Другие. Боевые сталкеры

Сергей Зверев, 2013

Скрываясь от правосудия в Другой Чечне, параллельном мире, в который можно попасть только через Тоннель Времени близ села Ведено, предатель полковник Ждан случайно «проваливается» в советское прошлое – в 1959 год. Следом за ним отправляются спецназовцы майора Стольникова, которым приказано во что бы то ни стало найти и уничтожить полковника. Ждан понимает, что уйти от элитных бойцов не получится, и ему в голову приходит коварный и хитроумный план. Он решает убить отца Стольникова, здесь, в прошлом. Тогда майор спецназа не родится, и преследовать его будет некому…

Глава 2

Его кто-то отрывал от старлея, отрывал настойчиво, но он упрямо держал офицера одной рукой за клапан кармана, разбухшего и пропитавшегося кровью, а второй намертво сжимал его воротник.

И все-таки их расцепили. Двое каких-то мужиков в странной пятнистой форме подняли старлея, отнесли на обочину.

Сержант встал, поднял «ППШ», направил в сторону исчезнувшей за поворотом «Победы» и опустошил магазин.

— Не нужно, — сказал кто-то, укладывая на автомат сильную руку. — Уже не достать.

Сержант дошел до будки, сел на ступеньку, посмотрел на кровавое пятно у самого края дороги и положил голову на руки. И заплакал.

Забрав у сержанта автомат, Стольников быстро отомкнул диск, посмотрел в его нутро и чертыхнулся. Хотел кинуть и то и другое себе под ноги, но потом, бросив последний взгляд на сержанта, передумал. В два шага приблизившись к «ЗИС-110», он бросил оружие на заднее сиденье.

Двигатель машины ревел, как разбуженный медведь. Гнаться на «ЗИСе» за «Победой» было занятием бесполезным. Вероятно, бензобак машины заправляли бензином, который изготавливался кустарным способом.

— Ты посмотри, а? — изумлялся он, глядя на Жулина. — Это когда же они начали бодягой машины заправлять? В пятидесятых — пожалуйста, в двухтысячном — пожалуйста! Ты понимаешь, с какого времени у них здесь нефть воруют?

В будке трещала радиостанция.

— Солейкин, Солейкин, почему не докладываете?..

Жулин прошел в будку и накинул наушники себе на голову:

— Внимание! Срочно прибыть на этот пост! Здесь произошло боестолкновение. Есть убитый…

— Кто говорит?!

— Прапорщик Жулин.

— Какой прапорщик?

— Обыкновенный прапорщик! — рявкнул Жулин. — Вы что, о прапорщиках никогда не слышали?

— Олег! — крикнул Стольников, слушавший этот разговор. — Прапорщики появились в СССР в семьдесят втором году! Окстись, пока тебя безумным не посчитали!

«Мы будем через двадцать минут!» — раздалось опять где-то вне эфира.

— Значит, через двадцать минут нас здесь не будет, — решил Стольников. — Мамаев, заводи «ЗИС»! Думал на лимузине покататься, а этот хуже телеги!

— Они движок загадили, командир! А тачка-то прикольная!

— Конечно, прикольная! — отозвался Ключников. — Здесь вообще все прикольно! Может, на пару месяцев махнем в Кисловодск, оттянемся?

— Сейчас тебя оттянут по полной программе, — пообещал майор. — В машину! Ждан не мог далеко укатить!

Мамаев тронул автомобиль, и майор бросил последний взгляд на застывшую в неменяющейся позе фигуру милиционера. «Его брать с собой — хлопот не оберешься, — подумал он. — Вопросами замучает».

Транспортом группа обзавелась случайно. Но задолго до того, как выйти к селению, где ночевал начальник райотдела Цой-Педе, Стольникову и его бойцам пришлось пережить ощущения, похожие на те, что пережил Ждан.

Пройдя через комнату с сосудами в подземелье, они увидели лаз, ведущий в лес. Выйдя из него и продолжив путь, разведчики обнаружили странную картину. Их взору предстала завалившаяся палатка и глубокая воронка, какая образуется после попадания снаряда крупного калибра артиллерийского орудия.

Вскоре были найдены документы туристов, их личные вещи. Но самой удивительной находкой оказалось обожженное по краям удостоверение полковника Ждана. Еще не понимая, где они находятся, Стольников решил, что Ждан напоролся в лесу на лагерь боевиков, бежавших из тюрьмы «Мираж». Уцелел ли он — было неясно. Среди трупов его тело обнаружено не было. Но никто не гарантировал, что он не пленен и не уведен в неизвестном направлении.

