Сердце истинного вампира

Северина Мар (2024)

В мире, где оборотни свергли правление вампиров и захватили власть, Катаржина, высокомерная и жестокая дочь Главы Содружества, сталкивается с испытанием, которое изменит её жизнь навсегда. Когда её отец заболевает, ей предстоит выполнить опасную миссию: найти последнего истинного вампира, чтобы добыть из его сердца лекарство, способное спасти его жизнь. Катаржина сталкивается не только со смертельными опасностями, но и с предательством своих соратников. В тот момент, когда всё кажется потерянным, единственным, кто встает на её сторону, оказывается Яков, таинственный вампир, который потерял память о своем прошлом. Вместе им предстоит преодолеть множество испытаний, раскрыть тайны прошлого и понять, что истинная сила заключается не только в жестокости и власти. Это мрачное приключенческое фэнтези, полное неожиданных поворотов, глубоких эмоций и борьбы за выживание. Это история о любви, предательстве и поисках себя в мире, где доверие может оказаться самым опасным оружием.

Глава 2

На юге даже в середине осени светлело непривычно рано. Лучи солнца настойчиво били в глаза, пробираясь через тюль. Катаржина потянулась, неохотно разлепляя веки, но увидев, что стрелка на часах перемахнула через восемь утра, вскочила на ноги.

И как она могла забыть поставить будильник!

Быстро приведя себя в порядок, и не забыв, впрочем, уложить волосы, и тронуть губы алой помадой, она поспешила в спальню к отцу. Она старалась, как можно больше времени проводить возле него.

Доктора так и не смогли понять, что с ним происходит. Сжиравшая главу Содружества изнутри напасть была не похожа, ни на что из того с чем раньше им приходилось сталкиваться.

Из Ведомства тонких наук приехала целая ватага полоумных, разряженных в разноцветные тряпки, с тощими шеями, обмотанными стеклянными бусами, или же, напротив, в черных выцветших обносках. Они почти целый день бродили вокруг отца, водя скрюченными пальцами вдоль его тела, гадали на чаинках и кофейной гуще, раскладывали карты, и делали множество других странных манипуляций, которые Катаржина, как ни силилась не могла понять. Наконец, они заключили, что и проклятия на отце не было. По крайней мере, ни одного из тех, что были знакомы ведьмовской науке.

На консилиуме докторов решили, что ему будет лучше в более теплом и мягком климате, и вскоре его перевезли в Элизию — столицу южных земель Содружества. Это был город, зажатый между побережьем Янтарного моря и острыми пиками Зеленых гор.

У отца здесь была дача. Она пряталась на окраине, в отдалении от пансионатов и домов отдыха. Дом окружал парк из высоких сосен, дубов и магнолий, а с террас и из окон третьего этажа была видна полоска моря вдали.

Катаржина бросила все дела на помощников и отправилась в Элизию вслед за отцом. Она привыкла проводить в этом доме летние каникулы, полные приключений и свободы. Теперь же коридоры и комнаты дачи поддернула дымка горя и тоски.

Целый пансионат поблизости освободили, чтобы разместить в нем лаборатории, ученых и докторов, пытавшихся найти лекарство от странной хвори, поразившей главу.

Катаржина торопливо направилась в спальню к отцу.

— Как он? — шепотом спросила она у сидевшей возле постели Агнешки.

— Спит, — коротко ответила та.

— Иди, я с ним посижу.

— Мне лучше остаться подле пандер Витольда, — заметила Агнешка. Она никогда не называла отца отцом или папой. Всегда обращалась к нему уважительно — пандер Витольд. — Он будет искать меня, когда проснется.

— Я сказала тебе — иди, — рыкнула на нее Катаржина. — Что думаешь, без тебя не справимся?

Агнешка еще, что-то мямлила, но Катаржина все-таки выставила ее за дверь, а сама заняла ее стул возле кровати отца.

Он так похудел, что что кожа туго натянулась на костях. Борода и роскошная копна волос, поредели и вдруг стали седыми, будто он был древним стариком. Губы истончились и словно ввалились внутрь рта.

