Лестница в небо

Светлана Верещакова

Молодая женщина Аля знакомится на книжной ярмарке с известным талантливым поэтом и литератором Артёмом Любавиным. Позднее она становится его ученицей на литературных курсах. Влюбившись в своего учителя, девушка понимает, что её привычная, выстроенная с годами «семейная лодка» идёт ко дну. Неожиданно Але попадается роман «Возвращение», в котором рассказывается о нелёгкой и неординарной судьбе Любавина. Але начинает казаться, что Любавин является не тем человеком, за которого все его принимают…

Глава 6

Тёплый язычок щенка приветливо лизал ладонь Любавина. Я наблюдала за улыбкой Артёма, за его невольно подрагивающими пальцами от интенсивных движений щенячьего языка и думала о собачьей преданности и доверии к людям. Только собаки могли любить абсолютно безусловной любовью, смотря в глаза, положив голову на колени, и ждать своего хозяина к концу рабочего дня.

— Если бы в каждом из нас было процентов пятьдесят от Хатико… — словно услышав мои мысли, тихо произнёс Артём. — Какие же люди порой… хуже собак. Намного.

Голос его звучал чуть слышно, боясь нарушить неожиданно возникшее содружество между человеком и маленьким представителем животного мира. В тихой и размеренной тональности сказанных Артёмом слов ощущалась глубоко скрытая тоска, которую трудно было даже назвать печалью. В ней таилось всё когда-то пережитое, словно заснеженная память былых потерь, предательств и несправедливости вдруг неожиданно вырвалась наружу под воздействием простого, но такого необычного доверия животного к незнакомому человеку.

— Бывают и редкие исключения, которые всё же встречаются в жизни… — негромко отозвалась я. — У памятника Хатико влюблённые назначают встречи. И читают друг другу стихи. Весьма подходящее место.

— Исключения — это про нас с Вами? — улыбнулся Артём, заглянув в мои глаза.

Его неожиданный вопрос и пытливый взгляд невольно смутил меня. Я растерянно не знала, что ответить под этим пристальным взглядом. То ли направить свой ответ в поэтическое русло тонких проявлений чувственности всех влюблённых в мире, то ли остановиться на настоящем конкретном моменте. Мне показалось, как бы со стороны, что в тихой комнатке старой деревянной дачи двое взрослых людей говорят сейчас о самом важном. В результате я промолчала, безмолвно соглашаясь с выводом Артёма.

Любавин осторожно положил пушистое тельце щенка в манеж и направился к камину. На дворе стоял декабрь, поэтому первым делом Артём хорошенько растопил старый, запылённый камин на даче. Уже через несколько минут разгоревшиеся поленья весело потрескивали, а сам дом наполнился приятным уютом и теплом.

Артём сел на выцветший половик на полу и протянул свои руки к камину. Мужские плечи немного ссутулились, от этого вся его фигура выглядела необычайно трогательно. Сразу же возникло желание подойти и обнять этого печального человека, которого не жаловала жизнь, резко поменяв привычный обыденный уклад на зарешёченное «царство» небытия. Можно было только предположить, что творилось там за колючей проволокой зоны, что происходило в душе и во внутренних ощущениях Артёма, когда он впервые попал в камеру. Я прекрасно осознавала, что никакие публикации, книги или стихи о жизни арестантов никогда не смогут передать всей людской боли справедливого, но злобного в проявлении этой справедливости тюремного мира.

Направившись к одинокой фигуре у камина, я устроилась рядом и просто взяла его за руку. Пальцы Артёма слегка сжали мои, и в этот момент я знала, что он, безусловно, верно понял мой жест.

— Это боль… — тихо произнёс он, глядя на осторожные языки пламени в камине.

— Вы умеете читать мысли?.. — чуть слышно отозвалась я.

Артём повернул ко мне лицо и серьёзно, с убеждением ответил:

— Я умею читать мысли.

— Настоящий волшебник? — слегка улыбнулась я.

— Хм… Это не так трудно, если чувствуешь человека…

Какое-то время мы молча сидели у камина на полу, наблюдая, как огонь ласкает сухие поленья. Наконец я негромко произнесла, обобщая все обоюдные ощущения от разговора и его воспоминания о былом.

— Ожидание сильнее надежды. Человек способен ждать, даже когда нет никаких надежд.

— Это вряд ли… В утраченных надеждах присутствует дыхание смерти…

Я встала, чувствуя, как горло перехватил комок, и отошла, оставив Артёма наедине с самим собой. Невозможно найти подходящих слов, полностью ощущая чужую боль. Ведь Артём стал мне уже достаточно близок своими стихами, которые, как мне показалось, открывали его душу. Спустя время Любавин тоже поднялся, словно сбросив, наконец, с себя всю тяжесть и оставив свою горечь разыгравшемуся пламени.

На обратной дороге мы молчали. Каждый из нас не хотел нарушать то, что сблизило двоих у камина на старой даче. Но я была уверена, что Артём вёл машину с лёгким сердцем. Пламя камина забрало его нахлынувшую печаль. Пусть не навсегда, ведь невозможно всё вычеркнуть из прошлого, переписать заново, но огонь, как и вода, способны на многое.

