Хроника одного побега

Сергей Зверев, 2017

Российские тележурналисты Данила Ключников и Камилла Бартеньева отправляются в Сирию снимать сюжеты на злободневные темы. Там они попадают в плен к главарю одной из бандитских группировок, известному своим зверским обращением с безоружным противником. Но на этот раз бандит не спешит казнить пленников, он собирается предъявить русских журналистов мировой общественности как шпионов президента Асада. На кону – репутация законного правительства Сирии и ее союзников. Отважные репортеры не хотят становиться козырем в руках террориста. Они готовят дерзкий побег, когда в их распоряжение неожиданно попадают сведения, способные кардинально изменить ситуацию…

Глава 2

Бывший кабинет начальника полицейского управления Абу-эд-Духура был просторным. Раньше в нем имелась дорогая обстановка: письменный стол ручной работы, стол для совещаний, мягкие кресла, напольные куранты, мягкие ковры, стены укрывали деревянные панели… Однако теперь от той шикарной обстановки мало чего осталось. Даже панели со стен и те были сорваны, об их прошлом существовании напоминали лишь брусочки, привинченные к кирпичной стене. Повстанцы, устроившие в бывшем полицейском управлении свою базу, не собирались здесь обживаться надолго.

Сабах Сармини втолкнул обкуренного Хусейна Диба в кабинет и строго посмотрел ему в глаза. Командир по-идиотски хихикнул и плюхнулся на потертый диван, притащенный из разбомбленного дома неподалеку.

— Ну, и как ты объяснишь свой поступок? — спросил Сабах, разрядил отобранный у Хусейна пистолет и вернул оружие командиру.

Диб еще раз хихикнул, а потом разразился громким хохотом, словно Сабах рассказал ему смешную-пресмешную историю.

— У тебя с головой непорядок, — Сабах устроился за обшарпанным письменным столом. — Будешь столько дури курить, окончательно слетишь с катушек.

— Я еще в школе курить начал, — Диб забросил ноги на журнальный столик.

— Оно и видно, — брезгливо скривился Сармини, снял очки и старательно протер замшевой салфеткой стекла. — Пока не придешь в себя, говорить с тобой бесполезно.

— Бесполезно, — весело согласился Хусейн и закашлялся.

Сабах выставил на стол саквояж. Диб уставился на него и сделался серьезным.

— Делаешь успехи, — криво ухмыльнулся Сабах. — Уже способен концентрировать внимание.

— Ты не очень-то, — расплывчато пригрозил командир.

Сармини подошел к спиртовке, зажег ее и поставил на огонь джезву. Вскоре в просторном неухоженном кабинете распространился аромат кофе. Этот запах привел Хусейна в чувство.

Он пил из маленькой чашечки круто заваренный напиток, капли которого поблескивали у него в бороде.

— Как прошло? — спросил Диб, покосившись на саквояж.

— Тебя дела начали интересовать? Это еще лучше, — взгляд у Сабаха сделался уже не таким строгим, но в глубине оливковых глаз все еще таились огоньки злости.

Хусейн допил кофе, поставил чашечку на блюдце дном вверх. Сармини неторопливо раскрыл саквояж и высыпал на стол горку тугих пачек денег. Каких только купюр здесь не было: и американские доллары, и евро, и турецкие лиры… Диб даже зацокал языком.

— А я думал — не соберут выкуп.

— Всей деревней собирали. И учти — это выкуп всего за двух мелких турецких торговцев.

— Сколько здесь?

— На эти деньги можно купить триста новеньких, еще в оружейной смазке, автоматов или же автозаправку в пригороде Дамаска, или же бунгало на Кипре. А можно тупо положить в банк… — стал растолковывать Сабах.

Глаза у Хусейна загорелись, он потянул руку к деньгам. Сармини тут же ссыпал их назад в саквояж.

