Волшебная маска

Сергей Вадимович Суворов

Этот сборник рассказов про нашу жизнь, но написан он в не совсем привычных формах. Каждый рассказ – это не просто какая-то история, а необычный, часто фантастический, мистический и обязательно интригующий сюжет, с юмором и, как правило, с неожиданным окончанием. Вы получите удовольствие от впечатлений, погрузившись в события и миры героев рассказов. Посмотрите сквозь волшебную маску, подаренную вам автором этого сборника.

Про жизнь

Я постучался.

— Войдите!

— Извини, я немного опоздал из-за дороги.

Она приветливо улыбнулась и тихим, бархатным голосом и сказала в ответ:

— Ничего. Все люди часто опаздывают или не успевают.

В комнате было не светло и не сумрачно, было как-то привычно, обыкновенно. Была полная уверенность, будто этот дом из прошлого, и он нашей семьи.

Присев в кресло у стола, я отметил, что оно казалось очень уютным и вообще, обстановка в комнате была какой-то до боли знакомой, хотя я был здесь в первый раз.

Она сидела напротив меня, поставив локоть на стол и изящно оперев своё милое личико на руку. Я посмотрел в её серо — голубые глаза, в которых был виден интерес и внимание.

— Ну, и про что мы будем говорить? — спросила с хитринкой она.

— Не знаю — ответил я — наверное, про любовь и чувства.

— Ты уверен?

— Да. Мне кажется, мы ведь для этого… собрались. Без любви нет жизни. Но можно сказать и, наоборот: «без жизни — нет любви».

Она мило улыбнулась.

— Хорошо. Ну, а какой смысл ты вкладываешь в слово «жизнь»? Это некая альтернатива слову «блага»? Или это, по-твоему, процесс во Вселенной?

Я невольно ухмыльнулся:

— А ты, оказывается, ещё и очень любишь пофилософствовать и вообще рассудительная.

— А как же, — её глаза стали еще более выразительными, а улыбка больше — для того мы и встретились, чтобы понять друг друга полностью.

— Ну, да. А, «без жизни — нет любви» объясняется просто: если человек не будет полноценно, насыщено жить — не будет любви, да и, собственно, других человеческих чувств. Но любовь, я думаю, это — главное, основа жизни…

Она прикрыла свои красивые глаза и произнесла как-то тихо, почти шёпотом:

— Да, любовь это и есть сама жизнь, это непреодолимая тяга к духовному и физическому слиянию, это «поле счастья» в результате которого и рождается новая жизнь и прогрессирует текущая. От того, какая это любовь и зависит понятие «сама жизнь».

— Как ты точно определила.

Я задумался. Она молчала и, мило улыбаясь, поглядывая на меня: «Мол, твой ход»…

— Но ведь любовь может быть разной! — воскликнул я в озарении. — Это, может быть просто кратковременный порыв страсти или чувства на всю жизнь любимых. Это может быть просто близость тел или это духовное слияние душ! В конце концов, это может и просто родительская, дружеская, родственная любовь, которая у всех нормальных людей есть.

— Конечно. Но это тоже движение жизни, тоже великая созидательная энергия, в отличие от «стирающей» энергии ненависти, зла…

Она посмотрела прямо мне в глаза, и я увидел, словно саму бесконечность звёздного неба, которая заканчивалась где-то там, вдали, чёрным, приближающимся в моё сознание зрачком… Я выключился.

*

Это продолжалось уже почти час. Лаконичные и чёткие команды раздавались в отделении реанимации как-то по-особому напряженно. За пределами медицинского блока слышался ритмичный, тревожный звук аппарата искусственной вентиляции легких.

Зоя Васильевна устало поставила ведро и подошла к Машеньке, к столу медсестры реанимационного отделения.

— И как он? — спросила она медсестру.

— Да тяжелый он, тёть Зоя, — говорят: пятьдесят на пятьдесят. Такой удар и ожоги…

Зоя Васильевна, уже в который раз за час, почти скороговоркой, рассказала подробности Маше:

— Надо же, ведь двоих спас. Говорят, четырёх и пяти лет ребятки. Мальчик помладше, а девочка старшенькая… Прямо с полымя их выхватил… Вытащил из-под кровати, обмотал одеялами и в окно их и только пожарникам передал и сознание потерял, еле вытащили…

— Тёть Зоя, да знаю я.

