Стеклон

Саша Шиков

5 день – я выздоровел. Стычка с Мартином.14 дней – театр.30 дней – нас не ищут, кладут асфальт. Пропал Лев Форпейский.37 день – пропал Лексис.42 день – нашелся детектив.44 день – потерялись все мои друзья. Я нашел выход из-под стекла.46 день – снова под стеклом, с Каролиной.53 дня – неделя под стеклом.60 дней – Торсон играл на пианино, Каролина беременна.90 дней – Через полгода родились дети, Петр сын Коли, и дочь Майка – Скарлет. Рождение моего сына на подходе.

Глава 3. «Стеклон»

Мое движение стало расти, и моя личность начала активно привлекать внимание со стороны прессы. В весеннее время у нас был особый наплыв новичков, и практически все травмпункты были переполнены молодежью со множественными порезами руг и ног. Они из-за своей неопытности совершали ошибки, и получали травмы от осколков стекла. Но травмы, не граничащие с жизнью, скорее, может, у кого останутся пару шрамов на память, всего-то.

Всю эту ситуацию посредственные СМИ уведомляли везде, где могли — писали в газетах и интернете, в группах, нереальные цифры пострадавших, и во много раз преувеличивали финальный исход, постоянно внушая, что все эти шалости приводят к летальным последствиям. Но они умалчивали самое главное во всем этом. Благодаря своему новому увлечению, подростки переставали думать о своих внутренних неурядицах и жизненных проблемах. В семье, в отношениях личных. Они находили себя в новом деле и отвлекались.

Я видел в битом стекле больше положительных моментов. Скольких подростков я мог спасти от того, чтобы они не потеряли свой внутренний бунт, но при этом не пошли по наклонной, не становились ворами, убийцами и т. д. Безобидное битье стекол разве может привести к чему-то подобному? Однозначно нет. Это меньшее из зол, происходящих на улицах Марш-Меллоу. Конечно, я понимал, что увлечение спортом или искусством нельзя сравнить с битьем стекол, но как же подростковый максимализм? Как же протест обществу, семье, почему о чувствах обычных детей все забывают. И разве каждый подросток станет чемпионом, в каком бы то ни было виде спорта, или добьется успеха в искусстве, если в него родители не успели вложиться, не вселили стержень, ту силу, которая поможет им стать лучшими. Когда нужно было заниматься детьми, их родители много работали, забывая о своих чадах. Кого в этом можно было винить? Желание заработать и сделать счастливое будущее — разве это порок? Вина родителей? Нет, но и не надо потом винить своих детей в том, что они не состоялись как спортсмены, или талантливые художники, или музыканты, или предприниматели. Но никто не руководствуется здравой логикой, и придерживаются поверхностных стереотипов. Детям везде твердят о том, какие они тупые, что не могут ничего без помощи своих родителей, и что впоследствии они как были никем, так и останутся никем. Не всех конечно это коснется. Те дети, чьи родители в свое время успели вложиться финансово, которые выбрали заработок вместо воспитания, и при этом детей не упускали, отдавали няням и педагогам на воспитание. И теперь, невоспитанные родителями дети занимают высокие посты. А вот что делать с остальными? С теми, кто не смог, сломался на полпути, не построил карьеру, так и остался топтаться на одном месте, так и занимая обычную должность, угнетая себя и своих детей. Некоторые расстроенные в конец личности из-за своих личных неудач, издеваются над своими детьми, сразу задают им планку в жизни ниже плинтуса, и какой же выход из этой ситуации? Я сам не знаю, но мое увлечение помогает этим подросткам отвлечься хоть на время, а дальше они повзрослеют, и уже не натворят тех глупостей, какие могли бы натворить. Так, где же зло в битье стекла?

В итоге народные газеты и видеоканалы в интернете так раздули ситуацию, превратив меня в террориста, угрожающего жизни общества, что за мной как за лидером движения «Стеклоп» открыли слежку. И я сам уже даже не мог продолжать бить стекла. Мое лицо пестрило везде, во всех пабликах, группах, журналах, на всех видеохостингах и даже на стенах города. Мое лицо узнавал каждый охранник и контролировал каждый мой шаг, куда бы я ни зашел.

