Интервью об интервью. Беседы об особенностях жанра с его мастерами

Сергей Князев, 2022

Книгу составили беседы с известными отечественными журналистами об особенностях жанра интервью. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дмитрий Быков

Интервью — дело молодых

Дмитрий Львович Быков родился в 1967 г. в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. Работал на радио и телевидении. Лауреат множества литературных премий, полученных за романы «Оправдание», «Эвакуатор», «Орфография», «Остромов, или Ученик чародея» и проч., биографий Б. Пастернака, Б. Окуджавы, М. Горького, В. Маяковского. Преподаёт в московских школах и американских университетах. Признан Минюстом России иностранным агентом.

— Интервью — ваш жанр?

— Я очень не люблю интервью. Мне всегда неловко отрывать человека от дел, договариваться, потом записывать (я всегда работаю без диктофона, потому что он сковывает собеседника, а прятать его мне не позволяет профессиональная этика), потом визировать, постоянно подгоняя (потому что текст нужен в номер, а у собеседника нет времени уточнять формулировки), потом вносить эту правку, потом иногда ещё показывать окончательный вариант… Интервью — дело молодых, у меня почти всегда есть собственные ответы, трудно не навязать их собеседнику, не подтолкнуть его к той формулировке, которая понравилась бы мне… Трудно не подменить собеседника собой. Но поскольку другие жанры более или менее вымерли, интервью остаётся для меня чуть ли не единственной площадкой. У меня есть внутреннее ограничение: я надеюсь после пятидесяти лет интервью уже не брать. Но сначала надо дожить до пятидесяти.

— Используете ли вы какие-то манипулятивные техники, чтобы расположить к себе собеседника, заставить его «проговориться» о каких-то вещах, о которых он говорить не желает?

— Если использую, то бессознательно. У меня есть чёткое правило: не создавать собеседнику дискомфорт. О чём хочет — пусть говорит. О чём не хочет — не надо, но пусть, по крайней мере, объяснит, почему он этого не хочет. Я вообще за максимальную открытость.

— Каким было ваше самое неудачное интервью?

— Понятия не имею. Подставляться, чтобы ещё и себя ругать? Пусть о моих неудачах говорят другие. Удачи — это интервью с Ходорковским, Айтматовым, Гребенщиковым, Акиньшиной, Окуджавой.

— Часто ли бывало так, что вы как редактор издания получаете от сотрудника интервью с ньюсмейкером — но совершенно не то, которого ожидали?

— Бывает. Я всегда с удовольствием такие тексты ставлю в номер. Чем собеседник неожиданней, чем он страннее выглядит, чем полнее раскрылся — тем лучше. Я вообще люблю, когда собеседник говорит или делает то, чего от него не ждёшь. Играешь злого — ищи, где он добрый; расспрашиваешь глупого — ищи, где он умный. Шандыбина многие считали дураком, но о формировании нового советского класса — интеллигентного пролетариата — он говорил так, что нельзя было не восхищаться.

— Кто из собеседников произвёл на вас наибольшее впечатление?

— Дальше всех видел Борис Стругацкий, точнее всех угадывает тенденцию Гребенщиков, лучше всех формулирует Искандер, самые неожиданные трактовки и быстрые реакции у Жолковского, прямее и бесстрашнее всех мыслил Синявский (Марья Васильевна Розанова и сейчас как скажет что-нибудь — так ещё двадцать раз подумаешь, печатать ли). Акиньшина обладает исключительным чутьём, хотя формулирует трудно и окольно. Александр Мелихов — один из глубочайших мыслителей современности, и для меня всегда целебны встречи с ним. Валерий Попов говорит как пишет — «квантами истины» называли его формулировки Вайль и Генис. Гениально говорил — и писал — религиовед Леонид Мацих. Я пытался его расспросить о природе его собственного религиозного чувства, осторожничал, боялся подойти к теме напрямую… Среди всех этих экивоков он вдруг решительно сказал: «Если вас интересует ощущение присутствия Старика, то даже не сомневайтесь».

— В чём принципиальная разница в работе интервьюера на ТВ, радио, в печатных СМИ?

— На ТВ я работал мало, а на радио главное — чтобы диалог был живой. В этом смысле прекрасна бывает, скажем, клоунада Баширова. Но в печати клоунады не видно, там важны мысли, нестандартные ходы, интересные обобщения. Большой мастер этого дела — Константин Райкин, имеющий привычку думать вслух. То, что он говорил мне однажды об эволюции маленького человека от гоголевских типов к подпольным, «достоевским», — меня сначала взбесило, потом озадачило, а потом стало одной из любимых моих мыслей.

— Чего делать интервьюеру ни в коем случае не надо?

— Задавать заранее подготовленные вопросы. Это всегда видно. Подготовить можно первый, а дальше беседа должна выстраиваться сама. Плохо также являться неподготовленным. Впрочем, являться переподготовленным ещё хуже: людям, которые развиваются, причём быстро, — невыносим разговор об их прошлых достижениях. Это на моих глазах раздражало Юрского, Кончаловского — с ними надо говорить о том, что им интересно сейчас. Оба, кстати, кажутся мне людьми исключительного ума — ни один социолог, политолог, футуролог не способен сегодня смотреть так далеко.

— Для кого вы берёте интервью?

— В лучшем случае — для себя. Некоторые мои сомнения могут разрешить только профессионалы — в богословии это Кураев, в психологии Щеглов, в математике Матиясевич и т. д. О некоем обобщённом читателе я стараюсь не думать. Идеальным редактором интервью — умеющим наметить собеседника и не сокращающим главные куски в разговоре — я считаю Юрия Пилипенко, и не зря он возглавляет газету «Собеседник».

— Кого вы считаете лучшим интервьюером в истории журналистики?

— В истории журналистики, вероятно, Трумена Капоте, писавшего лучшие литературные портреты. Случайные, проходные реплики героев в его очерках говорят бесконечно много. Он вообще лучший писатель, когда-либо живший в Западном полушарии. Я никого не могу поставить рядом с ним — ни Фолкнера, ни Хемингуэя, ни Хеллера, хотя бесконечно люблю их всех. Сегодня лучше всех умеет разговаривать с людьми Дмитрий Муратов, но, увы, делает это лишь в случае крайней необходимости. На телевидении отлично работает Дмитрий Губин, которого я вообще во многих отношениях считаю учителем. Владимир Чернов был абсолютным мэтром — хотя в последние годы писал всё больше колонки. Я всегда любовался тем, как работает Маша Старожицкая (Киев). На «Эхе» — вероятно, Марина Королёва. Не люблю интервью Владимира Познера, ибо в них преобладает корректность. Не интересуюсь интервью Соловьёва, ибо в них преобладает внепрофессиональная, идеологическая задача. Не интересуюсь «Школой злословия». Интересуюсь тем, что делает Собчак. Люблю Диброва, ибо ему, как всем самодостаточным людям, действительно интересны другие — он может себе позволить не заботиться о демонстрации себя, о всякого рода доминировании и т. д. И конечно, я восхищаюсь тем, как раскалывает — и любит — собеседника Татьяна Москвина.