Залетный фраер

Сергей Зверев

Жигану к переделкам не привыкать: сначала Афган, после него – зона, а затем вся его беспокойная жизнь научили Костю Панфилова быть готовым к бою в любой момент. Но хорошо, когда ты один, в себе-то Жиган уверен, а если на руках у тебя малолетняя дочка погибшего друга, за спиной, кроме пары-тройки трупов, еще и свора ментов, жаждущих твоей крови, а помощи ждать неоткуда? Ладно, есть ствол, есть кулак, есть лихая солдатская храбрость, ее-то Жигану не занимать…

Глава 3

Отключив сигнализацию, Михеев забрался в «Вольво» и, подождав, когда его напарник Игорек Бондарович устроится рядом, вытащил из бардачка пачку сигарет.

— Курнем? — предложил он небрежно.

— Курнем! — тяжело вздохнул Бондарович.

Оба они принадлежали к категории тех людей, которые тщательно следят за своим здоровьем — оба почти не курили, пили только по праздникам, каждый вечер проводили в спортзале, два раза в неделю посещали сауну и бассейн. Но сегодня оба они, ярые противники курения, могли позволить себе такую «роскошь», как выкуренная не взатяжку сигарета…

В салоне повисло гнетущее молчание. Бондарович вновь вздохнул, прикурил от автомобильной зажигалки и, выпуская дым, спросил:

— Что будем делать?

Михеев пожал плечами.

— Хрен его знает?.. Искать бесполезно. Он наверняка улизнул из этого квартала. Я бы на его месте давно смылся…

— Но как он нас вычислил? — не отставал Бондарович. — Вроде бы особенно не светились. Я даже не просек, где мы его потеряли. Гад буду, не просек!

Михеев непроизвольно усмехнулся — его напарник был комичен в своей растерянности. Надо же, оказывается, непробиваемому Бондаровичу свойственны нормальные человеческие чувства!

— Что, репетируешь речь перед шефом? — не удержался он от подколки.

— Да какое репетируешь! — Бондарович махнул рукой. — Шефа таким не проймешь. Ему факты нужны. Голые факты, а не оправдания. Когда узнает, что мы потеряли клиента, он нам яйца пообрывает, если толково не объясним, почему!.. Кстати, а что это за мужик? А то сорвали нас с тренировки, приказали ехать на Краснозвездную…

— Да тот самый, что вчера двоих наших загасил. Опытный гад! Знает все болевые точки. И мозгов, похоже, побольше, чем у некоторых!

— На что это ты намекаешь? — угрожающе переспросил Бондарович.

— Что есть, то есть — он обставил нас, как сосунков. Сделал, как детей.

— Да что ты заладил: «сделал», «обставил»… Попадись он мне в открытом бою, я бы его так обработал — живого места не осталось бы!

— А это еще вопрос, кто кого!.. — Заметив, что Бондарович вот-вот сорвется, Михеев примиряюще хлопнул его по плечу: — Ладно, Игорек, проехали! Давай докурим и попробуем еще раз прочесать этот квартал. Вдруг повезет?

— Ага, повезет. Если уж кому сегодня везет, так это нашему клиенту — посмотри, что на проспекте делается! Затесался в толпу, прошел пару километров с демонстрантами и тихонько откололся… Шмыгнул во дворик, и поминай как звали!

— Так, может, во двориках и пошуруем? Транспорт ведь не ходит. Даже метро не работает. А машины у него точно нет — пешкодралом пилит. Такси сейчас тоже не поймаешь. Весь квартал ментами оцеплен…

Поразмыслив пару секунд, Бондарович мотнул головой:

— Хреновая идея! Менты злые, еще нарвемся! Говорят, им перед такими операциями какие-то таблетки выдают, типа «озверина». Глотнул одну — и злость тебя так засасывает, что готов убить даже мать родную.

— Да байки все это! — рассмеялся Михеев. — Ни хрена они не глотают перед «зачистками». А вот эти долбаные митинганты точно ширяются. Да и водочку хлещут для поднятия тонуса…

Он не успел договорить — в оконное стекло постучали. Михеев и Бондарович тут же повернулись на стук и увидели милиционера в камуфляже. Судя по его решительному виду, мент подошел к ним не для того, чтобы стрельнуть сигарету.

Опуская стекло, Михеев миролюбиво спросил:

— В чем дело, командир?

— Документы! — рявкнул тот. Похоже, дружелюбный тон сидящих в машине не произвел на него никакого впечатления.

Переглянувшись с напарником, Михеев протянул в окошко водительские права.

— Пожалуйста!

Забрав документы, но даже не взглянув на них, мент скомандовал:

— Оба вышли из тачки!

