К возобновлению истины

Сергей Борисович Чернышев (2024)

Опус «После коммунизма» (1989), к появлению которого причастен автор, имел подзаголовок «Книга, не предназначенная для печати». Настоящее издание относится к иному несуществующему жанру: «Книга, предназначенная не для чтения». В обоих случаях это не маркетинговые ходы, а правда жизни. В новой книге речь идёт про момент истины — феномен, сравнительно недавно попавший в поле общественного зрения. Философские и психологические проблемы затрагиваются мимоходом, решаемая задача прагматична: помочь социальному субъекту (будь то человек, корпорация, сообщество), угодившему в кризис момента истины, в нем уцелеть, его пережить и по возможности выйти из него с положительным балансом приобретений и потерь. Засада вот в чем. Тот, кто сам не пережил момент истины, едва ли заинтересуется книгой, попросту не обратит на нее внимания. Тому же, с кем это внезапно случается, и вовсе не до чтения. Максимум, что он мог бы извлечь из беглого просмотра, заглянув сразу в конец — использовать практические подсказки как инструкцию по действиям при пожаре типа «разбей стекло, нажми на кнопку». Спрашивается, для кого тогда написана книга? Она адресована тем, кому послужит шпаргалкой в преодолении момента истины, и кто в итоге захочет пощупать фундамент, культурные основания той картины мира, из которой следуют её приземлённые выводы. Иными словами — адресована в будущее. Тогда возникает парадоксальная задачка: куда засунуть эту книгу в настоящем, чтобы она в нужный момент оказалась под рукой и пригодилась? Какие действия помогут распространению сведений о том, что при пожаре стоит пошарить под кадушкой с кактусом и поискать там полезную подсказку? При этом отправным пунктом должна быть именно прагматика момента истины, а не сама трансценденция, на которую подобно мухам слетаются любители философических диспутов. Истина не нуждается в спорах и не рождается в спорах — уже хотя бы потому, что она вообще не рождается, а пребывает вечно. Было сказано: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит. Эта книга — побочный продукт поиска, метка для готовых к его возобновлению. С. Ч. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Откровение

Эдип

Чтобы говорить о судьбе предметно, без пафоса и придыханий, предстоит разобраться в понятиях.

Сценическое действие у Софокла начинается, когда трагедия Эдипа, собственно, уже совершилась, но пока скрыта от него. Момент истины — впереди.

После недолгого благоденствия при новом царе Эдипе на многострадальные Фивы снова обрушилась невзгода — эпидемия чумы. Граждане воспринимают её как очередную санкцию богов и обращаются за помощью к Эдипу, однажды уже спасшему город от небесной напасти в лице Сфинкса. Царь снаряжает посланника к оракулу за прояснением вопроса. Полученное прорицание царю докладывают публично: гнев богов вызван тем, что в городе обитает убийца прежнего царя Лая. Надлежит его разоблачить и подвергнуть изгнанию.

Справедливый Эдип организует расследование и берёт его под личный контроль. По мере выяснения обстоятельств, розыска свидетелей, проведения допросов момент истины разверзается как бездна, в которую всё быстрее сползает и в конце концов проваливается следователь. Выясняется: тот, кого он разыскивает — это он сам, Эдип, терминатор-отцеубийца Лая. Он сам не только унаследовал царство убитого отца, но и согласно традиции женился на его вдове — собственной матери. Приговор оракула, который Эдип всеми силами стремился опровергнуть и отменить, он привёл в исполнение своими же руками.

От судьбы не уйдёшь? К такой вековой мудрости и ныне склоняют сетевые мыслители…

Как если бы венцом развития мировой философии объявили сентенцию «Жизнь прожить — не поле перейти».

Но общегреческий миф образует сквозную, надвременную сеть, сквозь которую просматриваются совсем иные истины.

Родной отец Эдипа, фиванский царь Лай, в молодости совершил тяжкий грех и был подвергнут проклятью. Оракул запретил ему иметь детей, а в случае ослушания предрёк быть убитым рукой сына. Так что рок, тяготеющий над Эдипом, имеет исторические корни и рациональные поводы. В мире, где олимпийские боги сожительствуют со смертными, сын за отца отвечает.

