В России жить не запретишь

Сергей Донской

Даже отдых может надоесть до чертиков. И когда капитану ФСБ Бондарю предлагают в одиночку отправиться в Чечню, он охотно соглашается. Ему надо разыскать там компьютер с секретными военными данными, похищенный у генерала Конягина и попавший к полевому командиру по кличке Черный Ворон. Но добыть компьютер – полдела, гораздо сложней остаться в живых. Причем угроза исходит от самого генерала – ведь в его компьютере вся информация о финансовых хищениях. И генерал-оборотень посылает для уничтожения капитана вертолеты с полным боекомплектом. Уцелеть в такой ситуации невозможно. Но Бондарю приходилось бывать и не в таком аду.

Глава 3

Раздевай и властвуй

Подъезд сиял чистотой. На лестничной площадке, куда вынес его бесшумный лифт, не было ни соринки. Никто здесь не плевал на пол, не бросал окурки и не пачкал стены, пытаясь выразить свое представление о прекрасном рисунками или словами. Причиной тому была высочайшая сознательность жильцов дома, у которой, в свою очередь, тоже имелась своя причина соблюдать порядок: «глазок» камеры слежения, притаившийся под потолком. Стараясь не обращать на нее внимания, он пригладил волосы и чинно нажал кнопку звонка, отозвавшегося птичьей трелью. На его симпатичном лице застыло выражение безграничной порядочности и скромности. В свои двадцать три года он выглядел настоящим пай-мальчиком, чем-то смахивающим на повзрослевшего Маленького Принца из сказки Экзюпери. Но в правом кармане его стильных брючат хранился предмет, с которым не станет ходить по городу ни один пай-мальчик, похожий на принца.

Он и не был принцем. Звали его Никита Сундуков, Ник, в английском и московском просторечии. Всякий раз, когда пальцы Никиты касались предмета, спрятанного в кармане, он заставлял себя вытаскивать руку наружу, но очень скоро она снова оказывалась там, и эта постоянная борьба его нервировала. Приходилось снова и снова говорить себе: «Держись естественно». В тот момент, когда дверь распахнулась, он как раз вытащил правую руку из кармана, закончив это порывистое движение приветственным жестом:

— Хай!

— О, приветик! — обрадовалась Лариска.

Она предстала перед гостем в одних трусиках и топике — как бы по случаю летней жары, а на самом деле рассчитывая по-скоренькому соблазнить его своими веснушчатыми прелестями. Вот же корова, подумал Никита с ненавистью. Толстая рыжая корова с отвисшим задом и томными глазами. Морду от шоколада да пирожных как после пчелиных укусов разнесло, на лбу прыщей — давить не передавить, а туда же — очаровательницу из себя строит.

— Хорошо выглядишь, — улыбнулся он.

— А то! — фыркнула Лариска.

Заносчивая, самовлюбленная тварь. Еще бы — генеральская внучка, хоть и круглая сирота. Причем ее дед не какой-нибудь замшелый отставник, строчащий мемуары о своем героическом прошлом, а заместитель начальника штаба Северо — Кавказского военного округа. Шишка. Раз в неделю прилетает из Ростова в Москву чуть ли не на персональном самолете, дабы заняться воспитанием любимой внученьки. Деньжат ей подкинет, по головке погладит и скорей за город, на охоту с боевыми товарищами, как будто ему в Чечне бесконечная пальба не осточертела. Пока любимый дедушка таким образом расслабляется, Лариска дома торчит, якобы готовясь к поступлению в вуз. Хотя в голове у этой рыжей коровы совсем другие мысли бродят. Бесконечные случки с мужиками — вот и все ее университеты. Такой оторве не гранит науки грызть, а искусственные приапы испытывать на прочность.

— Ну, что вылупился? — кокетливо спросила Лариска, давно успевшая отступить в глубь прихожей, тем самым освобождая доступ к своему телу.

— Тобой любуюсь. — Никита улыбнулся так широко, что даже челюсти заныли. — Ты у меня просто секс-бомба какая-то, а не ученица. Но лучше бы ты оделась, иначе наши с тобой занятия получатся сегодня несколько сумбурными.

Шутливо погрозив Лариске пальцем, он переступил через порог, захлопнул за собой дверь, поставил на пол вместительную спортивную сумку с фирменной надписью «Найк».

— Что это? — удивилась она, уставившись на сумку. — Ты куда-то уезжаешь?

— Павел Игнатьевич дома? — спросил он в свою очередь, заглядывая в квартиру через Ларискино плечо.

— Давно уехал, — заверила его Лариска, нетерпеливо встряхнув грудью. К своему прискорбию, Никита досконально знал, как она выглядит, Ларискина грудь: два куска сырого теста, посыпанные табачной крошкой и украшенные чем-то вроде колечек бледной диетической колбасы.