Как же мне возможно было реализовать свои амбиции? Я мог только лишь в интернете в красках рассказывать, как правильно бить стекла, и как фотографировать на своих уже созданных примерах. Я облизывал словесно каждое действие. Я считал, что даже шрам от пореза стекла, случайный, это не уродство, это достоинство его владельца, своего рода метка действия, метка того, что ты реально живешь, существуешь, дышишь и развиваешься, адаптируясь к этому жестокому и несправедливому миру, где господствует монополистическое государство, и не осталось ничего человеческого и душевного. Главное конечно, не переусердствовать, и применять все мои советы и указания, тогда все будет чин-чинарем. Мое мнение.

Тех ребят, кто именно фанател, как больной от этого всего, я недолюбливал, если честно. Они получали кайф от порезов, от боли, от опасности. Самое битье стекол для таких личностей было вторым планом. Я не приветствовал бессмысленные хаотичные действия, без подготовки. И таких людей я никогда не ставил в пример, сколько бы они не просились и не унижались передо мной. Не нужно людям адекватным знать такие эпизоды, так будет меньше последователей глупостям. Переубеждать таких фанатиков я тоже не брался, так как это забрало бы еще больше времени и сил у меня, так как переубедить таких людей невозможно. Наверное, это единственное побочное явление моего движения. Побитые стекла можно восстановить без проблем, а вот побитую психику людей уже не восстановить. Во всяком случае, я сам не брался, и своим никому не советовал выступать в роли доктора. Сложнее это, пусть прирожденные специалисты занимаются этим, если есть вообще такие.

Сложившаяся ситуация внесла некоторые коррективы, конечно, в мою деятельность. Так как бить стекла мне не представлялось возможным, я больше работал в сети. Готовил посты, отвечал на комментарии, да и просто общался. Все оставшееся время я стал посвящать Каролине. Я думал о ней каждый день. Просыпаюсь утром, и пишу любимой:

— «Доброе утро!».

Ежеминутно мечтаю о встречи с ней. И сразу после уроков бегу к ее дому, чтобы увидеть ее бесподобные глаза цвета неба. Я стал более нежный, добрый, мечтательный, меньше общался с друзьями, хотя я так не считал, так они мне твердили. Мне казалось, что я переписываюсь с ними каждый день, и почти каждый день их вижу, даже совета иногда спрашиваю в нашем чатике. Никуда я не бросал их. Просто моя жизнь приобрела новые краски и стала перетекать в другое русло. Теперь приходя домой после учебы, я торопился встретить свою подругу. Я был окрылен ею, своим новым увлечением, более важным и серьезным, как мне тогда казалось. И по этой причине, движение «Стеклоп» стало терять свою силу со временем. Лидер был занят, и вместо него не было человека, кто мог бы продолжить дальше так же решительно собирать людей. Запугивание со стороны правохранительных органов и СМИ проходило все с большей окраской, последователей движения становилось все меньше. Но меня если честно, это уже не беспокоило настолько сильно, как раньше.

Жизнь идет вперед, и я строю планы на свое будущее, как и где я буду жить со своей девушкой. Теперь стал думать, что и учеба мне даже станет нужнее, потому что она впоследствии может дать мне образование, и конечно, нормальную работу, чтобы я мог обеспечивать свою семью. Из хулигана и гадкого утенка я превращался в прекрасного лебедя, так сказала мне как-то мачеха. Я стал понимать, я перестал противиться своего отца, и садился вместе со всеми обедать. Я стал носить одежду ту, что дарила мне мачеха Элина. И даже больше — я иногда советовался с ней о том, что можно было бы подарить Каролине, чем удивить, куда сводить, и как оказалось мачеха не такая уж и глупая женщина. Отец тоже не был равнодушным, хоть и выбирал он как обычно наблюдающую позицию. Он видел, как я меняюсь, стал более жизнерадостным, и не таким угрюмым, старался меньше жаловаться, сменил свои высказывания периодически шутками про водителей, стал меньше задерживаться на работе, чтобы больше времени провести вместе с нами.

Сейчас у нас в городе лето, середина июля. Мы с Каролиной идем, держась за руки. Она отвела глаза в сторону, подул ветер и ее волосы стали борабанить по ее лицу будто маленькие палочки по самому прекрасному в мире барабану. Она засмеялась, еще один порыв ветра и прядь волос попала ей в лицо и в рот. Она их выплюнула и наклонилась вперед.

Ветер, как шаман призывал на небо тучи. Солнце то заходило за них, то выходило, отбрасывая яркий и теплый свет. Он падал в спину с запада. Наступила вторая половина дня. Нас то преследовали наши тени, то нет. Одна тень побольше, другая поменьше, и милая такая. Я этот день очень хорошо запомнил, хоть мы мало разговаривали. Наговорились ранее, видимо. Я находился в полной эйфории.

