Мужские игры

Семён Данилюк, 2005

Мужские игры – это не только карате, бокс и футбол. Это еще и сфера бизнеса. Здесь идут жестокие баталии, конкуренты наносят друг другу невидимые, но очень болезненные хуки, апперкоты и подсечки. А для победы нужна не столько грубая сила, сколько крепкие нервы и изощренный ум аналитика… Алексей Забелин, топ-менеджер банка «Возрождение», получает от руководства секретное задание… Роман является переработкой романа «Банк», изд. «Вагриусом» в 2000 году

Пролог

Стоял жаркий январский денек 2004 года. На Сиднейском научно-практическом симпозиуме главным событием заключительного дня стало сообщение представителя России Алексея Забелина «Об информационных технологических новациях в ведущих промышленных отраслях страны».

Выступление вызвало всеобщий скепсис. Если в появление в России эксклюзивных технологий приходилось поверить — в конце концов что-то от могучей советской «оборонки» могло остаться, — то внедрение их в стране, безнадежно списанной в разряд сырьевых, было воспринято как откровенная пропаганда.

Ехидные реплики посыпались одна за другой. Но на все вопросы докладчик — сорокалетний худощавый человек с доброжелательным и одновременно жестким взглядом — отвечал исчерпывающе. Не ограничивался изложением научной концепции, но очень точно отмечал, где, в связи с чем и с какой степенью эффективности та или иная разработка может быть внедрена. В ответах легко угадывался человек, не только безукоризненно владеющий научной стороной вопроса, но явно вхожий в российские элитные бизнес-круги. Тем большее недоумение вызвало упорное нежелание его комментировать вопросы, затрагивавшие многих из присутствующих, — чего все-таки на сегодня ждать от России.

В четырнадцать часов председательствующий объявил о закрытии симпозиума и напомнил, что на пятнадцать часов намечена прогулка по Сиднейскому заливу — само собой, с буфетом.

Едва Забелин поднялся на прогулочный корабль, его окликнули.

— Алеша, дорогой мой мальчик! — с сочным грузинским акцентом пророкотали за его спиной, и Забелин, оглянувшись, едва успел раздвинуть руки навстречу объятиям, с которыми устремился к нему Кахи Кавтадзе — бывший советский гражданин, осевший в Германии и успешно продвинувшийся в бизнесе, — последние годы Кахи представлял интересы Дрезднербанка.

— Позволь порадоваться нежданной встрече. Это судьба решила доставить мне приятное. Не хотел идти. Компаньоны уговорили! — перейдя на английский, Кавтадзе ткнул в двух сдержанно переговаривающихся мужчин. — Прошу знакомиться.

Спутники Кахи оказались англичанином и американцем, с которыми он затеял какой-то австралийский проект.

— Мы тут обменивались мнениями. И — должен признать, твой реформаторский доклад произвел впечатление.

Кахи широким жестом тамады пригласил остальных к шведскому столу, вокруг которого суетились изголодавшиеся гости. Мужчины, не сговариваясь, набрали по полному блюду устриц. Забелин, устриц не терпевший, единственный, положил себе огромного лобстера.

— Между прочим, здесь все собрались потерпевшие от ваших реформ! — с хохотом объявил Кахи, первым усаживаясь за стол. — Один на ГКО завис, другой под Краснодаром заводик купил и…

— Кинули, — вполне по-русски подтвердил англичанин.

— Ну, а со мной знаешь, — за месяц дефолта всё моё дело уничтожили. Просто так, походя! Ты, единственный в банке, кто мне помочь пытался, — Кахи с деланным унынием склонил шею, приподнял налитый официантом бокал вина и, переглянувшись с двумя своими партнерами, вопреки обыкновению, огласил кратко: — Приступим.

Что он имел в виду выяснилось тотчас.

Все трое с одинаковым аппетитом набросились на устриц и — на Забелина.

Устриц поливали лимоном, окунали в подливку и заглатывали, будто склизкие грибочки. В Забелина вгрызались с хрустом, тщательно перемалывая кости.

