Говорят, что есть поэзия мужская, а есть женская, ну, или хотя бы с оттенками гендерными, а есть такая, которая понятна по настроению всем. Таковы стихи Светланы Рычковой. Хотя, как и положено, там есть и чисто женские стихи, обращенные, к мужчине. Но вот городское настроение, когда вдоль знакомых улиц и новых строф «выветрено, По всем ветрам разнесено – вывернуто На все изнанки из всех тулупов» – это у автора в ответ на довлатовское выверенно. И каждый может вслед за автором понять «правило спиц в колесе рассвета», пока не «Снегами запорошены, придавлены, заброшены Мы все, дороги, улицы, дома». В стихотворениях Светланы Рычковой есть образные находки и метафоры, что даёт поэтессе собственный голос, а читателю возможность погрузить в уникальность взгляда и образной системы автора. Сверьте себя с рифмой и ритмом, может, это и ваша мелодия, с которой не грех спеть дуэтом «Чтоб описать листопадом парящий Золотоносный распад настоящего…» Сергей Козлов, писатель (Тюмень)
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сезам предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
***
Напишу о тебе сонет,
моя нежная злая львица
твои волосы будут виться
и сплетать ожерелья лет
в леопарда упругий бег,
в малахитовых дрем каприз,
польдекоковский парадиз
и Лотрека распутный век.
Пусть глумятся: — Не дива — льдина!
Неприветлива. Не пристало б
эдак ерничать! Нелюдима!
Встала — жжжах! — рукавом —
пропала…
***
Ланцелот (песня)
Мой отважный, речистый друг,
Твоя леди смирна, покорна,
Рукавами пречистых вьюг,
Как огнем от столбов позорных,
От тебя она защищена.
Ланцелоту — двойная честь:
Королева верна, не вздорна
И уж боле не обручена,
Только волею обречена
На тоску под вуалей черной.
Ланцелоту — двойная страсть:
Коронована и вдовица…
— Как бы — львицей — к стопам припасть?
— Не положено, не годится.
Только Пасхою оземь биться,
Когда месяц в окне встает,
И туман на купель сочится,
Но служанка в покой стучится:
«Приходите к амбру, львица!
Ваш возлюбленный. Ланцелот».
***
— Доигралася, довольнехонька!
Расплясалася, вот дуреха-то!
Эка рыбонька, эка кралюшка,
Плачет дыбонька:"Ой, секир-башка!"
Что ж по краюшку? Добродилася!
Забрала лишку — да свалилася:
С облаков на дубок, на дубу — петля…
Не балуй, помни впрок: обходи края!
— Эх, да что уж, милок,
отходила я…
***
Доживу ли, допою ли до предела?
Это дело — арпеджио границ.
Раскрошить и обезглавить это тело
И оставить только россыпи страниц!
Чтобы не было ни смыслов, ни желаний,
Ни заботы о насущном ништяке.
Это оптима: адажио в пике —
Разметавшиеся вымыслы. На грани
Фантастики.
Представь себе: нас нет — а они витают.
Обитают.
На нет
Сводят все мыслимое и немыслимое.
Вышли за рамки.
Выспренни.
И не то, что прочие —
Отточены. Искренне.
***
Написать обо всем и сразу
И все понять о себе и о мире:
Как хорошо было дикобразу
В его пещерной квартире,
Как было влажно и тихо жабе
В сумерках камышовых,
Как желудям уютно греться
В прелой земле. Как слово
тайне подвластно. Как называньем
Мы не спугнем нечистую силу.
Как в этой жизни необычайно
Все: от звезды до символа.
***
Ребенка в котомку, и — в дорогу.
Пеленки, пеленки, ей Богу!
Давит квадрат угла, его плесень.
Ребенка в котомку. Рельсы.
***
Тихая баллада
Дож и догаресса тайною тропою
где певали мессы только соловьи
в закоулках леса тихо меж собою
шли
Дож и догаресса встретили принцессу
там, где пели мессы только соловьи
где зеленым лесом тихо меж собою
шли
— Миленькая крошка, — дож промолвил скупо:
— Где твои родные, слуги и пажи?
тайная дорожка да ветвистый купол
тихо потакали
лжи
Знает только ветер да лесные эльфы
как блестели остро скользкие ножи
больше нет принцессы. Дож и догаресса
правят маскарадом
лжи
***
Я спасусь. убегу
от кручины росистой
по террасе тенистой
из плюща с остролистом
в древний замок дожей,
золотых одалисок
Дульсинеей, Белиссой,
Беатриче, Лаурой…
перелетною трелью
нежной Пана свирели,
сладкой лирой Амура.