Осматривая вещи, бойцы замечали странные факты. Куртки, обувь, брюки — эти вещи принадлежали другой эпохе. Попалась на глаза и газета, передовицу которой прочел Ждан.

— Пятьдесят девятый год, — хмыкнул майор. — Неплохо бумага сохранилась.

Двое наручных часов тоже выглядели странно. Такие выпускались около пятидесяти лет назад, но были новехоньки, словно только что из магазина.

— Ерунда какая-то происходит, командир, — озабоченно бормотал Жулин, ходя за Стольниковым по территории разрушенного бивака как на привязи. — Я не вижу ни одного предмета из нашего времени.

— Наверное, это не беглые зеки из «Миража», — предположил Ключников, — а старожилы из крепости. Те, кто отказался переселяться в Южный Стан. Новый поселок не обосновали — опасно, поэтому бродят как цыгане.

— Это версия выглядела бы правдоподобно, когда бы не сохранность найденных вещей, — возразил Стольников. — Старожилы могли натаскать предметов из Обычной Чечни в Другую. Но эти вещи старились бы вместе с ними.

К майору подошел Лоскутов:

— Саша, посмотри.

В руку майора лег советский паспорт.

— На имя какого-то Дорошенко.

— Где взял?

— На трупе.

Они отправились к телу туриста. Развернув паспорт и вытянув руку, Стольников посмотрел на лицо трупа. Фото совпадало по возрасту.

— И что это может значить? — выдавил он.

— Это может означать одно: что мы в пятьдесят каком-то году. Если верить газете — в пятьдесят девятом. Я понимаю, как глупо это звучит, но факты говорят сами за себя…

— Кто-нибудь ел консервы из крабов? — спросил Айдаров, рассматривая в руке банку. — Я впервые вижу такие консервы. Особенно консервы ордена Ленина консервного завода в городе Владивостоке. Кто-нибудь мне объяснит, что здесь произошло и происходит?

Стольников велел прочесать лес в радиусе ста метров. Результатом поиска явились: покореженная взрывом автоматическая винтовка «М16», несколько консервных банок, документы и батарея от телефона космической связи.

— Батарея — единственный предмет, который старше всех других лет на пятьдесят, — заключил Стольников. — Ну, еще винтовка может быть тех же лет, но очень уж она похожа на оружие «грузинов» из арсенала НИИ.

— И что будем делать?

— Мы будем идти дальше. Ждан здесь был. Значит, нужно поторопиться.

Наскоро перекусив найденными продуктами, группа стала спускаться с высоты. Они пересекли грунтовую дорогу, прошли по тому месту, где несколькими часами раньше сидел и размышлял у дороги Ждан, и продолжили спуск. Через полчаса, отойдя от трассы на три километра, Стольников вывел разведчиков на небольшое село. Странным было то, что у одного из домов стоял длинный лимузин «ЗИС-110».

— Если бы у нас была машина, мы могли бы выехать на трассу, — многозначительно произнес Мамаев. — Ждан вряд ли пойдет лесом. С его формами самый лучший способ удалиться от неприятностей — езда.

Приказав расположиться на опушке леса, Стольников велел Жулину оставить оружие и следовать за ним.

Они вошли в дом, где тучный кавказец вонзал зубы в баранью ногу.

— Вы кто, товарищи?

— Мы из милиции, — спокойно ответил майор.

— Это я из милиции, — возразил тучный чеченец. — Начальник райотдела Цой-Педе. Вы кто такие?

Стольников сказал, что они из московской милиции, и тут случилось то, чего он обоснованно опасался. Начальник сунул руку в карман и попросил документы. В это время в комнату вошла старушка в черном платке и поставила перед кавказцем стакан молока.

Стольникову пришлось изменить план.

— Документы в машине, на улице.

— Ну, пойдем, посмотрим, — согласился чеченец, разглядывая разведчиков. Стольников выглядел хотя и странно для пятьдесят девятого года, но все-таки это была привычная взгляду одежда. Большие подозрения вызывал в чеченце, бывшем разведчике Великой Отечественной, Жулин. Пятнистая форма, в какую обычно рядят диверсантов, высокие ботинки на шнуровке. Все очень было похоже на маскировочный костюм военнослужащего НАТО. Хотя милиционер и не понимал, зачем НАТО понадобилось забрасывать в советский тыл своего солдата в форме, которая мгновенно вызывает подозрение, гостям чеченец уже не доверял.