Настоящее убожество в сравнении с бюстом Никитиной супруги. Однако у Алисы не было деда-генерала, и в этом она уступала Лариске.

— Никак не застану Павла Игнатьевича, — погрустнел Никита. — Все на лосей охотится?

— На лосей, на кабанов, какая разница? — Лариска хихикнула. — Главное, чтобы не на тебя.

— Смешно. — Никита действительно издал смешок, напоминающий натужный кашель. — Значит, ты одна?

— Одна, одна. Дед только завтра к вечеру вернется, не раньше. — Лариска пнула сумку ногой. — Так что у тебя там? Какие-нибудь шпионские заморочки, признавайся?

— Ну да, меня ведь зовут Бонд, Джеймс Бонд. — Он приосанился, выпятил подбородок и немного постоял так, красуясь, после чего пояснил совсем другим, будничным голосом: — К сожалению, в сумке ничего интересного нет. Всякое барахло: спортивный костюм, детективы, тапочки. Друга в больнице нужно проведать, у него прободение грыжи… Я хотел сказать: язвы.

— А-а, — разочарованно протянула Лариска. — Жаль. Лучше бы ты действительно был крутым-прекрутым Джемсбондом.

Именно так: «Джемсбондом». Чего еще можно ожидать от этой тупой рыжей коровы?

— Тогда уж лучше сразу Гарри Поттером, — отшутился Никита, проходя в огромную генеральскую гостиную, люстра которой вполне сгодилась бы для антуража не самого малого академического театра.

— Не-а, Гарри Поттер не катит, — промурлыкала Лариска, отираясь рядом. — У него писюнчик ма-аленький, а у тебя… ого!

— Ай! — взвизгнул он, пойманный ее нетерпеливой рукой за промежность. — Прекращай эти глупости, Лара.

Она неохотно отстранилась. По ее глубочайшему убеждению, величайшей глупостью было чинно сидеть, выслушивая всю ту англоязычную туфту, с которой заявился Ник. Однако даже такая самая дрянная девчонка способна вести себя хорошо ради достижения своих целей. Что касается Лариски, то цель у нее была только одна, а терпеть она собиралась не слишком долго.

* * *

Метод обучения английскому языку, которым пользовался Никита Сундуков, был прост, как грабли. Основная часть урока отводилась под чтение английского текста с переводом. Никита гордился этим методом, позволявшим не только совершенствовать собственное произношение и лексику, но и получать за это неплохие деньги. Поскольку на данном этапе он читал пухлый роман о Джеймсе Бонде, то Лариска была обречена прослушать целую главу о похождениях непотопляемого супершпиона.

— Первыми встревожились голуби, — с чувством переводил Никита. — Громко хлопая крыльями, они взлетели и укрылись на деревьях с листьями. За ними последовали пчелы, жужжа неистово. Что произвело такую импрессию? Сердце сидящего в кустах Бонда сильно забилось. Он принялся внимательно осматривать клумбу Букингемского дворца в поисках разгадки… Разгадка обнаружилась очень скоро. Оказывается, прямо посреди клумбы высунулся перископ, замаскированный под розу на длинном стебле. Лепестки цветка раскрылись, и линза размером с шиллинг уставилась чуть ли не в глаза затаившему дыхание Бонду.

— Может, на сегодня хватит? — спросила Лариска, которая никогда не бывала в парке Букингемского дворца, а потому не могла представить себе всю степень опасности, нависшей над королевской семьей.

— Ты не хочешь узнать, что будет дальше? — изумился Никита. — Шпионская база, оборудованная в самом сердце Лондона!

— А я и так знаю, что будет дальше, — заявила Лариска, очищая банан. — Дыхание Джемсбонда, как всегда, участится, по его спине побежит дрожь, он ощутит смесь восторга охоты и чувства опасности.

— Хм, примерно так, — согласился Никита, сверившийся с текстом. — Как ты догадалась?

— У него постоянно учащается дыхание и сильно бьется сердце. Ему нужно снять кардиограмму, твоему Джемсбонду.

— Тебя забыли спросить…

Нахмурившийся Никита пробежал пару абзацев глазами, но, спохватившись, вновь вернулся к перископу. Пока он читал книгу по-английски, Лариска умяла банан и распечатала коробку «Рафаэллы». К тому моменту, когда дело дошло до перевода, конфет в коробке осталось на самом донышке.

Лариска зевнула и уставилась в окно. Какое ей дело до клумбы, которая, оказывается, была снабжена не только перископом, но и люком с моторчиком? Чем ее, Лариску, могут заинтриговать подозрительные типы, выбирающиеся из подземелья? Она насторожилась, лишь заслышав, что коварные шпионы не только держат в руках пистолеты, но и передвигаются среди розовых кустов на приспособлениях, напоминающих снегоступы.

