ПО ЛИНИИ Е

Сергей Ветер Северный (2024)

Шахматная партия начата. Белые и черные фигуры на доске — это люди владеющие магическими способностями. Важно понять, кто друг, а кто враг. Путешествие Рада начинается со встречи Азиры. Они оказываются вовлечены в игру, ценой которой являются их жизни. Им придется решать загадки, когда на пятки наступают враги. Вот только Азира в этой партии новичок, который не имеет сильных навыков. Раду же приходится защищать их жизни с помощью химических реактивов. Путешествие по линии Е — это путешествие, которое изменит их обоих. Что будет ждать их на последней клетке? Что делать с силой, которая способна уничтожить шахматную доску?

Глава 5

Танец Ведьм

I

— Сторог — древний город, столица Острожского княжества. К слову, одного из самых сильных княжеств в восточной части материка. Со смены городового начальника, вектор развития столицы поменялся на сто восемьдесят градусов. Если раньше чадящие трубы металлоплавильных заводов затягивали небо, то теперь город активно развивал торговлю: как морскую, так и сухопутную. Городовой начальник верно понимал, что запасы железной руды иссякли, но стратегическое положение города по-прежнему важно. С запада Белый Хребет, который является тайником множества минералов и драгоценных самоцветов, с востока Азорское море, богатое рыбой и являющееся хорошей дорогой для торговли с Вольными Княжествами. Ко всему прочему, Сторог имеет паутину железнодорожных путей, ведущих в Империю и соседние княжества. Поэтому был расширен острожский порт. Так же император выделил большую сумму на постройку новой колеи железной дороги и складских помещений. Империя заключила союзные отношения с этим Вольным городом. А каких-то три поколения назад Сторог, как и всё Острожское княжество, был независимым…

— Сторог? — уточнила Азира.

— Да. Имя, кажется, восходит к эпохе седой старины. В любое время года город, а тогда городище, продувался ветрами.

Мы шли вдоль высокого кирпичного забора. Кладка местами крошилась, местами поросла плющом. На противоположной стороне виднелась высокая труба и крыши производственных помещений.

— Но, несмотря на достижения и преображения, в городе есть старые язвы. Одной из таких является военная мануфактура. Завод Строгонова, который производил пушки. Старым, разлагающимся трупом мануфактура остается в черте города. Строгонов — хозяин военного завода, продавал свои пушки как императору, так и восточному союзу Вольных Княжеств. Империя не простила этого предательства: мануфактуру подожгли. Все деревянные элементы обратились в прах, — я почувствовал, как в горле першит от дыма, а в ушах послышался далёкий звук ломающегося шифера.

— Это же очень хорошо, что завод почти уничтожен, а город решил идти мирным путём. Буду рада послушать ещё ваши лекции об истории Сторога, когда мы будем искать следы Странника.

— Боюсь, что в этом городе вы не будете искать следы Странника.

— Как вас понимать? — в голосе молодой графини почувствовалось напряжение.

— Дорогая Азира, мы с вами разделимся. Ваша задача будет найти Гроссмейстера и вместе с ним постараться вытащить на поверхность свой дар. Я же постараюсь собрать всю информацию о Страннике. Борьба за артефакты будет крепкая, Тамара скорее всего уже в городе.

— Но зачем нам разделяться? Кто такой Гроссмейстер? Где и как я его найду?

— У него и спросите. Я отдаю вам сопроводительное письмо на его имя. Адрес указан на конверте. И помните, на всё про всё у вас ровно две недели, не более.

На желтом конверте были написаны две строчки: В.Н. Ожегову, Улица Речная 9.

Гроссмейстер дочитал письмо и внимательно взглянул на меня.

— Стало быть, Вы теперь полностью в моем распоряжении, госпожа Вересова. Для начала мы избавим вас от этой тюрьмы в виде женского платья.

— Что?! — слишком эмоционально сказала я, после чего почувствовала, как горят мои уши и краснеют щеки.

— Вы переоденетесь в более подходящую одежду, — невозмутимо уточнил Ожегов.

— Мне кажется, вам стоит договаривать фразы до конца. Сразу видно, что вы с Радом имеете что-то общее. Платья не берите, в горах платья нельзя! — последнюю фразу я говорила специально монотонным голосом, передразнивая манеру Рада.

— Вы же хотите научиться сокрытию?

— Да. Я поняла, выбора у меня нет, — сдалась я.

— Прошу вас, пройдите в соседнюю комнату и найдите в шкафу моей жены необходимую одежду.

Я последовала первым инструкциям Гроссмейстера. В шкафу висела единственная рубаха и штаны, что значительно упрощало поиски и выбор. Пришлось прощаться со своей одеждой.

— А госпожа Ожегова…. — не успела я закончить вопрос как Гросмейстер ответил.

— Она на гастролях с театром в соседнем княжестве, и да, она просто человек.

Хорошо. Я почувствовала облегчение. Не очень хотелось посторонних глаз, Рад же неоднократно напоминал, что нельзя применять силу при людях.

— Рад — любитель. Он пытался раскрыть Вас через выход из привычного круга посредством стресса. Дилетант. Он поторопился с этим методом, его несколько ослепил ваш потенциал, — громко продолжил беседу Ожегов.

— Потенциал??? — я чуть не задохнулась от такой откровенности.

— Конечно, он вам не сказал о нем. Наверное, вы редко слышали от него похвалы — это его метода. Он решил сразу дать вам средний уровень сложности без начального — это говорит, что он верит в Вас.

— Как ваши слова соответствуют действительности? — не понимала я.

— Он вас обучал сокрытию — это навык второго уровня, в то время как вы не владеете первым уровнем, — спокойно ответил Ожегов.

— То есть? — я хотела дополнительных пояснений, в результате которых меня снова похвалят.

— Об этом после, — оборвал мои надежды Ожегов, — Сейчас я хочу Вам сказать, чтобы вы не питали иллюзий, госпожа Вересова. Вы способная, но не особенная. Нетленные, у которых есть потенциал, не всегда его могут раскрыть! Вы можете остаться серым невзрачным нетленным. Я попробую этого не допустить, но знайте — эти две недели будут самыми тяжелыми для вас.

— Господин Ожегов, вы действительно полагаете, что я могу в этом выйти?

— Госпожа Вересова, это всего лишь костюм для гимнастики.

Я вышла. Руки были обнажены по локоть, подол рубахи заканчивался на середине бедра, красная окантовка штанов едва прикрывала колени. Завершал образ красный атласный пояс.

— А обувь? — с мольбой спросила я.

— Вы будете тренироваться босой. Для начала я попрошу встать вас в центр комнаты.

Я снова подчинилась.

Господин Ожегов взял с книжной полки потрепанный томик и положил мне на голову.

— Упражнение на осанку? Я легко с ним справлюсь.

— Это лишь часть упражнения, госпожа Вересова. А теперь вытяните руки в сторону ладонями вверх.

Проделав этот нехитрый прием, я получила в руки два хрустальных графина. Правда, они были неодинаково наполнены.

— Сохраняйте равновесие, доверьтесь своему телу. Будем осваивать с вами навык первого уровня — защитное поле. Сокрытие — это навык второго уровня, дар — это четвертый уровень, — доброжелательно закончил Гроссмейстер.

— Четвертый?

— Да, четыре уровня по два навыка — белый навык и черный навык. Всего, стало быть, восемь навыков: четыре белых и четыре черных, прям как клетки на линии шахматной доски. Странник, в глазах Рада, нашел девятую клетку и шагнул на нее.

— А что представляют из себя эти уровни?