Как вдруг ветер поднялся со страшной силой. Пыль поднималась в воздух вместе со всем мусором, полетели палки, камешки, пакеты… Воздух заметно стал холоднее, солнце спряталось за тучи. Массивные серые и пошел дождь. Мы с Каролиной продолжая держаться за руки, побежали куда-то вперед. У Каролины слетел намокший кроссовок. Я подхватил его будто туфельку, и второпях на ходу сумел одеть его вновь. Ее нога была такой теплой, я впервые коснулся ее ноги.

За нами ходил периодически этот амбал охранник. Мы побежали в холл ближайшего универсама. Оказалось, мы не одни такие. Под его козырьком стояло много людей. Кто-то возмущался, что не успевает куда-то, кто-то просто молчал, многозначительно созерцая вечность, уставившись в одну точку. Я же любовался ею. Потом в каком-то непонятном мне порыве, я решил забежать в универсам, и через пару мгновений уже вышел оттуда с мороженым в руках. Каролина засмеялась:

— Киль, зачем, мы и так промокли, и холодно, мы же простынем.

Я немного задумался. Вручил ей в руки мороженое, без слов, и мигом снова пропал из виду в универсаме. Я купил в автомате пару кружек кофе, и снова вышел к ней. И присел рядом на корточки, прямо у ее ног. Мне на голову падали капли воды с ее волос. Мне почему-то показалось это приятным. Как будто эти капельки были частью ее. Я одну каплю поймал в ладошку и слизнул. Каролина на меня посмотрела и сказала:

— Фуу, что ты делаешь?!

— Как что, готовлю тебе глясе.

Я забрал мороженое из ее рук, открыл упаковку, вытащил мороженое за палочку, и положил его в кофе. Он немного вылился из-за бортиков стаканчика, но вокруг итак было все мокро, поэтому я не переживал за это. Выглядело со стороны, возможно, это все действо немного странным. Я сижу на корточках на мокром крыльце, и размешиваю в стаканчике мороженое с кофе. Как только напиток был готов на мой взгляд, я не вставая протянул стаканчик Каролине. Она взяла его немного брезгливо не прикосаясь к основанию.

— Спасибо, мне еще такого кофе никто не делал в жизни.

Я поднялся в полный рост со своим стаканам и сказал:

— Я и не такое могу для тебя сделать.

Улыбка спала с ее лица, и стало заметно, как она заволновалась. Будто ее душа на мгновение вышла из тела, и она уронила кофе на пол под наши ноги. От неожиданного хлопка она пришла в себя, и ей стало неловко от случившегося. У нее как-то странно забегали глаза по сторонам. Я предложил ей свой кофе взамен, но она тут же отказалась, поблагодарив меня, и сделав паузу губами, будто бы еще что-то хотела произнести. Но тут вдруг она закрыла глаза и потянулась ко мне. Я от неожиданности тоже уронил кофе, но тут же взял ее за талию и поцеловал.

Если честно, ни я, ни она до этого момента не целовались ни с кем. В этот день наша связь усилилась, и мы долго еще не могли расстаться и оставить друг от друга, чтобы разойтись по домам.

В этом же месяце прошел мой семнадцатый день рождения, как и выпускные в школах. Я успешно сдал экзамены на поступление в вуз, и еще больше времени стал проводить с Каролиной. Просыпаясь с утра вновь и вновь, я умывался, чем-то быстро завтракал, иногда не завтракал, оставался голодный, одевался и выходил из квартиры с одной лишь мыслью — Каролина! Писал смс и всегда получал положительные ответы, что она ждет с нетерпением и шлет поцелуйчики.

Я забывал о еде, даже и не хотелось. Я еще больше похудел, да так, что мои мышцы на животе стали отчетливо вырисовываться.

И вот в одно утро, я писал смс, что скоро буду, и с нетерпением ждал ответа. Но он не последовал. Я подумал, что возможно Каролина поздно уснула, и проспала. Я оделся как обычно, и выдвинулся в сторону ее дома. По пути заскочил в магазин, купив белую ромашку, и шарик воздушный. Я всегда так делал, запускал его потом в сторону ее окна.