— Затем, — провозгласил замогильным голосом Никита, — выстроившись в линеечку, они пошли по аллее к дворцу. Было что-то ужасно зловещее в том, как мягко они ступали в тени, осторожно, по очереди поднимая и опуская большие, обвязанные ремнями ноги…

— Не понимаю. — Лариска вытерла перепачканные шоколадом губы. — Какие еще снегоступы?

— Снегоступы, они вроде широких лыж, — терпеливо пояснил Никита.

— Зачем?

— В книге говорится зачем.

— А я не поняла.

— Чтобы не приминать траву, — вздохнул воздевший глаза к потолку Никита. — Чтобы не оставлять следов. Неужели не ясно?

— Совершенно не ясно, — сказала Лариска, сползая с дивана. — Этих дебилов в снегоступах моментально вычислит первый встречный и позвонит в полицию. Лето же! Травка зеленеет, пчелки жужжат. Жарко…

Иллюстрируя сказанное, Лариска сбросила топик и пошла на вскочившего из-за стола Никиту, расставив руки на манер курятницы, ловящей цыпленка.

— Урок не закончен, — заволновался Никита, сохраняя между собой и полуголой Лариской безопасную дистанцию.

Благо площадь комнаты позволяла маневрировать сколько угодно долго — тут было где развернуться. Плацдарм, а не квартира, подумал Никита отстраненно. Военный полигон. Стены фотографиями военачальников увешаны, есть даже Буденный (правда, без шашки) и маршал Жуков (вылитый народный артист Ульянов). Вся эта героическая компания уставилась на происходящее немигающими глазами, в которых чудилось немое осуждение. Как будто на заседании военного трибунала находишься, честное слово!

— Домашнее задание выучила? — спросил Никита, когда, запыхавшись, оба замерли друг против друга, разделенные яйцеобразным палисандровым столом, на котором, если бы не обилие хрустальных ваз, впору танковые сражения устраивать.

— Тхерез носинг… — начала Лариска и поморщилась, махнув рукой. — А, ну тебя, не буду. Язык сломать можно.

— У тебя ведь скоро экзамен, — напомнил Никита.

— Я контрактница, — отмахнулась она. — Экзамены — одна видимость. Иди ко мне скоренько. Киска соскучилась по своему котику.

Не дождавшись ответа на свой страстный призыв, киска снова устремилась в обход стола, но упрямый котик улизнул и, по-прежнему соблюдая дистанцию, наставительно произнес:

— Делу время — потехе час. Или, как говорят американцы, «business before pleasure». Повтори.

— Отвяжись, — буркнула Лариска, раздраженная тем, что ей так и не удалось добиться своего. — Голова болит. Занятия отменяются.

Дело начало приобретать неожиданный оборот, опасный. Стоит разгореться ссоре — и все предыдущие старания псу под хвост.

— Скажи то же самое по-английски, — вкрадчиво потребовал Никита, огибая стол.

— Не хочу, — упорствовала Лариска.

— Ай донт вонт, — поправил он ее, приближаясь на расстояние вытянутой руки.

— Перебьешься.

— Не перечь старшим.

— Ой, на каких-то пять лет старше, а воображает из себя, а воображает! — фыркнула почувствовавшая свою власть Лариска.

— Все-таки я мужчина, — напомнил он, поддевая пальцем резинку ее трусов.

— Что-то не чувствуется. — Лариска опустила глаза, следя за манипуляциями его пальца. Ноздри ее конопатого носа раздулись, как у заправской кокаинистки.

— Кроме того, я твой репетитор, — продолжал Никита с напускной строгостью. — Как будет по-английски «не хочу»?

— Я хочу, я как раз сильно хочу.

— Сейчас не об этом.

— Об этом, об этом, — заверила Лариска, стискивая Никитину ладонь влажными ляжками. Рука словно внутри горячего пирога оказалась. С пылу с жару.

— Ай донт вонт, — тоскливо произнес он, безрезультатно пытаясь высвободить моментально взопревшую руку. Он почувствовал себя так, будто ему предложили препарировать огромную раскорячившуюся лягушку, к тому же живую, чрезмерно активную и неважно попахивающую. С трудом проглотил ком, набухший в горле, покрепче сцепил зубы, закрыл глаза. Ничего, это в последний раз. Скоро его мучения закончатся. Еще немного, еще чуть-чуть. Последний бой, он трудный самый.

— Сделай мне хорошо, — взмолилась задыхающаяся Лариска. — А потом я тебе.

