел на разбойника с ненавистью.

Когда Меченый объявил привал, Сарлата был почти в порядке. Силы возвращались в мощное тело так же, как полнится водой ведро, заброшенное на быстрину. Пожалуй, что через неделю Сарлата смог бы схватиться и с самим Меченым. А через две недели так и вовсе свернуть ему шею. Но стоило ли? Пусть все будет, как должно. Когда после короткой трапезы Мекиш занял место дозорного, а Меченый вместе с Тархом легли спать, Сарлата нащупал языком золотое кольцо, вставленное в щеку во рту, провернул его и раздавил один из черных камешков, оставшихся на ободке. Когда-то меру золота за это кольцо отдал старому шаману. Десять вставок сделал тот ему на кольце да вручил полсотни амулетов, которые Сарлата раздал разбойникам. И вот, считай уже в третий раз, пришла пора воспользоваться древним лапаньским колдовством. На язык хлынула горечь, Сарлата закрыл глаза и почувствовал всех, на ком висели его амулеты. Тарх рядом, еще за три десятка разбойников рассеяны по стойбищам и пастбищам, таятся, как и положено. Этих он собрать не успеет, хотя позвать надо. Но и той дюжины, что, как и велено, продолжала охранять логово, хватит. Точно хватит. Вот они все вместе светятся под веками Сарлаты, как костры лапани. Точно на северо-западе, недалеко от перевала тати и башни старого упрямца Тару, к которому, как понял Сарлата по случайной обмолвке, и собирается отправиться Меченый. Живы и здоровы, значит, будет тебе, Меченый, не слишком приятный сюрприз. Каменного ножа захотелось, ловкач? А не вскрыть ли тебе брюхо тем самым каменным ножом?

Сарлата открыл рот и неслышно дунул. Для спутников его неслышно, для всех, кроме Тарха, а уж для его полусотни неслышное дуновение должно было отозваться призывным свистом в ушах.

Сарлата прищурился. Тарх вскочил на ноги, с тревогой посмотрел на хозяина, потер уши, огляделся, кивнул и снова лег спать. Мекиш смотрел на врага с тревогой. Меченый спал спокойно.