Он ведёт безбедное существование в качестве единственного ребёнка и наследника царя Коринфа, пока однажды кто-то из подвыпивших приятелей-завистников не обзывает его приёмышем. Выпав из зоны комфорта, Эдип не опускается до бытовых разбирательств. Почему-то ему не приходит в голову начать с простого: расспросить друзей и знакомых. Античные житейские истории мало отличались от контента современных бульварных романов и сериалов. К примеру, мать могла прижить ребёнка на стороне, а затем, после покаяния и примирения с супругом, договориться принять дитя в лоно семьи.

Но Эдип поступает по-царски: сразу отправляется к оракулу в Дельфы, чтобы получить на руки неопровержимое свидетельство о рождении, заверенное божественной инстанцией. Для этого ему наверняка пришлось злоупотребить семейным положением. Доступ к оракулу в принципе был открыт каждому, но лишь в определённые дни; надо было дождаться очереди, подвергнуться ряду очистительных церемоний, изрядно потратиться на жертвоприношение и внесение платы.

При этом наш герой ни на секунду не ставит под сомнение, что царь Коринфа — его подлинный отец.

— А вдруг они не золотые? — спросил любимый сын лейтенанта, которому очень хотелось, чтобы Паниковский возможно скорее развеял его сомнения.

— А какие же они, по-вашему? — иронически спросил нарушитель конвенции.

— Да, — сказал Балаганов, мигая рыжими ресницами, — теперь мне ясно.

В этом убеждении он проявляет железобетонное упорство — вплоть до момента истины.

Собственное расследование открывает Эдипу глаза на то, каким он бы слепцом.

Отступим назад, за хронологическую рамку трагедии Софокла. Когда Эдип явился в Дельфы за свидетельством о рождении, первое, что он увидел (как и все паломники) — главную заповедь оракула, начертанную на фронтоне храма Аполлона: «Познай самого себя». Перед тем, как тревожить божество, вопрошающего просят на худой конец попробовать заполнить анкету. Естественно, в любой анкете одним из первых является вопрос о родителях. Но Эдип игнорирует призыв. Он решает взвалить эту работу на самого оракула. Познай меня, Аполлон!

Получив вместо ожидаемого удостоверения приговор к отцеубийству, Эдип держит удар. Он принимает героическое решение: бросить вызов судьбе. И сразу предпринимает во исполнение энергичные действия. Какие же именно?

Он немедля удаляется из Коринфа, что, по его мнению, исключит возможность отцеубийства. Сомнительное решение в ряду многих. Удалившись, он (в отсутствие Интернета) не будет знать о поездках и перемещениях того, кого считает отцом, и вполне может неожиданно столкнуться с ним во время его дружественного визита в другой полис, или даже на поле брани.

Далее, любой консультант по управлению посоветовал бы Эдипу, исходя из текста прорицания, всемерно избегать ситуаций, чреватых убийством (к примеру, не наниматься ни киллером, ни палачом), а уж если дойдёт до войны — тщательно выяснять, кто оказался по ту сторону баррикад. Что же касается женитьбы, проще всего с походами в ЗАГС вообще повременить.

Вместо этого герой неизвестно зачем отправляется в Фивы, на первом же перекрёстке ввязывается в дорожный конфликт, убивает высокомерного пожилого пассажира элитной колесницы и под горячую руку, явно перейдя границы необходимой обороны, приканчивает свидетелей — возницу и пару охранников.

На подходе к Фивам он встречает хтоническое чудище — Сфингу, звероптицу с головой и грудью женщины. Заняв господствующую высоту, та блокирует подступы к городу. Но вместо того, чтобы грабить путников на манер Соловья-разбойника, она задаёт всем роковую загадку, а не сумевших отгадать пожирает. Первым, кто дал верный ответ, становится Эдип — креативный молодой человек, не обременённый никакими комплексами. (В поздних изводах мифа, как пишет С. Аверинцев^[2], предполагаются эротические отношения между Эдипом и Сфингой). Но снова — как и в случае с главной заповедью оракула — Эдип не задумывается над глубинным смыслом вопроса-загадки, над причиной, по которой с ним вступила в сношения небесная посланница, пропускает ещё один сигнал-подсказку от той же инстанции.

На крыльях успеха он триумфально прибывает в Фивы. В роли избавителя получает в награду трон, удачно освободившийся после того, как на днях неизвестные разбойники убили на перекрёстке царя Лая и его сопровождающих. По старинной традиции победитель получает всё, то есть в комплекте с царством ещё и освободившуюся царскую вдову. Эдип без тени сомнения женится, напрочь позабыв предсказание оракула.

