Если завтра не наступит

Сергей Донской

Чеченский террорист Чака-Медведь даже среди отморозков вызывал ужас. Человек с медицинским образованием, он никогда не расставался со скальпелем. И снимал им кожу с живых людей. Вот такой выродок скрывался в Грузии под именем Давида Гванидзе, а потом был похоронен на тбилисском кладбище… Но у капитана ФСБ Евгения Бондаря, который прибыл в страну победившей «революции роз» с заданием разыскать «чеченского зверя», есть большие сомнения в том, что Гванидзе действительно умер. Ведь в упокоении имени и памяти Чаки-Медведя заинтересована и всесильная тайная грузинская жандармерия, и резидент ЦРУ в Тбилиси. Бондарь, конечно же, разыщет чеченского монстра во что бы то ни стало, если он еще жив. Впрочем, капитан ФСБ умеет будить даже мертвых…

«Утка» по-тбилисски

15

Через несколько минут Ольга Даниловна куда-то позвонила и сухо попрощалась с заскучавшим Бондарем. Все тот же приторно-вежливый человек встретил его за дверью, предложив следовать за ним.

Прямой светлый коридор привел их в просторную приемную с двумя камерами видеослежения под потолком. Сопровождающий удалился, оставив Бондаря наедине с по-иностранному сияющей секретаршей в мини-юбке. Она поспешила открыть дверь кабинета и, благоухая дивной парфюмерией, отступила в сторону:

— Пли-из.

— Сэнк ю вэри мач, — ответил Бондарь, пародируя произношение отпетого двоечника.

Переступив порог, он очутился в квадратном помещении, устланном пушистым ковром, скрадывающим шаги. На кремовых стенах висели гравюры и фотографии в элегантных рамках. В центре стоял стол с парой глубоких кресел по бокам. Третье кресло занимал моложавый мужчина с благородными сединами телепроповедника или дирижера филармонии. Все его движения были преисполнены женственной грации. Когда он поднялся, чтобы манерно протянуть визитеру руку, Бондарь пожал ее с таким чувством, словно обстоятельства вынудили его поздороваться с гомосексуалистом. После этой процедуры он сунул ладонь в карман и незаметно вытер ее об подкладку куртки.

— Прошу садиться, — улыбнулся Барри Кайт, на мгновение уподобившись рекламному ковбою. — Сигарету? Правда, я предпочитаю старые добрые «Мальборо», а не ваши любимые «Монте-Карло».

— А я наоборот, — ответил Бондарь, отвергнув жестом предложенную пачку.

Он никак не отреагировал на осведомленность собеседника, однако взял эту показушную осведомленность на заметку. Сигарета, которую он закурил, усевшись в кресло, доставила ему меньше удовольствия, чем обычно. Весь из себя аристократичный Кайт, забросивший ногу за ногу, не внушал Бондарю ни доверия, ни просто уважения. Держась подчеркнуто прямо, он с нажимом произнес:

— Вы знаете, зачем я здесь.

— Еще бы мне не знать, — усмехнулся американец, русское произношение которого было не просто отличным, а безупречным. — Как я должен к вам обращаться? Товарищ капитан? Евгений Николаевич?

— Товарищ — это уж слишком, — рассудил Бондарь. — Давайте лучше по имени-отчеству.

— Отлично, — обрадовался американец, как будто ему предложили ознакомиться с секретными документами Федеральной службы безопасности. — Тогда можете называть меня Борисом Натановичем. Я русский по происхождению, хотя родился в Индианополисе.

Бондарь слегка нахмурился:

— Русский?

— Мой отец носил фамилию Коршунов, — заверил его Кайт.

— Эмигрант?

— Военнопленный. В сорок пятом судьба занесла его в Америку, там он и остался доживать свой век.

— Очень удобно, — заметил Бондарь, упрямо не желая расцветать в ответ на доброжелательную улыбку собеседника. — В мирное время ваш отец даже мечтать не мог о такой удаче. Подфартило ему. Не зря говорят: кому — война, а кому — мать родна.

Кайт, продолжавший скалить зубы, почувствовал, что ему трудно растягивать губы в привычной улыбчивой гримасе. Будь его воля, беседа с русским продолжилась бы в холодной камере для интенсивной обработки, где имелось все, чтобы укоротить чересчур длинный язык обнаглевшего капитана. Там, в ярком свете галогенных ламп, распластанный на специальном металлическом столе, он вряд ли позволил бы себе подобные высказывания.