— Во-первых, мы должны заплатить нашим людям. Я понимаю, что хороший воин — голодный воин, но смотря до какой степени голодный. Повстанческих группировок много. Нельзя допустить, чтобы наши люди переходили к другим командирам.

— Я же не против, — пробормотал Хусейн.

И тут взгляд Сабаха сделался предельно жестким.

— А теперь прикинь, сколько ты денег погубил своей идиотской игрой в считалочку.

— Подумаешь, два трупа, — развязно произнес Хусейн.

— Если бы я тебя вовремя не остановил, их было бы куда больше. Ты же не дикий бедуин, не дитя пустыни, ты в школе учился, где тебе математику преподавали. Складывать, множить научился. Если еще раз застану тебя за таким занятием, самому пулю в голову пущу.

— Ладно, проехали, — махнул рукой Хусейн. — За тех, кого я пристрелил, может, нам вообще ничего бы не заплатили. Кто знает? Это как в лотерею играть, один билет выигрышный, а десять пустых.

Сармини покачал головой:

— Если рассуждать, как ты, то лучше вообще не вести никаких дел. Мы с тобой торговцы живым товаром и должны абсолютно точно знать цену того, с чем выходим на рынок. Согласен?

— Согласен, — как эхо повторил Хусейн.

— Тогда скажи мне, сколько стоят те двое русских, которых ты чуть не пристрелил?

Диб беззвучно зашевелил губами, словно считал невидимые деньги, после чего выдал:

— Шайтан их знает. Русских я не люблю, они подонку Асаду оружие поставляют. Зря ты мне помешал на спусковой крючок нажать.

— Ты сейчас не воин, а торговец. А торговцу главное — получить прибыль с продажи товара, — принялся читать курс экономики Сабах. — Для бизнесмена все равно, кто кому помогает оружием. Для него важно только получение денег и больше ничего, никаких дополнительных эмоций. Пока ты в свои идиотские игры играл и портил дорогостоящий товар, я делом занимался.

— Не спорю. Ты деньги привез, — согласился Диб.

— Эти деньги — мелочь по сравнению с тем, что мы можем получить в будущем. Вот, — с этими словами Сабах положил на стол компьютер-планшетник и включил его.

Хусейн с недоверием щурился на планшет, в его понимании компьютер был пригоден лишь для игр и переписки.

— Теперь смотри, — Сабах принялся водить пальцем по экрану. — Я собрал всю доступную информацию по нашим пленникам. Создал базу данных на них. Вот, скажем, французский инженер, заходим на его страничку. Год рождения, недвижимость, которой он владеет, молодая жена, дети от первого брака. Кредиты, страховки, отчисления на пенсию. А вот и фирма, на которую он работает: годовая прибыль, оборот, стоимость активов. К кому надо обращаться за выкупом?

— В первую очередь к семье, как мы и сделали, — убежденно произнес Хусейн.

— Если мы правильно сделали, то почему до сих пор не получили выкуп? — задал встречный вопрос Сабах.

— Жена и дети деньги еще не собрали, — пожал плечами Диб и нервно запустил пятерню в бороду.

— Не собрали, несмотря на то, что мы вдвое уменьшили сумму? — ухмыльнулся Сабах.

— Не выкупить мужа или отца — это позор.

— Не путай наши традиции с европейскими. У них все уже давно живут индивидуально. Эгоисты полные. Дети выросли, обзавелись своими семьями и стали чужими для родителей. Никто деньгами делиться не станет.

— Можно с фирмой связаться, он же на них работает, прибыль приносит. Должны же они его выкупить, — неуверенно проговорил Хусейн, уже понимая, что вновь ошибся. — Не заплатят, мы его пристрелим.

— Ладно, — сжалился над менее сообразительным соплеменником Сармини. — Теперь послушай, что я тебе скажу. Инженеру осталось три года до пенсии. Много он прибыли принесет фирме? Есть у него на работе перспектива?

— Прибыли мало, перспектив никаких, — признался Диб.

