Ветки. История Петербурга в 69 станциях

Святослав Коровин

Книга петербургского журналиста, поэта и музыканта Святослава Коровина. Каждая глава посвящена одной станции Петербургского метрополитена. Сюжет – это жизнь человека, обрамлённая историей города, историей культуры нулевых, журналистскими наблюдениями и просто интересными штуками. Здесь нет пафоса цветастых путеводителей, здесь нет обилия дат и имен архитекторов, здесь есть автор, который видел, слышал и трогал этот город и хочет вам рассказать о нём так, как не рассказывал ещё никто.

ПУШКИНСКАЯ

Станция «Пушкинская» находится рядом с Витебским вокзалом — между прочим, самым первым вокзалом, построенным в России. С него можно доехать до города Пушкин, где в Царскосельском лицее учился одноимённый Поэт. Вокзал необычайно красив — огромное пространство, куча железных конструкций: его здание приняло свой привычный для жителей города вид только в начале двадцатого века и стало одним из первых общественных зданий в стиле модерн.

Интересно, что «Пушкинская» — единственная станция петербургского метро, привязанная к вокзалу, но не имеющая на него выход — от метро до вокзала нужно идти по улице. В подземном перронном зале «Пушкинской» установлен первый в Петербурге подземный памятник. По названию станции легко догадаться, кому!

Недалеко от станции метро расположен Театр Юного Зрителя — летом перед серым зданием ТЮЗа шумит ребятня: тут устанавливают простенькие аттракционы и периодически проводят театрализованные шоу.

На площади перед театром когда-то чуть не расстреляли Достоевского. Федор Михайлович был вхож в один из оппозиционных кружков. Его членов арестовали в 1849. Проведя восемь месяцев в заключении, Достоевский с другими членами кружка был вывезен на Семёновский плац — так раньше называлось это место. На плацу был зачитан смертный приговор. В самый последний момент, правда, сообщили о помиловании и замене смертной казни каторгой. Но, согласитесь, жестоко. Говорят, что один из «приговорённых» от испуга сошёл с ума!

В самом театре я был всего один раз. Не помню, на каком спектакле, но это был настоящий спектакль с настоящими актёрами. До этого я был только в театре кукол, и представление с живыми людьми мной воспринималось как акт некой инициации — это как перейти с мультиков на фильмы или с журнала «Весёлые картинки» на «Трамвай». Помню, когда моя мать оформила подписку на «Трамвай» и пришёл первый номер, мне почему-то стыдно было смотреть на фотографию лысой чёрно-белой девочки на первой странице под цветастой обложкой — слишком уж непривычно в журнале для детей было видеть что-то кроме рисунков. Тоже самое у меня было на том спектакле — я не мог понять, почему дяди и тёти говорят не своими словами и делают несвойственные им вещи. Одно дело поролоновая лягушка на верёвочках, а другое — толстый дядя эту лягушку изображающий. В общем-то, после посещения Театра Юного Зрителя я разочаровался — ждал какого-то волшебства, а увидел ёрничество и кривляния…

За ТЮЗом, высится здание крупного торгового центра — здесь расположен океанариум, от чего слово «Океанариум» стало использоваться жителями города для обозначения этого громоздкого сооружения как его название.

Под самой крышей торгового центра находится застеклённая мансарда. Здесь одно время собирались поэты. Мероприятия с их участием проходили каждую неделю, всё это дело носило название «Street-ЛИТО «Послушайте!». Концепция была такова, что поэты читают свои стихи, по сути, посреди огромного торгового центра, и его шум должен был создавать атмосферу улицы.

На самом деле шума там слышно не было, а вот орущие в микрофон поэты периодически пугали мирно бредущих между секциями обывателей. Ещё бы, идёшь ты шубу покупать, а тут как крикнет кто-то сверху что-то непонятное и зарифмованное!

Если от «Пушкинской» по Гороховой улице, которая начинается от ТЮЗа, пойти в сторону Фонтанки и свернуть направо, то под аркой легко обнаружить клуб «Манхэттен». Его называют одним из старейших клубов Питера: уютный зал со столами и низкой сценой, отдельный бар, отдельный выставочный зал при входе. Когда-то на концерт моей группы в «Манхэттен» занесло писательницу Юлю Лемеш. Свои впечатления от концерта она изложила во второй части своей книжки «Убить эмо». Сейчас, периодически пролистывая эту книгу, я раз за разом возвращаюсь мысленно в это место. Если на Площади Восстания бьётся сердце города, то именно в «Манхэттене» прячется от посторонних глаз его реинкарнированая душа — в прошлой жизни, говорят, она бродила по мрачным закоулкам Петербурга Достоевского…

Здание, где расположился «Манхэттен», вплотную примыкает к Областному Сборному пункту — именно отсюда развозят по частям молодых призывников.