Катаржине было больно видеть отца таким. Для нее он всегда был самым сильным и могущественным человеком на свете — тем, кто может все, и кому все дозволено. Краем своей силы, своей невероятной мощи и энергии, он накрывал и саму Катаржину и это делало ее иной, чем все прочие люди вокруг. Особенной.

Она очень остро осознала в последние дни, что без него она ничто.

Отец застонал, ворочаясь в постели и она потянулась к нему, поправляя подушку. Он закашлялся, и из приоткрытого рта пошла черная кровь. Его часто тошнило кровью, и это было одним из странных проявлений болезни.

Катаржина нажала на кнопку и в спальню тут же вбежали медсестры.

— Отец, я рядом. Вот, вот, все хорошо, — приговаривала она, придерживая его за плечи, пока он продолжал изливать кровь в подставленное судно.

Когда все закончилось и его обтерели влажным горячим полотенцем, сменили простыни и надели чистую пижаму, Катаржина вернулась к нему, вновь усевшись на стул.

— Отец, тебе лучше? — нежно спросила она, сама понимая, какую глупость спрашивает, но надо же было с чего-то начать разговор.

— Что ты делаешь здесь? Зачем ты пришла?! — захрипел он, поднимая на нее налитые кровью глаза. — Тебе нравится смотреть, как я страдаю?! А, Ирена?

Катаржина вздрогнула, чувствуя, как глаза наливаются влагой. Отец ее не узнавал. Он принял ее за давно почившую мать.

— Папа, это я Катаржина, — мягко сказала она, сжимая его ладонь.

— Ка-тар-жи-на, — повторил он за ней по слогам, и вдруг на его лице промелькнуло такое презрение, что ей стало больно.

Он выдернул руку, и задергался, словно пытаясь обратиться. В комнату вновь вбежали медсестры. За ними явилась Агнешка. Оттеснив Катаржину, она принялась гладить отца по спине и плечам приговаривая:

— Все, все хорошо пандер Витольд. Я рядом, я тут.

Катаржину трясло. Чувствуя, что еще немного, и ее разорвет от скопившихся внутри головы слез, она поспешила уйти. Уже стоя в дверях она услышала, голос отца:

— Агнешка, это ты? Посиди со мной, доченька.

Она спустилась на первый этаж и вышла на террасу. Не заботясь о том, что ее может увидеть охрана или обслуга, сбросила платье, туфли, чулки, шелковую комбинацию, и поймав обнаженной кожей прохладное касание ветра, быстро обернулась в волчицу.

Превращение отозвалось болью, под конец переросшей в наслаждение. Она перепрыгнула через ограждение террасы и понеслась вниз по холму, чувствуя, как лапы мягко пружинят об покрывшую землю хвою.

Все чувства, слух, обоняние, зрение тут же усилились во сто крат. Она видела белок, скачущих в ветвях, слышала далекие шаги офицеров охраны, обходивших территорию дачи.

Катаржина бежала вниз к морю, а затем устремилась по берегу вдоль бивших о гальку зеленых волн.

Когда она превращалось, сознание становилось ясным и пустым. У животных все гораздо проще, чем у людей. Их не терзают сомнения, не мучает неразделенная любовь, зависть, тревога и страх перед будущим. Они живут настоящим, тем, что есть сейчас и решают проблемы не раньше, чем те появятся.

Она взобралась на каменный уступ, нависавший над морем и села, подобрав под себя хвост. На другом берегу бухты, у самого обрыва под которым бились о скалы волны, стоял склеп в котором упокоилась ее мать. Отсюда она могла видеть его белые стены и округлые колонны, поддерживавшие козырек у входа.

Мать умерла очень рано и она плохо ее не помнила. Одним из самых ярких воспоминаний, связанных с ней, были похороны. Катаржина помнила, как ее провели в склеп, где в закрытом гробу на постаменте, лежала мать. Она тогда украдкой положила в нишу свою куклу — фарфоровую девочку с медвежьими ушками, которую очень любила.

Катаржина тогда слабо понимала, что такое смерть и, что мама уже не встанет из гроба и не вернется. Она думала, что той понравится играть с ее куколкой, если она вдруг проснется и поймет, что осталась совсем одна в темном сумраке склепа. Так ей хотя бы не будет скучно.

