Собакалипсис

Сергей Гришин, 2021

Ужасный вирус поразил-таки человечество. В результате хомо сапиенс перестал быть человеком разумным, превратившись в зверя. А вот звери наоборот обрели разум. Это история о псах, берегущих, по старой памяти, своих бывших хозяев.

1

Я запахнул полы халата. При входе на территорию питомника почему-то всегда ветрено.

— Что, двинули? — спросил Боб, переминаясь с ноги на ногу.

— Идём, — я кивнул и приоткрыл дверь.

Изнутри пахнуло нечистотами.

— А ещё человек разумный, — буркнул Хуа и потёр нос. — Гадит, где придётся.

— Прояви уважение! — пробасил Роти и, отпихнув мелкого напарника, зашагал вперёд.

Я усмехнулся. Наш амбал всегда смотрел свысока на всякую мелочь. Кроме меня, пожалуй. Но меня попробуй только, позадирай. При следующей обработке от блох вмиг без шерсти окажешься. На самых интересных местах.

Я пристроился за Бобом. Меня тут же догнал Хуа и потрюхал рядышком.

— Уважение, ишь ты! — недовольно протявкал он. — Ишь, чего захотел! А я, между прочим, всё помню! И как плясать приходилось за последний кусочек, и как мордой тыкали! — он повернул ко мне свою пучеглазую мордашку: — Чего молчишь, Джек?

Я поправил очки в тонкой золотистой оправе и, усмехнувшись, ответил:

— Во что тебя, прости, тыкали, если ты такой весь из себя воспитанный?

— Злой ты, Джек, хоть и умный, — вроде бы обиделся Хуа, но не замолчал, а продолжил своё ворчание: — Вот скажи мне, почему Роти так с ним носится, с уважением этим?

— Это в нашей природе, — нехотя ответил я. Признаться, пучеглазый приятель с его вечными околофилософскими вопросами уже достал.

— В чьей? — не согласился он. — Вот у меня его и в помине нету! С чего их уважать-то? Прогадили своё могущество! Сами же всё испортили! А я после этого их должен уважать?

— Многие знания — многие печали! — нравоучительно проговорил я.

Хуа даже остановился на пару секунд. Эта мысль ему, похоже, раньше в голову не приходила.

— Во-во! — согласился он, снова нагнав меня. — Оттого ты и злой, что умный, — сделал Хуа странный вывод.

Я даже не нашёлся, что на это ответить. Я-то думал, он сейчас снова начнёт о людях рассуждать.

Тем временем мы подошли к кухонной двери. Роти встал слева, чтобы открыть её и, в случае чего, быстро закрыть. Боб устроился справа.

— Готов? — спросил меня здоровяк.

Я кивнул. Основная прелесть моих габаритов и умилительной внешности в том, что я не вызываю агрессии. Как, впрочем, и Хуа. Но если по моему поводу можно сказать лишь «ми-ми-мишный», то мой пучеглазый приятель почему-то приводит одичавших в ступор. Мы же этим успешно пользуемся.

Дверь чуть скрипнула. Я на мгновение закрыл глаза, а потом шагнул внутрь.

— Хозяин, — тихо позвал я. — Время пищи и процедур!

Из-за холодильника высунулась лохматая голова. Блеснули белки глаз на испачканном лице.

— Фёдор Степаныч, как же так? — я всплеснул руками. — Мы же только утром умывались! А Вы снова где-то уже успели изгваздаться!

— И ты ещё говоришь об уважении! — не преминул вставить Хуа, вошедший следом за мной. — Свиньи, и те не такие неряхи! Это уже даже не Хомо Свинтус! Это Хомо Кретинус какой-то!

— Помалкивай! — рявкнул появившийся из-за двери Роти.

Голова хозяина сразу же убралась обратно за холодильник. Оттуда донеслось учащённое дыхание.

— Роти, чтоб тебя болонки зализали! — в сердцах выругался я. — Ты ж так всё испортишь! Если убежит, сам его будешь на территории ловить!

Роти насупился, прижал уши и пробурчал:

— А зачем он про хозяина так?

— А что не так-то? — хихикнул Хуа.

— И ты, зараза, тоже помалкивай, — я с упрёком посмотрел на пучеглазого. — Отойдите все к двери. Будем давить на «мимишность».

Я встал на четвереньки. Всё-таки, что ни говори, а более привычная, хотя и менее приличная поза. Я неспешно прошёл к убежищу человека. Халат неприятно тёрся пуговицами о ламинат, подметая рукавами заляпанный пол. В меня упёрся напуганный взгляд хозяина.

Я ответил самым умильным выражением морды лица, на которое только был способен. Потом подошёл вплотную и положил голову на колени человека. Какое-то время он напряжённо сидел, судорожно дыша. Потом положил мне между ушей свою ладонь и стал гладить. Спустя минуту хозяин уже совершенно успокоился. Я и сам чуть было не задремал, убаюканный мягкими прикосновениями.

— Джек, — Боб откашлялся и указал в сторону двери, откуда мы пришли. — Мы всё подготовили. Не хотелось бы здесь слишком долго задерживаться.

Я вздохнул и поднялся на ноги. Помог встать хозяину.

— Пойдём, Фёдор Степаныч. Помоем тебя сейчас. Потом покушаешь по-человечески — не всё же жрать.

Человек послушно пошёл со мной в ванную комнату. Здесь всё было оборудовано так, что мы, несмотря на отсутствие таких удобных пальцев, могли провести необходимые санитарно-гигиенические процедуры.

Когда я причёсывал мокрые волосы хозяина, он вдруг поймал в зеркале мой взгляд. Что-то блеснуло в свете лампы. Кажется, слеза.

— Джек, — выговорил Фёдор.

Моё сердце пропустило удар. Я чуть было не уронил расчёску.

— Фёдор Степанович?

Но человек уже снова потерял связь с той частью разума, что некогда делала его царём природы. Хорошо хоть не начал дёргаться, а то и драться. Просто позволил мне закончить с приведением его в нормальный вид.

Затем мы прошли в гостиную, где парни уже закончили сервировать стол. Я усадил хозяина на стул во главе стола, сам сел слева. Справа от человека оказался Боб, всегда готовый помочь. Роти и Хуа устроились поодаль, изредка постреливая друг в дружку неприязненными взглядами.

— Кепку сыми, — пробурчал здоровяк вполголоса, стараясь не напугать хозяина.

Пучеглазый хмыкнул, но всё-таки смахнул с головы свой ярко-жёлтый головной убор.

— Доволен? — осклабился он.

Роти кивнул и поправил свой любимый красный в косточках галстук, выбившийся из-под пиджака.

Шесть глаз уставились на меня. Спустя несколько мгновений к ним присоединилась ещё одна пара.

Я вздохнул. Как-то само собой повелось так, что я каждый раз начинаю нашу совместную трапезу с… речи? Молитвы? Даже не знаю, как это назвать.

— Друзья мои, — начал я, проникнувшись значимостью момента. — Уже три месяца мы собираемся здесь по понедельникам, чтобы не забывать. Мир изменился. Раньше это был мир людей. И пусть они оказались далеко не лучшими правителями. Но мы умели их ценить. Особенно близких и любимых, — я кивнул на Фёдора Степаныча, тупо уставившегося куда-то в район моего носа. — Хозяин знал, что и он не избежит этой участи. Он, как смог, подготовил нас к новому миру. И в благодарность мы не забудем своего человека. — Я продел руку в ручку бокала и приподнял его над столом: — За старый мир!

— За старый мир! — ребята повторили мой жест.