Грач, Крот и другие

Сергей Максаков

Жизнь простых людей с точки зрения братьев наших меньших. Увлекательный и вполне оптимистический сюжет, полный загадок и иногда ответов на них.

© Сергей Максаков, 2018

ISBN 978-5-4490-3100-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

В которой перед читателем появляются Грач и Крот. Происходит их знакомство. Мы узнаем также некоторые сведения из их жизни.

Однажды весенним ясным утром, когда солнце только-только поднялось над деревьями и стало слегка пригревать небольшие лесные полянки, а те в свою очередь начали тут же освобождаться от старого и так надоевшего за долгую зиму снега,… так вот, на одной из таких полянок оттаявшая земля вдруг зашевелилась, вздулась, как молоко в кастрюле перед кипением, и появился небольшой аккуратный холмик.

Грач, сидевший на ветке березы в это время томно щурился от лучей весеннего солнца. Щурился он лишь одним глазом, потому что сидел, подставив солнцу свой правый бок, ощущая каждым перышком этого бока приятное тепло после ночной прохлады. Левый же глаз не щурился, а неторопливо моргал, и то закрывался матовой пленкой, то открывался ненадолго, чтобы тут же опять закрыться. Грач находился в полусонном состоянии, называемом «клюет носом». Но поскольку Грач не был человеком, и вместо носа у него был клюв, правильнее будет сказать, что он «носал клювом». Природа, интересовавшая нашу птицу, еще спала. Она состояла из разных личинок и червячков, продолжавших дремать в подмерзшей земле.

— Ну и какого черрта я сюда пррилетел? Грра-грра. Вообще, что я тут забыл, в этом богом забытом уголке, почему как последний дуррак каждую весну возврращаюсь сюда вновь и вновь? Ну ладно по молодости — и сил было побольше, и Гррачихи — покррасивее, но сейчас-то? Детей и внуков уже столько, что куда бы не полетел в ррадиусе десяти километрров, везде только и слышу — «Здрравствуй, дедушка».

Но что-то же тянет меня сюда, и как только наступает врремя, брросаю теплый пррибррежный кррай, лечу сломя голову, и сажусь на эту такую же старрую как и моя жизнь беррезу. Вот опять пррилетел. Крругом зима, сугрробы, только здесь вот на поляне врроде снег подтаял и появился кусочек земли.

А может тут люди дрругие? На юге они все-таки более шумные, кррикливые, суетные. Здесь — как-то попрроще, подобррее, что ли.

Кто они такие вообще, эти люди? И зачем каждую весну выводят тррактора в поля и вытаскивают для меня черрвячков из земли, какая им от этого польза? Потом еще ррегулярно засовывают в контейнерры рразные вкусные штучки, которрыми питаются все птицы в окрруге, а также собаки, кошки, кррысы и пррочие зверри. Какая их функция на земле, и какова их рроль в пищевой цепочке?

Внезапно левый глаз, открывшись на мгновение, заметил какое-то движение на поляне. Клюв Грача повернулся и нацелился на появившийся бугорок земли.

Бугорок поднялся сантиметров на десять-пятнадцать, следом верхушка его начала осыпаться по сторонам, и оттуда появился сначала розовый пятачок, а затем такие же розовые лапки и серая мордочка.

Это был Крот.

Грач, зорко наблюдавший за развитием событий издал недовольное «Гр-ра» с досады, поскольку размер Крота был несколько больше, чем тот, который бы устраивал нашу птицу в качестве пищи.

— Только зрря отвлекся, — произнес Грач, и недовольно отвернулся.

Однако Крот услышал звук откуда-то сверху, и испуганно вскрикнул

— Ой, кто тут?

— Кто тут есть? — быстро и настороженно еще раз переспросил Крот, готовясь при первой же опасности подобру поздорову закопаться обратно в землю.

— Да успокойся ты, это я, Гррач.

— Ну, здгавствуй Ггач. А я Кгот.

Так началось это знакомство, которое, на первый взгляд, было ничем не примечательным, однако привело в дальнейшем к регулярным встречам, философским беседам, а порой даже жарким и долгим спорам. Последствия же от этих бесед и споров, как круги на воде от брошенного камня, разошлись в разные стороны и определенным образом повлияли на судьбы в том числе некоторых людей, совершенно не знакомых ни с Кротом, ни с Грачом, ни даже с Котом, которого пока еще нет на полянке, но он непременно и скоро появится. И весь дальнейший рассказ, хотите вы или нет, — про людей, про их отношения, чувства, характеры, про то, как они меняются и от чего это происходит. Ну и совсем немного, буквально чуть-чуть, — про трех лесных друзей — Крота, Кота и Грача.

Вот как раз Грач что-то говорит Кроту. Давайте же прислушаемся к ним.

— Ну, рраз уж мы познакомились, и делать в прринципе пока нечего, крроме как грреться на солнышке, рразреши тебя спрросить, Кррот, что ты знаешь о таких существах, как люди? Как часто перресекаются твои пути с ними? И чего тебе от них больше — добрра или зла?