Потом оказалось, что кукла была какой-то дорогой и редкой, чуть ли не выполненной в единственном экземпляре. Их домоправительница — Виолетта потом ее долго искала и даже пыталась бранить Катаржину за то, что та потеряла такую ценную вещь. Та ее из вредности укусила и так и не рассказала никому, куда она дела куклу.

Катаржину воспитывали няни и гувернантки, пока отец пропадал на службе. В десять ее отправили учиться в гимназию-интернат, затем она поступили в Университет, после вышла на работу в ведомство.

Что касается Агнешки, то она никогда не покидала родительский дом. Считалось, что у нее слабое здоровье, и поэтому она училась на дому. Чтобы поступить в Университет у нее не хватало мозгов, ровно, как и для службы. Она осталась жить при отце в роли его то ли помощницы, то ли прислужницы, а теперь еще и сиделки.

Катаржина понимала, что это Агнешка должна ей завидовать — у нее была насыщенная, интересная жизнь, полная путешествий, изысканных нарядов, впечатлений, знакомств. У самой же Агнешки из этого не было ничего, и не будет. Зато ее любил отец.

Посидев на берегу, Катаржина успокоилась и решила вернуться в дом. Одежда, которую она беспорядочно раскидала по террасе, была кем-то заботливо собрана и аккуратно сложена на стул.

Одевшись, она прошла в гостиную и села в кресло, стоявшее у окна. Так она просидела, глядя на покачивавшиеся на ветру ветви магнолии, пока небо не начало темнеть. К ней пару раз заходили служанки, говорили, что накрыт стол сперва на обед, затем на ужин, спрашивали будет ли она есть. Катаржина их прогоняла.

Она поймала кролика на обратном пути и была не голодна, но глупые бабы этого не понимали.

Когда стемнело к ней даже зашла Виолетта — экономка и по совместительству мать Агнешки, и как догадывалась Катаржина, до сих пор любовница отца.

— Катаржина, голубушка, ну сходите, покушайте, — пролепетала она, теребя пальцами, унизанными безвкусными золотыми кольцами, край аляповатого платья. — Панде Зоя запекла на ужин утку и приготовила устричный салат. Пойдемте, Катаржина. Вкусно же, милая, ну пойдемте.

— Пошла вон! — отрезала Катаржина и вернулась к созерцанию тонувшей в сумерках магнолии.

Она хотела кинуть в Виолетту туфлей, но помнила, что рукоприкладство ей с рук не сойдет.

Когда совсем стемнело в комнату зашел пандер Людмил — начальник охраны. Как ни странно, он был простым человеком, но отец ему доверял и очень его ценил.

Подобные ему люди словно не менялись с возрастом, и, сколько Катаржина себя помнила, он всегда был поджарым и худощавым, с узким лицом, светлыми почти белыми волосами и яркими, голубыми глазами, выделявшимися на бледном лице.

Он много курил и весь пропах табаком, хотя доктора и говорили ему уже не первый год, что это вредно и следует бросить. В остальном, он всегда был свеж, холен и опрятен, и обильно душился одеколоном с запахом мха, прохлады и влажной земли.

— Панде Катаржина, можно я тут посижу немного? — спросил он.

Она ничего не ответила, и он опустился на диван.

Катаржина знала пандера Людмила столько же, сколько помнила себя. Он охотно играл с ней в прятки в детстве, посещал концерты самодеятельности, на которых она выступала в гимназии, утешал ее, когда она злилась, ссорилась с Игнатом, или огорчалась, расставаясь с очередным кавалером.

Он просто сидел молча на диване, а ей вдруг стало спокойно и ее словно окутало теплом.

— Знаете, пандер Людмил, что во всем этом самое страшное? — спросила она, повернувшись к нему. — То, что я ничего не могу сделать, понимаете? Он умирает, иссыхает на глазах, а я не могу сделать ничего. Вот совсем. Так не должно быть. — слова вдруг полились из нее потоком, который было не остановить. — Почему так, я не понимаю. Это же нечестно! Почему почти у всех вокруг родители живы, а мои умирают один за другим. Что это такое? Рок, или судьба или может проклятье? Но ведь колдуны не нашли на нем никаких проклятий. Пандер Людмил, ну почему все так, а?