В свою очередь, Бондарь тоже едва сдерживался, чтобы не нагрубить американцу, сидящему напротив. Чересчур много таких вот «мистеров кайтов» развелось по всему миру, в особенности там, где еще недавно простиралась территория СССР. «Кайт» в переводе с английского означало «коршун», но, по мнению Бондаря, этот тип был скорее стервятником. Ни его безукоризненный костюм, ни подобранный в тон галстук, ни седая шевелюра не скрывали сущности резидента ЦРУ. Он являлся пожирателем падали, терпеливо дожидающимся, пока жертва окажется неспособной к сопротивлению. Так и хотелось сказать ему: «на-ка, выкуси», сопроводив это соответствующим жестом. Но Бондарь лишь тщательно затушил окурок в керамической пепельнице и предложил:

— Давайте отложим обсуждение вашей родословной до лучших времен, Борис Натанович. Я прибыл сюда совсем для другого. Перейдем к делу?

Улыбка Кайта сделалась насмешливой.

— Нет, — произнес он, с удовольствием выговаривая каждое слово, — это невозможно.

— У вас изменились планы? — выгнул бровь Бондарь.

— Можно сказать и так.

— А если поточнее?

— А если поточнее, — заявил Кайт, — то вы напрасно приехали, Евгений Николаевич. Господин Гванидзе не может больше представлять интереса ни для вас, ни для нас.

— Почему?

— Потому что вчера в полдень его похоронили. Три дня назад он был убит.

16

Пауза получилась, что называется, драматическая.

— Как? — вырвалось у Бондаря.

— Насколько мне известно, из двух автоматов Калашникова, — безмятежно пояснил Кайт, сделавший вид, что не понял смысла вопроса. — Гванидзе расстреляли на пороге его собственного дома. Вероятно, бывшие сообщники, если он действительно был причастен к террористической деятельности.

— У нас есть неопровержимые доказательства его причастности!

— Кстати, о доказательствах. — Кайт сменил позу, чтобы, перегнувшись через стол, протянуть руку с ухоженными ногтями. — Материалы можете передать мне. Вас ведь для этого прислали?

— Погодите, — сказал Бондарь, собираясь с мыслями. — Новость слишком неожиданная. Я хотел бы убедиться, что Гванидзе действительно мертв.

— Нет ничего проще…

На стол легла тощая газетенка, которую американец предупредительно раскрыл на середине, черкнув ногтем по заголовку «В последний путь».

— Это единственная газета, которая выходит в Тбилиси на русском языке, — пояснил он. — Если вам этого недостаточно, можете изучить остальную прессу. Аналогичные сообщения появились во всех изданиях.

Я бы удивился, если бы было иначе, подумал Бондарь. Рецепт приготовления газетной утки незатейлив. Один подкупленный журналист стряпает заказную статью и размещает ее сразу в нескольких газетах, делясь гонораром с редакторами. Получается дешево и сердито. Что ж, притворимся, что мы готовы проглотить эту грубую стряпню с американским душком.

Разложив перед собой пахнущий типографской краской номер «Новой Грузии», Бондарь пробежался глазами по строчкам сообщения. Там говорилось не столько о самом убийстве Гванидзе, сколько о его похоронах, состоявшихся вчера на Сабурталинском кладбище в Тбилиси. Его предали земле в закрытом гробу, поскольку в области головы и шеи убитого было зафиксировано восемь сквозных пулевых ранений. Если это было так, то придать покойнику пристойный вид не сумели бы никакие ухищрения специалистов.

Если это было так.

— Тут говорится, что Гванидзе был предпринимателем и меценатом, — буркнул Бондарь, выражая всем своим видом недовольство подобным оборотом событий.

— Теперь он предпринимателем и останется, — ханжески вздохнул Кайт. — Ворошить прошлое бессмысленно. Нет человека — нет проблемы. Так, кажется, говорил товарищ Сталин?

— Возможно, — рассеянно пробормотал Бондарь, запоминая фамилию журналистки, авторши заметки.

Будет интересно пообщаться с Тамарой Галишвили, подумал он. Конечно, втайне от ЦРУ. Интуиция подсказывала Бондарю, что американцы имеют самое непосредственное отношение к этой темной истории. Очень уж некстати возникли таинственные убийцы с автоматами. Для русских некстати. Грузинские должностные лица и их заморские покровители могли быть довольны подобной развязкой. Им остается лишь разводить руками и сетовать на то, что преступник ускользнул от возмездия. Прямиком на тот свет, где привлечь его к уголовной ответственности не представляется возможным.

— Досадно, очень досадно, — сказал Бондарь, постепенно перевоплощаясь совсем не в того человека, который вошел в кабинет директора «Эско» двадцать минут назад.

Напротив Кайта сидел несколько туповатый служака, вынужденный шевелить губами при изучении статьи, чтобы уловить смысл прочитанного. Одного раза ему оказалось недостаточно, поэтому, доведя пальцем до последней строчки, он возвратился к началу, озадаченно почесывая подбородок:

— Угу… угу… Хм?

