Затерянный исток

Светлана Нина, 2021

В начале времен в мифическом городе Умме власть удерживает прогрессивная царская чета, намереваясь передать трон своему сыну через женитьбу на декоративной наследнице династии. Но амбициозный военачальник Арвиум считает, что куда лучше подходит на роль выбираемого правителя. А могущественная жрица Лахама боится за тайные знания своего храма, которые могут исчезнуть в зарождающейся борьбе за власть.

7

Ое, простолюдинке, не просто пришлось в государстве, где каждая женщина правящей династии была наместницей богов на земле. Конечно, уязвленная Оя выдумала легенду о том, что ее родители были разорившимися знатными вельможами. Но вот беда — в это никто не желал верить. Зато она с малолетства знала, как построен труд ремесленников и земледельцев, предпочитая не давить их податями.

По прошествии многих лет Син смутно помнил, чем был без нее. В день их встречи он, недавно получивший власть и озабоченный вялотекущим заговором против него, решился хотя бы на время оставить сытый, душный обиход дворца. Рвался он и к полноводным рекам, дарующим пищу растущему городу, и к свободе уединенных земледельческих равнин. Чтобы вдохнуть ту, прошлую жизнь с пересеченными полями и зоркими девицами в отбеленных солнцем платьях из шершавой сваленной шерсти.

Новоявленный царь, одурманенный мазью от зубной боли, повелел своей свите остаться на берегу, а сам побрел вдоль русла реки, смакуя животворящий аромат тины. Сел в лодку с перевозчиком, лицо которого скрывал плащ, кинул ему на колени маленький токен из глиняного сосуда, равный банке меда. Перевозчик покосился на подношение недовольно суженным глазом, но от берега отплыл.

Капюшон спал с дуновением ветра, рожденного на воде. И Син увидел печаль бед на юном лице с прозорливыми глазами. Не спрашивая, что тревожит девушку, он придвинулся ближе. Она без слов бросилась на другой конец лодки и прошипела, что ей предпочтительнее сгинуть в воде, чем уступить незнакомцу, пусть он и богат. На другом берегу маячили необжитые земли, за которые не нужно было даже убивать соседние племена. И следом — прерывающаяся граница с Сиппаром, запретным городом с закрытой душой. А Син вместо честолюбивых соображений с удивлением взирал на гордую чужеземку, удивляясь ее разборчивости. Молодые девушки в его окружении не были столь щепетильны. В отказе он узрел не чистоту помыслов и даже не взбалмошность, а большое чудачество. Молча они причалили к суше.

Но Син вернулся. Что заставило настороженную девушку пойти за ним, он понимал только интуитивно. Его и самого скребанула невыносимость затворенного уклада этих окраин и взгляды людей исподлобья. Уже тогда его подтачивала мысль, что его невеста с ужасом не оглядывается за плечо.

Оя вступила в город построений, заслоняющих солнце, с распухающей и опасающейся надеждой. Чужеземец из Уммы, которую побаивались и о которой злословили ее соплеменники, подкупил ее своим отличием от угрюмых земляков, занятых выживанием и остервенело ненавидящих любого, кто алкал лучшей жизни за пределами этого огороженного лабиринта. Отросшая борода Сина, которую он вовсе не спешил брить, и искорка насмешки при взгляде на несовершенства мироздания контрастировали с нарочитой серьезностью ее клана — запреты сделали их характеры недоверчивыми и порицающими любую неугодную им пропорцию.

После верблюдов и шатров на иссушенной земле глаза Ои расцветали каждое утро, наблюдая скольжение солнца по плоским крышам с отверстиями дверей. Заклятого, мгновенного обрывающегося в угасание, но неизменно возрождающегося солнца. Некоторые крыши блистали изумрудами листвы и диковинных цветов, нарочно рассаженных в этих одноцветных краях скучающими по зелени переселенцами. Поняв назначение высоких статуй, облепляющих храмы и площади, Оя с благодарностью пила блага чужой деятельности. Хоть и воспоминания о прошлом нередко изнутри резали упокоенность ее кожи.