— Что-то не в порядке? — невинно поинтересовался Михеев. — По-моему, командир, скорость мы не превышали. Припарковались там, где положено. Сидим в машине, никого не трогаем…

— Кому сказал — быстро вышли!.. Хотите схлопотать по пятнадцать суток?

Тяжело вздохнув, Михеев протянул «блюстителю порядка» свое служебное удостоверение. Пока тот тупо всматривался в красные корочки с золотистым гербом, а затем, открыв удостоверение, долго вчитывался в мелкий шрифт, Михеев едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Он был уверен, что через секунду-другую боевой настрой мента сойдет на нет, и ждал этого момента с воистину садистским наслаждением.

— Особый отдел Комитета государственной безопасности… — вслух прочитал милиционер. — Капитан Михеев… — И тут же, словно по мановению волшебной палочки, его правая рука поползла вверх, и он, щелкнув каблуками, отдал честь сидящим в машине. — Товарищ капитан, уезжайте отсюда! — произнес он совершенно иным тоном — сладко-угодливым. — Здесь опасно — машину могут разбить!

Забирая права и удостоверение, Михеев язвительно заметил:

— Моя милиция меня бережет…

— Разрешите идти? — дрожащим голосом уточнил мент.

— Свободен.

Дважды повторять не пришлось — сунув резиновую дубинку под мышку, мент почти вприпрыжку помчался прочь от машины.

— Дерьмо, — сквозь зубы выругался Бондарович, провожая взглядом плотную фигуру в камуфляже. — Ему что, демонстрантов мало? Силу некуда девать?..

— А ты говоришь — «озверин»! Видел, как сдрейфил, когда я показал ему свое удостоверение?..

— Видел! Так и хочется припечатать его жирную харю к асфальту!

— Что, кулаки чешутся? — Михеев открыл дверцу. — Ладно, пошли разомнемся на демонстрантах… Чай, не всех еще разогнали?

* * *

Константин смутно помнил события, предшествовавшие его появлению в этом душном, до предела заполненном людьми учебном классе районного управления милиции.

Точно он знал лишь то, что там, во дворе, все-таки успел спросить, как зовут светловолосую журналистку.

— Женя, — с трудом ворочая губами, прошептала девушка.

«Где-то я уже слышал это имя… — подумал тогда он. — И фамилия Томашевская вроде бы знакомая… — И вдруг его словно током ударило: — Это же Полинина подруга!»

Ткнув пальцем в портрет, он на всякий случай уточнил:

— Это кто?

— Полина…

— Дегтяренко?

— Да…

— Ты знаешь, где она? — Кажется, в этот момент он даже начал трясти Женю.

Но что та ответила — «да» или «нет», и ответила ли вообще, Константин, как ни старался, вспомнить не мог. Он помнил лишь резкую боль в затылке — кто-то с разбегу пнул его в голову ребром подошвы ботинка. Удар был настолько сильным, что глаза едва не выскочили из орбит. Находясь в неудобной позе, на корточках, спиной к нападавшему, он не мог оказать достойный отпор. Более того, не удержав равновесия, перевалился через Женю и растянулся на земле. Понимая, что время играет против него, попытался быстро вскочить, отталкиваясь от земли руками. Но подняться не дали. Правую руку подсекли сразу же, ладонь левой вдавили в землю каблуком, а потом последовал мощный удар по почкам, после которого он оказался в еще более неудобном положении — лежащим на спине.

— На, сука, получай! — Опустившаяся откуда-то сверху дубинка угодила прямо в голову. Вслед за этим ударом посыпались другие, теперь уже с разных сторон.

Сколько человек на него навалилось, Константин осознавал с трудом. Похоже, их было трое. Точно — трое. Они трудились над ним с упорством мясников, разделывающих тушу кабана. Он должен был встать. Только так можно было уравнять силы или, по крайней мере, не позволить превратить себя в кровавое месиво.

Отказавшись от сопротивления и принимая удар за ударом, он сосредоточил все свои усилия на одной-единственной цели — подняться на ноги. И добился бы своего, не приди на помощь окружившим его ментам их дружки-шакалы. Подскочив сзади, один из них со всего маху опустил на его голову пластиковый щит. Посыпались мелкие осколки, а потом еще кто-то жестко захватил его горло рукой, не давая пошевелиться. Растерявшаяся было троица, словно воронье, с еще большим остервенением набросилась на него. Одного из них Константин сумел откинуть ногой, но тут же получил несколько парализующих ударов кирзовыми ботинками в пах и вновь оказался на земле. Перед глазами замелькали шлемы с пластиковыми забралами, щиты, дубинки и все те же пышные черные усы.

— Получай, сука!.. Мочи его!.. Дай, я врежу!.. Сдохнешь тут!.. — проносилось в воздухе.