Воистину, судьбе не уйти от Эдипа.

Ситуация напоминает самоисполняющееся пророчество (термин Роберта Мертона).

Если бы Эдип поступил по здравому смыслу, не придал значения разговорам о «приемыше» и никуда не поехал — тогда он не угодил бы в разборку на перекрестке дорог, не встретил Сфинкса, не попал в Фивы и т. д. Но он совершает последовательность таких действий, как будто сам стремится пунктуально воплотить зловещее пророчество оракула в жизнь.

Ситуация не особо похожа на байки литературоведов про неодолимый рок, некую трансперсональную или же хтоническую силу. Она больше напоминает рефлексивную игру. Возможно, даже обучающую, с самооправдывающимися и саморазрушающимися прогнозами.

Чего добивается от несчастного Эдипа распорядитель его судьбы, Дельфийский оракул? Чего хочет сам Аполлон — один из наиболее почитаемых античных богов, покровитель искусств, предводитель муз, предсказатель будущего, бог-врачеватель, попечитель переселенцев, олицетворение мужской красоты? Неужто всего-навсего желает самоутвердиться на ниве прогнозирования?

Боги в древнегреческих мифах — вовсе не трансцендентные существа грядущих мировых религий. Они подвержены человеческим страстям, активно вмешиваются в жизнь людей, точнее — повседневно в ней участвуют, встревают в драки и пускаются в состязания, имеют от смертных детей, и сами между тем ведут междоусобные сражения с более древними хтоническими существами.

Прогрессор с Земли Антон, действующий под маской непобедимого Дона Руматы Эсторского, в зеркале арканарских мифов и сказаний тоже вполне может сойти за одного из богов-героев, смесь Прометея, Геракла и Штирлица в одном флаконе. В свою очередь, в повести «Волны гасят ветер» профессиональные прогрессоры из КОМКОНа сталкиваются с люденами — сверхсуществами, которые в их мире будущего тоже играют роль своего рода божеств, гуманоидов с летающих тарелок. Но можно ли об истинных мотивах Руматы, сотрудника Института экспериментальной истории, судить по запискам Дона Рэбы? А о задачах Института Чудаков — по плану спецоперации «Визит старой дамы»?

Древнегреческие боги подобны чародеям из страны Фаэри, которую исследовал Толкин в эссе «О волшебных сказках». Да, они способны творить вторичные и третичные миры, вполне себе материальные, для простых смертных неотличимые от их привычной реальности. Все эти миры, включая наш, для нас единственный — рядовые пьесы в репертуаре их режиссёрского театра. Но при этом они тоже божьи люди, смертные, как и мы — если разуметь под Богом трансцендентное существо мировых религий.

Приходится прибегать к мифологическим представлениям и сомнительным метафорам, потому что нашим ускользающим предметом является момент истины. А он еще не попал в поле систематических исследований социальной теории. Это не означает, что мы умаляем роль рационального знания. Как раз рациональные модели трансакций, институтов, их реинжиниринга современному обществу, как выяснится, необходимы позарез. Но центр проблемы не в том, каковы эти модели. Как побудить наше общество — сборище слепцов и безумцев, живущих по лекалам времён Эдипа, прислушиваться к зову Истины? Как обучить подобного сорта общество использованию рациональных знаний для социальных трансформаций? Предысторический младенец, оно не способно перерезать пуповину привычной картины мира, не желает отвлекаться от своих игрушек на раздумья о том, быть или не быть. Вот в чем вопрос.

Один из ключевых пунктов на пути Эдипа к трагическому моменту истины — его встреча со Сфинксом. Два мифа, архетипичных для европейского подсознания, две силовых линии культурного поля связались здесь в один загадочный узел. Задержимся на нём и мы.

Сфинкс

Наш ближайший предмет — загадки сфинкса истории, преградой встающие перед обществом на протяжении вот уже двух столетий, их взаимосвязь и общий корень. Парадокс в том, что умами, проложившими фарватер обществознания, судьбоносная разгадка давно найдена и осмыслена. Но она, увы, так и не освоена обществом, продолжающим вслепую блуждать по краю бездны. Нового Эдипа не видно, а прочие лица, физические, юридические и иные, хотя внешне отчаянно суетятся, по существу дела бездействуют. Не отвечая на вызов сфинкса, они пытаются откосить и объехать его на кривой козе. В результате положение, и без того катастрофическое, дрейфует в сторону безнадёжного.