Одна перспектива хуже другой, бр-р! Никита Сундуков передернулся. Лучше бы эта толстая корова видеокассеты с шейпингом смотрела, чем изощренную порнографию! Наверное, в Интернете не осталось ни одного эротического сайта, куда она не успела сунуть свой любопытный конопатый нос. Кстати, именно благодаря этому обстоятельству их отношения зашли так далеко… Так далеко, что дальше некуда…

* * *

Помнится, они чинно сидели в кабинете Ларискиного деда, который, как обычно, отсутствовал, всецело посвятив себя отстрелу то ли диких щетинистых кабанов, то ли не менее диких боевиков. Тема разговора была вполне безобидная — источники пополнения словарного запаса. Главное, твердил он, прохаживаясь по кабинету, ни в коем случае нельзя пользоваться всеми этими переводческими программами, которых сейчас в сети пруд пруди.

— Почему? — поинтересовалась позевывающая Лариска.

— Это порочная практика, — сказал Никита.

— Порочная? — В ее глазах появились слабые проблески интереса.

— Ну да, — подтвердил он. — В Интернете масса сайтов, которые предложат тебе перевести любой текст, но ты ведь от этого умнее не станешь, верно?

— Глупее тоже, — заметила Лариска и вдруг нетерпеливо поерзала на своем стуле. — Слушай, а давай поглядим, как у них это получается. Ну, у электронных переводчиков.

Он пожал плечами:

— Зачем? Говорю же тебе: это порочная практика.

— А мне интересно. — Она хихикнула. — Ну-ка, отвернись. Я врублю комп.

— Тоже мне, секрет! — недовольно сказал Никита. — Я что, не знаю, как компьютер включается?

— Не забывай, что мой дед особо важная персона. Этот «Пентиум» так закодирован, что только держись. Если, к примеру, его включит кто-то посторонний, то сработает сигнал оповещения, и ровно через три минуты бедолагу сцапают на месте преступления. Дед ведь сюда всякую секретную информацию закачивает, когда дома работает.

— Тогда ну его к лешему, — сказал Никита, уставившись в угол и опасливо прислушиваясь к характерному гудению за своей спиной.

— Деда?

— Его сверхсекретный компьютер. Не трогала бы ты эту развалину, а?

— Развалина? У-у, чеченцы за наш «пентюх» миллион долларов выложили бы, не торгуясь, — важно заметила Лариска. — Так дед говорит. Он сейчас над планом крупномасштабной антитеррористической операции работает. — Произнеся сложную фразу буквально по слогам, Лариска заговорила быстрее: — Я, конечно, полюбопытствовала, не удержалась. Знаешь, сколько одних только десантников будет задействовано? Целая дивизия, вот.

— Военные тайны меня не интересуют, — поспешно заявил Никита. — И близкое знакомство со спецслужбами не входит в мои планы. — Его тон сделался тревожным. — Слушай, а вдруг сигнализация и впрямь сработает, что тогда?

Лариска захихикала:

— Не бойся. Все коды и пароли мне давно известны. — Заклацали бойко нажимаемые клавиши.

— Откуда?

— От верблюда.

— И все же?

— Дедуля опасается, что у него старческий маразм вот-вот начнется, поэтому перестраховался, записал пароли на бумажечку, а бумажечку всегда под рукой держит… Держал, — поправилась Лариска. — Потом сжег в пепельнице, как Штирлиц.

Никита осуждающе покачал головой:

— Вот застукает тебя однажды дед за компьютером, будешь знать.

— Уже застукал. На прошлой неделе. Я не удержалась, дописала в проект приказа по округу один пунктик. — Признание сопровождалось смешливым похрюкиванием.

— Какой пунктик?

— Добровольно сдавшихся в член к пепенцам считать изменниками Родины…

— Ты хотела сказать: в плен к чеченцам?

— Да нет же. Именно в член. — Последовала еще одна порция похрюкивания. — Дед сначала орал как оглашенный, а потом хохотал до слез. После того как я ему слово дала, что больше к его компьютеру не прикоснусь.

— А сама продолжаешь в прежнем духе, — укорил Никита Лариску.

— Конечно. — Она даже вроде как удивилась.

— Зачем тебе это? У тебя что, собственного компьютера нет? — рассеянно спросил он, пытаясь понять, по какой причине его уши сделались вдруг горячими, а дыхание участилось, как у спешащего куда-то человека. Еще никогда эфемерное понятие «миллион долларов» не казалось ему столь реальным и доступным, почти осязаемым.

— Почему нет? — удивилась Лариска еще сильнее. — Есть. Только мне нравится делать то, что запрещено. От этого особый кайф получаешь, разве нет?

— Не знаю, не знаю…

— Зато я знаю. Запретный плод всегда сладок. Ты в детстве когда-нибудь за взрослыми подглядывал?

— Гм, у меня, видишь ли, были несколько иные интересы.

— А у меня те самые. Сколько себя помню. — Зачирикал, засвиристел включенный модем, и через минуту Лариска скомандовала: — Все, можешь поворачиваться.