— Значит, давить на фирму смысла не имеет. Он для них не ценный работник, денег за него они никогда не заплатят.

— Остается семья, — так и не смог переключить мозги на европейский лад командир повстанцев.

— Дети от первого брака? — Ехидная улыбка появилась на лице Сабаха. — Они на него в обиде за развод с их матерью. Какой смысл им платить? Остается молодая жена? Вот уж к кому следует обращаться за выкупом в последнюю очередь! Ей тридцать два, ему шестьдесят пять. В случае гибели супруга за ней остается их дом в Гренобле и она же получает страховку в триста тысяч евро. Да она спит и видит себя молодой завидной вдовой.

— Пристрелить его надо, зря хлеб жрет, — скоропалительно вынес приговор Диб.

— Инженер — товар, который надо продать, вот только покупателя правильного найти следует, — продолжал ухмыляться Сармини.

— Ты же сам сказал, что он никому не нужен. Пусть подавится страховкой его жена-шлюха.

— Я не говорил, что инженер никому не нужен живым. Я только отмел тех, кто не станет за него платить.

— Тогда я отказываюсь понимать, — развел руками Хусейн. — Жене, детям, фирме он не нужен. Единственное применение — расстрелять на глазах у других пленников, чтобы знали: так будет с каждым, за кого не заплатят. Пусть сами подсказывают, к кому обращаться за выкупом. Буду я еще голову себе ломать.

— Я не просто так базу данных составлял. Не от нечего делать информацию собирал. Ты забыл о страховой фирме, где застрахована его жизнь. В случае смерти они должны выплатить его жене-шлюхе триста тысяч. А теперь подумай, если мы зарядим страховщикам сумму выкупа в двести тысяч, выгодно будет им заплатить нам, а не ей?

— Думаю, начнут торговаться, но на сто пятьдесят тысяч согласятся, — просветлевшим лицом сказал Диб. — Повезло мне с заместителем. Да о таком варианте даже сам инженер не подумал. Головастый ты, Сабах.

— Аллах не обидел — наградил, — самодовольно произнес Сармини.

— Ну, так пошли, прижмем «лягушатника», — оживился Хусейн. — Он трусливый, обмочился сегодня.

— Инженера я только как пример привел, — Сабах продолжал «колдовать» с планшетником. — Чтобы у тебя мозги совсем уж на место стали, я тебе покажу, каких пленников ты сегодня чуть было на тот свет не отправил.

Сармини поднял планшет и развернул экраном к командиру. С фотографии ему счастливо улыбались Данила с Камиллой.

— Русские тележурналисты, работают на один из центральных телеканалов России. Ты знаешь, сколько на этом канале одна минута рекламного времени в прайм-тайм стоит?

— Я же воин, — напомнил Диб.

— Я тоже не только бизнесом занимаюсь, но тем не менее уточнил. И в России не зря учился, язык знаю. Тридцать тысяч долларов за одну минуту показа рекламного ролика. Пока мы с тобой тут говорим, на счет канала уже миллион баксов упал.

— Круто, — занервничал Диб и стал перебирать в пальцах сердоликовые четки. Так за них же можно по миллиону за каждого зарядить.

— Можно, — кивнул Сабах. — Такие деньги они могут выложить. К тому же неучтенных бабок на телевидении проворачивается больше, чем легальных. Взятки, скрытая политическая реклама, кинопроизводство…

— Так давай, звони владельцу, пусть деньги готовит. — Хусейн так воодушевился, что даже вытащил из кармана сотовый телефон.

Сармини упивался своим умственным превосходством над командиром. Хусейн не искал сложных ходов, не выстраивал комбинаций, он предпочитал рубить сплеча. Все его действия просматривались от первого шага до последнего во всей своей незамысловатости. Звонок владельцу — требование выкупа, а затем, в зависимости от результата, освобождение пленников или же их показательная казнь.