Я впорхну в этот зной
шелестящей портьерой,
скрипом шахматных плит
у дверей адюльтера
и растаю, смеясь,
в фижмах и кринолинах
амазонок невинных…
***
Покой. Пустота пустот.
С тобой. Только ты — не тот.
Придешь — окуну перо,
ну, что ж, наскребу:"Прошло".
Серо. Небо — пошлый Пан,
дудит себе, не следя частот.
Не труб твоих серебро поет,
Печаль моя, а тростник пустот.
Покой. Без него — с тобой.
Не-жизнь, не-тоска, не-грусть.
Ничто. Только мерный бой
часов. Умираю. Пусть.
***
Маслена
Грешным делом-праведным
масленицей на тростинке
кАпель не счесть в капЕль
лучиков горсть у солнышка
пригоршней горькую
сладкую и соленую
долю. Платок комкаю
покургузка спаленная
Выела сердце поедом
прокатила на дровенках
ведрами — полными
кОврами — плетеными
проводила красное
ввысь, чтоб яростней
и пошла шуршать соломинка —
в темную…
***
Архангельск
Я спою тебе песню, которую мне напевали
Унылые струны трамвайных архангельских рельс.
Я сплету ее косы из моей корабельной тоски
И из черного кружева волн с бахромой шелестящего льда,
Тех волн, что встречали Антанту и выпили белую кровь.
Из тарана тяжелой и злой артиллерии туч, угрожающих тонкому флюгеру.
Из тоски и из боли пронзенных ветрами криков отчаянных чаек
Все в тех же — из пакли времен — отсыревших витых париках,
Что скрывали счастливые тайны судеб якорей, маяков, капитанов и верфей…
***
Тоску зеленую, забубенную
Разлейте зорькою
По полям,
Коврами травными — волнами плавными,
ДорОгой маревым
кораблям.
Пусть с ветром ластится, пусть поле застится
Моей кручиною
До краев.
Тоска зеленая — клеймо каленое,
Огонь в цвет маковок
Куполов…
***
Вскрывать стихи как вены
Одним ударом бритвы
Поганых странных судеб
Нелепым поворотом
Вскрывать стихи как мысли
Прожженные до стона
И бить в полночный бубен
По вскрытым мыслевенам
Отчаяние — карма
Пожизненная пытка
Без продыху без пауз
Жестокий бритвобубен
Вскрывать стихи как сердце
Возьми его — руками
Из рук польют кровьслезы
А сердце бьет стонбубном
***
Звездными арабскими ночами,
отгремев, закончились бои.
Воплотились души. И в молчаньи
только трели, трели, соловьи…
Муэдзин ползет на башню ловко,
расставляет стереоколонки,
скоро разнесется по округе:
— Ал-л-а-а-ах акбар, друзья-подруги!
Хорошо арабскими ночами
по кальяну жахнуть, над шатрами
разливая пряный дым услады,
где ж вы, мои райские наяды!
Мы Аллаху отдали, не каясь,
душ пятьсот в полуденном сраженьи, —
те в раю, а мы тут — в пораженьи,
в дуло всей Америке уставясь.
Правоверные, скулить не станем!
нам Аллах всего лишь дал отсрочку…
Муэдзин свой коврик расстилает,
подключает к соловьям примочку…
***
Ароматы Азии
Из Турции близкой — рукою подать!
(лишь понт переплыть да товар наценить) —
"Поющих ветров"муэдзин-благодать,
Кальяна узорно-вальяжная сыть.
Как, море, глазам твоим прихоть идет
Распахнутых веером волн кружевных,
Монист, отбивающих ритмов не в счет
На бедрах красавиц. От слез пелены,
Глаза застилающей, только светло.
Привет тебе, Азия, дикий гарем!
Я евнухом бдительным — скулы свело —
Твоих ароматов храню Вифлеем…
***
Шаг за шагом ползет
Камера глаз —
Шарит.
Вот собачий помет —
Припорошенных фраз
Саммет.
Вот трилистник следов —
Зябких грачей
Поиск.
Как я долго ничьей
В сумраке снов
Роюсь!
Как я долго ищу
В тропах таких
Смыслов!
Как я долго прошу
Дней не слепых —
Чистых.
***
Дай мне — пальцами — лица его коснуться,
По точеному — детально, словно Вейден,
Его профилю пройтись касаний кистью;
Дай мне голоса услышать звук гортанный,
Тихо, четко и отрывисто скользящий
По души моей щипковому клавиру.
Это будет удивительное рондо:
Книксен, пауза и первая фигура.
