Легенда об Огненной Птице

Светлана Гончаренко (Алкея) (2023)

Алан — юноша, рождённый в лесу и найденный феями в чашечке цветка. Мальчик-с-пальчик быстро растёт и помогает феям, а они о нём заботятся. Однажды он узнаёт, что взглядом может испепелить всё живое. Феи боятся, что Алан станет злым волшебником, если искупается в Озере Слёз, и отправляют его к волшебнику Белинусу учиться управлять магией. Чёрный Властелин из соседнего королевства тоже ищет мальчика, преследуя свои политические планы. Алан — внук короля Олдрина, но дед не признает его до тех пор, пока он не докажет своё происхождение. Помочь юноше в этом может только перо Огненной Птицы, которое вернёт из Страны Грёз его родителей. Но как попасть в эту загадочную страну, если её нет ни на одной карте?

Рождение героя

Раннее утро в лесу, когда трава в росе, а лёгкий ветерок, спустившийся с отрогов Синих гор, свеж и прохладен, — это самое любимое и самое суетное время для лесных фей. Столько всего надо сделать! А малышка Лилидон сидела под сосной и напевала себе под нос новую балладу, никак не желая приступать к давно изученным обязанностям:

— Трава густа, трава чиста,

Моя любовь, любовь проста, Летящий ветер с Синих гор,

Ах, как я люблю простор!

— Что за блажь, моя милая? — крикнула старшая фея Панфирия, проносясь мимо с оленёнком в руках, малышка-фея подняла глаза и улыбнулась зверушке, поймав его взгляд, она тут же узнала, что он потерял маму-олениху, а добрая Панфирия не прошла мимо и спасла его. Старшая фея любила порядок, потому поучала на ходу: — Разве ты не знаешь, Лилидон, что праздность феям вредна. Смотри, у тебя завяли и полегли все цветы на полянке у большого дуба. Спеши, солнце встаёт!

Медленно, нехотя Лилидон расправила крылышки, она ещё не приняла привычный человеческий облик, свойственный феям в дневное время, её полупрозрачное тело трепетало, наполняясь живительной силой, идущей от земли и деревьев. Она подумала, что будет лучше долететь до полянки с увядшими цветами в облике феи, навести там порядок и принять человеческий вид, чтобы какой ранний крестьянин, проходящий через лес по своим делам, не приметил ничего необычного и волшебного. У фей с этим строго.

Большой раскидистый дуб был самым древним в лесу, люди прозвали его Тригорн, и его имя постепенно перешло на весь лес. Возле этого великана с могучими корявыми ветвями почти ничего не росло, только густые шелковистые травы да цветы самых причудливых форм. Феи давно приметили эту полянку и приносили сюда цветы со всего света, оберегая их во время холодов и дождей. Это был их любимый сад цветов в лесу.

Возле самого дуба росла астромерия, лиловые лепестки которой радовали фей более всего. Кусты астромерии густо разрослись над выступающими корнями дуба, и можно было присесть под ним в знойную пору на корень и наслаждаться прохладой, вдыхая сладковатый аромат астромерии. Крона Тригорна была такой густой и огромной, что, если сидеть под ним, не видно неба. Лилидон прилетела на поляну и увидела, что в эту ночь, последнюю ночь полнолуния, какая была накануне, кто-то примял почти все травы и цветы вокруг их любимого старого дерева, но один куст астромерии стоял не тронутым, а новый розовато-лиловый бутон на самой верхушке его трепетал, будто в нём хозяйничал крупный шмель, и с готовых раскрыться лепестков опадала на землю звёздная пыльца. Это было очень странно, звёздная пыльца означала, что в чашечке этого прекрасного цветка — фея!

— Этого не может быть! — воскликнула Лилидон, уж она-то бы точно не пропустила такое событие, если бы проведала, что в это утро родится её сестра. Малышка фея была рождена самой последней и никогда ещё не видела, как из цветка появляется на свет другая лесная волшебница.