Я служил в танковых войсках и сам, занимая должность заместителя командира роты по воспитательной работе, ездил, в том числе, и сюда за молодым пополнением. Как-то раз я с «целым» капитаном и прапорщиком приехали на этот сборный пункт за молодняком…

Система на Сборном Пункте такая — сначала солдат отбирают для элитных войск — внутренних, ВДВ, разведки, флота… В танкисты шли те, кто оставался. Кто не подходил в танковые войска, отправлялись в стройбат. Основным критерием отбора был рост. Учитывая, что мне с моим метр семьдесят три и довольно худощавым телосложением в танке невероятно тесно, легко можно представить, какими должны быть танкисты… Такими же, как подводники, но для подводного флота бойцов отбирали по многим критериям, и нам оставались далеко не самые лучшие ребята небольшого роста.

Товарищ капитан поручил мне проследить, чтоб молодым выдали вещевое довольствие, а сам пошёл куда-то с прапорщиком. Когда они вернулись, оказалось, что они оба пьяны.

— Вот, посмотрите на пьяного прапорщика, — проходя мимо очереди молодых, стоящих за формой, причитал прапорщик, — это армия, мать её…

Сегодня в армии неплохо с деньгами, а в 2006-ом подсобником я зарабатывал ровно в два раза больше той суммы, которую стал получать, будучи офицером. Не знаю, как сейчас, но тогда в частях пили действительно много, и то, что прапорщик был под шафе не казалось чем-то экзотическим. Скорее, это было нормой, учитывая, что уже наступил вечер.

Посадив пьяного капитана и прапорщика в автобус, я построил перед дверями сборного пункта молодое пополнение и попытался их подбодрить. Я смотрел в их испуганные и растерянные глаза и говорил:

— Ребята, пока я могу обращаться к вам именно так, я прекрасно понимаю, что сейчас вы воспринимает меня как исчадие ада, как того, кто вырвал вас из обыденной жизни и хочет отвезти в страшное место под названием военная часть. Поверьте, я прекрасно понимаю, что вы чувствуете, и как вам хочется вернуться домой, но мой вам совет, не смотрите на армию как на что-то плохое, не смотрите на неё как на пустое времяпрепровождение. Смотрите на неё как на кладезь полезного опыта. Потом вы будете рассказывать о службе своим друзьям и девчонкам, и ностальгия по армейским будням нет-нет, да напомнит о себе…

Ну, или что-то типа того. Не знаю, замучила ли этих парней после ухода со службы ностальгия и тому подобное. Лично меня, нет. Хотя иногда бывает, не скрою.

Будущие солдаты погрузились в автобус. Я, попрощавшись с капитаном и прапорщиком, через арку вырулил на Гороховую — так как жил я всё-таки не в части, а дома, возвращаться со всеми в часть не было смысла. Да и час был поздний.

Зайдя в магазин, я купил красно-черную банку с коктейлем и, открыв её, отхлебнул пахнущую алкоголем и вишнёвым сиропом жидкость.

От сборного пункта до «Пушкинской» идти минут десять. Небо было пронзительно чёрным, в свете фонарей кружились снежинки, а я шёл по Гороховой.

Если смотреть с Гороховой на Адмиралтейство, то это здание видишь, если так можно выразиться, в фас. Это связано с тем, что именно эта улица по плану должна была быть центральной. От Адмиралтейства отходит три своеобразных луча — Гороховая улица по центру, Вознесенский и Невский по сторонам. Почему дорога для подвоза строительных материалов стала главным проспектом Питера я не знаю. Просто так совпало. Видимо, Гороховая слишком узкая для того, чтоб на ней проводить праздники и парады. Да и общая мрачность Гороховой не располагает к торжествам: узкие тротуары, угрюмые дома… Когда-то по этой улице бродил Достоевский, тут же жил Распутин. Словом, не слишком приветливое место.

С Гороховой я свернул на Загородный, допил коктейль, выбросил банку в урну и спустился в метро. Дома был через час. Снял форму, включил музыку, что-то поужинал и заснул….