— Молиться надо за него. — Зоя Васильевна перекрестилась уходя. За тихим шарканьем её ног было слышно тихое бормотание слов молитвы.

*

Таня стояла одна в коридоре. Слезы то и дело набегали на её лицо, и она тихо утиралась платочком.

«Господи, помоги, нам… Спаси его, он же спас детишек…» — мысленно думала она.

Её серо — голубые глаза потускнели от слёз и горя. Буквально позавчера, они решили стать мужем и женой. Они думали о бесконечном счастье во взаимной любви и согласии. Они встретились случайно, но во время первой встречи, её сердечко ёкнуло и заволновалось. Она почувствовала особенное чувство общности, чего-то близкого и родного рядом с ним. И чем больше они встречались, тем сильнее были её чувства. А когда выяснилось, что эти чувства взаимны, то её радости не было границ. Это и было окрыляющее, вдохновляющее, счастливое чувство нежной и трепетной долгожданной любви.

«Я согласна, сама отдать жизнь, Господи, если никак по-другому не получится, за его жизнь…», — плакала Танечка.

*

Я вновь увидел её… Да, точно это она. Сидит за столом и мило улыбается. Я бы сказал: с любовью. Её ласковый взгляд серо-голубых глаз из-под пушистых ресниц как-то успокаивал и вселял какую-то уверенность. Я мучительно думал, почему именно уверенность? Мы же с ней говорили о жизни и о любви?

— Ты вернулся, — сказала она тихо и нежно, — я очень рада, что ты вернулся.

— Ну, да, я, собственно, не уходил. Но ты мне скажи, — продолжил я горячо, — всё-таки, мы с тобой говорили… Ты же помнишь? Мы говорили, что жизнь это — любовь, а любовь это — жизнь!

— Да, ведь, я тебя люблю, — сказала неожиданно она, — и ты сам всё понял и про любовь, и про жизнь. Я твоя судьба. Возвращайся…

*

Я проснулся от яркого света. Понял, что лежу в какой-то странной кровати, ощущение, что я в невесомости — не было одеяла или матраца, я находился будто в воде. Лицо было стянуто повязкой и было везде больно, но боль была тупой и вроде терпимой, во рту держался странный привкус. Стали моментально всплывать воспоминания того вечера, когда я случайно проезжал мимо пожара в старом бараке на окраине города.

— Ну, что ж, батенька, — раздался рядом голос, и я увидел склонившееся ко мне лицо человека в белом халате с академической бородкой. — Вы в рубашке, как говорится, родились. При таких сильных ожогах Вы всё-таки с трудом, но выкарабкались с того света.

— А где я?

— Вы в госпитале. В военном госпитале. Вас привезли на вертолете.

— Вы доктор?

— Не похож? — улыбнулся доброй улыбкой врач.

— Да я ничего не помню и спасибо Вам огромное, доктор — сказал он медленно и немного с трудом.

— Пожалуйста. Но это работа у нас такая. Вы пока много не разговаривайте.

— Хорошо, доктор.

— А Вас спасла, наверное, Ваша девушка. Она почти здесь жила и очень просила за Вас. Вот ведь умудрилась меня найти и попросить. Сказала, что очень-очень любит Вас и умрет, если Вы погибните. Пришлось мне втройне при Вас работать… Шучу.

У меня почему-то тотчас всплыли в памяти эти последние видения или сны, и, как бы странным это не показалось, я ответил доктору:

— Да, я встречался с ней во сне, похоже… Это была моя судьба, которая меня любит. Она меня очень поддержала своей любовью и теперь твёрдо знаю, что любовь — означает жизнь.

— Эх, романтики вы романтики, — сказал как-то мягко доктор. — Только с того света выкарабкался, и сразу про любовь и про жизнь. А многие начинают про смерть говорить… Ну, а вообще это правильно, судьба любит тех, кто любит жизнь и, кто бережно носит в сердце любовь. Давайте, выздоравливайте!