Подойдя к дому, я как обычно запустил шарик с ромашкой, и позвонил ей, но телефон никто не взял. Мой страх начал нарастать, что могло же произойти. Вдруг она заболела, вдруг, что случилось в школе, или где-то еще. Вдруг телефон сломался, запасного у нее не имеется, иначе бы я о нем точно знал. Я нереально занервничал, впервые за последние годы я испытал такой холодящий в душе ужас. Зашел в уже знакомый холл, и сел на скамью, обитую зеленым бархатом и богатой золотой вышивкой. Мои мысли были стойкие, как солдаты. Я задумался. Казалось, что я похож на ту самую ромашку, которую так и не проводила своим взглядом из распахнутого окна, и так и оставили парить где-то там, в невесомости под палящим солнцем. Охранников я уже не напрягал, не интересовал, так как стал уже частым гостем данного заведения, они знали меня в лицо и смирились с моей персоной.

Прождав еще минут тридцать, мысленно перебирая ситуации в голове, что же могло случиться, я уже стал доходить до крайностей. Например, что Каролина меня разлюбила и уехала куда-нибудь. И тут я уже понял, что пора заканчивать и начать действовать. Я решил подняться сам на ее этаж и все разузнать. У охранников как раз в этот момент началась пересмена, и проходя мимо них в сторону лифта, я поздоровался с тем дядей, что в первый раз меня как раз впустил в этот дом. Я уже знал имя его, Робин Ричардсон. Он поздоровался со мной, и без натянутой любезной улыбки на лице, сказал, что меня как раз уже ждут. Странно, кто бы это мог быть, кто меня уже ожидает. Может это какой-то сюрприз?

Немного воодушевившись, я подбежал к лифту и вызвал его. Дверь его открылась сразу. Такое ощущение, что не только Каролина ожидает меня, но и лифт. Зайдя в кабинку, я набрал ее этаж. Сердце бешено колотилось от нетерпения и любопытства, и с другой стороны интуиция мне подсказывала, что что-то здесь нечисто, какой-то есть подвох. Пусть даже и сюрприз мне понравится, но он не входит в повседневную мою жизнь, я не так часто вообще получаю подарки.

Поднявшись на этаж, я вышел из лифта, и направился в сторону квартиры. Подойдя, затаил дыхание, и как бы взял паузу ненадолго, набрался смелости и постучал. Дверь квартиры Каролины открыла ее мама, Эвелина Генриховна. Она взглянула на меня с небольшим презрением. Ее узкое лицо было чем-то обеспокоено, брови были нахмурены, уголки губ опущены вниз, а маленькие и без того складочки губ, были сжаты красной полосочкой. Глаза как-то суетливо бегали по пространству, лишь только ее маленькие морщинки у внешних уголков глаз выдавали ее мягкий характер. Она уже была одета в деловой костюм черно-белого цвета, будто зебра. Было похоже, что она куда-то спешно собиралась, а я ее побеспокоил своим визитом, и она решила остаться.

Она пригласила меня войти в квартиру. Если бы не моя давняя любовь к стрессовым ситуациям, и выбросу адреналина, мое сердце уже давно бы разорвалось на части от напряжения. Я никогда не видел эту женщину в таком потерянном состоянии. Пройдя в квартиру, она попросила меня проследовать в кабинет отца Каролины. Ее губы в этот момент резко замерли, будто бы она сказала что-то не то, будто выдала какой-то серьезный секрет, или она чего-то сильно боялась и очень хотела избежать последствий настигаемого.

Что же я мог натворить? Оставалось мне лишь догадываться. Но назад пути уже не было, я прошел по большому, темному коридору вперед и открыл дверь. Там за рабочим столом сидел отец Каролины, Юлий Франценберг. Мужчина в возрасте, порядка лет шестидесяти, угрюмый, задумчивый. Видно, что серьезные разговоры подобного плана, какой сейчас произойдет, он проводит не в первый раз. Мимика его не выдавала ни капли волнения. Взгляд был тяжелым, и смотрел он на меня, будто вот-вот и я вспыхну как спичка. Пока он прожигал меня так взглядом, я вспомнил слова Каролины, что ее отец очень рассудительный и мудрый. Верилось в это сейчас с трудом, но я постарался себя не накручивать. В конце концов я пришел сюда не просто так, я хочу разобраться, куда дели от меня мою Каролину. Мама Каролины, кстати, это уже вторая его жена, и была младше его на лет двадцать.