Несмотря на угрозу убить, били грамотно. Так, как это умеют делать только менты, — чтобы потом нельзя было снять побои: в пах, по почкам, по голове. Но, видимо, переусердствовали.

— Кончайте! — донеслось откуда-то издалека. — Смотри, как засопел. Еще сдохнет. Давайте в машину.

Как его подхватили под руки и ноги, а потом куда-то поволокли, Константин не почувствовал, скорее, понял. Потом его швырнули на что-то мягкое. С трудом приоткрыв глаза, он понял, что находится в салоне «уазика». К нему вновь вернулись ощущения, и он почувствовал, как ладонь утонула в чем-то водянистом и теплом — на резиновом коврике растеклась лужица крови.

«Чья это кровь?» — Он непроизвольно отдернул руку и только потом осознал, что лежит на человеке. Прямо под ним на полу, между сиденьями, в нелепой позе распластался пожилой мужчина с разбитой головой. Похоже, он не дышал и кровь на полу — это была его кровь.

«Ему нужна срочная помощь!» — первое, что пришло в голову Константину.

Но в следующее мгновение сверху навалился кто-то крупногабаритный и невероятно тяжелый. Как потом оказалось, это был тот самый бородатый дедок, вступившийся за Женю. Вот так, как дрова, их и увезли с того злосчастного двора.

Журналист Ершов, кажется, так звали дедка, пришел в себя быстрее всех. Поднялись и остальные. В том числе и «мертвец». Однако, судя по пепельному лицу, состояние его все еще оставалось критическим. Впрочем, удивляться тут было нечему — человек потерял столько крови! Заявление Ершова о том, что драматургу (так назвал «мертвеца» сам Ершов) нужна помощь, было встречено свирепым матом и взмахом дубинки. Но достигла она Ершова лишь однажды. Ударить во второй раз сидевший рядом с водителем мордоворот не решился. Он правильно понял, что на этот раз нарвется на ожесточенное сопротивление, и не только со стороны Ершова. Журналист же, почувствовав себя увереннее, понес какую-то чушь о правах человека.

«Неужели ты и в самом деле веришь в то, что говоришь?» — хотелось спросить у него.

На лице же тупорылой свиньи в шлеме, сопровождавшей их, было написано другое: «Мы вас мочили, мочим и будем мочить!» Вдобавок, он еще и загибал пальцы при каждом произнесенном слове, типа «права человека», «демократия», «справедливый суд», явно не понимая их и потому считая личными оскорблениями.

Полчаса проколесив по городу, их наконец отвезли на окраину. Однако вышедший навстречу офицер местного отделения напрямую послал мордоворота ко всем чертям, пояснив, что у них и так перебор, что их «заманало заниматься херней» и что их дело — «ловить преступников, а не журналистов».

Зачислив и его в свои личные враги, мордоворот презрительно сплюнул и направил машину сюда, в центральное отделение, которое принимало демонстрантов без всяких ограничений.

У всех задержанных отобрали документы, а минут через пятнадцать стали вызывать куда-то по одному. Дошла очередь и до Константина. Его отвели в кабинет неподалеку. В комнате было необычайно светло. За столом сидели люди в штатском. Среди них выделялась девушка с длинными прямыми волосами, в кожаной куртке и почему-то в короткой юбке.

То, что перед ним гэбэшники, Константин определил сразу. Но дама… С таким прикидом, как у нее, хоть на панель…

«Неужели пронюхали, а заодно и свидетельницу притащили?.. Или осведомительницу? — промелькнуло у Константина в голове, но он тут же возразил себе: — На хрен я им, когда здесь такое творится?»

— К стенке! — скомандовал мужик, сидевший посередке, видимо, старший по званию.

Константин по старой зоновской привычке отвернулся к стене и поднял руки над головой. Однако его тут же окликнули:

— Лицом сюда!

— А я-то уж подумал, что вы прямо здесь всех и расстреливаете, — с иронией отозвался он и, опустив руки, развернулся.

Однако на его слова никто не среагировал. Вместо этого в лицо ударил свет и зажужжала камера.

— Повернитесь налево, — повторил тот же голос.

«Пару снимков для досье… — догадался наконец Константин. — Похоже, мое положение усложнилось до предела. Теперь им только останется сделать запрос в московскую ФСБ и… Впрочем, чего я переживаю? Если они и дальше будут действовать по сценарию тридцать седьмого, отсюда прямая дорога — на Колыму…»

Это была шутка, но он даже не улыбнулся своим мыслям. Не хотелось. Он был почти уверен в том, что произошла какая-то несусветная катастрофа и мир в одночасье перевернулся с ног на голову. Или его, Константина, перевернули? Наверное, поэтому его и подташнивало.

