Наследие Ночи

Сергей Александрович Варлашин, 2022

Шёл 1726 год. По велению отца Златозар отправляется в родовое поместье княгини Виктории Светлицкой заниматься корреспонденцией и канцелярией в должности дворового нарасхват.По прошествии некоторого времени он узнаёт самый главный родовой секрет поместья. С которым теперь Златозару предстоит прожить около трёхсот лет. Наши дни. На раскопках находят древнюю подземную пирамиду в центре города, княгиня отправляет Златозара отправиться внутрь, чтобы узнать тайны древних. После чего за ним начинается охота.

Глава 1. Мёртвая

Впервые я попал в родовое поместье княгини, когда был ещё совсем юн. На дворе стоял 1726 год. Мне было восемнадцать лет. Мой отец, известный помещик, совершенно не собирался устраивать мне лёгкой жизни. Вместо этого он решил провести меня от самого низа, по всем терниям в собственных представлениях, о правильной жизни и становлении в ней человека, как самостоятельной личности. Совершенно не взирая на мой дворянский титул, он договорился со своей по родственной линии двоюродной сестрой и просто, по духу давней подругой, что я буду следить за её корреспонденцией и служить, как это называется дворовым нарасхват. Сегодня это имеет понятие «мальчик на побегушках». Кроме того на мне должен был лежать полный контроль входящей и исходящей корреспонденции.

Кому попало, такую работу не доверяют. Однако я оказался идеальным кандидатом. Выведать все тайны княгини мне было попросту от кого. Особых связей среди посторонних дворов у меня просто не было, а от друзей по частным занятиями меня держали в стороне, чтобы я по словам отца: «не тратил драгоценное время зря». Обучение я прошёл строгое и выверенное, потому мой почтенный папенька не сомневался во мне и сразу отрекомендовался княгине при встрече на одном из балов.

Когда меня только приняли в должность писаря, то я приступил к исполнению обязанностей и несению службы княгине и её угодьям в первый же день. Меня ждали, потому, как только я пришёл, меня сразу отрядили простым износчиком писем. Никогда не забуду первый день, когда я обскакал все соседние деревни и округу нашей провинции, развозя гигантскую кипу писем по всем окрестным домам и должностным лицам. Тот день был воистину крещением, так что когда я слез с коня, то пойти смог только через полчаса. Всё это время окрестные дворовые мальчишки смеялись над моим незавидным положением. Так как пятую точку опоры я натёр чуть не до крови, а ноги мои, не привыкшие к столь долгим конным прогулкам перенапряглись и просто онемели.

Дальше, лучше. Через месяц я достаточно окреп. Писем с каждой неделей становилось всё меньше, а я разобрался с накопившейся канцелярской работой, так что теперь лишь два-три дня в неделю уходило, чтобы развести за полдня и забрать все необходимые письма и бумаги. Несмотря на почти постоянное пребывание и проживание в доме княгини, её саму я видел лишь один раз вечером и мельком. Она вот-вот, прибыла из Петербурга. Но видел её я только условно. Что там можно рассмотреть почти в полной темноте в свете редких огней, лишь тёмный силуэт в платье до земли, да вежливые голоса извозчика и сопровождающего гостя.

Через пару дней после её приезда, ко мне в конторку ранним утром вошёл её слуга, по-видимому, носивший обязанности стряпчего. С его глаз я всегда проникал в её апартаменты, в кабинет и забирал-уносил бумаги, когда её не было. Когда же она была, то я почти никогда с ней не встречался. На этот раз ему видимо было не до меня и он просто на автомате дал мне ключи от её дверей. Сказав, чтобы я забрал со стола приготовленные для меня бумаги и все переписал их.

Впервые я заподозрил неладное. В её апартаментах была прохлада, хотя на улице стояла июньская жара. Я как обычно забрал приготовленное мне, оставил разобранные письма с ответами и удалился в свой кабинет. Стряпчий заглянул ко мне в обед, чтобы забрать ключи. К тому времени я уже переписал половину всех рукописей и так устал, что начинал клевать носом. Пару листов пришлось даже переписать, так как я капнул на них чернилами. Один был простой копией карты, а другой короткими пояснениями на её счёт.