— Вы утверждаете, что в России идут широкие реформы, — приступил к делу американец.

— Ничего подобного я не утверждал.

— Но это следует из доклада.

— Из доклада следует другое: назрели условия для реформ. Это не одно и то же, — Забелин раздраженно отодрал клешню лобстера.

— Нет у вас таких условий! — не отступился американец. — В России построен обычный бандитский капитализм.

— Ваши Морганы и Рокфеллеры тоже были бандюки не из последних, — огрызнулся Забелин. Обсуждать внутренние проблемы с сытыми, самодовольными иностранцами ему казалось так же неприлично, как перебирать с соседями семейные неурядицы.

— Что так, то так, — американец смачно засмеялся. — Но есть разница. Наши отстреливали друг друга за право столбить бизнес. Ваши — за право разворовывать.

— За то теперь и страдают.

— Страдают! — все трое захохотали, оценив юмор ответа. Но сводить разговор к шуткам им явно не хотелось.

— Да, знаем, кто-то уехал, кто-то сел в тюрьму, — кивнул англичанин. — Ваше правительство объявило это реформами. Новая власть прикармливает новых людей. Отбирает у прежних, раздает верным. Что с этого стране? Нам, наконец?

— Только не говори, что выстраивается вертикаль власти, — предостерег Кахи. — Развели байки: технологические новации, инвестиционный климат! А на деле — полицеский режим. Да ещё с гнильцой.

— Да что вы ломитесь в открытую дверь! — Забелин устал сдерживаться. — Или всерьез думаете, что, начитавшись собственных газет, знаете о положении в России лучше нас? Вы дотронулись до раскаленной сковороды, обожглись и — отскочили. А мы на ней крутимся!

Он расслышал укоризненное цоканье Кавтадзе, заметил озадаченные лица остальных. Извиняясь за горячность, приподнял ладонь. Но уже закусил удила.

— Другой страны у меня не будет. — Забелин в упор посмотрел на Кавтадзе, заставив того отвести взгляд. — Поэтому остается работать. Ростки есть. Должна накопиться некая критическая масса, которая вынудит правительство считаться с ней. Для этого каждый должен делать то, что от него зависит. Группа ученых и бизнесменов, в том числе я, подготовила инновационную программу, которая, по нашему убеждению, способна решительно сдвинуть дело. Собеседники Забелина сокрушенно переглянулись, будто в палате больного, который фонтанирует планами, не подозревая о неизлечимости заболевания.

— Давайте поднимемся наверх, — примирительно предложил англичанин. Принюхался. — Кажется, там кофе разливают.

Они вышли на палубу. Корабль подходил к устью, где Сиднейский залив сливался с Тихим океаном. Гид как раз показывал столпившейся группке на дома, построенные на гористом утесе:

— Самая дорогая земля в Австралии. Вон та желтая вилла — Мэла Гибсона, рядом, с колоннами, — дом Мердока. — Дорогой Алеша, — Кахи примирительно приобнял расстроенного товарища за плечо. — Не хочу тебя обижать. Но даже если твой проект вдруг поддержат, для промышленного внедрения технологий нужны серьезные банки. Серьезные! Но где они? Ты же сам бывший вице-президент «Возрождения». Неужели история собственного банка тебя ничему не научила?

— История «Возрождения» как раз и научила меня, что во всяком деле нужно идти до конца. Успех может придти, может, нет. Но придет он только, если идешь до конца, — Забелин упрямо поджал губы. — До последней точки.

На утесе внезапно зазвонил колокол. Отдыхающие заинтересованно всполошились.

— А! Это… Во-он там, среди эвкалиптов, выглядывает вилла, — гид вытянул палец. — Недавно за бешеные деньги перекупил один российский олигарх. Сбежал из России чуть ли не накануне ареста.

Он напрягся, вспоминая фамилию. Не вспомнил:

— Вот и церквушку отстроил. Говорят, тоскует.

Забелин вслушивался в затухающие звуки, а в ушах у него все сильнее звучал совсем иной перезвон, далекого теперь девяносто восьмого года.