– Видишь ли, Ггач, — Крот поерзал, чтобы поудобнее расположиться на своем холмике, — Двуногие, так заинтегесовавшие тебя, коих ты называешь людьми, гегулягно находятся в зоне моего обоняния. Я их не вижу, зато я их слышу и обоняю. Особой заботы они мне не пгичиняют. Газве что летом, пытаясь ковыгяться в моей земле и изгедка погтя мои ходы-туннели, однако думаю, что делают они это не нагочно, поэтому и ни особой добготы, ни особенно зла на них у меня никакого. Кгоме того, как мне иногда кажется, люди находятся на совегшенно дгугом уговне жизненного газвития, чем мы, кготы. Вся их жизнь пгоистекает на плоскости, поэтому по моему глубокому убеждению — слишком скучна, пгимитивна и неинтегесна.

Здесь Крот немного лукавил, так как интерес к людям у него все же был, вернее даже не к самим людям, а к материальным последствиям от их пребывания в лесу. Недалеко от полянки, на берегу небольшой реки была пара мест, оборудованных под пикники. Вот туда-то регулярно и наведывался наш Крот, старательно обнюхивая каждый сантиметр поверхности, оставленной после посещения людей.

Иногда он находил что-нибудь ценное, и тогда нес в свою норку. Иногда — потому что первыми, на покинутую людьми стоянку слетались птицы — сороки и вороны, и тотчас растаскивали все самое вкусное и интересное. Когда же выползал он, Крот, то все уже было склевано или унесено прочь. Но Крот особенно и не переживал из-за этого. Впопыхах запихивать в себя остатки еды, пока кто-то другой не отобрал ее у тебя — это было не в его привычках. Крот был скорее исследователем, поэтому он делал все не спеша и методично, и бывало, что и ему попадались различные предметы. Удачной находкой считался коробок спичек, либо кусочек от свечки, но были и необычные находки.

Один раз он наткнулся на фантик от леденца. Фантик так приятно пах и был таким легким, что Кроту не составило труда отнести его к себе в один из тайников. И потом до глубокой осени, почти каждый день, он нюхал волшебный сладковатый запах. Потом запах исчез, и фантик куда-то затерялся. Но фантик — это была сущая мелочь, хотя и приятная.

Гораздо более важной была другая находка, которая сильно изменила последующую жизнь Крота и позволила ему получить массу новых сведений и знаний. Этим приобретением стал миниатюрный транзисторный приемник. Однако вспоминать, как он ему достался, Кроту было до сих пор не совсем приятно, и он всячески старался забыть об этом факте.

Дело было так. Как-то осенью, после посещения людьми одной из стоянок, Крот стал обследовать территорию, и возле пня, где земля провалилась между корнями, заметил какую-то неизвестную коробочку в кожаном футляре. Крот долго и обстоятельно ее обнюхивал, и с каждым разом желание обладать этой коробочкой все увеличивалось.

Однако воспитание не позволяло Кроту сразу схватить ееи потащить в свои норы. «Ведь это же чужое, и вероятно ценное» — говорила ему Совесть. «Ты же не какая-то сорока, чтобы хватать все, что лежит. А вдруг люди обнаружат пропажу и вернутся?».

В тот день Крот долго сидел возле пня и в нем боролись великое Желание и не менее великая Совесть. И только к вечеру они договорились. Совесть победила, и Крот, глубоко вздохнув, пополз в норку. Желание выторговало у Совести лишь согласие на то, что завтра Крот опять придет сюда, и еще — один листик. Кленовый листик, которым он прикрыл свою находку перед тем, как уйти, — «чтобы сороки не увидели» — такая формулировка была предложена Желанием, и Совесть скрипя сердце, согласилась.

На следующее утро, солнце еще не взошло, а Крот был уже возле пня. Целый день он просидел там, а вечером накрыл приемник еще двумя листиками. На третий день все повторилось точь в точь, только листиков было уже шесть, и даже несколько веточек, чтобы листики не разлетелись. Совесть потихоньку теряла позиции, но держалась, до тех пор, пока возле пня не образовалась такая гора листьев и веток, что даже вернись те отдыхающие — все равно бы приемника не обнаружили. И тогда наконец Совесть окончательно сдалась, и Крот потащил свое новое приобретение домой. Когда же он научился пользоваться этой коробочкой, жизнь Крота стала еще интереснее.

Но мы немного отвлеклись от основного повествования и ушли в сторону как во времени, так и в пространстве. Не будем же долго искушать древнего Хроноса, и вернемся в стройную последовательность событий — туда на полянку, недалеко от реки в весеннее утро, когда солнце только-только поднялось над соснами.

Тем временем Крот все еще продолжал размышлять о людях:

— Вот мы, Кготы, можем как выходить на повегхность, так и спускаться в неизведанные глубины земли, хотя основная наша жизнь пгоистекает в самом плодогодном слое, называемом гумусом. А как должно быть тебе известно, уговень газвития индивида зависит от того, в каком окгужении пгоисходит его жизнедеятельность. И вот если мы с гождения находимся в самой что ни на есть плодогодной почве, то с самого детства обгазовательный пгоцесс пгоистекает у нас быстго и качественно, после чего, в более згелом возгасте мы можем ползти дальше и штугмовать неизведанные глубины земли.