Двадцатый век, всё длящийся, несмотря на уверения календаря, оставил зиять тайны мировой истории, которые глобальная общественность тщетно пытается затереть, выдавить из памяти как вулканический нарыв. Среди заглавных — загадка советского опыта. Не находя к ней ключа, мы остаёмся запертыми в западне непреодолённой эдиповой трагедии.

Добрый вечер, трагедия, с героями и богами,

с плохо прикрытыми занавесом ногами,

с собственным именем, тонущим в общем гаме.

Спасибо, трагедия, за то, что ты откровенна,

как колуном по темени, как вскрытая бритвой вена,

за то, что не требуешь времени, что — мгновенна.

Давай, трагедия, действуй. Из гласных, идущих горлом,

выбери «ы», придуманное монголом.

Сделай его существительным, сделай его глаголом,

наречьем и междометием. «Ы» — общий вдох и выдох!

«Ы» мы хрипим, блюя от потерь и выгод

либо — кидаясь к двери с табличкой «выход».

Но там стоишь ты, с дрыном, глаза навыкат.

Даешь, трагедия, сходство души с природой!

Гибрид архангелов с золотою ротой!

Давай, как сказал Мичурину фрукт, уродуй.

* * *

Сфинкс давно сопровождает человека в его странствии в дебрях истории. Как и откуда он появился, а главное — зачем?

В статьях Википедии, трактующих тему антропоморфизма, всевозможные гибридные существа, сочетающие черты человека и животного, без разбору свалены в одну кучу.

Археологи Клаус Шмидт и Йорис Петерс^[3] указали на важное различение:

Интересно, что антропозооморфы, т. е. существа с человеческим телом и головой животного, например, льва, бизона или козерога, присутствуют во многих археологических памятниках, в то время как сочетание тела животного с головой человека, например, как у сфинкса или кентавра, по-видимому, почти полностью отсутствует в доисторическом искусстве.

Зверочеловек, обращённый лицом к небу, недвусмысленно противопоставлен здесь приземлённым племенам человеко-зверей.

До недавнего времени древнейшими зверолюдьми считались сфинксы Древнего Египта. Из Месопотамии родом крылатые быки (иногда львы) шеду с человеческой головой шумеро-аккадской традиции. Культы и представления, сопряжённые с теми и другими, остаются для нас закрытыми.

Зверочеловеком был Энкиду — созданный Богиней-матерью шумеров соперник, соратник и спутник Гильгамеша, героя древнейшего эпоса.

Из греческой мифологии известны два рода зверолюдей. Это кентавр и Сфинга — существо с женской головой и грудью, туловищем льва, орлиными крыльями и хвостом быка. Драматическое взаимодействие между Сфингой и Эдипом заслуживает особого внимания.

* * *

Проницательность археолога Клауса Шмидта имеет глубокие корни.

Три десятилетия назад именно он принялся раскапывать Гёбеклитепе — «Пузатую гору» (по-армянски «Пупочный холм») вблизи турецко-сирийской границы. Тогда учёные и не подозревали, что предстоит целый ряд эпохальных открытий, неузнаваемо меняющих наши знания о древнем обществе.

Сооружение, постепенно появляющееся на свет, оказалось не просто грандиозным мегалитическим комплексом каменного века, но, похоже, древнейшим культовым строением. Каменные стелы — некоторые высотой с трёхэтажный дом — в отличие от глыб Стоунхенджа испещрены рисунками, скульптурными изображениями, на них встречаются повторяющиеся пиктографические знаки.

Во-вторых, современные методы датировки дали сенсационный результат: строительство комплекса началось ещё в мезолите, двенадцать тысяч лет назад. Это бездна времён, в два с лишним раза более глубокая, чем отделяющая нас от Древнего Шумера и Египта.

В-третьих, возведение такого объекта по силам только сложно организованному социуму, способному на высокую концентрацию и специализацию людей и ресурсов. Как считается, таким может быть только общество, давно преодолевшее порог неолитической революции. Но оказалось, что Гёбеклитепе строили первобытные охотники и собиратели. Они питались исключительно дикими животными и растениями.