Суровый и мудрый Юлий закрыл свой ежедневник, отодвинул свой стул от стола, выпрямился, и сказал:

— Нас ждет серьезный разговор. Присаживайся. — Взглядом он указал на один из шести стульев, которые стояли возле его рабочего стола. Я почувствовал себя сейчас в роли его подчиненного. Стол был тяжелый, видимо из дуба, стулья тоже были не маленькие. Кабинет вообще был похож больше не на личный рабочий, а больше на комнату для заседаний. Слушаться его и садиться за этот стол не хотелось, мне больше нравился крутой черный кожаный диван около стены напротив, куда я более намеревался присесть. Но вдруг я все же решил последовать его просьбе.

Я отодвинул массивный стул с венецианской резьбой на спинке, и уселся удобнее. Неудобный он жуть какой. Да и обстановка была так себе, напряженная, не привык я к подобным деловым разговорам, чувствовал я приближение беды. А мне очень хотелось держать всю ситуацию под своим контролем. Но вместо этого меня вынуждали чувствовать себя, будто какой провинившийся холоп, пришел на бичевание розгами.

Покрутив золотое перо меж пальцев, Юлий сказал:

— Томить не буду, скажу сразу, чего я хочу. — После более вальяжно, своим хрипатым басом, озвучил свое желание. — Мне не нравится, что моя дочь общается с тобой. И если я раньше терпел это все, то теперь уже не имею такой возможности.

Какой же неприятный акцент на его этом «Я», вы бы знали… Такое ощущение, что он не просто какой-то директор, или не просто отец Каролины, а какой-то военный, победивший и поработивший весь этот суетный мир. Паузу на раздумье он мне не давал, продолжил.

— Вы были ранее детьми, и меня не интересовало ее общение со сверстниками.

— «Ну-ну, будто сейчас у тебя есть до этого дело». — Подумал быстро про себя я. Я продолжал аккуратно взвешивать его слова на весах моего безмерно справедливого и стремящегося вперед мира. Должен же я как-то оправдать себя перед гнетом чужого эго. И тут же его голос заткнул ход моих мыслей. Он видимо увидел, что слушать я его слушал, но на мгновение потерял все внимание и заметил некую мою отстраненность. Он рявкнул громко и четко произнес:

— Теперь Каролину ждет большая взрослая жизнь. А что будет с тобой, мне неинтересно. — С каждым словом он повышал интонацию, чтобы, наверное, до меня быстрее дошло, и я лишний раз не переспрашивал чего. — Ты уже взрослый и тоже все поймешь. Мне такие родственники как ты не нужны. Ты портишь мою репутацию своим прошлым, и, насколько мне известно, ты не перестал заниматься битьем стекол до сих пор. Ты не богат, как бы мне хотелось, и у меня другие планы совершенно. Ты обязан перестать общаться с Каролиной сам. Я все равно в итоге сделаю так, чтобы не будете общаться более. Вы даже не увидитесь, ты понимаешь это? У меня хватит власти, чтобы пустить всю вашу семейку на дно, каждого Подумай, из-за тебя могут пострадать твои близкие… Ты же ведь не хочешь этого?

Я попытался что-то возразить, но он тут же перебил меня.

— Отец Мартина, Адольф Реверс, ждет не дождется, когда моя дочь выйдет замуж за его сына. Но она все еще против, и это происходит из-за тебя! Подлец! Ты захмурил ей голову своими жалкими выходками и дешевыми прихотями. Вашей этой любви не существует, ее попросту не может и быть, ее по факту нет!

— Это у вас ее нет! — Вырвалось все же у меня из уст.

— Ты сопляк, не так много прожил еще, чтобы меня учить и указывать мне. Реверсы, в отличие от твоей жалкой семейки, имеют глубокие и знатные корни. Они связаны общей кровью основателей нашего города Марш-Меллоу, и связей, которых мне как раз не хватает, они есть только у Реверсов. Скажи спасибо еще, что они пока не в курсе о ваших интрижках. Да ты и так, не препятствие, по сути… — проговорил он в конце еле слышно, с дикой и странной улыбкой на своих устах. Видно было, что этот человек вообще никогда не умел искренне радоваться жизни, и улыбка от этого выглядела у него неестественно, и жутко неприятно… Во мне она вызывала лишь гнев, и я еле сдерживался, чтобы не запустить в него чем-нибудь тяжелым. Я резко после его слов вскочил со стула и пошел к выходу. Меня одолевала сильная злость и обида от такой несправедливости.

— Не вам решать! Пусть сама Каролина сделает выбор свой. А лично мне, мне без разницы, что будет со мной, я ради нее на все готов… даже умереть.