Никита посмотрел на нее, сидящую за генеральским компьютером, со все возрастающим интересом. Два вопроса всплыли в его сознании, один за другим. Первый: «С какого же возраста она не только подглядывает за другими, но и сама занимается этим?» И второй: «Как бы я сам распорядился секретной информацией, хранящейся в допотопном компьютере, если бы у меня имелся доступ?» — «Да уж придумал бы как, — живо откликнулся внутренний голос. — Миллион долларов — это тебе не фунт изюму. Чемодан денег, который с готовностью выложат сводолюбивые пепенцы… то есть чеченцы».

— Ну что, — осведомился Никита, покашливая и непроизвольно потирая ладони, — нашла переводчика?

— Кое-что поинтересней нашла, — похвасталась Лариска, уставившись в экран, видимый только ей одной. — Взгляни-ка.

Он поднялся с кресла и направился к письменному столу, бормоча на ходу:

— Если ты намереваешься посвятить меня в план секретной операции штаба Северо-Кавказского округа, то не стоит.

— Лично мне он тоже до лампочки, — заверила его Лариска. — Меня другое волнует. Если бы ты только знал, как волнует.

— Что именно? — спросил Никита, останавливаясь за ее спиной.

— Разве такое бывает? — Она постучала ноготком по стеклу экрана. Он не сразу сообразил, что за штуковина красуется перед его глазами, а когда понял, поспешно отвернулся, ощущая, как кровь приливает к его щекам.

— Ты гляди, гляди, — возбужденно потребовала Лариска, ловя Никиту за рукав. — Прямо жеребец, а не мужик.

— Убери эту гадость! — крикнул он, поражаясь тому, как сипло звучит его голос. Точно мороженым на холоде объедался несколько часов кряду.

— Гадость? — изумилась Лариска. — Что естественно, то не безобразно, глупый. У тебя ведь тоже нечто подобное имеется, а?

— Не твое дело.

— Как же не мое, когда очень даже мое!

Вот тут-то она его и прихватила по-настоящему. Уже не за руку. А через несколько минут, когда они, задыхаясь, лежали на полу кабинета, прислушиваясь к бешеному биению своих сердец, Никита Сундуков отчетливо понял, что это судьба. Нет, не случайно он нанялся репетитором именно в дом Павла Игнатьевича Конягина, а не в какой-нибудь другой. И спутался с генеральской внучкой тоже не напрасно. Компьютер, напичканный секретными сведениями, был тем самым кладом, найти который мечтает каждый. У всякого товара есть свой купец, нужно только подсуетиться, чтобы груда электронных блоков, проводов и деталей превратилась в не менее внушительную кучу денег.

И он подсуетился. Все продумал, просчитал, подготовил. Осталось сделать еще один шаг, самый главный. Решающий. Тот, после которого назад уже не повернешь…

* * *

Никитины размышления были прерваны воплями, очень напоминающими те, которые могла бы издавать изловленная хорьком курица, уже полузадушенная, но все еще бешено трепыхающаяся. Ее руки вцепились в его волосы, норовя выдрать их с корнем. Всякий раз, когда Лариска выгибалась дугой, ее влажные ягодицы отклеивались от кожаного дивана с неприятным чмокающим звуком.

Он с отвращением оторвался от ее сотрясаемого крупной дрожью тела и вытер губы тыльной стороной ладонью.

— Ми… миленький, — пролепетала она, продолжая подергиваться. — Ко… котик мой.

— Ко-кошечка моя, — передразнил Никита. — Ку-курочка.

До Лариски, зациклившейся на собственных ощущениях, его ядовитый мессидж не дошел. Колыхаясь на диване бледной медузой, она потянулась к нему:

— Иди ко мне…

— В другой раз. — Никита встал и, волоча по полу съехавшие на лодыжки брюки, поплелся в ванную.

— А ты разве не хочешь? — изумилась она, приподнявшись на локтях.

— Потом, — пообещал он, сверяясь с часами. — Самое время заняться английским, только теперь без всяких фокусов.

Очутившись в ванной, он первым делом плюнул в свое отражение и не вытирал плевок до тех пор, пока хорошенько не прополоскал рот, изведя добрую половину тюбика зубной пасты. На языке остался стойкий вкус мяты. Как будто он весь день эту чертову мяту жевал… с тухлой селедкой вперемешку. Он опять сплюнул, на этот раз в раковину. Досуха вытер зеркало, воспользовавшись одним из полотенец. Натянул брюки, не забыв приласкать пальцами предмет, хранившийся в правом кармане. Снова взглянул на часы. Охранники, дежурящие в подъезде, всегда заносили в журнал время прибытия и убытия каждого визитера. Уроки английского в генеральской квартире длились, как правило, два часа, так что не стоило нарушать эту добрую традицию. Вселенского хая, разумеется, не миновать, фамилия исчезнувшего репетитора будет объявлена во всеросийский розыск, но это будет уже потом, когда Ларискин дед вернется домой. Когда будет уже поздно. Слишком поздно.