– Извини, дрружише Кррот, но я хотел бы уточнить, что именно ты подрразумеваешь под фрразой обгазовательный прроцесс? Это как-то связано с количеством гумуса, в которром вы постоянно находитесь? — Грачу было неловко прерывать Крота, но он захотел уточнить, правильно ли он понял мысль, связывающую людей с сородичами Крота, гумусом и процессом, называемым обгазовательным.

— Что, какой обгазовательный пгоцесс? А, ты имеешь ввиду обгазовательный. Ну да, обгазование, когда индивиид повышает свои знания, получает новую инфогмацию и обгабатывает ее внутги себя, чего ж тут не понятного?

– Тьфу тебя, Кррот, так ты имел ввиду обрразовательный прроцесс, а я-то невесть что подумал, ну извини, и прродолжай дальше свою мысль.

— Так вот, после того, как мы, Кготы получим обгазование, мы можем штугмовать неизведанные глубины, а там-то, в глубинах и находятся сокговенные тайны и богатства всего того, что было тысячи, а может и миллионы лет назад.

На этом месте Крот слегка запнулся, смутился, но потом как будто снова поймал нить и продолжил:

— Что же касается пгиматов, называемых людьми, то иногда мне их пгосто жаль, ощущая, что они всего лишь повегхностно топчут толщу знаний, совегшенно не вглядываясь вглубь, и абсолютно не меняя свои пгивычки во вгемени. Исходя из всего вышепегечисленного, и пытаясь ответить на твой вопгос, я пгихожу к мнению, что люди — существа, стоящие на гогаздо низшей ступени газвития, чем мы, кготы, однако возможно и интегесны для наблюдения и исследования за ними. Устгаивает ли мой ответ тебя, и что скажешь ты, Ггач в свою очегедь в отношении этих пгедставителей животного мига?

Грач, с интересом выслушал монолог Крота, поднял лапку и быстро-быстро почесал ей отполированный клюв, потом грракнул, и повернулся другим боком к солнцу.

— Понимаешь, Кррот, за долгие годы наблюдения за людьми, я тоже составил о них свое субъективное мнение, во многом совпадавшее с твоим. Большинство из того, что они делают — меня соверршенно не касается. Ни я не являюсь их пищей, ни они — моей. Однако их копошащаяся деятельность меня слегка интрригует. На прротяжении долгих лет, а пррожил я, скажу тебе, немало, так вот на прротяжении этих долгих лет я вижу, как они ррождаются, суетятся, умиррают и ррождаются вновь, и опять наводят сумбурр и неррвозность в миррное течение прирроды, чтобы все рравно умерреть. Что движет этими существами, вот в чем мой вопррос.

А что если мы, то есть ты Кррот, и я совместными усилиями с двух соверршенно поляррных точек зррения возьмемся за это? А может тогда и найдем ответ и поймем наконец смысл их существования?

— Что же Ггач, я думаю, что это вполне достойное занятие для двух умудгенных философов, и пгинимаю твое пгедложение. Точки згения у нас действительно будет две, и они будут во-пегвых объективные, поскольку ни ты ни я не зависим от людей, более того, твоя жизнь пготекает в живительном эфиге, моя — в не менее плодогодном гумусе, люди же, как погганичные существа, заняли ггань между тем и этим, и пытаются на этой ггани как-то удегживаться и существовать. Именно не жить, а существовать, словно пгимитивные существа. И как ты вегно сказал, наблюдать мы можем за ними с двух точек, хотя нет, даже тгех. Только газреши тебя попгавить — не с точек згения, потому что, как ты навегное уже заметил, у меня нет згения, зато у меня есть слух и нюх, с успехом заменяющие это згение. Итак, суммигуя, что мы имеем для настоящего исследования людей? Одну объективную точку згения, одну точку слуха и одну точку нюха, пгичем геометгически эти точки находятся по газные стогоны от наблюдаемых объектов. Что, ж неплохо, как мне кажется. Что скажешь, Ггач?

– Скажу тебе, что где-то далеко далеко отсюда, кажется возле Галилейского озерра я уже слышал эту шутку о тррех мнениях на двоих, а если серрьезно, то я абсолютно согласен с тобой, мой обонятельный дрруг Кррот. Есть один нюанс, но о нем я скажу потом, а сейчас, поскольку солнце окончательно нас прогррело и мысли наши облеклись в опрределенную форрму, прредлагаю отпрравиться в поиски за инфоррмацией о существах, о которрых мы с тобой прроговорили все это утрро. Гр-ра.

И Грач взмахнул своими прогретыми крыльями, сделал круг над холмиком Крота и полетел, набирая высоту и размышляя над новой идеей. Крот же принюхался, проводил своего нового друга, пока мог уловить волны от взмахов крыльев Грача, и неторопливо стал закапываться в землю.