— А она уже решила. Она умница. Чтобы не навредить тебе, жалкому существу этого бренного мира, и твоей семье. Она не будет с тобой больше общаться!

От таких слов я потерял дар речи. Во мне лишь вспыхнул еще больший гнев, и я со всей силы захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь так, что стекло в ней задребезжало. Я шел далее по коридору, направляясь к выходу. Рукой провел по холодной серой стене. Я ощущал боль. Внутри, глубоко. Она казалась намного сильнее, чем любая физическая. Решения моей проблемы не было, и жаловаться тоже было некому.

Спускаясь в лифте, я подумал, что проходит вечность. Я, то злился, то жалел себя, то думал, как я прямо вот возьму и убью отца Каролины, убью жалкого Реверса! И тут же приходили мысли о том, что лучше может и самому умереть. Мысли прыгали как теннисные мячики в стиральном бочке машины. Вверх, вниз, от самых плохих и критичных, до просто плохих и равнодушных.

Вышел из подъезда Каролины. Остановился. Решил написать своим друзьям о предложении встретиться. Возможно, они помогут мне своими советами или действиями. Я понимал, что наедине с самим собой я не смогу справиться с этой проблемой, и мне нужна поддержка. Я не мог жаловаться моему отцу или мачехе, я боялся того, что они скажут тоже самое, что и отец Каролины. В чем-то ведь он по сути прав, каждый должен знать свое место. Но я не желал мириться с этим. Это не про меня и не про мою жизнь!

Друзья согласились встретиться, и я пошел им навстречу. Я был полон злости, я ненавидел всех и вся, все что происходит вокруг. Я бесцеремонно врезался в прохожих. Машины мне постоянно сигналили, потому что я переходил дорогу в неположенном месте, и совершенно не смотрел по сторонам. Мне было все равно, что случится. Я был пуст, и все мои планы были украдены. Я как бочка, которую перевернули и толкнули с горы, мол, пусть катится отсюда. Но я все же хотел доказать своему обидчику, и всему этому миру, что зло возвращается сполна, и в своей голове я прокручивал разные планы моей мести. В своих фантазиях я голыми руками держа в руке нож, убивал отца своей возлюбленной, но потом останавливал сам себя мыслями, что подумает сама Каролина обо мне в этот момент. Чем я буду лучше ее отца тогда? Что я безжалостный убийца? Она точно разлюбит меня, и тогда он окажется прав в том, что любви не бывает. Потом я подумал, как я зарабатываю кучу денег, что у меня появляется свой бизнес, и я с лихвой обанкротил ее отца. И он тогда признал, что был неправ, но опять после моя мысль обретает фиаско, так как сразу приходит на смену логика и ясное представление о реальности — на это все потребуется куча времени, и не факт, что все получится, как я задумал. Пока я это все делаю, Каролина уже обзаведется новой семьей, нарожает детей и забудет меня.

Такое ощущение, что выхода нет, и мне попросту нужно смириться, найти нелюбимую жену тогда, просуществовать с ней рядом до старости, и с удовлетворением умереть с чувством выполненного долга перед гнилым обществом. Но я все же не могу признать сейчас поражения, это ведь тоже самое что умереть, отдав себя на волю обстоятельствам. Жить дальше без души, не чувствуя радости… Это же прямая дорога к самоубийству, это и есть долгое и жесточайшее самоубийство! Но самоубийство это — больше моя слабость, нежели чем осуществление мести.

Хорошо, что мои друзья пришли вовремя. Они с полуслова поняли о случившемся. Советы их совпадали с моим мнением — нужно мстить. И мстить не только ее отцу, а обществу, которое создает такие безвыходные ситуации обычным людям, которым для счастья не нужны золотые горы. Как можно любовь и счастье променять на деньги? На связи и репутацию? Чтобы в итоге стать сухарем и скрягой, как Франценберг, который готов свою дочь выдать замуж ради увеличения и так немалого капитала. Тогда для чего нам дана жизнь? Разве, если есть много денег, то можно прожить вечно? Хотя можно, но не в этом теле. Удачи вам, Юлий Франценберг!

Из своего опыта знаю, что людей выравнивает только общее дело, общее горе или общее счастье. А нашему состоявшемуся обществу нужна встряска, нужно обнулить все, чтобы все начали жизнь сначала, чтобы боролись за жизнь, за выживание, и подружились, и уже во мне, к примеру, не видели невыгодного хулигана, а видели того, кто действительно готов меняться, готов действовать и идти к своей цели, чтобы во мне видели человека надежного. Тем, кем я стал, когда встретил Каролину. Но эти рассуждения пока что растворялись в воздухе ровно с той скоростью, с которой появлялись.

