Охота на некроманта

Саша Молох, 2023

Пожарный борется с огнем, спасатель приходит на помощь в момент смертельной опасности, полицейский охраняет от преступников. А некромант? Некромант делает все, чтобы наши мертвые оставались мертвыми. Чтобы они не перешли из первой формы нежизни в третью, и не превратились в смертельно опасных костяных тварей. Тварей, которые умеют только одно – убивать.

Глава 2. Настя

Согласно древней грамоте, которая хранилась под стеклом в запасниках Центральной библиотеки, «шептуна народного и мертвяков держащего» Симеона задрали на Опольном погосте. В одиннадцатом веке, с утра пораньше. По берестяным воспоминаниям современников, Симеону не стукнуло еще тридцати весен, когда его размазала третья форма. Очень сомнительно, что в процессе размазывания, а также по окончании, Симеон был счастлив.

А еще был такой Федул, стрелец на государевой службе. Прославился тем, что в одиночку упокоил растревоженный стараниями коварных врагов сельский жальник. Тридцать мертвецов разом, правда, во второй форме, не в третьей, но тут уже количество перешло в качество. Тридцать первый мертвяк затянул-таки Федула под крышку и отогрелся. Зато стрельца наградили по-царски: и золотом, и соболями, и женой. Но посмертно.

А вот в третьей Арктической экспедиции помощник контр-адмирала упокойник первой категории лейтенант Дубровин ухитрился поднять померших сотню лет назад северных аборигенов. Вечная мерзлота здорово помогла, сохранность — будто вчера на моржа ходили. И не только поднял, но сумел разговорить, перевести и расшифровать их речь. Лингвист прирожденный. Благодаря указаниям мертвецов корабли «Чабрец» и «Цесаревич Николай» смогли вырваться из ледяного плена и первыми пройти ранее неизвестным проливом. Был ли лейтенант Дубровин счастлив от того, что пролив назвали его именем — кто знает? Аборигены своего не упустили.

В сравнении с поучительными историческими примерами Настя была вполне счастливым некромантом. Ну, как минимум — живым.

Но тут, как в пошлом анекдоте, имелись нюансы.

Потому что самой Насте казалось, что несчастнее ее никого не найдется.

Началось все с внезапно заклинившего движка у безотказной старой «Вольво». Настя бестолково пропрыгала около машины примерно час, пытаясь воскресить сдохший движок. Не вышло. Машина признаков жизни не проявила. Еще час пришлось потратить на поиск эвакуатора, поездку в сервис и переговоры. Там кричали, что они ей не некроманты — такой хлам чинить. Настя послушно кивала, делала большие печальные глаза и особенно четко ощущала, как в кармане джинсов колет уголком удостоверение некроманта-упокойника седьмой категории. В итоге тачку удалось пристроить в надежные руки только к девяти вечера. И то — без гарантий.

Еще тогда стоило включить мозг и позвонить Луке. Придумать благообразную причину для отгула — протекшую батарею отопления, проверку счетчиков, пожар, в конце концов. Или прямо сказать: машине кирдык, на улице пакость, а я не железная. Лука бы вздохнул, но смирился. В конце концов, отработать завтра четыре подъема за пропущенные сегодня — ну нет проблем! Но Настя же порядочная, у нее же — ответственность, ей же больше всех надо!..

За первым знаком судьбы был дан второй. Лужа сразу по выходу из сервиса, по которой проехалось колесо КамАЗа, окатив куртку грязной водой.

Но Настя не вняла: отряхнулась и пошла работать. Не в область же ехать, а на Раевское. В черте города, недалеко. Успею просохнуть!

Зря! Дальнейшее только подтвердило общую тенденцию. Судьба как могла предупреждала в открытую, но Настины твердолобость и трудоголизм перевесили чашу весов.

После грязевого душа несчастья пошли кучно, обстрелом. Зонт, как оказалось, Настя забыла в машине. Потом порвались лямки у рабочего рюкзака — сначала левая, потом правая. Пришлось тащить тяжеленного монстра за короткую петлю, которая тоже угрожающе потрескивала. Заказ на такси сорвался: таксист перепутал район и двадцать минут промурыжил, заставляя бродить в поисках мифической машины, которая на деле в это время находилась в другом конце города. Телефон устал от общения с таксистом и сел.