— Then it’s far too late, — произнес Никита с чувством, расчесывая растрепанные Лариской волосы.

Неприятный привкус во рту улетучился, собственное отражение нравилось ему все больше и больше. Красивый, опрятный, стильный, уверенный в себе молодой человек, твердо знающий, чего он хочет в этой жизни и как этой цели добиться. Человек действия. Пути к отступлению готовы, приобретен новый паспорт, на его владельца записана квартира в далеком украинском городке с разбойничьим названием Бендеры. Его там сам Интерпол не сыщет, не то что сиволапая российская милиция. А годика через два-три, когда все забудется, он, может быть, возвратится в Москву. Если, конечно, не предпочтет осесть где-нибудь за границей, благо деньги скоро появятся, много денег. Сознание этого бодрило не хуже освежающего душа, который он, впрочем, так и не принял.

* * *

Обдумывая операцию, Никита Сундуков учел все, кроме того, что он, по сути, ставит крест на прежней жизни. На клубных тусовках и вечеринках, на вояжах по модным бутикам, на премьерах и презентациях, на полезных и приятных знакомствах, на супруге Алисе, в конце концов. Сегодня, когда предстояло перешагнуть последнюю черту, он вдруг отчетливо понял, как труден и тернист будет его путь к богатству. Похоронить себя в глуши в расцвете лет — на такое самопожертвование способен не каждый.

Никита Сундуков оказался способен. Он был морально и физически готов доказать это. Осознание этого факта помогло ему вернуться в гостиную с расправленными плечами и гордо поднятой головой.

— Как настроение? — весело осведомился он. — Готова к трудовым свершениям?

— Да хоть прямо сейчас, — оживилась Лариска, даже не подумавшая набросить на себя какую-нибудь одежонку. — В жизни всегда есть место подвигу. — Ее приподнятые ладонями груди выжидательно уставились на него.

— Нет! — предостерегающе воскликнул Никита, поспешно отведя взгляд в сторону. — Здесь у меня не получится. Обстановка не та. Давай перейдем в кабинет для разнообразия.

Его пальцы стиснули предмет, спрятанный в кармане.

— Знаю я это разнообразие, — надулась Лариска. — Опять станешь вокруг дедова «пентюха» кружить, как коршун, а на меня ноль внимания. Ты, случаем, не спереть комп задумал?

— Разве я похож на мелкого жулика?

Его улыбка получилась не слишком искренней, но зато очень широкой. Как у голливудского актера Леонардо ди Каприо, на которого он мечтал походить с тех пор, когда детство с его сказками о маленьких принцах осталось в прошлом. Подталкивая Лариску к двери в кабинет, он снова взглянул на часы, готовясь к завершению последнего урока. Его рука нащупала и обхватила костяную рукоятку «золлингеровской» бритвы. Округлая, изящно изогнутая, рукоятка удобно устроилась в стиснутой пятерне.

— Карманный бильярд? — хихикнула Лариска, наблюдая за суетливыми движениями Никитиной руки под тканью брюк.

— Что? — Он непонимающе приподнял брови.

— Шары перебираешь?

— Шары, какие шары?

— Мохнатые.

— Э-э…Послушай, Лара, что-то я неважно себя чувствую, честное слово. — Никита пригладил свободной рукой растрепавшиеся волосы. — Пот прошибает, в глазах темно… Кажется, занятия придется перенести. — Он приложил свободную руку к животу и слегка согнулся. — Будь так добра, позвони на пост, чтобы меня без лишней волокиты из подъезда выпустили.

— Понос прихватил? — нахмурилась Лариска.

— Понос?.. При чем тут понос? — Никита снова взглянул на часы. — Боюсь, это приступ аппендицита.

— Так давай вызовем «Скорую»!

— Никаких «скорых»! Я просто хочу отлежаться дома.

Лариска наморщила лоб:

— Странный ты какой-то…

— Я — странный?! — воскликнул Никита. — Да, я странный… Это из-за живота. Ты, пожалуйста, позвони на пост и не забудь напомнить охранникам, что я с сумкой, не то примут за какого-нибудь воришку — и в кутузку.

— А что, очень даже может быть.

Лариска захихикала, скаля свои попорченные сладостями зубы. Никита тоже осклабился, но тут же скорчил болезненную гримасу.

— Звони, котик, — простонал он. — Мне действительно плохо. Хочешь, чтобы я умер у тебя на глазах?

— Типун тебе на язык, — рассердилась Лариска, хватая телефонную трубку.

Пока она беседовала с охраной, Никита стоял рядом, держась за ее левым плечом, а как только трубка легла на место, коротко взмахнул выхваченной бритвой: раз, другой, третий… Несколько секунд Лариска стояла неподвижно, лишь кровь струилась между ее пальцев, которыми она обхватила шею. Потом она посмотрела Никите в глаза и издала жуткий хрипящий звук, который иногда можно услышать в испорченных водопроводных трубах:

— Грл-л-л?