Феям дано знать очень многое, да и они, все семь лесных сестёр, живущих окрест Тригорна и Озера Слёз, расположенного неподалёку, у подножия Синих гор, уж наверняка прознали бы, что одна из них нашла избранника и готова дать жизнь новой фее. Это очень долгий процесс, к нему следует тщательно готовиться и дождаться благоприятного времени — непременно полнолуния, чтобы свершить обрядовый танец под звёздами. Это сам избранник часто не ведает, что его выбрала фея, наслала на него крепкий сон и закружила эфирное тело его в своём танце. Нет, так просто это бы не прошло мимо лесных сестёр. Они бы тут же почуяли, да и лесные духи не смогли бы утаить, что здесь под покровом ночи твориться волшебство высокого рода. Но ничего не почувствовала малышка Лилидон, разглядывая качающийся бутон и вот-вот готовый выпустить из своих крепких объятий того, кто притаился там, внутри. Сильная и совершенно новая магия держала сокрытым то, что было в бутоне. И Лилидон порхала над полянкой, осыпая травы и кустики роз, астромерий, пионов и других цветов своей волшебной пыльцой, чтобы оживить и укрепить их стебли, листья и корешки под землёй. Она не отлучалась далеко от качающегося свежего бутона и ждала, что же будет дальше. Ей не терпелось поприветствовать новую подружку и показать её остальным лесным жителям.

Как вдруг чашечка цветка треснула, распахнулись два лепестка, и вместе с обильно просыпавшейся искрящейся, ароматной пыльцой, запах которой сильно напоминал что-то очень знакомое, на ближайший листок астромерии, а затем и кубарем на землю свалился крохотный младенец. И это была…

— Совсем не фея! — вскрикнула Лилидон, открыв от удивления рот, а затем, словно опомнившись, маленькая фея звонко позвала: — Панфирия! Панфирия! Сёстры, все скорее сюда! Чудо в лесу! Чудо!

В тот же миг на поляну сбежались, слетелись все местные феи и лесные духи, а также множество любопытных зверей и птиц. Самым любопытным был Ворон. Приметив переливающуюся в первых лучах восходящего солнца пыльцу, покрывающую всего младенца с курчавой головки до крохотных пяточек, Ворон подлетел поближе и стал важно прохаживаться рядом с чудесным ребёнком и клювом подбрасывать вверх звёздную пыльцу с травы и земли.

Ребёнок, по виду, если бы не был так удивительно мал, походил бы на человеческого годовалого малыша. Он сидел на траве и сминая в цепких кулачках звёздную пыльцу, обращал её в кругляки чистого золота, подкидывал их, катал рядом с собой, и вскоре под кустом астромерии всё было усеяно золотыми кругляшками.

Лесные волшебницы смотрели на дитя, резвящееся на траве и перешёптывались, а звери подходили его обнюхать и поприветствовать. По всему было видно, что малыш их понимает, затем он встал на четвереньки и подполз к Ворону, обнял его и положил голову ему на грудь, а большая чёрная птица подняла крыло и укрыла им чудесное дитя.

Панфирия вглядывалась в мальчика дольше всех, таинственно молчала и не отрываясь смотрела в его широко распахнутые голубые глазки. Затем она протянула к нему обе ладони и бережно посадила его себе на колени.

— Правда, он быстро растёт? — обратилась к ней Лилидон. — А ещё по всему видно, что вы похожи. Неужели это твоё дитя, сестрица?

— Не моё, — с улыбкой сказала Панфирия, нежно поглаживая дитя по спинке, — не моё, а моей дочери. Смотри, тут кругом — её пыльца и аромат. Чувствуете, сёстры? — Другие феи ответили хором: «Да, сестра!», а Панфирия продолжала рассказывать маленькой феечке: — Асромерия — любимый цветок моей дочери Айне. И в лике этого дитя черты её. Но почему её нет здесь, среди нас? Ей же следовало забрать ребёнка с собой в замок Лундгард и воспитывать там до времени. Или она так боялась гнева Олдрина, грозного отца своего, что пришла под покров Тригорна? Вот, что заботит меня.

Девушки посетовали вместе со своей старшей сестрой и по обычаю закружились в хороводе, воспевая жизнеподательницу Нантосвельту и чудесное дитя принцессы-феи, а Панфирия и Лилидон играли с ним, наблюдая, как мальчик-с-пальчик растёт и растёт у них на глазах.

— Как ты назовёшь его? — спросила Панфирия у маленькой феи.

— А разве не тебе по праву старшинства принадлежит эта честь?