Лишь спустя два тысячелетия в рационе местных обитателей появилась одомашненная пшеница, происходящая от дикого подвида с горы Карачадаг в 30 км от Гёбекли-Тепе. Домашние животные также обнаруживаются впервые в мире именно в этой местности, но опять-таки не ранее восьмого тысячелетия до нашей эры. Древнейшие известные на сегодняшний день ископаемые остатки одомашненных коров найдены в ранненеолитических поселениях Чайоню в полутораста километрах к северо-западу от Пупочной горы, а также Джа’де эль-Мугара в сотне километров к югу. Молекулярно-генетический анализ позволил сделать вывод, что всё поголовье современных коров произошло от 80 туров, приручённых в этих поселениях.

Выходит, эпоха строительства комплекса Гёбекли-Тепе не просто хронологически предшествовала великой неолитической революции. Судя по всему, именно потомки его строителей спустя два тысячелетия стали первыми земледельцами и скотоводами. Едва ли случайное совпадение.

В эту эпоху, протяжённостью соизмеримую со всей нашей эрой «от рождества Христова», комплекс на Пупочной горе продолжал жить таинственной жизнью. А затем был — не оставлен, не заброшен, не разрушен, нет — погребён, целенаправленно засыпан, причём, за короткий срок. Это потребовало, среди прочего, перемещения огромной массы грунта. Именно благодаря беспрецедентному «погребению» комплекс Гебёкли-тепе, будучи законсервирован, уцелел и дошёл до наших дней в беспримерной сохранности, не пострадал ни от выветривания, ни от землетрясений, ни от войн и варварства последующих десяти тысячелетий.

В местечке Кортик-тепе, в ста пятидесяти километрах к востоку, обнаружен неолитический некрополь, где уже раскопаны сотни могил. Кто покоится в них — строители? Паломники? Если это и выяснится, то нескоро.

Директор раскопок с волнением показывает журналисту «Гардиан» фото скульптуры зверочеловека-полульва. «Это сфинкс, за тысячелетия до древнего Египта. Здешние места видели первую брачную ночь нашей цивилизации»^[4].

Сфинкс уже сопровождал человека в его историческом странствии за тысячелетия до Гильгамеша и Эдипа.

Загадка

Сфинкс призван перекрыть обществу прежний путь, ставший тупиковым. Но если он и впрямь посланец богов — так мог бы и сам перенаправить блудных фиванцев на верный путь-Дао. Вместо этого он загадывает им загадку, похожую то ли на притчу, то ли коан. Неразгадавших поголовно отбраковывает. А засим, не снабдив разгадчика хотя бы общим планом реформ фиванского полиса, молча топится в море…

Хотя, казалось бы, чего уж такого хитрого в головоломке Сфинкса: «Кто ходит утром на четырёх ногах, днём — на двух, а вечером — на трёх?» Всего-то зеркало, поднесённое к носу человека, чтобы он увидел в нём себя, свой полис, историческое время, вслед за детскими ползунками несущее цветущую зрелость, а за ней — одряхление.

Так в чём засада с загадкой Сфинкса? Она кажется банальной, разгадка — очевидной.

Представим себе среднего жителя Фив — тогдашних или нынешних. Когда его спрашивают про существо, бегающее на переменном количестве ног, он начинает перебирать зверей, птиц или рыб, о которых знает как охотник, рыбак или посетитель зоопарка. Изменение числа ног с четырёх до двух может навести его на мысли о головастиках. Правда, у них это происходит в обратном порядке. Поиски трёхногих созданий окончательно заводят в тупик.

Первый нетривиальный шаг, который надо было сделать для того, чтобы ответить на загадку Сфинкса — выйти из самого себя, взглянуть на себя со стороны и мысленно поместить увиденное существо в один ряд с совокупностью зверушек и птичек. Сейчас это назвали бы «рефлексией».

Во-вторых, разгадчик стоял на своих двоих, а где же тут четыре или три? Надо было посмотреть на себя в исторической перспективе. Надо понять, что ты — не просто тот, каким являешься сейчас, что у тебя есть сохраняющаяся идентичность при переменной наружности. Приходится даже в паспорте переклеивать фотографию, потому что количество волос, зубов, морщин и т. д. (а также идей, забот, собственности, и среди прочего конечностей) у тебя всё время меняется. Что же такое это самое «ты»?

Но главное — какие изменения в тебе и с тобой происходят сейчас, какие предстоят, и что ты можешь, должен или не должен с этим поделать? Вот в какие дебри самосознания ведёт Эдипа простой с виду вопрос Сфинкса.