И правильно делал, поскольку первое, что сделал прапорщик, когда все трое вышли из дома, — развернулся, перехватил погруженную в карман руку чеченца, подсек его и уложил на крыльцо.

— Послушайте, мы понимаем, что все выглядит странно и нелепо, — заговорил Стольников, вынимая сигареты. — Тем не менее вам придется нам поверить. Скажите, пожалуйста, какой на дворе год?

Чеченец выкатил круглые от ужаса глаза и посмотрел на майора снизу вверх:

— Вы кто такие? Враги?

— Нет, — решительно возразил Стольников. — Как бы странно все это ни звучало сейчас и учитывая обстоятельства, в которых вы находитесь… Мы — друзья. Так какой нынче год?

— Вы что, идиоты? — вскипел чеченец. — Пятьдесят девятый, разумеется! Перепились, сволочи!.. Да я вас!..

— Ну что ты нас, что? — поморщился Жулин. — Короче, где ключи от тачки?

— Какой тачки?

— От машины!

— В кармане.

Стольников сунул руку ему в карман брюк и вместе с ключами выудил оттуда «наган».

— В общем, так. Ты не обижайся, но некоторое время тебе придется посидеть с козами. — И Стольников кивнул прапорщику.

Тот довел хозяина дома до загона, ввел внутрь и усадил рядом с яслями. Срезал веревку, привязанную к перегородке между отделениями, и привязал чеченца к яслям.

— Я вас расстреляю к чертовой матери!.. Вы что, не понимаете, с кем имеете дело?

— Понимаем. Поэтому не вырубаем. Просто закроем тебе рот, — по-отечески нежно возразил Жулин и затолкал в рот милиционеру кусок найденной в загоне тряпки. От той же веревки отрезал небольшой кусок и перевязал пленнику рот. — Ты посиди, дорогой.

— Ствол — вот он. — И Стольников, показав чеченцу «наган», уложил его в куриное гнездо. Вынул оттуда сырое яйцо, пробил о гвоздь дырочку и с удовольствием высосал. — Мы… советские люди. Мы — хорошие парни. Просто тебе нужно немного потерпеть. Иначе долго объяснять придется, старина. Пока.

Сев в машину, разведчики доехали до бойцов.

И теперь, осторожно переключившись со второй передачи на третью, Мамаев прислушался к работе двигателя. Кажется, машинка приработалась… И включил четвертую. Она пошла мощнее, выжимая из себя все, что можно выжать до того, как умный водитель переключится на последнюю, пятую. И Мамаев, доведя двигатель до критической точки, включил рычаг до упора вправо, а потом до упора вперед.

— До Ведено двести сорок километров, — подсчитывал Саша. — Около десятка съездов к населенным пунктам и два поста ГАИ. До Грозного мы не дотянем в любом случае. Быть того не может, чтобы люди на КПП, будучи предупрежденными, Ждана пропустили… — майор поискал глазами по консоли и потянулся к ней рукой. — Где-то он должен вильнуть хвостом. Обязательно должен.

Он включил радио.

Как много девушек хороших,

Как много ласковых имен…

— Утесов, — пробормотал Стольников, вытягивая ноги и закрывая глаза.

— Ты посмотри, — Айдаров кивнул на радио, — работает!

— А чего ему не работать? Это пятьдесят девятый год. Здесь все работает. И никакой бюрократии. Пенсии платят, и бутылка водки двадцать один рубль двадцать копеек…

— Всего?

— Это до хрущевской денежной реформы. А через два года бутылка будет стоить два рубля двенадцать копеек…

— Кажется, я хочу остаться здесь на пару лет.

— Как бы тебе здесь навсегда не остаться! — угрюмо бросил Баскаков.

У поворота с покореженным указателем «Войцеховка» Мамаев сбросил скорость и стал выискивать глазами свежий след торможения. Он видел такой у места расстрела гаишников полчаса назад. Машина тяжелая, скорость большая. Ждан торопится и теперь знает, что до Грозного его будут встречать не один раз. А потому тормозить будет резко и сворачивать так же в запале. Ему не до соображений о том, что после таких маневров остаются весьма четкие визуальные следы.

