Как из бильярдных шаров вылупляются лейтенанты

Сергей Александрович Вольченко, 2023

Однажды, находясь в море и коротая в кают-компании часы за байками о былой службе, мой коллега (кстати, офицер запаса) как бы невзначай сказал:– Серега, а что ты не напишешь книгу о том, как учился в военном училище? Ибо рассказов у тебя – как у дурака фантиков!Я задумался… А почему бы и нет…Эти записки стали приятным воспоминанием о дружбе с однокурсниками, о радостях и тяготах, которые мы делили между собой. О невзгодах, о ссорах, да и много о чем еще…Книжка писалась на протяжении года. Мне неоднократно хотелось бросить бумагомарание, ан, нет… Силы для продолжения давали города от восточных границ нашей страны до западных (где я занимался графоманией): Петропавловск-Камчатский (родина), Владивосток (третий город во Вселенной), Москва (второй город во Вселенной), Санкт-Петербург (первый город во Вселенной), Калининград (просто хороший город).

ХХХ

Еще один шедевр кулинарии, готовый взорвать программу «Смак» вместе с Макаревичем, присутствовал в нашей столовой. Бигус — слово, которое я здесь услышал впервые. Это была жаренная квашенная капуста. Изюминкой этого кушанья был душок, исходящий от него. Дело в том, что собирали и квасили этот овощ еще прошлой осенью, а на дворе стоял теплый июль. Все это время капуста хранилась в каких-то училищных закромах, где не особо следили за температурным режимом и чистотой консервирования. Поэтому, когда мы шли на прием пищи, то уже метров за сто до столовой знали, что именно сегодня ждет нас на обед.

Уже через многие годы я узнал, что есть такое обалденное польское блюдо с капустой, большим количеством мяса, грибами и овощами. Я даже пару раз его ел. Но человеческий мозг так устроен, что во время трапезы ассоциативный ряд неизменно возвращал меня к тому самому красносельскому бигусу.

И еще про «деликатесы», которые нам действительно нравились. Первый из них — зеленые помидоры, которые до появления на обеденном столе, неопределенное время жили в рассоле в бочках. Потом их выуживали оттуда, рубили на четыре части и перемешивали с нашинкованным репчатым луком. «Цезари» и «Оливье» рядом не стояли с этим салатом. Нам очень нравился солоновато-горький вкус незрелых помидоров и лука вкупе с хрустом их на зубах.

Следующее блюдо, заслуживающее уважение, — килька в томатном соусе. Благодаря смекалке военных поваров, эти консервы из элементарной закуски под водочку, преобразовались в подливу для перловой, ячневой или иной каши. Делали они это просто: при помощи десятка рук наряда по столовой вскрывалось несколько сотен банок с рыбными пресервами, потом все это загружалось в автоклаву, заливалось водой и доводились до кипения. И опля — соус к каше готов!

Кстати, мы старались урвать это рыбное варево без гарнира и употреблять его как суп. Кто-то даже крошил туда хлеб. Конечно, не осетрина с омарами под бургундским соусом, но тем не менее мы это ели с отменным аппетитом.

А еще всегда хотелось чего-нибудь сладкого. Тут нас спасала «пайка», но не та, что кидают зекам в окошко камеры, а своя — армейская. Она состояла из двух кусков белого хлеба, «шайбы» (пятнадцатиграммового цилиндрика сливочного масла) и столовой ложки сахара. Один ломоть намазывался маслом, сверху все присыпалось сладким песком и закрывалось вторым ломтем. Вот такое военное пирожное, которое при употреблении вместе с горячим чаем дало бы фору лучшим эклерам и наполеонам.

Поначалу всех заботил лишь один феномен наших молодых организмов — в первые три дня приема солдатской пищи никто не ходил в туалет «по-большому». Процесс дефекации был неожиданно прерван, после выхода последних варенных яичек и курочки в фольге, которые были съедены в уходящих поездах из Ейска, Смоленска, Астрахани или Рязани. Но постепенно наши желудки адаптировались к армейской кухне, физиологические процессы наладились, и все вернулось в прежнее русло.