Общение с гэбэшниками закончилось гораздо быстрее, чем он мог предположить. Ему не задали ни одного вопроса. Просто кивнули сержанту, и тот вывел Константина за дверь. А потом отвел назад в учебный класс, в котором за эти несколько минут произошли необычайные перемены. Из прежней шумно-мрачной толпы в классе осталось не больше тридцати человек. Все они молча сидели за столами и напоминали первоклассников. Перед ними на месте учителя восседал капитан.

«Похоже, маразм крепчает», — горестно вздохнул Константин и присел за стол. Его соседом оказался узкоглазый парень в белой куртке, с заплетенными в косичку длинными черными волосами.

— А где люди? — поинтересовался Константин.

Но парень лишь развел руками:

— Я плохо говорит по-русски.

— Откуда же ты тогда такой?

— Я приехат Джапан.

— Да японец он, — обернувшись, пояснил сидевший впереди лысоватый мужчина. — Они в радиусе четырех километров всех подмели.

«Значит, не я один такой!» — Радоваться этому обстоятельству или нет, Константин не знал, но на душе стало спокойнее. А еще он обратил внимание на то, что почти все задержанные ведут себя так, будто оказались в привычной обстановке. Никто не нервничал, не суетился. Лишь однажды заволновались, когда одному из арестованных стало плохо и он повалился под стол. Капитан держался минут десять, но, поняв, что возмущение вот-вот готово перекинуться в восстание, позвонил своим, а потом объявил, что «Скорая» уже в пути. Но когда за окном замигали маячки, больного вызвали на допрос и продержали там до тех пор, пока «Скорая» не укатила. Потом под руки привели и усадили на прежнее место.

Константину так и не суждено было узнать, что произошло дальше, — заглянувший в комнату лейтенант назвал его фамилию…

…Сидевший в кабинете на третьем этаже рыжеволосый капитан встретил его добродушной улыбкой.

— Заходите. Садитесь, пожалуйста. Может, позвонить родным желаете? — Он снял трубку и тут же положил ее на рычаг. — Черт, линия что-то барахлит. Но, думаю, скоро поправят. — Внимательно изучив данные его паспорта, уточнил: — Москвич?

— Москвич, — кивнул Константин. — Надеюсь, хотя бы вы поясните, по какому праву я задержан? Причем так грубо.

— Ну, люди у нас, как везде, разные работают, — улыбнулся капитан. — А насчет задержания… Не я вас задерживал. Я ничего не знаю. Может, вы и правы. Придут те, кто вас задержал, тогда и разберемся. Если переборщили, извинятся. А пока подпишите вот это. — Он взял из лежавшей на краю стола стопки верхний листок и, вписав фамилию, протянул его Константину. Потом подал ручку.

Это был протокол о задержании, согласно которому выходило, что Константин якобы в нетрезвом виде двигался по проезжей части, орал благим матом антипрезидентские и антироссийские лозунги. Потом вместе с группой радикально настроенных молодых людей отправился к российскому посольству и швырнул в него пару-тройку камней. На предупреждения милиции не реагировал. При аресте оказал сопротивление, оборвав милиционерам погоны и пуговицы. А в довершение нанес служителям правопорядка физические повреждения…

— Вы ничего не перепутали? — Константин искренне не знал, смеяться ему или плакать. — И сколько же мне за это грозит?.. Лет пять?

— Всего лишь десять-пятнадцать суток или штраф, — вполне серьезно ответил капитан и по-дружески посоветовал: — Лучше подписать. Думаю, сейчас вас и отпустят. А завтра нужно будет явиться в суд. Вот там все и расскажете.

— Да пошли вы! — Смяв листок, Константин швырнул его на пол. — Это же полная ахинея! Вы что, бандитов в милицейской форме выгораживаете? Это не я их, это они меня избили. И какие камни?.. Какое российское посольство?! Оно что, в ГУМе находится? Не надо делать из меня идиота. Я ведь даже не белорусский подданный. Я — россиянин!

Капитан и ухом не повел. Хладнокровно взял новый листок, вписал в него фамилию и положил на стол перед Константином.

— Можете не подписывать, но… В таком случае, как минимум, неделю будут устанавливать вашу личность, еще неделю искать адвоката. Все это время вы будете находится под арестом. Вам это надо?

— Ладно, — уступил Константин. — Что я должен сделать?

— Вы должны написать, что изложенные факты подтверждаете, — повеселел капитан. — Вот здесь, — он ткнул пальцем в листок, — под подписями свидетелей.

Естественно, брать на себя весь этот бред Константин не собирался и под закорючками сержанта Сороки и прапорщика Торганова вывел:

«Факт задержания подтверждаю».

Выхватив листок, капитан, не глядя, спрятал его в папку.

— Документы и другие вещи останутся у нас. Сейчас вас проводят.