Это будет восхитительная точность:
Тайных помыслов и дум изображенье.
Дай мне только прикоснуться и услышать,
Дай мне только оторваться и взлететь…
***
Отчего же — черной мутью, жухлой травью
Под трясиною — под хлябью-тростником
Хлипко хлюпаю, вихляю и лукавлю,
Топко топаю — по торфу плавником.
Отчего же длинной ивовой косою
Хлестко хлещет по щеке моей весна,
Лыком-розгами… рябою и босою —
Только в памяти. Бледна и зелена…
Потому что замороченно-казанской
Черной чернью сиротинной и смурной
Ятаганом-сЕрпом лунным, шамаханским
Лик твой кружит и туманит предо мной.
Потому что неприкаянно-далеким
Черным ворогом кружит твоих шатров
И красавиц тонкоталых, волооких
Сонм сезамный — дико-пламенный покров.
В эту мутную водицу-чаровницу,
В этот морок-рябь-воронку-кутерьму
Погружаюсь…не забыться, не напиться —
Горько-слезно, черно-чур меня! — во тьму…
***
Тонкострунно, балеринно — на цыпочках,
Будто в тающем тумане межа,
Разложила тихих дней своих выточки
По дорожкам-стежкам, шелком шурша.
Аккуратно — не спугнуть понапрасну бы,
Чтобы ровненько ложились стежки,
Чтобы солнушко ласкательно-красное
Жаром нежило от щедрой руки,
Чтобы реки омывали протоками,
Очищая твою суть до нутра,
Ветры в дар сулили звоны высокие
И росою посыпали с утра
Стоп твоих, моя земелюшка-матушка,
Самый щедрый и прощательный свет…
Наряжу себя в красивое платьюшко —
Передам Ему поклон и привет…
***
Устав печалиться и перемалывать все «за» и «про» —
Пустопорожнее, гнилое-талое своё «добро»,
Устав затравленно рыдать в полуночи о зле судьбы,
От чёрной падали, от навий-пагубы и ворожбы,
Устав доказывать, что стою малого хотя б на длань,
Устав навязывать свет-богом данное… (чертовка, дрянь),
Слагаю копии, снимаю пОкровы — нага душа
Хоть и негожая, хоть без помазанья — да хороша.
Срываю начисто, стираю набело её мятеж —
Мой всестрадательно-всеобвинительный смешной падеж…
***
Прощание с летом
Спасибо, лето, за твой прицел и залп в десяточку —
жару по экватору,
Твой полуденный самострел из-рекошетил меня, нажав на курок
Садовою лапою.
Спасибо за запахи душных трав, за въевшуюся по локоть
Чернозема смоль,
За радость не знамых дотоль забав: взойдет-не взойдет патиссон, —
Твой смешной карамболь.
Спасибо за цинний, жасмина цвет, за сливы, что гроздьями ветви гнут,
За пенку с варенья и банок строй (не спутать бы, с косточкой — там иль тут).
Так хлопот твоих — сверхмирских, земных, мне там не хватало — в моем аду,
А нынче махнет трясогузка — вжик! — на грядке хвостом в сверхземном саду —
И — вот я погрязла в твоих лучах, по пояс в траве, по колено — дерн,
Сожги в невесомый и тщетный прах. К подножью — звезду, в изголовье — терн…
Спасибо, мой летний пахучий сад, что ты не оставил меня —
одну,
За крик петухов в полуденный лад, и за
последующую
тишину…
***
Мистический Питер
Блуждаю в ночи по твоим галереям —
Мансарды в лилеях, лакеи в ливреях,
Как будто Лажечников кистью прошлепал —
В витках стеариновых шелест и шепот,
И голые ветки в гранитных аллеях
Решеткой чернеют и небом бледнеют…
И строй валунов у сусальных фонтанов,
И вьюга ветров в такт цепям и арканам,
И львиные пасти, и крылья горгульи
Провалом колодезным сон мой замкнули.
Балтийские фьорды, прозрачные ночи
Влекут, засосав, жарят, жгут и морочат…
***
Из цикла «Марине Цветаевой»
2
Я бы тебя выпестовала — не выгнала,
Я бы тебе волю дала — гни, что хошь!
Ты для меня — скользкая, мокрой выдрою,
Я для тебя — твердая, кремень-нож.
Быт с бытием в память твою — вынесу,
Горы посуд вымету вон — стерхами.
Горы забот мимо пошлю — в адовы
Топи болот, вычищу дно — вЕрхами.
Лишь бы была, лишь бы плела — кружевом
Нити стихов, горы поэм — в плен томов.