— Чего еще ждать? Я сейчас прикажу, чтобы эту парочку притащили сюда, пусть сами красочно и расскажут владельцу о своем положении, — стал поторапливать Диб, теперь его глаза сверкали, как две новенькие десятицентовые монетки.

И вновь Сармини пришлось остудить пыл своего вспыльчивого командира.

— Хусейн, — вкрадчиво произнес он, будто втолковывая неуспевающему школьнику то, что дважды два может быть только четыре, но никак не семь или восемь. — Связываться с журналистами всегда стремно. А тут нам предстоит противопоставить себя целому телеканалу огромной страны, который вещает и на многие другие страны, его смотрят, верят ему сотни миллионов людей по всему миру.

— И что из того? — пожал плечами несообразительный Диб.

— Они мгновенно слепят из нас образ не благородных повстанцев, борющихся с диктатурой семейства Асадов, а террористов, разбойников с большой дороги, похитителей женщин и детей, работорговцев. Что, кстати, почти полностью соответствует правде. У нас мало конкурентов, желающих занять наш сегмент рынка? Несколько конкурирующих отрядов мгновенно объединятся и сметут нас с лица земли под благородной вывеской освобождения журналистов. Даже если этого не случится, подумай, как нам потом оправдываться пред нашими западными спонсорами? Мы погубим свою репутацию. А репутация в бизнесе дорогого стоит.

— Замкнутый круг? Тогда зачем ты мне говорил про огромный выкуп? — не понял Диб.

— Замкнутый круг можно разорвать, — улыбнулся Сабах. — Представь, что мы захватили не журналистов, а российских шпионов, помогающих Асаду. На чьей стороне будет симпатия?

— На нашей. Мы — борцы с кровавым режимом, а они его пособники.

— Дело остается за малым. Российские журналюги должны сами признаться в том, что, коварно прикрываясь неприкосновенностью прессы, на самом деле шпионили в пользу Асада.

— Развязывать языки я умею, — хохотнул Хусейн.

— За десять минут они сами во всем признаются. Имея на руках такое признание, мы навяжем свои правила игры. Только ты постарайся держать себя в руках. Предоставь в основном действовать мне. И еще раз повторяю: еще раз застану тебя с пистолетом в руках за дурацкой считалочкой, делить деньги мы с тобой будем уже по-другому. Я вычту из твоей доли стоимость испорченного товара. Ясно?

— Да все будет нормально, не сомневайся.

— Хочу в это верить. Держи себя в руках и прекрати курить дурь, — Сабах спрятал планшетник в саквояж, затем пристально посмотрел в лицо Хусейну. — Ты слишком беспечно относишься к своей безопасности, — сказал он.

— Меня на нашей базе никто не достанет, — самоуверенно заявил Диб.

— С этим я не спорю. Но на любого человека можно надавить через его родственников.

— Ты о чем?

— Твоя семья по-прежнему на юге?

— Да. Обе жены и дети.

— Их кто-нибудь охраняет?

— Я приставил к ним трех надежных людей, — пожал плечами Хусейн.

— Этого недостаточно. У меня есть информация, что Файез планирует их похитить, — упомянул имя главаря конкурирующего отряда Сармини.

— После того, как я выбил его, безродного исмаэлита, из Абу-эд-Духура, он не отважится на такое, — заявил Диб.

— Схватиться с нашими людьми в открытом бою он не посмеет. А вот совершить подлость — спокойно. Тебе давно нужно было перевести свою семью сюда.

— Ты же сам знаешь, времени на это не было. Думал, обойдется, — уже серьезно обеспокоился Хусейн, все же свою семью он любил. — Информация проверенная?

— Это только слухи, но, зная Файеза, я не удивлюсь, если он похитит твоих жен и детей, — Сабах положил руку на плечо командира. — Я этим займусь, перевезу их в Абу-эд-Духур. Здесь они будут в полной безопасности. Ни один волос не упадет с их голов.