— Вам что-то неясно? — нетерпеливо спросил Кайт.

— «Красивый двухэтажный дом с окнами, выходящими на озеро Табацкури, опустел, — зачитал Бондарь вслух, придав голосу заунывную интонацию. — Его хозяин ушел из жизни, оставив о себе добрую память в близлежащих селениях района Марнеули…»

— Пусть вас это не смущает, — быстро сказал Кайт. — Память штука недолговечная. Завтра про Гванидзе забудут, а его дом разграбят и присвоят. Вот и вся добрая память. Журналисты приплели ее для красного словца.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Меня удивляет, что похороны состоялись в Тбилиси, а не в том же Марнеули, — пояснил Бондарь. — Зачем было везти труп так далеко?

— Заказное убийство, — откликнулся Кайт, пожимая плечами. — Дело Гванидзе на контроле у больших полицейских чинов. Экспертиза проводилась в столичной клинике, мы наводили справки. Так что все логично.

На первый взгляд логично, мысленно отметил Бондарь.

— Выходит, я приехал напрасно, — растерянно произнес он вслух. — Почему вы сразу не поставили нас в известность о смерти Гванидзе?

— Я и сам узнал об этом не далее как сегодня. Как вы понимаете, у меня в Тбилиси и других дел хватает.

В том, что у резидента ЦРУ хлопот полон рот, Бондарь не сомневался. Очень уж бурную деятельность развили Соединенные Штаты на Кавказе.

17

Пресловутая революция роз обернулась для Грузии железными тисками долговых обязательств. Разоренную «демократическими» преобразованиями страну лишили права голоса в ООН, однако Запад, закармливавший Тбилиси кредитами и траншами, внакладе не остался. Страна фактически очутилась в полной зависимости у «спонсоров», среди которых лидировал госдеп США с его многомиллионными займами в рамках программы «Содействие в борьбе с терроризмом». Усердствовал также Фонд господина Сороса, на тайном содержании которого состояли многие видные чиновники администрации президента Грузии. Суммы, которыми ворочали на самом верху, не подлежали никакому учету, поскольку деньги поступали с частных счетов, через цепочки подставных лиц.

Вот почему господа из Лэнгли наезжали в Тбилиси, как к себе домой, покровительственно похлопывая по плечам грузинских силовиков. Государственный департамент разведки и Министерство госбезопасности Грузии являлись, по существу, местными филиалами ЦРУ. Их деятельность жестко контролировалась иностранными специалистами. Оружие, оборудование и техника спецслужб принадлежали американцам. Превратив Грузию в плацдарм для распространения своего влияния на Северном Кавказе, они все активней вытесняли отсюда русских. С отравленным кинжалом за пазухой и миротворческой улыбкой на устах. Улыбкой, идентичной той, которую Бондарь созерцал на протяжении затянувшихся переговоров.

— Жаль, — вздохнул он, сворачивая газету таким образом, чтобы бросить взгляд на адрес редакции: улица Гудиашвили, 17. — Даже не знаю, как быть. Не думал, что моя командировка в Тбилиси окажется столь безрезультатной и столь…

Видя замешательство собеседника, Кайт закончил вместо него:

— И столь непродолжительной, вы хотели сказать?

— Ну да, — снова вздохнул Бондарь. — Кому я должен отчитаться о расходах и передать сэкономленную сумму?

— Хотите дружеский совет, Евгений Николаевич?

Заклятый враг, дающий дружеские советы, — это было что-то новенькое. Прикинувшись заинтригованным, Бондарь приподнял брови:

— Да?

— Оставьте деньги себе, — мягко произнес Кайт.

— Нет, это невозможно. В Москве меня не поймут.

— Зато вас отлично понимают здесь, Евгений Николаевич.

Серо-голубые глаза Бондаря просветлели. Как бы сдерживая охватившее его волнение, он повертел в руках зажигалку и неуверенно произнес:

— За такие фокусы меня по головке не погладят.

— А кто узнает о нашей маленькой хитрости? — искренне удивился Кайт.

— Могу ли я вам доверять?

— Мы мужчины, не так ли? А каждому мужчине иногда хочется отвлечься от будничной рутины. Тем более, располагая для этого свободным временем.

— Вообще-то да, но…

Бондарь запнулся, потупившись, как красная девица, чтобы скрыть выражение глаз под опущенными ресницами.

— Никаких «но»! — воскликнул Кайт, спеша закрепить достигнутый успех. — Мы ведь союзники, а союзники обязаны помогать друг другу. — Он возбужденно потер ладони. — Итак, будем считать, что ваша миссия продолжается, Евгений Николаевич. Кстати, у вас подходящее имя для разведчика. Женя Бондарь! Звучит почти как Джеймс Бонд.