Никита попятился, бормоча:

— Ну-ну… Все в порядке, что ты… Не надо кричать…

— Бла-бла-аа…

Захлебывающаяся кровью Лариска никак не хотела падать, продолжала топтаться на месте, сипя и булькая, как будто непременно желала сказать нечто важное напоследок, а о чем им теперь было говорить? Зачем?

— Прекращай это, — взмолился Никита, пытаясь избавиться от бритвы.

Ручка липла к ладони, бритва никак не желала закрываться, пришлось изрядно повозиться, прежде чем она исчезла в заранее приготовленном пакетике, а когда это наконец произошло, Лариска мягко осела на пол. Взглянув на нее, Никита сразу понял, что лучше бы он этого не делал. Зияющая на ее горле рана походила на второй рот, разинутый в немом крике. Ярко-красная кровь не просто текла оттуда, а выплескивалась судорожными толчками, разливаясь вокруг сидящей на полу девушки маслянисто поблескивающей лужей. Зато ее широко раскрытые глаза совершенно утратили прежний блеск. И веснушки с кожи почему-то исчезли, даже на тех участках тела, которые не были перепачканы красным…

* * *

По пути через Москву Никита дважды останавливал машину и высовывался наружу, не в силах подавить приступы тошноты. Зато на душе было спокойно. Он знал, на что шел, когда умыкнул генеральский компьютер. Теперь всего несколько часов отделяли его от заветной цели — восьмисот тысяч долларов, в которые, после длительных торгов, был оценен старенький «Пентиум» невесть какого поколения. Собственно говоря, в комиссионке эту развалину вряд ли удалось бы сбыть даже за полтыщи, но информация, хранящаяся в электронных недрах компьютера, оказалась поистине бесценной. Никита догадывался об этом с самого начала и не прогадал. Он вообще редко когда прогадывал, Никита Сундуков. Вскормленый американскими окорочками и гамбургерами, вспоенный пепси-колой, повидавший на своем веку больше голливудских фильмов, чем сновидений, он твердо усвоил, что неудачникам в этом мире делать нечего. Или ты распихиваешь локтями ближних и успеваешь к добыче первым, или тебя оттирают на обочину жизни, туда, где тебе остается лишь жевать сопли на митингах таких же убогих да обиженных, как ты сам. Третьего не дано. Кто не успел, тот опоздал. Кто опоздал, тому — оттопыренный средний палец перед носом. Поимей ближнего своего, пока ближний не поимел тебя самого — вот главная заповедь для тех, кто хочет преуспеть в этой жизни. Отсюда жизненное кредо: подешевле купи, подороже продай, остальное приложится. Не можешь купить — укради, но все равно продай. Неважно что, неважно кого, лишь бы за реальные бабки.

Представляя себе пачки долларов, Никита глянул на системный блок, упакованный в сумку. Громоздкая, угловатая штуковина размером с чемоданчик — теперь таких уже не производят. Таскаться с этой тяжестью не слишком приятно. Кто-нибудь другой на месте Никиты попытался бы скачать информацию, заложенную в генеральский «Пентиум», на дискеты или на компактный диск и… был бы схвачен на месте преступления с поличным. Он действовал иначе, ведь компьютер был снабжен не только различными степенями защиты, но также хитрой системой оповещения о том, что включение произвел кто-то чужой, не знающий всех кодов и заморочек. Никита слыхал про подобные штуки. Ты утапливаешь кнопку «Пауэр», а внутри компьютера автоматически оживает «маячок», имеющий питание от электрической сети. Все, ты спекся. За тобой гонятся, отслеживая твое местонахождение с помощью специальных приборов. Ты еще наивно радуешься своей добыче, а по тебе уже тюрьма плачет. «Лубянка-а, сгубила молодость мою»… Или Таганка. Или что-то другое сгубила, кажется, талант. Кстати, насчет талантов. Возможно, Никитина жена сумела бы проникнуть в электронные недра компьютера, что называется, без шума и пыли, но она же могла стать опасной свидетельницей. Зачем Никите такая обуза? Он взял компьютер как есть, прямо с торчащими в гнездах шнурами, которые змеились по полу и норовили запутать ноги улепетывающего Никиты. А тут еще кровь, слишком много крови. Ее натекло на паркет столько, что пришлось скакать через кабинет на манер кузнечика. Вот был бы номер, если бы Никита выперся в вестибюль подъезда с перепачканными кровью подошвами, оставляющими за ним цепочку красных следов! «Молодой человек, что это такое?» — «Где?» — «У вас за спиной». Осталось бы только оглянуться через плечо и сделать изумленное лицо: «Ой, надо же! Наверное, в краску наступил». Впрочем, охранники не стали бы слушать этот жалкий лепет, а просто скрутили бы Никиту на выходе и переломали ему все кости до приезда милиции. Парни здоровенные, морды злодейские, кулачищи тверже ананасов. Один такой звезданет промеж глаз, мало не покажется.