— Базовый, или телесный уровень, имеет белое и чёрное умение. Здесь находится защитное поле, простите за тавтологию, защитное умение и рывок — атакующее умение. Второй уровень — эмоциональный. Этот уровень содержит сокрытие — поглощающее умение, и нахождение — отдающее умение. У вас, госпожа Вересова, не обточен навык нахождения: вы чувствуете энергию нетленного, но не можете определить местоположение. Именно поэтому Рад пытался вас научить сокрытию.

— Это верно, — задумчиво протянула я, — Но как такое возможно? Я имею ввиду в моем случае.

— Уверены ли Вы, что вам нужен ответ именно на этот вопрос?

Он сделал паузу, давая мне возможность переварить сказанное.

— Вы правы. Простите, что перебила… — потупилась я.

Гроссмейстер усмехнулся.

— Третий уровень — психический или интеллектуальный. Белое и черное умения — две стороны одной техники. Четвертый уровень интуитивный или вещий. Содержит либо дар, либо проклятье. Дар — способность, данная нетленному, которая ничего не требует взамен. Проклятье же — это практически тот же самый дар, лишь с одной условностью: оно забирает перерождения у хозяина, за одну жизнь — одно перерождение. Поэтому фигура с проклятьем автоматически становится атакующей: то есть, пользуясь проклятьем, такая фигура должна убивать одного нетленного за один жизненный цикл, чтобы оставаться при своих, как минимум.

— Вот даже как. Скажите, господин Ожегов, долго ли мне так стоять?

— Стойте полчаса, потом чтение книги, которая у вас на голове — около часа. Затем снова полчаса — равновесие, и чтение книги час. Я буду периодически нарушать вашу тренировку для того, чтобы вы подкрепились. Конец тренировки и сон сегодня в 21.00. За сим, оставляю вас. Помните, от успеха вашей тренировки будет зависеть жизнь Рада.

— Жизнь Рада? — удивилась я.

— Да, если вы помните он вышел из сокрытия. А свой родной город Тамара знает хорошо. Надеюсь, она его не убьет раньше времени. Госпожа Вересова, вынужден откланяться.

Я осталась одна, в тишине, нарушаемой механическим ходом часов.

Минут через пять мои руки начали наливаться немеющей, жгучей болью. Я собрала волю в кулак и продолжила тренировку. Еще минут через пять боль в руках и мысли склоняли меня сдаться.

— Но я ведь подведу Рада, да и потом, я хочу стать сильнее, — злилась я сквозь зубы.

Размышления о Раде и моем возможном потенциале, раскрыть который я смогу через тренировки, придали мне сил.

Я с достоинством выдержала полчаса и облегченно села в мягкое кресло, взяв потрепанный томик.

«Трактат о ведьмах и колдунах», — гордо сообщала обложка.

На второй странице был изображен цветной герб: синий меч, пронзающий зеленую змею. Под гербом были написаны столбиком, судя по всему, авторы. Большими буквами выведены отцы-инквизиторы: Корнелиус Строгий и Кир Премудрый. Меньшим шрифтом напечатаны практики: Феофил, Федул, Прол.

Я открыла первую главу «Ветер ведьм».

«Ведьмы и колдуны с давних пор существуют среди нас. Их достаточно сложно обнаружить и, тем более, изловить. После массовых казней оных, они стали более скрытны. Но есть особенности их колдовской породы, которые позволяют безошибочно обнаружить их среди рода людского. Первая особенность — так называемый ветер ведьм. Ведьма или колдун способны порождать что-то навроде ветра, который окружает их и защищает от ударов кулаками и плетьми. Но если множество людей начнут нападать на ведьму, окружат ее, ветер вскоре иссякнет, и ведьма падет от бессилия. »

Видимо, под ветром ведьм подразумевается защитное поле. Желтые страницы снова зашелестели.

«Ветер оберегает своих нечистых хозяев, но есть у них и еще одна особенность — мерцание. Лужицкие мужики наперебой рассказывают одну и ту же историю. Когда убран был хлеб, и солнце повернулось на зиму, возвращались крестьяне с ярмарки. Ехать довелось им в сумеречное время и, дабы быстрее добраться к семье, путь решили проложить через заброшенную дорогу. Место то пользовалось дурной славой. В подтверждении этого, на заброшенной мельнице разгорелся бой между колдунами. Мужики видели, как один пытался убить другого, потому решили не вмешиваться. Вокруг одного из колдунов волновался воздух, словно от раскаленной печи. А второй пытался прорвать эту завесу. Линии его руки и тела растекались на мгновенье, а затем он словно молотом врезался в ведьмовской ветер первого, с нечеловеческой скоростью он двигался, а иногда лишь его рука била то в грудь, то в живот, то в лицо. И никто не мог разглядеть, как он наносит удар. Все превращалось в полосу, которая бывает, когда умелый воин быстро раскручивает саблю. В бою том одержал верх один из колдунов. И как только испустил дух поверженный, осветило убийцу призрачное свечение. Испил он душу убиенного. Но видно ранен был живой колдун и не успел восстановить силы, так крестьяне набросились на него и забили его вилами.»

Да уж, миленькие истории.

Спустя время в комнату вернулся Ожегов.

— Я нарушу вашу тренировку, чтобы измерить вашу порцию.

— Как это? — заинтересовалась я.

— Протяните вашу руку. Хорошо. Приготовьтесь, я насыплю вам овсяных хлопьев.

Гроссмейстер насыпал хлопьев по размеру ладони.

— Наше тело — великолепный инструмент: если правильно с ним общаться, то оно все подскажет. Ладонь — это порция, пальцы — количество приемов пищи.

— А мне этого будет достаточно? — засомневалась я в его мудрости.

— Поверьте мне.

— Господин Ожегов, а что это за трактат вы дали мне для изучения?

— Скажем так, это короткое описание способностей нетленных, которые любезно описала царская инквизиция. Поэтому нам приходится скрывать силы от людей.

— Царская?

— Да. На юге материка, в Царстве, в качестве одного из институтов государственности представлена Инквизиция.

Скромно пообедав, я продолжила тренировку.

Кувшины изматывали мои мышцы, а трактат будоражил душу. Особенно следующие строки.

«Опыт практиков инквизиции показывает, что с закованными за спину руками ведьма или колдун теряют способность к мерцанию и ведьмовским шарам. Ведьмовские шары еще одна неприятная способность колдунов. Восемь шаров, по четыре светлого и темного оттенков, кружат вокруг своего хозяина и способны бить его врагов. Но закованная ведьма из Сокольского княжества не смогла породить ни шары, ни мерцание, не помог ей и ветер ведьм. Посему она понесла заслуженное наказание. Смерть через очищающий костер…»

К ужину я уже была обессилена и с трудом держала столовые приборы.

— Вижу у вас нет былого задора, госпожа Вересова.

— Я очень голодна, господин Ожегов, и у меня сильно болит шея.

— Голод — это хорошее чувство. Вы очищаетесь. Что касается второй части жалобы, позвольте прощупать вашу шею.

У Ожегова были узловатые, но теплые пальцы.

— Вы должны быть единым организмом госпожа Вересова. А у вас что? Шея работает, а руки не поддерживают ее стараний, грудной и поясничный отделы и вовсе в противоположные стороны устремлены. Учитесь распределять нагрузку равномерно — в будущем это сослужит вам добрую службу.

После прощупывания боль из шеи ушла.

— Как же ее распределять, эту самую нагрузку? Графины ведь неравномерны наполнены водой, — негодовала я.

— А почему вы не выровняли их вес?

— Не выровняла их вес? А можно было?

— Ну да, — просто ответил он.