Она вдруг пересела к нему на диван и схватила его за руки.

— Так бывает, Катаржина, — тихо сказал он, ласково глядя на нее. — Есть вещи, которые не зависят от нас, и которые мы можем только принять.

— А я не хочу принимать и не буду! — возразила она. — Все, что угодно сделаю, жилы себе порву, но добьюсь, чтобы он поправился.

— Ох, повезло же пандеру Витольду с дочерью. Хотел бы я, чтобы у меня такая была, — тихо произнес пандер Людмил. — Скажите, панде Катаржина, вы же часто бываете медицинском центре?

— Езжу туда почти каждый день. Доктора только увиливают, кормят обещаниями, говорят, что удалось замедлить ход болезни, и это уже достижение.

— С докторишками вечно так. Всегда юлят, пока на них не нажать. Попробуйте припугнуть их, панде Катаржина. Так, чтобы они за свои шкуры испугались, а то они так и будут сидеть, и делать вид будто бы работают. Напомните им, что за здоровье главы, они ответят своей головой. Пусть там не расслабляются.

Предложение пандер Людмила показалось Катаржине вполне разумным. Ну или по крайней мере оно предполагало то, что она могла сделать сама, хоть как-то на что-то повлияв.

Поняв, что голодна, она пошла на кухню, потребовав у перепуганной Зои, пожарить ей котлет, а уже утром следующего дня, отправилась в пансионат, переоборудованный под медицинский центр, где искали лекарство от болезни отца.

В кабинете остро пахло спиртом и лекарствами. Катаржина не сдержалась и чихнула, прикрыв нос платком. Щекотка в носу от этого не прекратилась, но она все равно испытала слабое облегчение.

Академик Лебядский, руководивший поиском лекарства, сидел напротив, сложив ладони на столе, и глядя на нее поверх очков. Возле двери застыла его помощница. Ее тело дрожало, как холодец, под тесным белым халатом.

Оба они были всего лишь обычными людьми, и Катаржина злилась от того, что жизнь отца зависела теперь от них.

— Итак, как продвигается лечение? — спросила она, закинув ногу на ногу, отчего в узком разрезе юбки, обнажился край обтянутого чулком бедра.

— Делаем все, что в наших силах, панде Катаржина, — ответил Лебядский.

Взгляд его оставался холодным и профессионально вежливым, но сухие морщинистые руки нервно сжимали автоматическое перо.

Катаржина глубоко вздохнула, чувствуя, как перебивая аромат лекарств, в воздухе плывет кислый запах пота. Иногда, она думала о том, как живут прочие люди — не оборотни, лишенные острого обоняния. Как же они понимают, когда кто-то напуган или возбужден?

— Видно, сил у вас немного, — ответила она. — Отцу не становится лучше.

— Все дело в том, что природа его состояния… не совсем обычна. Нам не приходилось раньше сталкиваться с таким, но мы делаем все возможное, прикладываем все усилия…

— Мне не нужны ваши усилия! — рыкнула Катаржина, перебив его. — Мне надо, чтобы вы исцелили отца.

— Поймите, на исследования нужно время… Наша терапия, поддерживает Главу в стабильном состоянии.

У Катаржины потемнело в глазах, висок ударило резкой болью. Он говорил, что-то еще, но она уже его не слушала.

Отец таял на глазах, а она ничего не могла сделать. Каждое утро она просыпалась со страхом, до удушья, сжимающим горло, и первым делом, спешила узнать пережил ли он еще одну ночь.

Ей казалось, что если его не станет, то не станет и ее, а все Содружество рухнет, как потерявший опору карточный домик.

Катаржина резко встала и выхватила из сумки револьвер, направив его прямо в грудь, прилипшей к стене помощнице академка. Та коротко взвизгнула, схватившись ладонями за то место, где под слоем жира билось трусливое сердце.