Только действие, только реальное действие может изменить мое будущее. Все, что у меня есть, это мое хобби, которое на какой-то момент пребывало в прошлом с тем мальчишкой, который неосознанно привлекал к себе внимание. Теперь битье стекла нужно вывести на новый уровень, на новые границы. Пусть обо мне говорит общество, пусть отец моей Каролины видит меня каждый день, думает, что он сделал какого-то монстра. Пусть он умрет от страха, будто букашка, над которой занес руку человек. Может быть так достучусь до его совести. Пусть я не буду с ней, но я полностью реализуюсь в стекле. Я стану королем стекла! И я не один, со мной мои друзья, а значит, я могу свернуть горы! Осталось только придумать четкий план, как это сделать.

После случившегося прошло несколько дней. И все это время я ломал голову, что я могу сделать. И делать это что-то нужно было срочно, так как лето заканчивалось, и наступал суровый сезон дождей и ураганов. В нашем регионе лето засушливое и жаркое, поэтому сезон ураганов обещает всегда быть сильнее, чем обычно. Я изо дня в день проявлял слабость, как мальчишка писал Каролине, и не получал ответа. Мне хотелось выкинуть негативные мысли и жить как раньше. Просыпаться с мыслями о ней, и засыпать, но прошлого уже не вернуть. Мне было обидно, и больно, что она забывала меня.

Каждый день я съедал себя изнутри ненужной никому злостью, и она мне мешала сфокусироваться на решении проблемы. И когда эта злость порой проходила, рождались бредовые планы, ими я делился сразу с друзьями. Очередная моя нелепая идея состояла в том, чтобы набрать в горах камни, и по ветру пустить их в сторону стеклянных домов, нежилых и офисных помещений. Мне казалось, что чем больше я разобью стекол одновременно, тем больше обо мне станут говорить и считать за злодея, и в глубине меня умрет этот влюбленный мальчуган.

И я превращусь в преступника. Мне должно дать это какой-то вес в обществе. Внешне я уже стал выглядеть не так как раньше. Я моем лице стали появляться синие мешки под глазами. Стричься как подросток я уже тоже перестал, и чтобы создать себе образ, я побрился коротко под машинку, и мой волос меньше сантиметра хулигански торчал из моей головы, словно иголки.

Очередная встреча с друзьями в закоулке, окруженном высокими домами, куда не проникало солнце, и откуда пахло сыростью, ароматами скользкой жидкости из мусорного контейнера. По своей воле в такие места могли заходить лишь люди, занимающиеся вывозом мусора, да и всякие отрепья, вроде нас. Но только здесь мы могли спокойно обсуждать свои планы, без вмешательства со стороны города и людей. Меня порой все это ужасно раздражало. Люди меня стали бесить.

— А теперь обсудим план по нанесению большого ущерба обществу, — сказал Энджи. — Ты, Киль, пребывая вне себя, помнится, предложил по ветру камни пустить, идея хорошая?

— Да, но, как ветер сможет поднять тяжелые камни, и будет ли он такой силы, чтобы пробить стекло?

Энджи нарисовал на своем лице злодейскую улыбку, и начал кивать головой, будто он — это я, тот самый озлобленный человек. После продолжил:

— Все, хватит страдать, теперь только действия.

— Хорошо, — ответил я. И мы начали подготовку.

У каждого была своя задача. Мы как и ранее бывало, поделили свои обязанности. Самый младший Диаль — молодой и шустрый, должен был найти место, откуда можно добыть камней. Для этого ему предстояло прошерстить немало строек.

Лексис не был таким шустрым и быстрым, но его осторожность и нарочитая предусмотрительность могла сыграть на пользу. Его задача состояла в том, чтобы найти то самое безопасное место, «базу», с которой можно было бы провернуть операцию, и как можно больше камней распространить по ветру, так как понимал, что далеко не все камни могут достичь нужной цели.

На меня легла организационная работа, да и еще мы не были уверены, когда нужно действовать. Поэтому планы постоянно менялись, прогнозы погоды нас особо не жаловали. Лишь иногда порывы ветра с моря радовали своим прибытием, но ненадолго. Надо было ждать сезона ветров, и времени до него было еще достаточно много.