Я недоуменно смотрела на Гроссмейстера. Но ведь он не запрещал экспериментировать с графинами, а просто сказал их держать.

— Давайте я вам продемонстрирую, на что будет похож первый навык. Встаньте напротив меня и уприте свои ладони в мои, — улыбаясь сказал Ожегов.

Я подчинилась.

Сначала от рук Гроссмейстера пошло тепло, а затем меня начала двигать неведомая сила. Я убрала руки, но меня продолжило толкать это поле в плечи, грудь и живот. Вокруг Гроссмейстера воздух стал будто бы плотнее и волновался едва различимый для глаза, словно купол. Мои ноги заскользили по полу. И вдруг поле пропало.

— Это и есть защитное поле, оно может помочь защититься от удара кулаком, ножом, от осколков, если они не с чудовищной силой летят. Но используя рывок, можно свести на нет защитное поле. А теперь возвращайтесь к своей тренировке.

Последние часы были самыми тяжелыми. Все мышцы болели. В руках и ногах уже была постоянная дрожь. Трактат будоражил описаниями всевозможных пыток.

— Тренировка на сегодня окончена, — это были самые приятные слова, которые я слышала, — Вы должны правильно спать и есть, чтобы ваше тело преданно вам служило. Здоровый сон — залог роста, — Гроссмейстер забрал графины и книгу.

Я удалилась в отведенную мне комнату и уже провалилась было в сон, когда мое внимание привлекли отблески необычных вспышек за окном.

Источник света появлялся и исчезал на заброшенной мануфактуре. Яркие всполохи появлялись на мгновенье и тут же исчезали во тьме. На мануфактуре было темнее чем в остальном городе. Сил размышлять не осталось, и я провалилась в сон.

Я ещё раз обдумывал, верно ли выбрал стратегию.

«Поселиться в гостинице — это удобно, и присутствие других людей сдерживало бы Тамару. Но в гостинице был один недостаток — ночь. Когда все уснут, я могу оказаться в тесной комнате с ведьмой.

И никаких шансов, что я успею даже закричать.»

Мои размышления нарушил шум: по брусчатке мануфактуры разносился цокот когтей. Затем я начал отчетливо слышать рычание нескольких зверей. Я приложил к губам свисток и дунул. Звука не было слышно человеческому уху. А вот четвероногие заскулили, прижали уши и опустили головы к земле. Боль побеждала их, и им ничего не оставалась, как бежать обратно к сторожу. Я продолжил идти вдоль железнодорожного полотна, прячась в тени помещений, и дул в свисток. Впереди виднелся трепещущий свет ручного фонаря. Старик материл собак, не понимая причины столь странного поведения четвероногих. Я остановился, скрывая свое присутствие. К моей удаче, в сторону охранника рванули полчища крыс, видимо, им тоже оказался не по душе звук свистка.

— Пресвятая Наставница Елена, — услышал я причитания суеверного мужчины, — Защити меня грешного от нечисти, убереги душу мою.

Он явно не ходил в храм и смешал всё подряд в своем заговоре. Я достал из кармана пробирку и бросил в его сторону. Смолянисто-черный дым начал расползаться в разные стороны.

— Боже, боже,… за что? — охранник впал в суеверную истерику и побежал вслед за собаками, обронив фонарь. Стекло с неприятным звуком разбилось и свеча внутри погасла.

Я тем временем направился к «рукаву»: так рабочие называли крытую каменную лестницу, которая начиналась от брусчатки и поднималась к пятому этажу. Черепица на крыше «рукава» давно стала коричневой, окна сплошь в трещинах, но стены и сами ступени по-прежнему выглядели надёжно, лишь покрылись слоем пыли. Двор, по которому я шёл, был квадратной формы. На севере квадрата расположился упомянутый «рукав». На восточной и западной частях стояли здания-близнецы: вытянутые жёлтые одноэтажные постройки. В разбитых окнах виднелись станки. На южной части, откуда, собственно, я шёл, был круглый дом. Рядом с ним ютилась грубо сколоченная деревянная сторожка и такие же собачьи будки. Через центр двора проходило железнодорожное полотно, которое уходило к южным воротам.

Моим шагам начало вторить щелкающее эхо.

Я обернулся.

Черная шляпка, с которой спадала на глаза черная вуаль. Улыбка открыта, но холодная и жёсткая. Девушка поправила черные до локтя перчатки и зашагала ко мне. Каблуки ее туфель тяжело стучали по брусчатке. Как лёгкие женственные движения могли отзываться грубым стуком?

— Решил мне устроить свидание на заброшенном заводе?

— Предпочитаю открытые места для бесед с тобой, Тамара.

— Я не такая коварная, как ты!

Мне нечего было на это ответить, я лишь опустил руку в карман к пробирке.

— Много лет назад, в этом городе, ты уже показал свою сущность. Твои руки в крови невинной, которая тебя незаслуженно любила, — Тамара пристально смотрела на меня, — Кажется, тогда шёл снег, когда я нашла свою сестру. И там был ты. Ты стоял, а она лежала вся в крови, неестественно выгнутая. У нее было сломано множество костей, а в глазах… Взрыв…Ты сбежал… А она навсегда исчезла в том огне… — Тамара не могла продолжить, слезы текли по ее бледным щекам.

Я молчал, продолжая следить за ее руками.

— Почему ты ее убил? — она сделала шаг в мою сторону, — Почему все произошло именно так? Почему мы не можем быть вместе? Почему ты рождаешь во мне трепет и ненависть, разрывая мою душу и сердце на противоположные полюса? — она захлебывалась слезами.

— Я не заслуживаю твоей любви, Тамара. И я не люблю тебя…

— Мерзавец, — она закричала и когти тьмы ударили в мою сторону….

«Отцы-инквизиторы положили свои жизни на борьбу с нечистью в людских обличьях. Фолиант, который ты держишь, результат изучений, практиков и Отцов-инквизиторов. Великое Царство, цитадель святой Инквизиции, очистило свои земли от нелюдей. Но многие из них скрываются в землях Вольных Княжеств.» На последней странице был изображен уже знакомый цветной герб: синий меч, пронзающий зеленую змею.

— Вы быстро читаете, — сказал Гроссмейстер из-за моего плеча.

Я отложила томик в сторону.

— Вы очень тихо вошли. А если бы я не была одета? — возмутилась я.

— Я слышал, как вы встали. К тому же, после вчерашней тренировки сил раздеться у вас явно не было, — невозмутимо заметил он.

— Скажите, в этом трактате сказано, что в землях Царства нет колдунов. Как это понимать? Там полностью уничтожены нетленные? Или нетленные обходят стороной эти земли? — сменила я тему.

— Отнюдь. В землях Царства прекрасно себя чувствует Фракция — войско черных. Очень давно в своих владениях они, вместе с инквизицией, истребили оппонентов. И теперь они живут скрытно от людей. Некоторые из рода человеческого служат войску, не подозревая этого. Фракция имеет в землях Царства дома, деньги, небольшие группы соглядатаев или прислужников. Но в большую политику они лезут косвенно: подкупают баронов или графьев, стараются водить дружбу с генералами, но влиять на царя им не удается. Мы же с вами находимся в Вольных Княжествах. Обычно здесь проживают все нейтралы. Вольные Княжества — своего рода фронт, разделяющий от прямого столкновения Братство и Фракцию.

— Я не знала, — честно призналась я, — А в Империи, что сделало с нейтралами белое войско?

— Ровно тоже самое, только название и эмблемы другие. В Империи простые люди, одержимые суеверным страхом перед ведьмами, также решили создать подобный Инквизиции институт — Культ Святых Наставников. Белое Братство помогло создать и направить Культ по нужному пути, — Ожегов положил передо мной второй томик, — Вот имперский трактат Святых Наставников. Ознакомьтесь. Ну а теперь пора начинать тренировку.