Машину тряхнуло. Никита съехал к тротуару, опасаясь, что его вот-вот вывернет наизнанку. Предусмотрительно распахнув дверцу, он откинулся на подголовник и принялся считать сперва до ста, потом еще до пятидесяти. Тошнота отступила, сменившись потоками пота, такого обильного, что через минуту одежда Никиты промокла насквозь, хоть выкручивай. Ничего, пот — это не кровь, сказал он себе. Ради заветного куша можно и попотеть. Перед мысленным взором Никиты развернулась панорама океанского побережья — пальмы, белый песочек, подтянутые девчонки в трусиках-тесемочках. Все, как одна, загорелые, все маслянисто блестят, и среди них ни одной веснушчатой, вот что приятнее всего. Когда он, Никита, очутится на подобном пляже, он первым делом сведет знакомство с парочкой таких блестящих красоток и устроит себе праздник для души. Он ведь уже почти богач. Осталось лишь произвести обмен генеральского компьютера на доллары. Кого-то интересуют военные операции штаба Северо-Кавказского военного округа, а у него, у Никиты, другие запросы. Ему наличные подавай, да побольше. Плевать ему на генерала Конягина, плевать на всяких там Шамилей Басаевых, с которыми тот якобы воюет. У Никиты своя собственная операция, многоходовая. Задолго до своего последнего визита к Лариске он вышел через знакомых на представителя чеченской диаспоры в Москве и осторожненько намекнул на возможность заполучить сведения, интересующие свободолюбивых сынов гор. Встреча состоялась в ресторане. Чеченец, то ли владелец казино, то ли бандит — кто их нынче разберет, — выслушал туманную речь собеседника с непроницаемым лицом, закинул в рот маслину и молча удалился, но утром следующего дня Никите позвонили и, не тратя времени на пустопорожние разговоры, продиктовали номер мобильного телефона некоего Алхана Шалоева. Ох, и помотал же тот Никите нервы! Надменный, упрямый, как горный баран, Алхан для начала сбил цену генеральского компьютера до восьмисот тысяч баксов, а потом заявил, что обмен должен быть произведен у доверенного человека, которого зовут Руслан Гелхаев. Никите это не понравилось. Гелхаев был мафиози, не самым авторитетным, но оттого только более опасным и непредсказуемым. Встречаться с этим типом в неприступном загородном особняке Никите абсолютно не хотелось. «Нашли дурака! — нервно хохотнул он тогда. — Нет уж, никаких вояжей за черту города. Мы совершим обмен в людном месте, которое я назову». — «Ты не способен назвать даже места собственной могилы, шелудивый пес», — рявкнула трубка. «На таких условиях я отказываюсь от сделки», — с достоинством заявил Никита. — «А от жизни? — вкрадчиво осведомился Алхан. — От жизни ты тоже отказываешься? Если нет — приезжай к Руслану. Не хочешь — оставайся дома. Тебя найдут. Скоро». — «Эй, что за дела? Мы так не договаривались!» — «Договаривались, — холодно возразил Алхан. — Ты сказал, что продаешь товар. Я сказал: покупаю. Держи слово, если ты мужчина. Иначе плохо будет. Очень». — «Но…» — пролепетал Никита. «Деньги готовы, расчет на месте, адрес я тебе назвал. Всё». В трубке заныли сигналы отбоя. Придя в себя, Никита принялся лихорадочно обдумывать сложившуюся ситуацию. Отказываться от сделки было нельзя. Не только из-за нависшей опасности. Ведь помимо угроз прозвучала и весьма приятная новость: деньги готовы, расчет на месте…

Очень скоро этот самый расчет будет произведен. Никита бросил взгляд на циферблат своих часов, снял машину с тормоза и тронулся в путь. Вперед, только вперед! Через несколько часов Ларискин дед вернется с охоты, сунется в свой кабинет и обнаружит внучку с перерезанным горлом. Если на месте от инфаркта не загнется, то непременно поднимет тревогу. Начнется переполох, кутерьма. Как в том детском стишке: ищут пожарные, ищет милиция… Никита нервно хихикнул. Ищите-свищите ветра в поле.

Нехорошо, конечно, что Лариску пришлось… того, но, как говорят в Америке, ничего личного, это только бизнес. Хоть и вздорная была девчонка, а все же ее жаль, искренне жаль. Никита прислушался к себе, пытаясь определить, в какой именно области его организма скопилась жалость, но почувствовал лишь тяжесть в мочевом пузыре. И это его вполне устраивало.