Первый шаг разгадки — это самоопредмечивание. Я должен вылезти из собственной шкуры и сделать самого себя предметом изысканий, ещё одним из окружающих меня предметов.

Второй шаг — самопогружение в историю. Я должен посмотреть на себя как на человека, имеющего свою малую историю, чтобы потом заметить, что вокруг меня разворачивается большая История, из которой ко мне приходят не только удачи и богатство, карьера, жена-красавица, но рано или поздно является Сфинкс и задает суровый вопрос. И последствия неправильного ответа тяжелы. Иными словами, требуется взгляд на себя как на субъекта истории, на звено в процессе трансформаций, имеющем внутреннюю логику и определённые этапы.

Беда в том, что абсолютное большинство населения — как фиванского, так и числящегося современным — не в силах пошевелить мозгами даже в момент истины. Прапорщик из анекдота о психологах, предлагающих подумать, как снять с ветки дуба подвешенный банан, отвечал: «Хули тут думать? Трясти надо!» При этом, сотрясая и выворачивая с корнем дуб, он стоически игнорировал и лестницу-стремянку, и телескопические шесты…

Коан Сфинкса под страхом смерти толкает к осознанию паралича разума, тупика прежней картины мира, крайней нужды в её обновлении.

Есть ли надежда на просветление?

* * *

Трагедии, которые происходили в истории, — трагедии неразгадавших. Мы не нашли ответ вовремя, и на нас обрушились катастрофы. Эти кары насылает не Сфинкс, это «бич божий», которым всевышний карает тех, кто не был чуток к заповедям или знамениям (или историческим закономерностям — выбирайте, что вам подходит).

Загадка Сфинкса — не об одиноком человеке, появление Сфинкса знаменует социальную катастрофу. С обществом что-то не так, оно проходит через трагедию. И либо оно в ней погибнет, и на его место придет другое, либо оно уцелеет, сильно изменившись.

В «Философии истории» Гегель описывает приключения некоего Мирового духа. Считайте, что это родной или двоюродный брат Сфинкса, который пытается добиться того же, но по-доброму. Он ищет на земле общество, которое согласилось бы с предложениями по осуществлению тех или иных реформ социума в правильную сторону, предначертанную на небесах. Когда находит, они договариваются и движутся дальше вместе. Потом у мирового духа в какой-то момент возникают следующие идеи, задачи или планы, а у социума головокружение от успехов, он не хочет никуда идти, он отвечает, как сейчас принято говорить, «хорошо же сидим!». Тогда дух его оставляет, и разражается трагедия богооставленности. Бог никого не карает, не бичует — просто уходит, и социум остается наедине с природой, сам превращается в часть природы. А природа — это место, где ударяют молнии, взрываются вулканы, бегают динозавры и жрут друг друга, и люди тоже становятся такими динозавриками, которые занимаются поеданием себе подобных.

К концу XX века мы получили от Сфинкса загадку, очевидную и без спецэффектов в виде явления говорящих зверолюдей. Что это за странная страна, которая поутру ползает на архаических четвереньках по задворкам истории, потом внезапно встает во весь сверхдержавный рост и, надрывая жилы, рвется к прогрессу и могуществу, а потом падает на ровном месте без видимых причин и дальше ковыляет, опираясь на костыли? То она безнадежно застревает в прошлом, то авантюрно кидается в далекое будущее, никому не известное, то вообще выпадает в какую-то маргинальность и безвременье. И все это происходит на протяжении одного века, то есть минуты на исторических часах.

Да, это наша страна. Но, конечно, мы здесь не единственные избранники. Самый главный, общий Сфинкс явился человечеству в начале XX века. На загадки его мало кто обращал внимание, хотя он начал их загадывать еще где-то в 1830-е годы. По мере приближения к концу XIX века возникали все более непостижимые, все более катастрофические бедствия, которые, как мы сейчас понимаем, были связаны с циклическими кризисами на мировом рынке капитала. По Европе проносились опустошительные революции, которые сносили всю культурную надстройку, буквально сравнивали с землей благополучие целых стран, отбрасывая их назад на годы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

http://ec-dejavu.ru/m/Mif_o_Edipe.html

3

http://sciencepress.mnhn.fr/sites/default/files/articles/pdf/az2004n1a13.pdf

4

https://www.theguardian.com/science/2008/apr/23/archaeology_turkey