— Если вы сейчас же… сейчас же не скажите мне, как спасти отца, то я пристрелю эту глупую курицу, — выдохнула Катаржина, чувствуя, как в воздухе расползается острый запах мочи. — А потом буду каждую неделю отстреливать по одному из ваших бездельников. Последним пристрелю вас, — она покосилась на Лебядского. — И поверьте, в Ведомстве порядка, ни у кого и сомнения не возникнет в том, что это был несчастный случай.

— Панде Катаржина, эта, как вы говорите курица, светило науки! — воскликнул Лебядский, вскакивая с места. — Она руководила проектом по поиску лекарства от земляной лихорадки. Спасла миллионы людей. Без нее лечение Главы встанет.

— Мне все равно! — отчеканила Катаржина. — Найдете новое светило, раз это не светит!

Лебядский судорожно сглотнул, отчего кадык дернулся на его сухом горле.

— Пойдемте, я какое что вам покажу.

Он вышел из-за стола, и двинулся к двери. Полы халата развивались за его спиной подобно плащу. Доктор вылетел из кабинета и Катаржина последовала за ним, оставив помощницу сползать по стене, задыхаясь от пережитого ужаса.

Они прошли в лабораторию, где в стеклянных клетках пищали крысы. Взмахом руки, доктор прогнал склонившихся над столами лаборантов. Впрочем, они и так были готовы броситься врассыпную, едва заметив Катаржину.

— Вся суть болезни вашего отца заключается в крови. Само его тело, вдруг, начало ее отвергать, — заявил доктор, останавливаясь возле клеток. — Мы сделали переливание подопытным крысам. Все особи получают разные комбинации лечения и из них мы выбираем наиболее оптимальные варианты для нас. Это грубо говоря.

Катаржина прикусила щеку изнутри, и ощутила солоноватый привкус во рту. Даже она могла понять, что дело плохо. Большинство крыс, лежали на дне клеток — едва живые на вид. Оглянувшись, она с радостью увидела с полдюжины крысят, радостно возившихся в сухих опилках.

— Кажется, эти чувствуют себя вполне неплохо, — заметила она, подходя ближе.

Она была готова расцеловать их бело-розовые тела.

— Все верно. Мы даем им комбинацию препаратов, полученных при помощи сыворотки из крови вампиров.

— Что?! Вы смеете давать моему отцу кровь вампиров? — она ринулась на него, схватившись за сумочку на дне которой все еще лежал револьвер.

— Успокойтесь, панде Катаржина, кровь вампиров — применяется в медицине уже много веков, как, например, змеиный яд. С ее помощью лечат злокачественные новообразования, болезни иммунной системы и многое другое. Это же проходят в школе, вы должны это знать, — добавил он, считав недоумение, мелькнувшее на ее лице.

— Я знаю! — огрызнулась Катаржина, решив не добавлять, что прогуливала уроки естественных наук, сбегая на свидания. Зато по точным наукам у нее всегда был наивысший бал, — Просто это… как-то мерзко, все равно.

— Препараты, сделанные на основе вампирской крови, помогают поддерживать Главу в стабильном состоянии, но, увы, крови простых вампиров недостаточно, чтобы его исцелить. Тут нужен более сильный материал.

— Если простой крови вам мало, то берите вампирские сердца! — сказала Катаржина, вспомнив, все же, что слышала краем уха на уроках.

Сердце вампира обладало теми же свойствами, что и кровь, но усиленными в сто крат.

— Уже берем, — сообщил Лебядский. — Нам регулярно привозят контейнеры со всего Содружества. Все вампиры, которых казнят, все кто погибает естественным образом — отдают свои сердца нам, чтобы мы искали лекарство от недуга Главы содружества. Но, этого мало.

— Тогда что еще вам надо?!

— Для изготовления лекарства нам нужно сердце истинного вампира. Так мы сможем вылечить вашего отца.

Катаржина нахмурилась, переваривая его слова. Истинными называли врожденных вампиров, тех кто не был обращен, а родился таким. Подобными была вся императорская семья и их приближенные, и все они погибли во время мятежа.

Истинных вампиров не осталось, так все думали, но это лишь значило, что она сделает невозможное и отыщет одного, чтобы спасти отца.