Он подал мне графины. Дно грело руки.

— Горячая вода? — удивилась я.

— Да. Ваша задача почувствовать изменения в руках. К тому же вам необходимо будет поворачиваться с ними. Если вы поворачиваетесь в левую сторону, то левая рука должна оставаться неподвижной, а правая двигаться, увлекая за собой грудь, поясницу, ногу. Подход будет считаться завершенным, когда графины слегка соприкоснуться. Зеркально проделывайте это упражнение и в правую сторону. Горячую воду будете брать на кухне.

— Координация с равновесием? — предположила я.

— Именно.

Когда Гроссмейстер ушел, я попробовала проделать поворот. Но вместо плавных движений были рывки. Из равновесия выводила тяжесть графина. Полчаса такой тренировки заставили меня почувствовать себя разбитой шестеренкой, поэтому чтение я ждала как спасение.

На титульной обложке был герб другого рода: золотая молния, разрывающая красный круг.

«Святые Наставники завещали быть едиными в борьбе с колдунами и ведьмами. Колдуны эти особого рода, они носят людские личины как одежды, но под ними дремлет зверь. Звери сии обладают множеством сил. Неопытный колдун может лишь перерождаться. Опытная ведьма стяжает вокруг себя воздух, что делается подобно большому щиту. А может Опытный колдун и ускорить руки и ноги свои, а то и все тело, и выстрелить ими словно из пушки. Быстро, но недалеко пролетают их тела. Но самый страшный вид этих зверей — лютые. Лютые могут обладать разной силой, ибо нет в том системы. Силами четырех стихий могут повелевать они.

Чтобы одолеть лютого, нужен Святой Наставник или несколько Наставников, возглавляющих отряд братьев. Так же Культ наш сумел создать святые реликвии в борьбе с нечистью».

Возможно эти Святые Наставники могли оказаться фигурами Братства.

Прошло несколько дней упорных тренировок.

— Показывайте, если готовы, — буркнул Гроссмейстер.

— Да готова. Я поняла механизм защитного поля.

Наши ладони соприкоснулись. Я закрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях. Во мне росло тепло, которое начинало прорастать сквозь меня. И я не стала его сдерживать.

— Очень хорошо, — голос донесся издали, Гроссмейстер стоял в полуметре от меня, — А теперь рывок. Принцип, обратный защитному полю: вы не излучаете энергию, а вкладываете ее внутрь необходимой части тела, и эта энергия толкает ее.

Я подчинилась инструкциям Гроссмейстера.

Тепло начало сжиматься жесткой пружиной в руке. Кровь приливала, раскачивая конечность. Мгновение, и мой кулак выстрелил вперед, ударившись о защитное поле Гроссмейстера.

— Вы хорошо научились понимать и использовать свое тело. Теперь вам необходимо уметь управлять своей энергией, а именно чувственной. Уметь ставить свои чувства себе на службу. Начнем тренировку со свечами. Ваша задача научиться чувствовать свечи, не видя их.

— Может, завершим тренировку? Сделаем выходной? — устало протестовала я.

— Время, к сожалению, не терпит, — отрезал он.

Свечи располагались на границе бокового зрения — слева и справа от меня на полу.

— Теперь делайте шаг вперед, дорогая Азира.

Едва уловимое движение и половина каждого огонька ушла в слепую зону.

Я ничего не уловила.

— Ничего не происходит. Что я должна почувствовать? — озадачилась я.

— Решите эту загадку сами. Некоторые задачи не решить, прочитав книги, не решить, спросив опытного человека, иногда надо решать их своими силами. А чтобы не скучно было это делать, я запущу машину по тренировке поля.

— Что еще за машина по тренировке поля?

— Вы думали, научились полю и все? А обточить навык? — он выразительно посмотрел на меня, — Принцип машины такой: с разными периодами она будет стрелять в вас деревянными шариками, скорость будет такой, чтобы вы могли полем отбить его. Но один выстрел она будет делать с большей скоростью, поэтому вас сможет спасти рывок. Это как рулетка. После часа тренировки — за томик, после прочтения заряжаете машину и вновь тренировка со свечами.

Пока шло долгое объяснение, мой взгляд скользил по машине, которая стояла напротив меня между свечами. Она представляла собой бочонок с трубкой в центре. Трубка колебалась как метроном: влево-вправо; но я так или иначе попаду под выстрел. Сверху Гроссмейстер вставлял рожок с деревянными шариками — их десять, скорее всего в какой-то момент под нижним шариком открывалась дверца и он отправлялся в трубку, которая должна была его направить в меня.

— Хорошо, — спокойно сказала я.

Тренировка началась. Гроссмейстер оставил меня одну.

Я делала шаг вперед, а затем назад. Старалась понять, как меняется внутреннее ощущение восприятия видимой части свечи от невидимой. Эту границу, этот переход я решила понять.

С машиной к вечеру я научилась справляться, а вот свечи еще не раскрыли свою загадку. Воодушевленная я отправилась к Гроссмейстеру.

Он сидел за шахматной доской в своей комнате.

— Господин Ожегов, ваша машина не может справится со мной!

— Это вы пока без эмоций, моя дорогая, — не отрывал взгляда от доски Гроссмейстер.

Я же скользила по комнате взглядом и остановилась на портрете.

На нем были запечатлены люди средних лет, в центре стоял мальчишка-гимназист. Взрослые положили ему руки на плечи, а он вытянулся по стойке смирно.

— Вы играете в партию с самим собой? А почему один из коней сломан? — переключилась я.

— Партию да, играю сам с собой. Повреждённый конь — это работа вашего учителя. Мы не одну партию с ним проводили, когда он обучался у меня. — отстраненно отвечал Ожегов, — Он оказался в сложное время в моем доме: раненый, с потерянным даром и погибшей возлюбленной. Он мой любимый ученик с непростой судьбой.

— Любимый ученик. У вас были ещё ученики?

— Да.

— А почему Рад сломал коня?

— Действительность упрямая штука, госпожа Вересова. Ему тяжело было принять свое положение дел: калека мира нетленных. Конь — фигура с нестандартными ходами. Этот образ я увидел в нем и поделился им. Но не я создал из него фигуру. Он сам. Он неплохой стратег. Делая ходы, он преследует сразу несколько целей.

— Это как? — заинтересовалась я.

— Лучшее поле для коня — в центре защищённая пешка. Или в лагере соперника. В позиции с пешкой — это начало его партии против Тамары и Строгачева. Вы усиливаете его игру. В этом городе — городе Тамары, он оставил вас в тылу, а сам направился в лагерь соперника. Этим ходом, госпожа Вересова, он решает несколько задач: защищает себя, защищает Вас, борется с вашими чувствами к нему, борется со своими чувствами — ведь это город, где он потерял свою возлюбленную.

— Борется… с моими… чувствами? — запнулась я.

— Милое дитя, вы наивны и неосторожно открыты. Ваши чувства заставляют вас цвести, хоть Вы это тщательно скрываете. Хочется надеяться, что Рад вернётся за вами.

— А почему он может не вернуться? — голос мой задрожал.

— Он сомневается. После гибели сестры Тамары боится любить. Любовь для него теперь непонятный предмет. Рад сейчас увлечен решением чужих загадок, может ли он тратить драгоценное время на непонятные для него вещи? Впрочем, достаточно отступлений. Возвращайтесь к своей тренировке.

Я удалилась.

