Человек без имени, лица и цвета. Клерк

Сергей Винокуров (2024)

Герой этого произведения — человек, одержимый идеей свободы, отчаянно пытающийся бросить вызов судьбе. Он ставит под сомнение все окружающее, но видит лишь бессмыслицу. Любовь, желание славы, острое ощущение смерти движут главного персонажа на протяжении всего романа.

Глава 1

Как я смел воображать в своей жизни творчество? Именно его то я и представлял. Перечитав множество книг и просмотрев первоисточники на определенную тему, я так и не понял главного, того, что волнует каждого человека и того, что не знает никто, но пытается найти. Изо дня в день огромный Земной шар вращается вокруг своей оси и с помощью науки первопричины открываются человеческому взору. Но как быть с другим, как мы можем вообразить и даже помечтать? Какого быть не то мистиком, не то провидцем, но грубый мир, теперь же я замечтал погибнуть по-настоящему…

Для чего я проснулся в который раз во вторник? Вторник восемь часов утра. Я не смотрю в окно, потому что мои глаза слипаются и яркий солнечный свет может испепелить и уничтожить мое зрение. Потом ванная вместе с душем и тяжелый завтрак, чтобы я не умер от голода на протяжении дня. Я выхожу на улицу и здороваюсь с пожилыми женщинами, при чем для них мой уверенный и высокий тон представляется полным удивлением, и они восторженно друг другу говорят о том какой я молодец. Пачка сигарет и заведенный двигатель. На этот раз у меня есть около сорока секунд на размышления, ведь чтобы закурить сигарету нужно достать из кармана зажигалку несколько раз ее вздернуть и вдохнуть в легкие первую затяжку ароматных сигарет. После сигарет форма моего лица становится на место, и я могу предаться легкому возбуждению. Проезжая по мягко асфальтированной дороге на меня, в который раз находит ощущение будущности. Дорога новая и в каких-то местах стоят оградительные сооружения из пластмассы красных и белых цветов. Справа строится огромный жилой комплекс с высоким бизнес-центром посредине. Бизнес-центр состоит из одного небоскреба и нескольких высоких зданий вокруг. Я очень хотел запечатлеть этот момент в моей памяти и уже ждал как приеду на свое рабочее место и буду из окна смотреть на него. В сущности, я ненавидел этот небоскреб, но он как будто бы дразнил меня. Первым делом по окончанию транспортировки меня на работу я уперся на это высокое здание, но длилось это лишь секунды и меня охватило чувство повседневности и безразличия.

На протяжении всего дня и искал себе занятия, потому что обычно я выполняю порученную мне работу за несколько часов, из которых добрый час я имитирую бурную деятельность с якобы нескончаемым желанием докопаться до истины. Я в совершенстве овладел навыком заинтересованности, по крайней мере как мне казалось, и мог тратить часы на переговоры с тем или этим человеком, а все-таки моим любимым делом был поиск истинны и правды. «Как же на самом деле должно все получиться?» — спрашивал я себя, при этом делал глубоко задумчивое лицо, которое порой искривлялось в зависимости от сложности, порученной мне задачи. В общих чертах я мог составить цепочку создания задач на моем столе, и понимал, что действительно есть люди, которые создали определённые требования и надеяться, что они будут выполнены. Мало того, я был уверен и мог предположить, что есть даже те, кому это интересно. Рутинный процесс и не в последнюю очередь выработка всех часов работы, а также выполнение установленных задач составляли мою обыденность. Я представлял свою работу этаким проводником, гарантом выполненных требований. По крайней мере так было заведено и лучшей чертой среди всех работников и по совместительству моих коллег по цеху являлась дотошность. У одного парня его звали Александр, была даже кофта с надписью на спине «Душнила» и такие же носки. Я не сопротивлялся течению и провозгласил себя надзирателем, предводителем обеспечения качества продуктов.

