Не смотри вверх, детка. Почти детективная история

Светлана Фетисова

Страшная находка – труп мужчины в ветвях цветущего каштана, превращает прекрасное июньское утро в кошмар, а жизнь героини в гонки с преследованиями.

Дизайнер обложки Анастасия Икусова

© Светлана Фетисова, 2020

© Анастасия Икусова, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4496-9743-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Встать — не значит проснуться. Вспышка адской боли разорвала сонное сознание, когда мизинец ноги врезался в ножку кровати.

— Ба-ля-си-на, — разнесся по квартире крик раненой лани.

Потеряв равновесие, лохматая фигура дрогнула, задела торшер и тот, недолго думая, рухнул как подкошенный, разметав вокруг стеклянные осколки. Сон как рукой сняло. Ничего не скажешь — не заурядное пробуждение, а настоящая полоса препятствий.

— Пердимонокль… — сокрушенно пробормотала девушка, боясь пошевелиться и наблюдая, как на правой ступне буквально на глазах наливается сочный синячище, припорошенный сверкающей стеклянной пылью.

Голенастым фламинго, изящно взмахнув цветастыми шортами, девушка взлетела на кровать. В этой цепочке неудач был только один позитивный момент — моментальная бодрость духа и готовность свернуть горы, дело оставалось за малым — постараться не свернуть себе шею.

Дверь в комнату тихонечко приоткрылась, и в щели показалась растрепанная старушка с воспаленными красными глазами на бледном лице.

— Фира, что это было? Какой-то грохот…

— Бабуля, это я уронила торшер… Прости, я тебя разбудила?

— Ну что ты, нет. Лови тапочки, а то порежешься. Я потом уберу все.

Когда двух человек помимо кровных уз связывает еще и крепкая подростковая дружба, это настоящее родство, которому несколько десятков лет разницы в возрасте не помеха.

— Бабуля, ты опять всю ночь сидела в интернете, читая всякую чушь?

— Нет, не всю ночь, только до 5 часов.

Несчастная старушенция так соскучилась за короткую летнюю ночь, что преследовала свою внучку по квартире, как ниточка за иголочкой, ведь она же сейчас уйдет, а длинный день будет однообразным и одиноким.

— Я прочитала… — с этой фразы начиналось каждое утро, — на этот раз ошеломительные новости… и все истинная правда.

Девушка крепко потерла глаза, вдавливая их внутрь черепа, и громко шаркая направилась в ванную. Если у нее и была слабая надежда ненадолго избавиться от бабушки и ее «ошеломительных» новостей, то она увяла, когда та прислонилась к косяку двери и продолжила фонтанировать высосанной из пальца информацией.

— NASA обнаружила пять астероидов, летящих к нашей планете…

— Всего пять? А чего же не двадцать пять? Как ты можешь им верить после мнимой посадки на Луну?

— Ну, родная, нельзя быть такой Фомой неверующей. Ты же девочка.

— Мне двадцать три.

— Должна быть легкой, воздушной и доверчивой, а ты как… как…

Девушка, окончательно проснувшись от этой перепалки, решительно взялась за ручку двери.

— Бабуля, прости, но так я снова опоздаю на работу.

— Ты никогда не воспринимаешь меня всерьез. Я тебе говорю серьезно: скоро мы можем погибнуть — все.

На последнем слове глаза пожилой женщины устремились наружу, но были остановлены дряблыми веками. Фира глубоко вздохнула.

— Могу я хотя бы умереть чистой?

Шокированная бабушка отшатнулась, а внучка воспользовалась возможностью и закрыла дверь на щеколду. Ежедневные дебаты, как обычно, закончились ничем, каждый остался при своем мнении. И так продолжалось уже пять лет. Тогда, сразу после школы и неудачного поступления в институт, это было трудное решение — вот так резко сменить ареал обитания и оторваться от старых друзей и сверхзаботливой матери, которая норовила все решать за дочь, вплоть до выбора колготок для собеседования.

Справедливости ради надо сказать, что этот переезд тяжело дался всем. Матери было трудно отпустить дочь под призрачную опеку витающей в облаках бабушки, которая и со своими-то материнскими обязанностями справлялась кое-как, — так считала Вероника Сергеевна. В свою очередь, старшее поколение, кстати, выступившее инициатором переезда внучки, тоже страдало. Алевтина Викентьевна отказалась от комфортного для нее одиночества только для того, чтобы ее девочки могли наладить свою собственную личную жизнь, а не портить кровь друг другу. И этот план прекрасно сработал.

Сначала всем было плохо. Мать страдала от нерастраченной заботы, внучка привыкала к странностям бабули, а бабуля постепенно привыкала закрывать дверь туалета, когда она внутри. Но уже через полгода у всех трех возникло ощущение, что такое положение вещей было всегда. Вероника Сергеевна постепенно занялась собой, записалась в бассейн, стала посещать выставки и концерты, теперь она реже звонила своим родным с дурацкими вопросами «Что ели?», «Почему не спите?» и т. д. На третий год свободы у матери появился ухажер, с которым они до сих пор поддерживали необременительные для обоих отношения.