Пламя свечей стало чужим и еще более непонятным. Шарики начали больно бить. Было ощущение, что стройный механизм рухнул. Я не могла тренироваться в этом ритме. Слезы текли по щекам. Я ушла в сторону и окончила тренировку. Есть ли в ней смысл?

Я просидела несколько часов в молчаливом параличе. Мысли о Раде заполнили каждую клеточку меня. Из пропасти отчаяния меня вырвали шаги Гроссмейстера.

— Господин Ожегов, простите мою слабость. Я покинула тренировку.

-Пройдемте со мной, — бросил он.

Мы вернулись в комнату с шахматной доской. Гроссмейстер заварил чай и поставил кружку за белым войском. Сам же сел за войско черных.

Я села напротив.

— Вы живая душа, моя дорогая. Нет ничего зазорного в том, что вы проигрываете своим эмоциям.

— Я… — я начала робкую попытку протестовать, но осеклась.

По — настоящему мне нечего было сказать.

— Вы не фигура без эмоций, как Рад, — продолжил Ожегов, — В признании своей слабости есть огромная сила. Фронт работы виден: из слабой фигуры вы можете стать Игроком, двигающим другие фигуры. Если обуздаете себя — обуздаете и другого, то есть станете Гроссмейстером.

— Гроссмейстером? — не верила я.

Это ли мне нужно было на самом деле?

— Почему нет? Все будет зависеть от вашего хода. Когда человек попадает в черную полосу: в проблему, часто обыватель стремиться молниеносно вернуть равновесие. Как правило, вернуться в прошлое к привычным ходам и ролям. В то время как черная клетка — это возможность внести в жизнь что-то новое, развиться и возрасти.

— Просто, когда вы обнажили мои чувства, я поняла, насколько я глупа и смехотворна, — я сдерживала слезы.

— Каждый имеет слабости и недостатки. Не каждый их может признать. А есть травмы, которые могут находиться в слепых зонах для травмированного. Знайте, если вы сдадитесь сейчас, то уже никогда не изменитесь!

Я опустила голову.

— Вы не можете контролировать весь мир и Рада в частности. И это замечательно! Каждый из Вас свободен. Жизнь может предложить Вам страх, жизнь может предложить Вам зависть. Впускаете их в свое сердце Вы сами. И там они растут и развиваются с вашего разрешения. А вы попробуйте быть в состоянии покоя, видеть мир без своих ожиданий. В состоянии не только вбирать в себя мир, но и делится собой с миром.

— Да чем делиться?! Глупыми чувствами?! — негодовала я.

— Остановите поток осуждений! Введите в свое бушующее сознание контрмысль: сколько бы вы не пробыли с Радом, это будут счастливые мгновения, и вы с безмятежностью и благодарностью примите свою судьбу. Попробуйте переспать с этой мыслью. Утром продолжим вашу тренировку.

После этих слов я вернулась в свою комнату.

Бороться с тишиной… Бороться со своими чувствами… Не просто осознавать и принимать поражение. Ночь, как тягучее зелье в ведьмином котле, кипела за окном дождем. Стекло покрывалось испариной. Меня это насторожило и отвлекло от тяжелого внутреннего монолога. Я с усилием открыла оконную раму, которая с мерзким скрипом отворила путь в ночь.

Капли были теплыми. В них, то и дело, искрами горела гроза. Но дождевая пелена вместе с сумерками не могли скрыть от меня дымки, которая поглотила мануфактуру. Возможно, вода вступила в реакцию с содержимым военного завода. Смущали меня лишь оранжевые вспышки.

Росчерком, беглыми линиями, едва коснувшимися чистого листа. Обычно его многословные письма рождали во мне ветки мыслей, в которых я мог проводить долгий анализ. Но в этот раз он превзошел мое понимание. Черной тушью было написано «на полпути» и больше ничего, даже знака препинания не было в конце. Ни запятой, ни точки, ни восклицательного, ни вопросительного знака. Это тонкая игра или уловка?

Я пробегал глазами по этой записке не один раз. В ней были туман и солнечный луч одновременно. Туман таил опасности и сомнения, а луч рождал крепкие и ясные образы.

Очень короткая записка от Гроссмейстера, но он, кажется, считал это более чем достаточным. Я спрятал лист во внутренний карман и все-таки улыбнулся. А сейчас надо быть максимально собранным.

Я в задумчивости раскручивал свисток. Да, собачек с мануфактуры он хорошо пугает, но в сегодняшнем деле он явно не поможет. Я шел проулками к институту. Институту имени Соколова. Конечно, Странник подарил обществу паровой двигатель, и теперь цивилизация стала ещё быстрее развиваться. Но я понимал, что это лишь отвлечение внимания. Для себя он нашел совершенно иную технологию.

Его частенько видели в грозу на крыше. Биографы утверждали, что так де ему лучше думается, что он был нелюдимым мистиком.

Институт охранялся одним сторожем. Кому вообще в голову придет грабить образовательное учреждение?

Я снова посмотрел на свисток.

Да, парень, против породы Фракции ты бы мне не помог.

Я вспомнил широченную черную грудь, короткие, но толстые лапы, продолговатую пасть и короткие уши на макушке. Там явно была волчья кровь и ещё неведомо какая. Эти твари не боялись ничего. В свое время такая троица чуть было не порвала меня…

Осколки прошлого никак не собирались в настоящее. Я отмахнул наваждение, замер на расстоянии от трехэтажного здания. Альма-матер Соколова.

Осмотревшись по сторонам, отметил отсутствие прохожих. Подошел к одному из деревьев, растущих вокруг института. Одно из них я приметил еще днем: оно находилось в необходимой близости от балкона.

Ладони хватались за грубую и мокрую кору. Ботинки ставил на крупные ветки. И вот я оказался в почти облетевшей кроне. Мокрые листья приставали к разгоряченному лицу. Ветви скрипели от порывов ветра. Теперь нужно, словно гусеница, ползти в сторону балкона. Так как дерево было скользким, идти как канатоходец я не рискнул. Главное, чтобы ветка не сломалась.

Опасения не оправдались, я благополучно спустился на балкон. Он естественно был заперт. Деревянную дверь со стеклами, конечно, можно было высадить, но привлекать внимание сторожа шумом не зачем.

Прозрачная жидкость с мутно-желтоватым отливом растекалась по стеклу. Шипение с едким дымок едва было слышно через шум ветра. Стекло, как воск на горящей свече, постепенно оплывало вниз каплями. В образовавшееся отверстие я просунул руку и, нащупав щеколду, открыл дверь.

Третий этаж был директорским. В коридоре были постелены красные ковры, на стенах висели картины с античными сюжетами. Более того, вдоль стен стояло пару статуй, возле которых расположились пальмы в объемных горшках. Все это я наблюдал в скудном свете осенней луны.

Двери с табличками кафедры, директора и зам. директора я обошел, а вот возле двери с надписью Соколов остановился.

Из кармана я вынул отмычки и неторопливо стал примерять каждую к замочной скважине. Спустя небольшое время замок сдался, щелкнув.

В кабинете стояла непроглядная темень. «Ставни», — догадался я. Прикрыв за собой дверь, стал освещать реактивом кабинет.

В зеленоватом свете я увидел множество тетрадей и письменных принадлежностей, старую доску с вычислениями, книги с облезлыми корешками, кресло качалку, странного рода мельничку с красными и черными линзами, стальную руку средневекового доспеха. На последнем артефакте я и задержался: оплечье, налокотник, наручь и рукавица были соединены. Внутри этой руки была прорезиненная прокладка. Кажется, это что-то…

II

Рассвет нового дня подсвечивал шторы. Часы шумно отмеряли время. Я сидела на кровати и отметила про себя, что организм восстановил силы и работал как слаженный механизм. Внутри была ясность и безмятежность.