За дверью Константина ждали двое. Они и вправду повели его в сторону вестибюля, но, проводив до крыльца, не раздумывая, толкнули в узкий живой коридор из ментов с дубинками, который вел прямехонько к распахнутой дверце кунга с зарешеченными окнами.

Капитан соврал. Отпускать его на свободу никто не собирался.

* * *

Судя по аккуратному зданию, чистой лестнице и до блеска натертым полам в коридоре, к подобным заведениям относились в этом городе с особым трепетом. По всему было видно, что охрана «работала» с задержанными не покладая рук. А может быть, народ попадался покладистый, исполнительный. Но Константин сделал свои выводы.

«Вряд ли нормальный зэк, находясь в СИЗО, возьмет в руки швабру и щетки и уж подавно не станет чистить парашу, — рассудил он. — Мент с тряпочкой — и вовсе персонаж из анекдота. Выходит, потрудились такие, как эти. — Он оглядел неровную шеренгу, выстроившуюся у дежурки. — А лица-то не тупые. Студенты, инженеры, журналисты… Ну что ж, браво местным ментам! Они нашли достойное занятие для своей интеллигенции. Короче, воплотили заветную мечту советского работяги — всех ученых мордой в парашу! Вот только что здесь делаю я?..»

Это был непростой вопрос, и Константин понимал, что пройдет еще немало времени прежде, чем он сможет на него ответить.

Кто-то впереди шеренги пожаловался на головную боль, на что получил достойный ответ:

— Голова не жопа, на ней не сидеть.

Больше уже никто ни на что не жаловался. Проведя перекличку (и откуда они успели узнать фамилии?), всех задержанных разбили на две группы. Женщин и девушек — их было всего пятеро — куда-то увели, а мужчин всем скопом сунули в одну-единственную свободную на этом этаже камеру. Остальные помещения, по словам заправлявшего всем «базаром» майора, уже были заняты такими же правонарушителями, как и вновь прибывшие.

Параша, находившаяся справа от двери, оказалась и в самом деле вычищенной до блеска. Это можно было увидеть даже при тусклом свете слабой лампы. Сразу же выстроилась очередь из жаждущих справить нужду. Остальные, более мудрые, заняли места на пролегавшем от стены до стены деревянном топчане. Он занимал почти половину помещения, тем не менее не смог вместить всех желающих.

Человек двенадцать задержанных, в том числе и Константин, принялись усердно курить. Благо, сигареты у них не отняли. Народ, вначале хмурый и подозрительно настроенный друг к другу, постепенно разговорился. Сначала несмело — опасались «шестерок». Но вскоре, осознав, насколько глупо искать стукача среди этих одинаково изможденных, а то и откровенно побитых лиц, заговорили громче и увереннее.

Всем было интересно, кто и каким образом сюда попал. Оказалось, что «набор добровольцев» шел в двух местах: одни попали сюда из злополучного сквера Дзержинского, других задержали в районе Театра оперы и балета, там, где начинался митинг. Как по роду занятий, так и по возрасту публика подобралась самая разношерстная. В основном студенты — молодые, горячие и неравнодушные. Было немало и таких, как, например, пожилой толстяк в тапочках. Его взяли у мусорного контейнера как раз в тот момент, когда он собирался опрокинуть ведро. Еще один «преступник» выгуливал во дворике свою собаку.

В этот день все отделения милиции были заполнены под завязку, и многих, как и Константина, сначала прокатили по всему городу, а уж потом пристроили сюда. Поговаривали, что к восьми часам вечера задержали человек триста, но аресты все еще продолжались. Когда они закончатся и закончатся ли вообще — этого никто не знал.

— Прилягте, — Константин почувствовал, как кто-то легонько потянул его за рукав.

Обернувшись, увидел коротко стриженного паренька, на вид не старше шестнадцати. Тот взглядом указал на пустующее место у стенки и, как бы извиняясь, добавил:

— Я-то молодой, еще высплюсь.

«Ну вот, уже и в старики записали, — Константин воспринял это предложение не иначе как оскорбление, но потом подумал: — А может, он и прав? Ведь то, что для него романтика, для меня — напряг. Он готов воевать со всем миром, доказывая свою правоту, я же с голой пяткой на танк уже не полезу…»

Впрочем, чувствовал он себя и вправду неважно. Поблагодарив парня, забрался на топчан и прилег у стены.

За узкими окнами, расположенными у самого потолка, начало смеркаться. Забывший было о ментах народ, проголодавшись, вновь начал поминать их недобрым словом.

— Неужели, сволочи, даже чаю не дадут? — отчаянно воскликнул кто-то, после чего в камере наступила гробовая тишина.

О еде, как о чем-то самом интимном, сейчас никому не хотелось говорить вслух. Каждый вспомнил о своем доме, о семье, о работе.