Все тексты были кардинально отличны от тех привычных, с какими мне доселе доводилось иметь дело. Они содержали мало знакомые слова. Многие из них носили метафорический характер. Часть была на латыни, часть на английском и немецком. Часть я просто не знал. Хаотически переписывая текст, я копировал и зарисованные, причём весьма неплохо от руки картинки обозначения.

Что меня больше всего поразило, речь шла, о каких-то сложных процессах происходящих в человеческом организме. Если бы я не знал княгиню и её двор, то мог бы подумать, они предназначались университетскому профессору медицинских наук.

Стряпчий несколько раз заходил и торопил меня, на что я отвечал ему, что не могу быстрее, так как текст и так сложный, а попутные рисунки отнимают много времени. Ближе к ночи я закончил и отдал оригинал и весь труд стряпчему. Тот подробно рассмотрел проделанную работу и пересчитал оригинальные листы. Не сказав ни слова и не поблагодарив, он вылетел из моего кабинета мухой. Не закрыв дверь, поспешил прочь по коридору. Он так торопился, что забыл своё пенсне у меня на столе.

— Никодим! — окрикнул я его, но было уже поздно.

Пришлось взять пенсне и последовать за ним. Он плохо видел на оба глаза, потому всегда носил при себе пенсне, иногда почти не снимая его. Потому я видел необходимость передать его ему раньше, чем он доберётся до апартаментов княгини.

Когда я подоспел, дверь была прикрыта, но открыта. Ключи торчали в замке. Учтиво откашлявшись и постучавшись, я отпер одну из дверей и вошёл. Мне показалось, что он из зала мог последовать в её кабинет. Раньше я, конечно, не позволял себе такой вольности бродить в одиночку и заходить без приглашения, но мне показалось, сегодня был случай особенной важности и я не мог оставить Никодима в конфузе.

Войдя в кабинет, я не обнаружил в ней стряпчего. В открытую дверь я увидел покои. На по-царски шикарном, бардовом ложе лежала сама княгиня Виктория Светлицкая. Её бардовое платье занимало почти всю ширину кровати и свешивалось на пол по обеим сторонам. Руки у неё лежали на груди. Чёрные длинные волосы красиво раскинуты по золотистым и голубым подушкам. Я так и застыл, не зная, что сказать, но теперь уже не решаясь сбежать.

Тридцатилетняя княгиня выглядела не более чем на двадцать лет и была настоящей красавицей. Бледность лица её только красила. Однако она лежала так неподвижно, что у меня закрались недобрые подозрения. Дело в том, что прохладный воздух вокруг словно замер и был недвижим. Грудь её не поднималась, так что мне сразу показался странным её час отдыха или внезапный вечерний сон.

В этот момент в открытое окно прилетели звуки. На дальнем конце переднего двора, у ворот стоял стряпчий и отдавал уезжающему гостю те самые бумаги. В этом момент я понял, что если меня заметят в таком неловком положении, то выгонят в этот же момент взашей, не дожидаясь утра, за непроявленное уважение. Обострился момент тем, что когда я решил, перед тем как по-тихому уйти, посмотреть ещё раз, раз представился случай, вернее я сам его себе предоставил, посмотреть мельком на прекрасную хозяйку дома, которой я собственно и служил уже с месяц.

Мы встретились с ней глазами. Глаза её были такие большие и чёрные, что у меня перехватило дух, а сердце стало сильно колоть. В то же время я почти мгновенно влюбился. Находясь, где-то посередине между ужасом и обожанием я так и стоял, не решаясь ничего сказать, извиниться или уйти. Смотрела она на меня недолго. Секунд пять. А затем, улыбнувшись одними глазами, прикрыла их.

Не зная как реагировать, глупо и не к спеху поклонившись, я попятился спиной назад, вышел и сразу отправился к себе. Через пять минут, когда я уже собирался потушить свет и уйти на покой, ко мне зашёл Никодим.

— Ты очень бледен, — сказал он, по-видимому ища глазами своё пенсне и найдя его в протянутой моей руке одел. — Ты, кажется, не здоров Златозар.

— Я очень устал и хотел бы быстрее прилечь.

— Конечно. Ты хорошо поработал, — он протянул мне золотой рубль. — Отчего я воспринял его жест, как действительно очень щедрый, особенно учитывая, что ни разу ранее не слышал от него похвалы.