— Но ведь нашла это чудо ты, — напомнила старшая фея, улыбаясь, но внутренне чувствуя тревогу. Это чувствовали все сёстры, такова уж их участь — ведать о том, что глубоко внутри другого существа.

— О, это большая честь! — с поклоном ответила Лилидон, а потом подсела ближе к малышу, погладила его шелковистые волосы цвета посеребрённого льна и поцеловала в макушку. — Я назову тебя Абелайо. Каро карно Абелайо, тебе моя песня, зелёный росток жизни, сияющий ярче солнца! — пела малышка Лилидон и звонко смеясь хлопала в ладоши.

К вечеру семь сестёр и духи леса вновь собрались на поляне Тригорна, тихие ветры пели в ветвях его, древних, скрипучих, убывающая луна струила на поляну по-прежнему яркий свет свой, а звёзды тихо осыпались на землю. Весь день в складках своей пышной одежды Панфирия носила малыша Абелайо, как нарекла его Лилидон. А когда он стал настолько тяжёлым, что заботливая бабушка-фея уже не могла носить его за собой, Панфирия посадила растущего внука в пустующее совиное гнездо, там было много мягкого пуха, а приглядывать за растущим мальчиком-с-пальчиком вызвался Ворон. Прилетел и стал важно ходить по веткам дуба рядом с гнездом, где играло чудесное дитя. Большую часть времени Ворон молчал, он всегда не отличался многословностью, но, как только дитя выглядывало наружу и готово было выпрыгнуть из гнезда, чёрная птица возвещала: «Карр-карр!», желая его предостеречь от опасности упасть и разбиться о землю. Ворон подлетал к гнезду с висящим на краю мальчонкой и хлопал крыльями, мотая клювом из стороны в сторону. Мальчик улыбался и забирался внутрь, они прекрасно понимали друг друга — большая чёрная птица и чудесное дитя.

Вечером этого хлопотного дня феям следовало решить, что делать с младенцем принцессы-феи. Они весь день, подобно вихрям, проносились по всем дорогам Валиндора, заглядывали во все ближние и дальние уголки его, побывали на границе с Марралором, у грота под названием Мандрен, добегали до самого священного кургана Монганума, что на краю земли возле моря Энам стоит с незапамятных времён. Спрашивали феи у всех соседей и даже поднимались к небесам, чтобы отыскать свою юную сестру Айне. И так по крупицам собрали они всё, что было ведомо людям, животным и духам бесплотным, и открылась им скорбная участь их сестры Айне, дочери Панфирии и короля Олдрина. Они оплакали принцессу и её добрую няньку Гвиневру, которая была ведуньей и хорошо знала о мире фей и лесных духов.

Семь сестёр собрались вместе под дубом и притихли. За день дитя выросло ещё и показывало новые чудеса, светясь радостью и довольством. Он уже даже ходил! Пока неуверенно и осторожно, но всё же он ходил сам. Но всё чаще ему хотелось ходить за Лилидон или Панфирией, ухватившись ручонкой за край одежды.

— Мать всего живущего в лесах Нантосвельта, — взмолились сёстры, встав на поляне кругом и воздев руки к небу, — приди и вразуми нас. Что нам делать с этим дитя? Отдать тебе или оставить у себя?

Зашумел старый большой дуб, загудел в отдалении окружавший его лес, сильнее посыпались звёзды с неба, три вихря прилетели и закружились вокруг семи сестёр, и пали они в трепете. Из чащи на поляну вышла покровительница всего, что растёт и дышит в лесах и полях. Зеленоватое свечение окутывало совершенный стан её, она не ступала, а точно парила над травами, свет её лучезарных глаз озарил всю округу. Мелкие серебряные колокольцы на краях летящего покрова её зазвенели тонко, мелодично, будто отстукивая гимн. Певчие птицы проснулись и запели, взлетая над гнёздами: «Нантосвельта! Нантосвельта!». А звери лесные — и кабан, и лисица, и волк, и медведь, и заяц, и ласка, и олень, и даже ленивый зубр и все мелкие грызуны и прыгучие белки — все приникнув к земле окружили поляну у большого дуба. Лучезарная богиня сошла и подала голос:

Конец ознакомительного фрагмента.