Дома меня ждало очередное раздражение Максима от позднего возвращения домой. Я смотрела в глаза мужа и видела в них только ярость. С возникновением Артёма в моей жизни я совсем по-другому стала воспринимать Макса. Всё больше я задумывалась о том, что он далёк от моих творческих интересов и увлечения поэзией. Мне даже вспомнилось, как когда-то очень давно, однажды после нашей свадьбы, во время прогулки по рынку, Макс наотрез отказался купить мне небольшой томик Ахматовой в мягком переплёте. В те времена не было интернета, и единственной возможностью слиться со стихами моего любимого поэта была только покупка книги. Однако все деньги были у Макса, и он решительно отказывался их тратить на приобретение совсем недорогого томика. В результате мы поскандалили, но, в конце концов, Макс с большим раздражением купил мне, по его мнению, совершенно ненужную вещь. В тот вечер я с особым чувством счастья держала в своих ладонях томик Ахматовой, погружаясь в такие, знакомые и близкие мне строки. Спустя много лет мне по-прежнему дорог потрёпанный томик со стихами классика, хотя я давно уже стала читать Ахматову в интернете. Всякий раз, делая уборку на полке, я брала книгу в руки и вспоминала неприятную ситуацию её приобретения. Больше я никогда не просила Макса купить мне сборник стихов интересующего поэта. А с появлением в доме интернета возможность читать не только стихотворения, но и разнообразную публицистику стала для меня доступной.

Гневные нападки Макса вызвали во мне ответные негативные эмоции. Мы, как обычно, сильно поругались и наговорили друг другу слишком много гадостей. В итоге я в ужасном настроении отправилась в комнату, к кроватке, в которой спала Сонечка. Иногда мне казалось, что лишь улыбка моего ребёнка и смотрящие с любовью карие глазёнки дочки только и спасают меня от отсутствия взаимопонимания в семье. Сонечка беззаботно спала в своей кроватке, положив кулачок под щёчку. «Настоящий спящий Ангел» — подумала я, любуясь малышом, который даже не подозревал, какие страсти только что бушевали на нашей кухне.

Впрочем, на следующий день всё было как обычно. Отличительная особенность Макса не акцентировать своих ощущений и мыслей на постоянных скандалах вновь привела к тому, что разговор между нами протекал вполне мирно в это утро. Затем я занялась работой, пока звонок по телефону не отвлёк меня. Звонила Ариша — девчушка с конопушками, посещающая со мной курсы по литературе.

— Алечка, милая, срочно надо пойти в старую библиотеку за одним альманахом. Это в ту, которая на Кузнецкой, а не на Иванова.

Ариша сказала мне название нужного сборника, и я пообещала непременно отправиться сегодня в старую, забытую посетителями библиотеку на Кузнецкой.

Уже ближе к вечеру, приготовив ужин своим домашним и оставив Соню на попечение Максима, я отправилась в нужное мне место. По дороге я думала об Аришке, её задорных стихотворениях и весёлом нраве. Вся поэзия этой молоденькой девчушки с веснушками на лице отражала её оптимизм и добродушный характер. Ариша была хорошей приятельницей Пети, — казалось, что эта парочка везде присутствует вместе. Перед моим выходом Макс, как обычно, язвительно заметил, что я вся поглощена заботами своего литературного клуба. Стараясь не сорваться в ответ, я быстро выскользнула из квартиры.

В помещении библиотеки царили полнейшие тишина и покой. Деревянные стеллажи хранили свои книги, словно священную реликвию. Я проходила по рядам, отыскивая нужный альманах, стараясь не нарушить величия многочисленных изданий. Здесь хранились мысли, ощущения, мечты, сомнения и выводы. Сборник оказался на самом верху стеллажа.

— Сейчас я Вам помогу, — отозвалась из соседнего ряда хранительница библиотечных книг — милая и приятная дама в очках.

Она вынырнула из глубины помещения со стальной стремянкой, ловко установила лестницу и вознамерилась самостоятельно забраться на самый верх.

— Нет, нет. Я сама, — остановила я женщину и стала взбираться по ступенькам. Неожиданно вспомнилась наша кованая лестница перед входом в арт-кафе и ситуация с моей вывихнутой лодыжкой. На мгновение я даже почувствовала то осторожное прикосновение руки Артёма к своему локтю.

Оставив меня, библиотекарь ушла. Достать альманах на полке оказалось непросто. Я перебирала томики и даже не успела заметить, как небольшая книга в мягком переплёте с лёгким шорохом раскрывшихся страниц упала на пол. Ну вот, теперь придётся спускаться по стремянке, поднимать упавшую книгу и возвращать её на место. Я с досадой взглянула вниз. Достав, наконец, нужный Аришке сборник, осторожно спустилась по неустойчивой лестнице и подняла упавший том.

Интерес заставил перевернуть обложку и прочесть имя автора и название «Артём Любавин. «Возвращение». Мои глаза буквально вцепились в начальные строки повести.