— Он обязательно свернет, — рассматривая дорогу, повторил вслух мысль Мамаева Стольников. — Только бы не проглядеть… Войцеховка — мимо. Обочина чистая, сразу после поворота — ровная пыль. «Победа» тут же оставила бы четкие следы. Но их нет, а между нами и Жданом нет ни одной машины.

Встречная появилась через десять минут — старенькая копия «Опеля Кадет»: «Москвич» цвета начинающей подгнивать на земле опавшей березовой листвы — желтый, грязный, со следами зубов ржи на каждом изгибе кузова.

— Тормози его! — приказал Саша.

Мамаев выехал на встречку и нажал рукой на сигнал. Водитель прижал «Москвич» к обочине, едва не завалив машину на бок.

— Багажник открой, живо! — Выскакивая из машины, Стольников оставил дверь открытой. Через несколько секунд на дорогу высыпали бойцы.

Размеры людей, одетых в военную форму, на щуплого горца в кепке произвели гораздо большее впечатление, чем невиданное оружие в их руках.

— Я не сам!.. — заверещал мужик и замахал перед лицом майора руками, как сигнальными флажками. — Это он, товарищ милиция, это он!..

Стольников был прав в своем предчувствии. Он словно ожидал увидеть то, что увидел.

Когда крышка со скрипом поднялась и мужик, продолжая орать как блаженный, отскочил в сторону, для майора перестали существовать все цвета, кроме черного и красного.

Среднего роста мужчина с перекошенной в смертной гримасе маской лежал в позе эмбриона, поджимая к животу руки и окровавленные ноги. Он был черен волосами, одет в черные брюки, серый пиджак и рубашку. Лицо его, залитое от макушки до подбородка кровью, горело на этом фоне, как гвоздика в петлице смокинга дворецкого Ее Величества. Макушки как таковой не было. Видимо, сержантик все-таки успел пару раз провести автоматом в направлении Ждана — одна из его пуль сорвала верх черепа захваченного полковником водителя. Она же и избавила этого человека от необходимости платить за жилье или копить деньги для хаджа. Последнее наиболее верно, так как очень уж черноволос и жестковолос был тот, определить народность которого теперь было невозможно.

— Где ты их встретил?

— Я здесь ни при чем!.. — запел обычную песню посеревший от предчувствия недоброго мужичок. — Я ехал…

— Где ты их встретил?! Отвечать!..

— У Гурьяново, в десяти верстах отсюдова!.. Я не хотел, а он… — Он показал на простреленное в центре сиденье. — Отвези, говорит, и сбрось на обочину между поселками!

Ни слова более не говоря, майор отошел на два шага назад и тремя выстрелами пробил колеса. После каждого мужик приседал, кричал: «Не надо, я не сам!» — и закрывал голову руками.

— Стоять здесь. Ждать милицию. Труп не трогать.

Хлопнув дверью, он сел на место, и когда бойцы поспешили вслед за ним и «ЗИС» присел от тяжести, Мамаев включил передачу.

«Хой-Мартан» — значилось на указателе и цифра — «2».

Два широких следа из десятка борозд, пересекающихся друг с другом при крутом сворачивании и раздваивающихся в критической точке поворота, краткие показания перепуганного мужика — все это прямо и бесспорно указывало на то, что именно в эту гавань решил войти Ждан.

Больше всего Стольников любил беседовать с деревенскими жителями. Это лучшие из свидетелей: лишнего никогда не скажут — не в их правилах, врать не станут, да и память у них у всех на свежем воздухе отменная. Наслаждение, а не работа. Особенно при таких-то приметах… Правда, Кавказ есть Кавказ: соврут — дорого не возьмут. Зато всегда видно, когда они это делают.

— Да, это Кавказ, — усмехнулся Стольников.

— Что? — не понял Жулин.

— Ничего, это я так…

Особых примет у авто Ждана столько, что, даже не зная модели и цвета, любой не только здесь, а даже в Москве указал бы направление сразу, едва услышав вопрос: «А куда поехала «Победа»?» Стекла выбиты, салон в кубиках стекла, зеркало срезано очередью из «ППШ» — осколки его Стольников видел на дороге. И, наверное, двери прошиты. Очень много странных особых примет для места, до которого война не дошла.

Промелькнули удивительно ухоженный загон для скота, пара сараев, не столь удивительных, десяток прямоугольных стогов сена размером с добрые трехэтажки, и начались первые дома…