Помимо всего прочего у меня были еще коллеги, с которыми можно было взаимодействовать. С первого дня у меня с ними не заладился диалог, а точнее не зародился. Диалога просто на просто не было. Все организованные компанией мероприятия по сплочению коллектива такие как настольные игры или корпоративы прошли мимо меня, хотя я пытался. С первого дня, хотя половина работников была новая, сформировался костяк. Этот костяк определенно образовался благодаря одной страсти или точнее привычке — курение. В их коллектив входили три девушки и несколько молодых людей. Одним из этих молодых людей был мой напарник. Он был достаточно примитивным, но чувствующим молодым человеком. Его излюбленным приемом сосуществования в обществе была непротиворечивость. В те моменты, когда между мной и костяком совпадали часы курения и мы поднимались наверх на лифте, всегда было уместно кому-то пошутить. Ведь ощущение неловкости от тридцатисекундного молчания были катастрофически опасны для духовного состояния всех присутствующих в лифте. Молчание было исключено и находилось под запретом и справедливости ради, этот негласный закон всегда исполнялся. Не в последнюю очередь благодаря моему напарнику. Обычно что-то комфортно смешное говорили девушки и когда все начинали посмеиваться, мой напарник выжидал около пяти секунд и поддерживал общую волну смеха. Я думаю, что это было связано не с его медленной обработкой информации, а скорее с обязанностью поддержания порядка на корабле. Он знал, что если нарушать правила, то вскоре его могут исключить из группы порядочности, как это сделали со мной, а курить одному могло сравниться с каторгой или отчуждением. Также у него были полномочия на прекращение общего веселья и, как правило, последний смешок оставался за ним. После этого, с чувством выполненного долга, все расходились по своим местам.

Удовольствия коротают время. Это был мой способ выживания среди проповедников исполнения долга и обязанностей. Кроме неплохого вида из окна, обеда и курения удовольствий было немного, но я составил четкий план для наиболее эффективной тактики по истреблению времени. Пространства было много и помещений тоже, и я знал с каких точек и на что открывается вид. Первый и излюбленный вид был в маленькой переговорной комнате с видом на бизнес-центр и моего непримиримого соперника — небоскреба. Стены у этой комнаты были прозрачными, но там было кресло, и я разворачивался спинкой к двери, таким образом скрываясь от проходящих по коридору людей, окружающие воспринимали это как тяжелый переговорный процесс и не могли потревожить гармонию уединения или вообще не замечали меня. Второй вид открывался из другого помещения, которое пустовало, ведь совсем скоро туда придут новые сотрудники и жизнь засияет новыми красками на благо компании. Из этого пустующего помещения было видно реку и парк с велосипедными дорожками и лавками. Третий вид открывался на дорогу, парковку и небольшие пятиэтажные здания, что являлось самым посредственным и неказистым, но излюбленным местом для размышлений моего напарника. Почему-то всегда, когда я заставал его за созерцанием парковки он по-детски смущался и суетился, брал свой кофе и уходил. Я уделял по полчаса каждому месту, кроме последнего, потому что не хотел соревноваться с моим напарником, ведь я и так по меркам костяка был обнаглевшим. Я мог предаться размышлению, чтению и разговорам по телефону, но главное для меня это было очень серьезно, и окружающие могли это ощутить, поэтому мое отсутствие на рабочем месте выглядело неподобающим, но обоснованным. В это время я ограждал себя от обязанностей и восклицал в себе: откуда взялось слово нужно? В действительности этому слову следует исчезнуть. Это время я предназначал для революции и баррикад в собственном сознании и под конец запланированных тридцати минут отдыха назначал жестокое подавление и восстановление устоявшейся власти. В зародыше я кричал: вперед; в агонии провозглашал: отступать! Это длилось бесконечно, и обычно заканчивалось победой действующего режима. Повелевать и властвовать, а что, если умеренная жизнь? Как насчёт жизни без нервов? В океане заботы. В спокойствие и сытости. Теплые ноги и трезвая голова. Привычность. С такими мыслями я отправлялся вновь за рабочее место к привычным мониторам.

Обед я разбивал на две части. Первая часть наступала сразу же после первого часа и самого продуктивного моей работы. Обычно это был суп и какой-нибудь салат из овощей и оливок. Обязательной частью обеда был зеленый чай, который в иные дни я разменивал на черный. Я считал своим долгом постоять как следует и заварить его, чтобы потом выкинуть в мусорку чайный пакетик. Потом взять пластмассовый стаканчик и пойти на свое законное рабочее место. У костяка главным атрибутом привилегированности были собственные кружки желательно с надписями, а если они именные, то это считалось высшей степенью добродетели. Во вторую часть обеда входило второе блюдо, включавшее в себя мясное изделие и гарнир. Ответственные сотрудники подходили к выбору тщательно, потому как еду, которую с утра привозил курьер, ставилась в холодильник и был выбор из нескольких супов и вторых блюд. Для этого, как только еда оставлялась в холодильнике, работники брали стикеры, писали свои имена и наклеивали на еду, которая больше по вкусу. Мне нравилось делать из себя жертву, присваивать себе претензию на аскетизм, и довольствоваться оставшимися продуктами.