— Ребята, если кому надо брюки пошить, обращайтесь, — послышался из дальнего угла сиплый голос. — Обслужим без очереди. Ателье на Берестянской. Вы только спросите Сергея Александровича.

— А я на стройке прорабом вкалываю, — подхватил сосед Константина, сутулый мужик лет сорока пяти. — Слышали про ледовый дворец? Вот его и строим. Давайте ко мне в бригаду. А то мои пофигисты уже достали. Только и умеют, что водку жрать. Даже поговорить с ними не о чем. А вы, я смотрю, хлопцы толковые…

Естественно, шить брюки и устраиваться на стройку никто не собирался, тем не менее все почувствовали какое-то внутреннее родство и уважение друг к другу. Обладатели «фешенебельных» мест уплотнились, выкроив пространство для тех, кому до сих пор пришлось куковать на своих двоих. Однако человек десять по-прежнему остались стоять. Нашелся выход и из этой ситуации — места на топчане решили перераспределять через каждые три-четыре часа, чтобы все могли хотя бы немного поспать.

Таким образом, паренек, уступивший Константину место, вскоре вновь оказался рядом с ним.

— А вы где работаете? — поинтересовался он.

— Вообще-то, я из Москвы, — не стал лукавить Константин. — Вчера приехал и, как говорится, с корабля на бал.

— Москвич, что ли? — не поверил парень.

Константин кивнул. Но если бы он знал, какую реакцию вызовет его признание, наверняка промолчал бы.

— Ребята, с нами москвичи! — завопил паренек, и Константин тут же стал центром всеобщего внимания.

Первым подключился к разговору прораб со стройки.

— Ну, не ожидал, не ожидал… — замотал он головой. — Настоящий мужик! Выйдем отсюда, я проставляю. Меня Гришей зовут, — он протянул руку и крепко сжал ладонь Константина. — Уважаю таких, как ты.

— Как тебе наш батька?.. Неужели вы в Москве не видите, что здесь творится?.. — послышались другие голоса. — Это правда, что в Беларуси обкатывается путь, по которому пойдет Россия?.. Как там у вас зарплаты?.. Продукты дорогие?..

Константин не собирался устраивать здесь пресс-конференцию, но проигнорировать сыпавшиеся со всех сторон вопросы было невозможно.

— Одно могу сказать точно, — устало проговорил он. — Лично мне все это не нравится.

Сосед-паренек, видя, что взятый им под опеку москвич совсем плох, решительно прекратил базар.

Вскоре Константину удалось заснуть, однако остальные задержанные еще долго говорили про Москву, про Россию…

* * *

Окна кабинета полковника Бушенкова, главы особого отдела КГБ, по странному стечению обстоятельств выходили как раз на сквер Дзержинского. Приоткрыв жалюзи, полковник несколько мгновений осматривал идеально подметенные дорожки, свежевыкрашенные скамейки, рядом с которыми возвышались необычные по дизайну мусорницы. Даже не верилось, что еще два часа назад в сквере происходила самая настоящая бойня — демонстранты, вооружившись камнями и палками, сдерживали натиск спецподразделений милиции. В результате мусорницы были выдернуты с корнем, скамейки повалены, а на бетонированных дорожках виднелись пятна крови. Но не прошло и двух часов, как сквер превратился в объект образцового порядка — дворники, собранные со всего района, потрудились на славу. Даже кровь вычистили и скамейки покрасили, что было совсем в диковинку…

Полковник Бушенков потер уставшие от бессонницы глаза, вытащил из пачки сигарету, повертел ее в тонких пальцах и лишь после этого окинул взглядом своих подчиненных. Михеев и Бондарович стояли перед ним, вытянувшись по стойке «смирно» — грудь колесом, носки раздвинуты, ноздри раздуваются, как у породистых лошадей перед скачкой. Да, в его отделе парни подобрались с отменной фактурой — высокие, розовощекие, с пламенными взглядами. Отдашь приказ броситься в колодец — прыгнут не задумываясь. Скомандуешь: «Огонь!», начнут палить без разбора. Дашь распоряжение кого-то из-под земли достать, воспримут его буквально — начнут рыть землю носом…

«Образцово-показательные дебилы! — не без раздражения подумал полковник и тяжело вздохнул. — Только и умеют, что кулаками махать. А вместо мозгов одна мякина!»

Впрочем, перекладывать вину на кого-то другого было глупо — всех парней в свой отдел он отбирал сам. Предпочтение, конечно же, отдавалось тем, у кого коэффициент умственного развития был ниже среднего. Такие, по мнению полковника Бушенкова, более предсказуемы и легко управляемы. Они не станут обсуждать приказы, а ради того чтобы заслужить благосклонность начальства, пойдут на все.