— Ты же не хочешь, чтобы все заканчивалось в середине партии? Может, есть ходы, которые я не увидела? Поборемся. — мои слова укрепили растущую уверенность.

За дверью послышались шаги.

— Госпожа Вересова, вы в игре или…?

— Я в игре.

— Замечательно, жду вас в своей комнате после завтрака.

Окончив все утренние церемонии, я стояла перед Гроссмейстером.

— Для вашей последней тренировки необходимо научиться правильному дыханию, правильному течению мыслей, правильному движению. Техника третьего уровня, как я ее называю — «Танец Ведьм».

— Почему, господин Ожегов?

— Потому что на третьем уровне одновременно используются два умения, и если вы плохо вкладываетесь или выполняете одно из них, то рушатся оба. Танец Ведьм — Танец противоположностей. Вокруг вас должны образоваться восемь сфер. Четыре белых и четыре черных. Они могут взрываться энергией, а могут уплотниться и отразить атаку.

Пытайтесь создать эти сферы, после часа тренировки — шахматный поединок со мной.

— Будете меня обучать этой технике, учитывая, что я не освоила сокрытие?

— Мы устранили мышечные блоки в вашем теле. Эмоциональный, срединный уровень, пока не дается. Мы зайдем с интеллектуального, третьего уровня. Преодолеем психологические блоки, и в вашей личности будут открыты два канала циркуляции энергии. А там, возможно, и эмоциональный канал откроем. Ну а сокрытие мы освоим в свое время. Теперь за дело!

Создать то, что смутно представляешь — задача не из легких.

— Полусогните ноги и руки. По позвоночному столбу должно двигаться напряжение. Сконцентрируйтесь, рождайте движение тела, дыхания и внутренней энергии. То, что у вас должно получится, сродни рывку и защитному полю одновременно.

Я подчинилась инструкциям Гроссмейстера. Но первая попытка не увенчалась успехом. Поле вокруг меня лопнуло, взволновав гардины.

Настало время партии. Я села за войско черных.

— Мне бы хотелось сказать, что белое шахматное войско — это свет и добро, а чёрное — зло и гибель. Но шахматы не так однозначны, как и жизнь. Белые, атакующие — они ходят первыми. В войске белых есть офицер, который ходит лишь по черным клеткам, будто пользуется грязными приемами. Черные всегда играют от защиты. В их войске есть офицер, ходящий по белым клеткам, будто выбравший путь милосердия. Эти два войска заключены на поле из 64 клеток. Их единственная цель — выиграть сражение. Я полагаю, что цвет — это лишь условность, — он двинул пешку по линии Е.

— К чему вы клоните, господин Ожегов? — я ответила, поставив пешку навстречу.

— Если вы выходите на уровень Игрока, то вы понимаете, что ваше войско сбалансировано: сильных фигур немного и они равно и зеркально располагаются на флангах. Стратегия оказывает решающее значение. Баланс в шахматах, гармония в музыке, — Гроссмейстер вывел коня.

— Причем здесь музыка? — я шумно поставила пешку на доску.

— Правильно созданная гармония рождает шедевр. Так же и танец ведьм — это шедевр, созданный по вашей гармонии, которую вы найдете и создадите своим умом и силами. А это значит верно понимать свои белые и черные стороны, — последовало несколько быстрых ходов с обеих сторон.

Все ходы Гроссмейстера были спокойны и опасны. Все его фигуры скользили по доске. Мои же шумно стучали, наверное, выдавая мое волнение.

Я сделала рокировку.

— Рад мне как-то говорил, что олицетворением Строгачева является офицер. Что бы вы могли добавить господин Ожегов?

— Сильный слон — фигура, атакующая слабости. Строгачев считает себя санитаром мира нетленных. Этот хищник видит, что вы ступаете на черный путь, и уничтожает вас. Вы тоже можете стать страшной фигурой, если займете правильную позицию и станете проходной.

— Проходной пешкой?

— Да. Пешка — путешественник, лишь на чужбине, в стане врага или в других землях она раскрывается, превращается в сильную фигуру. Так же и человек, путешествуя, узнавая новое, за пределами старого или попадая в другую ситуацию, встречаясь с людьми других или противоположных убеждений — раскрывается и живёт. Вам снова мат. Давайте я посмотрю, как вы осваиваете технику.

Я заняла позицию. Гроссмейстер пристально смотрел.

Энергия плавно растеклась по телу и остановилась в руках и ногах. Дыхание начало задавать ритм. Мышцы начали сжиматься болью.

— Нет, черт возьми. Вы все делаете скверно. Ваше тело живет отдельно от души. Ваши чувства ввергают в смятение ваши мысли. Это не гармония, это не одно целое!

Я выровнялась и смотрела на Гроссмейстера.

— Дыхание! Дышите полной грудью, вы хозяин своей жизни, а не вор, который боится дышать. Убирайте зажимы: импульсы медленно идут, кровь плохо циркулирует. Вы как повреждённый механизм, пока вы не ощущаете проблемы, но в дальнейшем это может развиться в болезнь.

Я старалась делать неспешные глубокие вдохи. Задерживалась на выдохе.

— Правильное дыхание, верное питание — и в вашей власти идеальный инструмент, способный сворачивать горы. Не держите его в тепличных условиях — захиреет. Убирайте лишнее из головы. Помните, держа в руках много книг и инструментов одновременно, многое будет ускользать. Растворитесь в полученных знаниях, не сверяйтесь бесконечно со справочниками. Доверьтесь Себе, будьте здесь и сейчас.

Правила — железные ли это решетки, или там есть исключения и лазейки? Убирайте преукрашательство и берите функциональность.

Следующий день начался с шахматной партии.

Пока гроссмейстер обдумывал ход, я внимательно осматривала портрет на стене. На нем были изображены пара средних лет и мальчишка-гимназист. Я его видела в прошлый раз.

— Это ваши родители? — предположила я.

— Вы наблюдательны, — не отрывал он взгляда от доски. — Это моя родительская семья в этом перерождении. А Вам мат.

— Честно говоря, господин Ожегов, я не совсем понимаю, как достичь баланса и гармонии для техники Танца Ведьм, — выдохнула я, еле скрывая досаду от поражения.

— Если рассуждать в категории тела: у меня болят мышцы — и они превращаются в зажимы. Рассуждать с позиции эмоций: я боюсь не успеть, боюсь подвести себя и Рада. Рассуждать с позиции разума: мне необходимо освоить эту технику, но с какой целью? Вам необходимо рассуждать с триединства этих позиций. Мышцы должны расслабляться и пускать кровоток. Это в свою очередь убирает эмоциональное напряжение и высвобождает волну энергии. Единство первых двух позиций порождает ясный и безмятежный разум, который усиливает технику Танца Ведьм. Все это и есть гармония.

Я вернулась к тренировке. Полученные инструкции дали мне небольшую ясность в понимании техники.

Я закрыла глаза и была полностью в текущем мгновении.

Время потекло совершенно по-другому. Вокруг меня родилась вибрация. Легкий ветерок путался в волосах. Белое-черное, черное-белое. Хлопок — сфера взорвалась на уровне груди и меня швырнуло в сторону.

От падения меня спасли руки Гроссмейстера, который оказался за спиной.

— Совсем неплохо. Вернемся к шахматам. Теперь, госпожа Вересова, вы атакуете, — Ожегов улыбался.