— Насколько я помню, Джеймс Бонд не испытывал финансовых затруднений, — обронил Бондарь, давая понять, что завербовать его будет не так трудно, как могло показаться вначале.

Кайт заразительно расхохотался, запрокинув голову.

— Это поправимо, мой друг, — сказал он, дав волю чувствам. — Не думаете же вы, что у вас отберут выданные деньги? Для нашей организации это пустяки, мелочь. — Кайт сдул с ладони воображаемую пыль. — Гуляйте, наслаждайтесь свободой, отдыхайте. С вашим руководством я переговорю сам. Будем считать, что ЦРУ попросило вас задержаться в Тбилиси для небольшого расследования.

— Расследование? — тревожно переспросил Бондарь.

— Ну-ну, это всего лишь блеф. Я скажу генералу Волопасову, что мы вместе хотим разобраться в обстоятельствах гибели Гванидзе.

— А на самом деле?

Кайт хлопнул себя по ляжкам:

— А на самом деле, зачем нужно расследование, когда мертвого все равно не воскресишь! Резонно?

— Вполне, — кивнул Бондарь.

— Тогда по рукам?

— Но где гарантии, что правда не всплывет наружу?

— Посмотрите на меня, — предложил сделавшийся необычайно важным Кайт. — Вы видите перед собой американского офицера. Мое честное слово вас устроит?

— Ваше? — протянул Бондарь. — Еще бы!

— Итак, Гванидзе мы похоронили и забыли…

— Похоронили и забыли…

— А себя можете считать в краткосрочном отпуске. Двух дней вам хватит?

— Русские говорят: бог троицу любит, — заметил Бондарь.

— А, гулять так гулять! — Кайт махнул рукой, подражая залихватскому жесту ухаря-купца из какого-то голливудского фильма. — Даю вам прикрытие на трое суток. Только не забудьте оставить мне досье. — Приподнявшийся Кайт вторично протянул руку, шевеля пальцами. — Давайте же, Евгений Николаевич. Для вас это теперь лишняя обуза.

— Э, нет, так не пойдет! — отстранился хитро прищурившийся Бондарь.

— В чем дело? — опешил Кайт.

— Не хочу остаться в дураках.

— У меня и в мыслях не было подвести вас, мой друг!

— Бумаги получите по истечении трех суток, — нахально заявил Бондарь. — Если, конечно, я не просажу деньги раньше.

— Ах да! — заулыбался Кайт, с лица которого не до конца исчезла тень легкого неудовольствия. — Широкая русская душа.

— Душа душой, а мозги мозгами. — Бондарь многозначительно постучал себя по лбу, не стесняясь предстать перед американцем полным идиотом. — Конверт пока побудет у меня. Мне велено получить с вас расписку, а если она будет помечена сегодняшним числом, то как я объясню это на Лубянке?

— Бога ради, я готов проставить любое число!

— Нет, давайте уж действовать последовательно, — заупрямился Бондарь. — Я хочу подстраховаться.

Барри Кайт призадумался: предложение собеседника его почему-то смущало. Почему? Да потому, что ему не терпелось завладеть документами, присланными из Москвы, ответил себе Бондарь. Оригинальные образцы отпечатков пальцев Шалаева и Гванидзе, акт, подтверждающий их идентичность… В том случае, если похороны, описанные в газете, состоялись, то от этих улик толку мало. Если же Гванидзе воскреснет под новой фамилией, то результаты экспертизы могут здорово попортить кровь тем, кто заинтересован в его исчезновении.

Бондарь был уже почти убежден в том, что главный режиссер дешевого спектакля находится перед ним. Согласившись сотрудничать с ФСБ, цээрушники попросту решили схитрить, завладев документами, но не выдав человека, которого эти документы касались. Вряд ли игра затевалась исключительно для того, чтобы насолить Москве по принципиальным соображениям. ЦРУ прятало концы в воду. Маскировало те самые ниточки, которые напрямую или косвенно связывали Вашингтон с чеченскими боевиками. Допустить суд над Гванидзе было слишком рискованно. А вдруг его показания замарают светлый имидж американских борцов с международным терроризмом?

Похоже, размышления Кайта сводились примерно к тому же самому, поскольку, взвесив все «за» и «против», он решительно произнес:

— В таком случае я тоже подстрахуюсь. С вашего позволения.

Последняя реплика прозвучала саркастически. Мнение Бондаря абсолютно не интересовало американца. Сняв телефонную трубку, он набрал три цифры номера внутренней связи и коротко распорядился по-английски:

— Зайдите ко мне.

Бондарь, сидевший спиной к двери, напрягся. События принимали неожиданный оборот.