И вот теперь пришло время пожинать плоды своего труда. Оказалось, что, кроме тупого усердия да развитой мускулатуры, его подчиненные ничем не могут похвастаться. Они совершенно не умели импровизировать и принимать молниеносные решения. Запрограммированные на убийство роботы, да и только…

Выдохнув сизый дым, Бушенков закашлялся и потянулся к чашечке холодного кофе. Михеев и Бондарович продолжали тупо пялиться прямо перед собой. Полковник тянул паузу не для того, чтобы дать возможность подчиненным прочувствовать глубину их проступка. Эти все равно ни черта не прочувствуют — деревянные, как свежевыструганные табуретки. Просто ему самому надо было собраться с мыслями и хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Решить, в конце концов, стоит ли тратить силы и энергию на залетного мужика?

Сутки назад двое парней из отдела Бушенкова попали в больницу с серьезными травмами: на них напал неизвестный мужчина. Все бы ничего, но этот мужик, непонятно каким образом проникший на явочную квартиру КГБ, стал свидетелем сверхсекретной операции. Но, как ни странно, не стал поднимать шума. Бушенков лично проконтролировал все звонки, поступившие в тот вечер на «02», — никто из звонивших не упоминал об убийстве, случившемся на Краснозвездной.

Пострадавшие Шкурко и Садовничий, выполнявшие это секретное поручение, были так шокированы произошедшим, что не смогли толком описать нападавшего. Пока Бушенков колебался — объявлять или не объявлять неизвестного в розыск, тот сам появился на Краснозвездной. К нему был приставлен «хвост» — Бондарович и Михеев. Однако слежка ни к чему не привела — не прошло и часа, как парни потеряли клиента.

Столь явный непрофессионализм подчиненных наводил на неприятные размышления. Именно поэтому Бушенков, несмотря на позднее время, пожелал лично встретиться с провинившимися и попытаться разобраться в причинах произошедшего. И вот теперь, глядя на стоявших перед ним Бондаровича и Михеева, он понимал, что затеял все это зря. Достаточно было прочитать рапорт, который эти двое «сыскарей» положили ему на стол несколько минут назад. Пробежав глазами по строчкам, Бушенков схватился за голову — парни не только делали орфографические ошибки в простых словах, но и не умели связно излагать свои мысли…

— Когда, по-вашему, он заметил слежку? — наконец разжал губы полковник, нервно туша сигарету в пепельнице. — Бондарович, твое мнение!

Бондарович, ярко выраженный блондин с коротким вздернутым носом, щедро осыпанным веснушками, заметно напрягся.

— Думаю, когда из такси вышел! — по-военному отчеканил он.

— Расслабься, ты не на параде! — прикрикнул на него Бушенков и перевел взгляд на Михеева, который как две капли воды был похож на своего напарника, только на полголовы ниже. — Согласен?

— Согласен! — кивнул тот.

— Садитесь, — устало махнул рукой Бушенков. — А то как будто аршин проглотили… Смотреть противно.

Михеев и Бондарович почти синхронно опустились на диван. Под тяжестью их двухметровых тел диван прогнулся и жалобно заскрипел.

— Давайте прогоним все еще раз с самого начала! — Бушенков опустил глаза в рапорт, лежащий перед ним на столе. — Значит, сегодня в одиннадцать тридцать поступил сигнал, что интересующий нас объект вновь прибыл на Краснозвездную, четырнадцать. Так? — Он посмотрел на Бондаровича.

— Так! — кивком подтвердил тот.

— Вы выехали на место и застали его в тот самый момент, когда он выходил из подъезда. Это было в двенадцать сорок две. Объект, ни с кем не входя в контакт, проследовал до ближайшей остановки такси и сел в машину под номером «5714 ММ». Таксиста нашли?

— Он сказал, что клиент попросил отвезти его на улицу Чкалова, но по пути передумал — вышел у ГУМа, — оттарабанил Михеев.

«Из этого следует, что он засек вас, дебилов, еще по дороге! — мысленно усмехнулся Бушенков. — А попросил остановиться у ГУМа, потому что знаком с азами сбрасывания „хвоста“ — уйти от слежки легче всего, затерявшись в толпе… Да, не нравится мне этот залетный, ой как не нравится!»

— Дальше вы проследовали за ним в ГУМ и потеряли его на втором этаже, в секции мужской одежды. Как впоследствии оказалось, объект, прибегнув к помощи продавщицы, купил себе новую одежду и скрылся в неизвестном направлении… Вы хоть сфотографировать его успели?

— Успели! — кивнул Михеев. — Там, в рапорте, имеется фотография… Мы даже предъявили ее для опознания Садовничему и Шкурко. Оба подтвердили, что именно этот мужик напал на них вчера вечером…

— Напал?.. — Бушенков презрительно скривился. — Пусть радуются, что он их только измордовал, а не убил… Кстати, как они? Очухались или все еще в себя прийти не могут?