Я села за войско белых. Мы вели молчаливую партию. Гроссмейстер создал мне фору, и я начала крушить его белой королевой. Ферзь уже несколько ходов преследовал короля, но он скользил по доске. И вдруг моя атака захлебнулась.

— Пат, — спокойно объявил Гроссмейстер, — Вы атаковали довольно посредственно, беззубо и без вдохновения. Ваши атаки и ходы преследовали одну цель. Вы не наносили удар сразу в несколько целей, и атака не выполняла оборонительных функций. Также и в Танце Ведьм. Эта атакующая и защитная техника, для нее нужен прекрасный баланс и умение контролировать сразу несколько точек пространства.

— Тяжеловато выйти за пределы своего восприятия.

— Возможно, вы правы. Кстати, Пат — это своего рода ваши пределы.

— Как это может быть? — подняла я бровь.

— Люди иногда сами загоняют себя в Пат. Живут по шаблону, по проверенной схеме. Достигнув незначительного успеха, или сомнительного, когда не критикуют другие и хорошо. Они попадают в ловушку и обездвиживают себя — перестают жить и начинают существовать. Они боятся рискнуть, познать неизведанное, ленятся создать что-то новое, они скучно догорают свою жизнь. Ужасно для человека больших знаний закостенеть мышлением. Чудовищно считать, что поражения, которые были несколько лет назад, по-прежнему живут в нем. Так же и вы впускайте в свою душу новые чувства и переключите свое сознание на новые точки.

— Господин Ожегов, я всего лишь несколько дней тренирую эту технику. О каком Пате может идти речь в моих действиях?

— Вы пытаетесь освоить эту технику с таким же сознанием и эмоциями, с какими вы освоили поле и рывок, и обточили нахождение. Ваше тело с его ритмом живет по шаблону. Вы же живая душа, внесите творческую искру в ваши попытки.

— Я иногда задаюсь вопросом, а можно ли создать новое? И могу ли я быстро освоить технику?

— Шестьдесят четыре клетки, тридцать две фигуры. Казалось бы, все ходы просчитаны, все дебюты, миттельшпили, эндшпили и стратегии разобраны, но где-то на этом поле в молчании этих фигур сокрыты ходы, которые, быть может, принесут свежий ветер в жизнь этих войск. Какой скрытый потенциал есть в вас, из-за которого вас рискнул взять Рад? Попробуйте найти в себе ответ на этот вопрос, — Гроссмейстер поднялся, давая понять, что партия завершена и время обратиться к технике.

Я начала первую попытку. Черное-белое, белое-черное. Вихрь начал рождаться вокруг меня. Две сферы набрали большую скорость и столкнулись. Меня швырнуло и снова Гроссмейстер меня поймал.

— Почти. Пытайтесь еще. Больше вращайте кистями, — сухо бросил он.

Три попытки подряд отняли у меня последние силы.

— К шахматам, — улыбнулся Ожегов. — Вы пока рождаете разрушение, необходимо найти созидание.

— Но как? — моя пешка шумно стала на клетку, выдавая мое раздражение.

— Обратите внимание, фигура всегда стоит в центре клетки. Так должно и человеку быть объективным. Находиться в центре жизни. Не метаться из стороны в сторону: в будущее или прошлое. А быть в моменте, здесь и сейчас. Быть чистым и настоящим. Очистите себя от ожиданий и переживаний.

Я задумалась.

Фигуры с обеих сторон скользили по доске.

— Это нелегко: стать чистым от мыслей и продолжать понимать мир, — говорил Ожегов. — Это трудно: быть легким от эмоций и продолжать жить миром. Это нелегко: быть свободным от мышечных зажимов и быть собранным.

Неожиданно распахнулось окно и в комнату ворвался ветер. Шахматы слетели с доски. Гроссмейстер замахал руками борясь с ветром. От неожиданности, я расхохоталась.

— Давайте вернемся к тренировке, — сдерживала я смех.

— Хорошо. Но теперь я буду давать вам словесные инструкции.

Я стала в центре комнаты.

— Ваши ноги согнуты, ваши руки согнуты, чувствуете, как по позвоночному столбу начинает двигаться напряжение. Сконцентрируйтесь на этих точках, они — основа напряжения во всей спине. Попробуйте их ослабить, обретите внутреннее равновесие, подкрепите мышечное равновесие равновесием дыхания.

Я закрыла глаза, чтобы лучше понимать Гроссмейстера. Закрыла, чтобы найти себя.

— Вы не должны жить так, будто тащите огромный воз проблем, а должны действовать легко; напряжение должно быть краткосрочным, энергичным, сконцентрированным в одной точке. Чувствуете, мышцы и дыхание становятся единым целым, ко всему прочему, обратите внимание, что и кровь начинает включаться в командную работу. Теперь эмоции: они должны быть искренними, настоящими и в этом мгновении, не доставайте застарелые обиды. Поставьте свои мысли себе на службу, они не должны блуждать в прошлом или будущем, обретите порядок и чистый поток. Уберите суматоху и обрывки чужих рассуждений, будьте настоящей.

Отлично! Теперь рождайте движение.

Вокруг меня образовались восемь сфер, они кружили по разным орбитам. Я чувствовала, что они могут защитить, будучи щитами, а могут ворваться во врага и взорваться, извергая концентрат живой, яростной энергии.

— Поздравляю, это ваши восемь ведьм и это их безумный танец. Теперь самое сложное: научиться сокрытию! Необходимо преодолеть ваши зажимы в душе. Возможно даже, что Рад вас возьмет с собой. Вот письмо от него. И прежде, чем мы продолжим тренировку, прочтите его.

Письмо было написано торопливым почерком:

«Мой дорогой друг, простите, что не даю о себе вестей. Исправляюсь. Я не сидел сложа руки, и вот, что мне удалось выяснить: Странника в его окружении считали то ли ловцом молнии, то ли свихнувшимся рыцарем.

Он жил в институте. В музее хранится его стальная рыцарская «рука». По версии экскурсовода, он выходил в грозу на крышу и ловил молнию. Так же в музее есть колесико с черными и красными линзами, сзади подставка для свечи. Пока не знаю, для чего ему было смотреть на меняющийся свет. Надеюсь, отыщу ответы.

Рад.»

По моим щекам текли слезы, я соскучилась по Раду.

— Все-таки ваши чувства так же сильны?

— Это, что-то прекрасное во мне, господин Ожегов. Рад пытается найти девятую клетку, выйдя за внешние границы. Я же выйду за границы внутренние.

— Отлично, приступим к тренировке сокрытия.

III

Я заканчивал пропитывать одежду реактивом.

Закатные лучи путались среди обрывков облаков. Двор мануфактуры выглядел потрепанным после боев с Тамарой. Крыша одного из складских помещений обрушилась и торчала прогнившими досками из оконных проемов. Высокая кирпичная труба потеряла часть кладки и смотрелась как срезанный наискось столб. От большого цеха остались ребра стальных балок и столбов, рядом с которыми лежало крошево кирпича и обугленных досок. Многие здания рушились и без нашего с Тамарой участия. Более или менее целым оставался «рукав» — длинный лестничный тоннель со стенами и крышей, лишь окна были без стекол. В воздухе витал запах гари и кирпичной пыли.

Вскоре одинокой тенью появилась она.

Ее перчатки были обожжены. Губы разбиты в углу. В глазах царили холод и лёгкая пелена слез. Короткие светлые волосы подчинялись воле ветра. Побитая душевно и физически, она стояла напротив меня, готовая закружится со мной в последнем смертельном танце. Она внимательно смотрела на меня: с ненавистью и забытой любовью.

Черные тени ринулись от нее в мою сторону. Белая полоска света пронзила когтистые лапы тьмы. Черный дым брызнул в стороны от меня.