А Глафира Андреевна, она же Фира, пошла работать: сначала оператором на телефоне, но ненадолго, уж очень тяжело молоть языком не включая мозги, потом снова пробовала поступать, но опять мимо. Довольно долго занималась доставкой заказов, истоптала весь город вдоль и поперек, во многих районах побывала впервые, но курьер — это не профессия. Волей судьбы и при помощи маминого ухажера неугомонная идеалистка очутилась в небольшом подвальчике, где ей пришлось фотографировать на документы, постепенно увлеклась так, что теперь не расставалась со служебной камерой и мечтала накопить денег на свою собственную. А бабуля? А бабуля не вмешивалась во внучкины поиски себя, и поэтому они жили очень мирно, а если и спорили, то только на посторонние мировоззренческие темы.

— Извини, Фирочка, сырники совсем холодные. Хочешь, я подогрею?

— Нет, бабуля, не надо, мне нравятся холодные, с горячим кофе.

— Будь осторожнее, эмаль зубов потрескается. Мне тоже всегда нравилось есть горячую картошку с холодной окрошкой и запивать горячую кашу холодным молоком, но я и поплатилась за это…

— Да ну, перестань, у тебя все в порядке с зубами.

Алевтина Викентьевна махнула рукой, мол, ну скажешь тоже.

— Пойду вздремну немного.

— А ночью опять будешь бродить как приведение и шарить в интернете? Может, потерпишь разок и наладишь человеческий режим существования?

— Нет, деточка, ночью меня одолевают тревожные мысли и посещают призраки прошлого, а днём — нет. Днём я сплю как младенец, без снов.

— Тогда сладких снов.

— А тебе — встретить прекрасного брюнета с…

— Ну, ба, ты опять за свое, спихнуть меня хочешь?

— Дурочка ты, я счастья тебе желаю… Хотя понятие счастья сильно изменилось за последние тридцать лет…

Алевтина Викентьевна загрустила, внутри себя продолжая развивать тему «а в наше время…», и, печально шаркая изношенными тапочками, побрела в свою комнату. Девушка, с нежностью глядя ей в след, подумала: «Какая она крошечная и хрупкая, как олененок Бэмби».

Без бабули и её отвлекающих разговоров завтрак окончился быстро, два сырника и чашка кофе улетели в топку молодого организма, не оставив после себя даже воспоминания. Простая и удобная одежда, но ярких цветов, была натянута за тридцать секунд. Итого две минуты тридцать секунд — все сборы. Чехол с фотоаппаратом и крошечная красная сумочка, больше похожая на кошелек, каждый занял место на своем плече: сумка на левом, чехол на правом. Пора.

А за дверью подъезда бушевал океан еще свежей зелени, колышущийся по воле теплого июньского ветра, вперемешку с пронзительным солнцем, норовящим заглянуть в каждый потайной уголок и навести там свой летний порядок. Без темных очков невозможно было смотреть на все это великолепие, но очки остались дома, а возвращаться не хотелось, и первые три ступеньки вниз Фира преодолела на ощупь, по памяти, под аккомпанемент звуков летнего утра: размеренного шуршания метлы дворника, пения птиц и музыки, доносящейся из припаркованной машины. Сегодня уж она точно не опоздает, десять минут форы обеспечивали неспешное наслаждение дорогой.

Каштаны во дворе вошли в фазу буйного цветения, и их дивный аромат уже плыл в воздухе. Девушка замедлила шаг и вдохнула поглубже, чтобы это мгновение отпечаталось в памяти и потом унылыми зимними вечерами снова переживать этот прекрасное утро. Асфальт под самым большим деревом был усыпан белым ковром из осыпавшихся цветов, сюда еще не добралась метла дворника.

«Так быстро», — подумала Фира.

Темное пятно в ветвях дерева привлекло внимание девушки, она поменяла траекторию движения и направилась к могучему стволу каштана. Сначала показалось, что кто-то, как обычно, выбросил какое-то барахло из окна. У них во дворе довольно долго на березе висело одеяло, пока птицы не вытащили из него весь наполнитель, а ткань не сдул ветер.

Что-то было там в листве, что-то плотное и инородное, что нарушало кружевную легкость листвы. Может быть, опять одеяло? Фира замедлила шаг, нехорошее предчувствие давило на солнечное сплетение, вот она разглядела какую-то выпуклость серого цвета, тканевой структуры, под ней поломанные ветки с пожухшей листвой. Неужели кто-то выкинул целый мешок тряпья, но как они его закинули так далеко от окон, до которых метров десять? Нет, это было не тряпье, а одежда. Страшная догадка подтвердилась тогда, когда среди листвы Фира разглядела безжизненное лицо мужчины. Летний день померк.