А вот на Энджи легла самая нелегкая задача, он отвечал за безопасность. За него никто не мог лучше сделать эту работу, и сейчас расскажу почему. Мы определились с местом, которое как раз подходило под нашу «базу». Это было большое здание на берегу, как раз по направлению ветра, набирающего свою мощь с океанских просторов. Ранее там дома не строились даже, из-за небезопасного расстояния от берега океана, но сейчас из-за недостатка земли, стали осваивать и эти территории, укрепляя и делая фундамент более мощным и стойким. Это здание было одним из первых проектов, и как раз как катапульта, стояла возле города. С него можно было действовать, а точнее — вести обстрел булыжниками «мести». Роза ветров в районе осуществления хулиганского действия, куда пал выбор как раз, соответствовала нашим планам, и ветер мог спокойно подхватить камни и ударить ими по близлежащим домам в городе. Наша цель — это три здания, одно из них какой-то научный институт, второе здание — это полиция, и последнее — это здание некой крупной компании вроде бы как принадлежащей семейству Реверсов.

Наше здание еще неостеклённое, но по количеству этажей уже добиралось до своего завершения. Если описать вкратце, то был сделан лишь шпиль именно сделан, а не использован кем-то построенный ранее, как в старой части города. И на него были нанизаны этажи, но еще без перегородок, окон и дверей. И если на этажах оставить какие-то строительные нетяжелые материалы, крошки, инструмент, то ветер бы их подхватил и уронил на землю, а если бы ветер со стороны воды в сторону города усилился, то эти бы крошки долетели как раз до стоящих рядом зданий. В общем, наше здание напоминало кости рыбы, закопанные головой вниз, с большой площадкой на самом последнем этаже. Может быть, там планировали сделать вертолетную площадку, а может быть бассейн или теннисный корт, но она напоминала, как раз хвост рыбы.

Вести свою работу я предпочитал скрытно, изо дня в день трудился как муравей, но вот совсем скрыться, не получилось. Я уже говорил, что мой отец не совсем простой человек, и его сложно обмануть. Он не однократно видел меня с грязными руками и потертой одеждой. В первое время не задавал мне вопросов, думал, что я дерусь или не слежу за собой, еще что-то подобное. Все же он понимал, как мне тяжело, так как был осведомлен о моем разрыве. Мачеха пыталась первые пару дней со мной заговорить, но видя мое агрессивное поведение, отстранялась от ситуации, чтоб не навредить. Наверное, она боялась, что я всю ненависть, накопленную мной от пережитой несправедливости, вымещу на ней. А ей просто хотелось спокойной жизни. Но вот и настал черед отца, придя с работы домой, он решил как-то со мной заговорить. Отец спросил, что меня сейчас беспокоит. Задавал вопросы не в лоб, а издалека, как бы прощупывая почву. Но я был настолько погружен в свои мысли, что даже не слышал его слова. Он подошел ко мне и взял за руку, попытался обнять, он никогда ранее не проявлял никаких чувств, а это что вдруг на него нашло.

Меня его действие отвлекло, я как бы пришел в себя и оттолкнул его на автомате. Мне его действия в новинку. Оттолкнув, я стал переживать, что я сделал в этот момент, я не думал о своей несчастной любви. Я смотрел в глаза отцу, а он смотрел на меня. В его глазах было сожаление, сожаление, что он упустил момент, и теперь расплачивается моим равнодушием. Видимо, люди становятся мудрее на протяжении всей жизни, а не до какого-то периода жизни.

Мой отец совершенствуется. Я спросил его:

— Папа что ты хочешь?

Он ответил:

— Помочь тебе, не натворить больших глупостей, я вижу, что ты сам не в себе.

— А чем ты мне можешь помочь? Я ведь болен.

Он ответил, что он все это чувствует и готов со мной вместе проводить больше времени. Он продолжал, что он хочет меня отвлечь. Предложил завтра сходить поиграть в мини футбол в зале, что арендует его организация, в которой он работает, для проведения небольших турниров среди сотрудников. Он обещал, что завтра, он обязательно выиграет, чтоб меня подзадорить. И добавил, что жизнь не кончается, она только начинается, и что у меня еще много в жизни будит побед и разочарований, но всегда нужно держать нос по ветру.

Я стал размышлять о его разговоре. Что он имел в виду «нос по ветру», мне показалось, что он догадывается о моих планах с камнями.

Конец ознакомительного фрагмента.