С пробиркой в руках я ринулся к Тамаре.

Опаленные души, соединённые вечерним мгновением. Любовь и ненависть пытались разрушить мою холодную невозмутимость.

По бокам тьма и свет рассыпались искрами и дымом, но наши глаза безотрывно держали друг друга.

Я начинал заходить сбоку, она кружилась в ответ. Ее дыхание участилось и стало глубже. Я же напротив, дышал более размеренно и поверхностно. Она закусила нижнюю губу, пот выступил на лбу. Лучи света бесстрастно уничтожали тьму.

Я бросил колбу под ноги Тамаре. Вспышка света отбросила ее. Девушка рухнула на колени, упираясь ладонями в брусчатку, взгляд ее не просил о пощаде. Прядь волос прикрыла один глаз. Я застыл с занесенной над головой пробиркой. Рука отозвалась болью. Не до конца зажила рана, полученная в горах.

Мгновение колебаний стоили дорого. Сбоку в меня ударила тьма.

Теперь Тамара атаковала. Она яростно вскидывала руки и двигалась на меня. Пришлось отступать, двигаясь из стороны в сторону. Брусчатка, где я стоял секунду назад, взрывалась каменной крошкой. Стрелы мрака начали быстрее лететь. Тамара была грациозна, каждый шаг отзывался волнением женской страстной фигуры. Платье обтягивало стройные ножки, появляющиеся и исчезающие в складках шелка. Черные туфельки мягко ступали по воронкам развороченной брусчатки.

Нужно было что-то предпринимать, иначе отступать будет некуда. Увернувшись от черной стрелы, я сделал шаг навстречу. Она стала образовывать щит тьмы, но я уже бросил пробирку. Брызги искр ударили во все стороны. Она попыталась закрыть лицо руками, но я грубо схватил ее запястья и одернул вниз. Тамара ударилась о мою грудь, а я сомкнул руки ниже ее лопаток. Она вскинула подбородок. Пронзительный взгляд, но я мгновенно сдавил ее в своих объятьях. Она дернулась и тут же обмякла.

Ночной ветер проносился по пустой площади мануфактуры. Одинокий серп луны резал тучи. Дальняя гроза пришла в город. Ветер затих. Вспышки молнии рождались в темных недрах туч, но грома не было слышно.

Тамару я спрятал под уцелевшим куском крыши, а когда выходил из цеха, металлическим звоном под ноги мне упала рапира. Я медленно поднял взор с клинка.

Строгачев стоял напротив, заведя одну руку за спину, второй направляя в мою сторону острие рапиры. Я подобрал брошенную шпагу. Хлестким движением сверкнул сталью перед лицом.

— Вы решили выяснять отношения столь изящным способом?

— Простите, Рад, я помню, что вы питаете любовь к секирам. Но в этой глуши не смог ее найти.

— Не беда. Думаю, в следующий раз я воспользуюсь ей.

— Вы чересчур самоуверенны. Это будет наш последний бой.

— В мои планы не входит умирать на полпути к моей цели, господин Строгачев.

— Мне будет приятно завершить с вами бой в том месте, где он начался много лет назад.

Его слова больно полоснули по сердцу.

— Довольно слов, приступим! — крикнул я.

Рывок — звон стали. Я наносил рубящие удары слева и справа, чередуя их уколами. Строгачев оставался бесстрастным и отражал все выпады.

Дождь острыми каплями прошивал двор мануфактуры. Рукава одежды отяжелели под напором стихии.

Строгачев перешел в нападение: движения рапиры напоминали по форме букву S.

Я грустно улыбнулся и продолжил прямолинейно и спокойно отражать удары. Звон иногда пропадал и слышался звук разрываемой ткани. Рапира Строгачева обагрилась моей кровью: он задел плечо и левое ребро. Витиеватые борозды пролегли в указанных местах.

Я отступил на шаг назад; рука, которая была за спиной, мгновенно оказалась в кармане брюк. Ещё мгновение и, распечатав пробирку, я плеснул содержимое над головой оппонента. От пробирки начал выделяться белесый след — капли дождя превращались в лёд.

Строгачев исчез в обрушившемся водопаде льда и дыме. Ошеломив врага, я сделал выпад. Лезвие вонзилось ниже ключицы вооруженной руки и продолжило свое смертоносное движение, сокращая расстояние между нами.

Строгачев схватил меня свободной рукой, сжимая ткань на груди, и швырнул. Я почувствовал, как из-под ног ушла земля, и я полетел. Мокрая мостовая больно ударила в плечо и бедро.

Из дымки вышел Строгачев. Он вырвал мою рапиру, которая окрасила темно-вишневым кремовый сюртук, и бросил ее в мою сторону.

Я едва успел прикрыть голову от летящего клинка, но колено противника больно ударило в грудь. Меня отшвырнуло назад.

— Понимаю, что действовать в цейтноте непросто, — растягивал слова Строгачев, — Но надеюсь, Рад, что это не все, на что ты способен?

— Противник с достаточным запасом времени так же может проиграть тому, кто играет с цейтнотом, — зло бросил я.

— Храбришься? Рад, твоя злость не может остановить процесс, который с каждым днем все ближе и ближе к необратимости.

Я ничего не ответил. Кровь стекала по подбородку, порезы горели болью. Все реактивы закончились.

Снова наши клинки скрестились.

Резкий и острый стиль Строгачева едва удерживался моей малоподвижной защитой. Я опустился ещё ниже в ногах, а рапиру удерживал двумя руками.

Враг не мог пробиться ко мне, я перекрывал удары по осям.

Собранность и ясный разум. Движения Строгачева потеряли резкость: рана давала о себе знать. Мое плечо, поврежденное в горах, начинало неметь и замедляло меня. Вести бой в ожидании означало обрекать себя на медленную смерть.

Клинки столкнулись и не успели разлучиться из яростной хватки, как я ушел с линии атаки и направил вражескую рапиру в мостовую.

Послышался звон — Строгачев замешкался. Мгновение, и я рванул назад, побежал по лестнице «рукава». Мой враг пустился в преследование.

В середине здание имело дыру в крыше. Я прыгнул, ухватился за поврежденные доски и подтянулся. Рапира упала вниз, а я взобрался на крышу. Мокрая черепица вырывалась из-под ног и разбивалась о мостовую.

Не было холодного расчета. Я доверился интуиции, она гнала меня вверх.

Передо мной крыша взорвалась гнилыми досками, и Строгачев выпрыгнул вверх.

— Вы проиграли, Рад, — клинок направлен в мою сторону.

Кажется, это конец. Мерзкая ухмылка на лице противника только укрепляла мое убеждение.

Что-то прорвалось сквозь дождь. Восемь сфер одна за одной ударили в грудь Строгачеву и взорвались, высвобождая закованную энергию.

Сюртук Строгачева отлетал клочками в разные стороны. Он не смог удержать равновесие и по инерции рухнул вниз.

Я посмотрел в противоположную сторону: внизу стояла Азира.

— Если вы так и будете ошарашено на меня смотреть, то небольшое время, которое у нас есть, истечет! — сверлила она меня взглядом.

— Постараюсь вам помочь, — из дождевой пелены вышел Гроссмейстер.

Я тем временем спустился с крыши.

— Азира, я не почувствовал вашего приближения.

— Мне удалось освоить все три уровня умений нетленных! — она светилась.

— Быстрее бегите, — вокруг Ожегова кружились восемь сфер.

— Спасибо, Гроссмейстер, — бросил я.

Мы с Азирой убегали со двора мануфактуры, оставляя позади шум сражения.