(вариант: нити стихов — лишь бы не тлел тлен томов)
Я для тебя вмиг разорву дюжину
Рабских оков, только найди дом домов…
Лишь бы горел страсти твоей полымем
Дух неземной, жаждой любви — ветрами!
Дай мне ладонь, я разгоню морок дней
Вот Его лик! Впредь не дружи с петлями!
Плоть, замолчи, впредь — не зови. Издали
Любит. Любить рядом — смешно. Все — не те.
Неслух, кричи! Будет любой — лишний
Татью в ночи ищет Его. Кришну.
3
Ты меня научила, что я — душа
И осталось одно — малость
Тело сбросить… Я, чуть дыша,
Мимо окон твоих — кралась.
Ты меня приручила, свернув клубком
У твоих нежных стоп — помнишь?
И любить научила, ну а потом
Что же? Что?! Здесь — тюрьма, сон лишь
Выход — в явь, выход — в новь,
Во Психеиных рубищах
Ты воспела свою любовь
И пропала — кого любящей?!
Вместе строили мы полки
Проигрышно-эдиповы,
Сколько плах снесли от их руки —
Дранной пенькОй липовой
И Царь-дЕвицами в облака
Нет, не к тому плавали!
Нежной Манон порвались шелка,
Только душа — павою
В окна сквозит, в ставни бьет,
Стеклами режется!
Только Ему — наш полет
В час, когда веки смЕжатся…
4
Я заберу тебя с собой.
Сопротивление бесполезно.
Дух заплутавший, милый мой,
В пЕтлю не ту залезла.
Вместе с тобой будем гореть,
Петь и любить — пылко,
Ну а пока, дух мой, ответь,
Чья тяжелей ссылка…
***
Горит на горизонте рубиновый закат,
Алеют наши флаги над топотом копыт,
Мы мчим, пронзая ветры — и нет пути назад,
О нас напишут саги — «их подвиг не забыт».
Искрятся жала копий в рубиновом закате,
Стучат щиты о ножны, и труб набат ревет…
Мы мчим навстречу смерти, что ждет нас в Эрингарде,
И шестикрылый купол драконов — наш оплот…
Когда, посыпав пеплом чело, моя отрада
Зажжет костер прощальный под грудой наших тел,
Взойдет зоря победы на склоны Эрингарда.
Рубины нашей славы блеснут на пальцах стрел…
***
И я тонкая, нервная и пронзительная,
как Раппорт в фильме про молодого Штирлица.
И на мне — креп-жоржетт в несколько монохромных слоев,
небесно-бликующий, как на платьях жены Врубеля…
И у меня великолепный постмодернистский салон с изысканными произведениями искусства,
В котором не переводятся заказчики и покупатели,
И я вожу экскурсантов по его галереям, томно отбрасывая прядь со лба,
И все вокруг настолько красиво и прозрачно,
Умиротворенно и мерцающе,
Меня окружают настолько изящные вещи,
что страшно к ним прикоснуться, дабы не спугнуть очарование.
Высшая красота, высший вкус, высокие отношения…
И в моем будуаре — комод с круглым зеркалом,
В котором матово отражаются ряды флаконов с духами чешского стекла…
Дзынь-дзынь-дзынь звенят хрустальные люстры и поющие ветра…
На веранде, усыпанной отблесками инкрустации из изумрудов,
Полуденный зной развевает дымки благовоний
И согревает плещущееся у подножья платанов томное море…
Все настолько чудесно, что только протяни руку —
И в ладони окажется звук Волшебной флейты,
Зовущий к полуночным тайнам…
И все это здесь и сейчас, и нет никаких нужд и забот,
Всё происходит само по себе по самым верным в мире законам…
Нет никаких рычащих жирдяев и подсчетов рублей,
чтоб дотянуть до зарплаты,
висящих на горбу долгов и невозможности месяцами увидеть дочь,
монотонных будней с вылизыванием углов
и опостылевшей готовкой из ничего…
Есть только моя галерея, креп-жоржетт и великолепие тонкой,
изысканной красоты…
***
Жизнь —
одна из таких акций,
где поэт ищет аллитераций и прочих ассоциаций,
аллюзий
и взрывом, плюющим в сознание фракций,
заполучить у толпы мятый ком ассигнаций.
И словно
факир в приближении чуда
Берешь ассонансы и вмиг превращаешь их в горы посуды.
Пол
в этой жизни ни эм и ни жо — только чистая тряпка,
а утро — в кастрюлях звенящих и в запахах сладких.
Тон
в этой жизни — не моря прилив и не чайки,
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сезам предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других