— Благодарю Никодим, — сказал я.

— Ты случайно сегодня ничего странного не заметил? — как-то рассеянно спросил он, повернувшись спиной. — Запах по дому какой-нибудь? Звуки.

— Разве что очень жарко, — ушёл я от темы. — Когда сидишь здесь весь день, время пролетает быстро и незаметно.

— Ну-да. Доброй ночи.

— Доброй.

Всю ночь и последующую я очень плохо спал. Это как-то было связано с глазами княгини. Но это было не совсем похоже на влюблённость, так как я уже имел неосторожность иметь симпатии к играющим глазками юным сударыням, при своём родном поместье. Это было другое. Так и не уснув за вторую ночь, я просто лежал в своей кровати, дожидаясь рассвета. Как вдруг по коридору промчалась одна из фрейлин с негромким, но задушевным криком.

— Мёртвая!

Я ещё подумал, ну что за глупость. Такие полные сил, красоты и жизни, молодые княгини не умирают просто так на третьем десятке лет от роду. Пусть и не состоящие в замужестве и не имеющие по странным причинам детей. Но всё равно это не показатель и вообще. Фрейлин могла сойти с ума. Пусть не за одно утро, а по простым жизненным обстоятельствам, скучной жизни в глуши, пусть и в роскошном особняке.

— Ты что кричишь?

— Княгиня мертва!

Фрейлин крикнула ещё несколько раз, уносясь дальше по коридору, но наверно её остановил один из дворовых и стал успокаивать.

Днём я мельком видел неспокойную. На ней не было лица. По распоряжению Никодима, в этот же день её увезли обратно домой в провинцию. Больше я о ней ничего не слышал. Впрочем, мне было и не интересно. Меня больше заволновала оставленная и смятая копия рукописи, на которую я давеча, случайно от усталости капнул чернилами. Чернила почти не затронули общие зарисовки и текст, так что я решил изучить их внимательно. Дело ещё не в том, что я не мог запомнить, что там было, а в том, что когда весь день напролёт с максимально возможной скоростью делаешь копии, общий смысл ускользает. Так сказать уходит на подсознание.

Именно этот общий смысл меня и стал изрядно пугать. На листах я внимательно изучил текст. Если убрать из него лишнюю воду, участки, где чернила безвозвратно испортили до неузнаваемости слова и те отрезки предложений и фраз на неизвестном мне языке, то выходила примерно следующая цельная картина.

Речь шла о некоей «пробуждённой» ото смерти, некто «не названной» принцессы и тёмной богини, которой принадлежит сама обратная сторона яви и луны. По легенде её должен будет пробудить волк. В затмение полнолуния кровавой луны, он придёт из леса и позовёт её своим воем. Тогда она поднимется, так как спала слишком долго. А с ней поднимется вся её тьма тьмущая и сонмище теней. Она пойдёт за ней. Пойдут за ней и все кто её боится. Глаза её мертвы. Душа её черна. Сама тьма ей не будет противостоять, потому что она будет с ней. Ибо не так черна та тьма, как она сама одна. Но есть один могучий рыцарь светлый. Вот он может противостоять ей. Но возможен иной исход.

Дальше текст заканчивался, а я даже пожалел что испортил так мало страниц. Что это, сказка? Но в целом, я их переписал и общий смысл «произведения» стал доходить до меня только сейчас. Если сначала я посчитал его за какие-то иностранные сказки с приложенными к ним многочисленными трудами по медицине, оккультизму, эзотерике, мистике и прочих тайных учений, то теперь они виделись единой системой, имеющий свой шифр. К тому же добрая одна шестая, была на незнакомых языках и мне стало понятно, что главный смысл и ключи ко всей массе текста были именно в них.

Последний развёрнутый и меньше всего пострадавший от моей торопливой неуклюжести лист, являл собой схематическую зарисовку. Я осмотрел его внимательно, но ничего кроме красивых завитков и геральдических знаков по полям не представилось мне интересным. Тогда я просто проложил их между чистыми листами бумаги и убрал в свой стол на ключ. Очередной бессонной ночью же меня осенило. Карта напоминала схему всего родового поместья княгини. Теперь я ждал удачного выходного, чтобы обойти его целиком и подтвердить свои догадки.