Бондарович и Михеев дружно заржали.

— Очухались… — принялись рассказывать наперебой. — Шкурко в гипс закатали по самые пятки, а у Садовничего яйца распухли так, что…

— Отставить! — сквозь зубы процедил Бушенков.

Парни недоуменно примолкли. А полковник, в который раз за время этого разговора, подумал, что с подчиненными ему здорово «повезло».

— Значит, вы упустили его в ГУМе… Что конкретно предприняли, чтобы найти его по горячим следам?

— А как его отыщешь, в такой толчее? — вздохнул Михеев. — Аккурат в то самое время проходил санкционированный митинг оппозиции. Народу пришло — тьма. Он, видно, в толпе затерялся… А потом не до него стало. В сквере Дзержинского эти козлы камнями стали бросаться. Пришлось вмешаться…

— Значит, вместо того чтобы заниматься поисками вверенного вам объекта, вы стали помогать милиции наводить порядок? — с угрозой в голосе уточнил Бушенков и изо всех сил стукнул кулаком по столу. — Вы что, совсем из ума выжили?..

Бондарович и Михеев, как по команде, опустили головы и принялись изучать носки своих начищенных до блеска ботинок. Оба были бледны и угрюмы, но явно не врубались, по какой причине полковник вышел из себя.

Глядя на их коротко стриженные макушки, Бушенков вздохнул — что толку орать на этих недоделанных? Надо принимать их такими, каковы они есть, и строить свои планы исходя из имеющихся фактов.

— Ну хоть личность его установить удалось?.. — смягчив тон, спросил он.

— В нашей картотеке он не значится, — не поднимая глаз, ответил Михеев.

Ни слова не говоря, полковник снял телефонную трубку.

— Аринин все еще на месте?.. Пусть зайдет ко мне.

Михеев и Бондарович настороженно переглянулись. Бушенков знал, что они недолюбливают капитана Аринина, занимавшего в их отделе должность штатного аналитика, и за глаза называют его «белой вороной», «маменькиным сынком», «бездельником». При желании Бушенков мог бы поставить этих зарвавшихся хамов на место, но не считал нужным делать это. Здоровая конкуренция в отделе, по его мнению, была одной из составляющих успеха…

Аринин появился через три минуты — стройный, подтянутый, одетый с иголочки и с неизменной улыбкой на тонких губах.

— Вызывали? — спросил он, аккуратно прикрыв за собой дверь. На своих коллег, сидевших на диване, он даже не глянул. Похоже, неприязнь была обоюдной.

— Иди сюда… — Бушенков перелистал рапорт и, отыскав фотографию неизвестного, протянул ее Аринину. — Нужно установить личность этого человека.

Несколько секунд Аринин всматривался в снимок, а затем уточнил:

— На него есть какие-нибудь данные?

— Он не местный. Судя по говору, из России. Приехал к нам недавно. Владеет приемами борьбы. Невооружен… Ушел из-под наблюдения наших сотрудников вчера днем… Хитер, изворотлив, быстрая реакция… Ну, что еще? За время наблюдения ни с кем в контакт не вступал.

— В каком конкретно месте его потеряли? — спросил Аринин, продолжая разглядывать фотографию.

— Рядом с ГУМом примерно в час дня. Предположительно влился в ряды демонстрантов.

— К какому сроку требуется установить его личность?

— Чем быстрее, тем лучше… Завтра часам к двенадцати сделаешь?

— Постараюсь, — кивнул Аринин. — Разрешите идти?

— Иди!

Когда капитан вышел, Бушенков переключил свое внимание на Бондаровича и Михеева, весь разговор просидевших тихо, как мыши над крупой. На их абсолютно непроницаемых физиономиях не отражалось ни единой эмоции.

«Твою мать, ну и что же мне с ними делать?.. — подумал с тоской. — Только и умеют, что демонстрантов избивать да оппозиционеров к стенке ставить… А как надо чуток пошевелить мозгами, сразу пас… Может, послать их на военные сборы? Пусть оттачивают мастерство своих кулаков…»

Но в то же самое время Бушенков прекрасно осознавал, что без таких людей, как Бондарович и Михеев, его отдел не заслужил бы определенную репутацию в высших эшелонах власти. Умники на то и умники, чтобы разрабатывать комбинации, а всю грязную работу приходится выполнять таким вот дебилам. Разве заставишь умника заниматься «чистками» населения от инакомыслящих?.. Или прикажешь ему не только хитрый план придумать, но и самолично убрать неугодного политика? Да он, сплошь и рядом начитанный, тут же вспомнит тридцать седьмой год, сопоставит факты и сделает малоприятные выводы. Глядишь, чего доброго, переметнется на сторону противника и направит весь свой нестандартный ум против своих же коллег…