Хорошо, подошел автобус, который так спешил закончить последний рейс, что едва не прищемил ее дверью. А на задней площадке ехала пивная компания, с наслаждением обсудившая Настю и ее жалкий вид. Выводы были неутешительные: шмотки — фуфло, прическа — отстой, и сама она страшная. Очень хотелось вынуть корочки и нагрубить в ответ, но компания в такой степени подпития могла и не распознать удостоверение, а бить стали бы не по пропуску, а по морде. А у Насти отлично работал инстинкт самосохранения. Как у всех некромантов. Пришлось терпеть молча. Но от обсуждений настроение окончательно свалилось куда-то автобусу в выхлопную трубу.

У ворот кладбища дебелая тетка, торговавшая пластиковыми цветами и уже почти упаковавшая товар в большую клетчатую сумку, хмуро сообщила: ночной сторож ушел. То ли к приятелю, то ли в магазин. Когда вернется — не сказал. И ключа тоже не оставил. И вам, девушка, конечно, видней, но на вашем месте я бы не торчала тут, как береза во степи, а ехала бы домой. Вам еще рожать.

На массивных чугунных воротах злорадно поблескивал новый синий замок. С печатью на боковинке.

Настя в красках представила себе ближайшее будущее.

Последний автобус тю-тю, телефон разряжен, значит, такси не вызвать. Добраться до дома — часа полтора. Зарядить телефон, позвонить Луке и сообщить, что всю работу заперли на замок, цена которому — три рубля в базарный день. Получить нагоняй за то, что не позвонила раньше, разнос за невыполненный план, выговор за нерешительность, а под конец контрольным выстрелом прозвучит тоскливое: «Анастасия, я же на тебя так рассчитывал…».

Последнее было самым страшным. От такого сердце позорно капитулировало в желудок, а самой Насте хотелось провалиться под землю. И не на стандартных два метра, с которых ее любой стажер поднимет, а километра на полтора, чтоб с гарантией.

Разочаровать Луку или получить воспаление легких от ноябрьской холодрыги — это не выбор. Выбор — он между односторонней и двухсторонней пневмонией.

В результате Настя проигнорировала теткино бурчание и спряталась под узким жестяным козырьком ворот.

Положенную по закону крытую остановку, в которой убитые горем или алкоголем граждане могли бы прятаться от непогоды, городская управа зажала. Раевское кладбище не относилось к элитным, располагалось хоть и в городской черте, но на окраине: аккурат между мусороперерабатывающим заводом и серыми лентами гаражей. Не до остановок тут.

Тетка шумно откашлялась, взвалила на плечо сумку и побрела по лужам в сторону жилого квартала. Видимо, жила неподалеку. Настя завистливо вздохнула. Нет, она не мечтала торговать красными синтетическими гвоздиками, но жить рядом с работой для любого некроманта было сказкой. Недостижимой. Потому что люди категорически не хотели хоронить своих в одном месте, а упорно расползались по всей обширной географии.

Кладбищ в городе насчитывалось шесть плюс крематорий, плюс больничные морги, где шла основная работа, и периферийные могильники. В области каждый населенный пункт, имеющий на балансе три избушки — три старушки, тоже считал долгом иметь собственный погост.

Упокойников туда звали, понятное дело, из города. В сельской местности некроманты не приживались. Даже те, кто работал с VIP-клиентурой и мог себе позволить прикупить поместье за месячный заработок. Стоило пожить неделю-две в местах, где мало людей — начинались помехи. Талант сбоил. Сначала усиливался, так что могила лесника в трех верстах от дома звенела, спать ночами не давала. Потом приходили головные боли. Заканчивалось все срывами и долгим лечением. А вот жить в городской толкучке — было самое то. Масса живых срабатывала глушилкой, не давала впадать в рабочую концентрацию.

Но на день-два природа не мешала. Напротив, на любом погосте, кроме уж совсем новых и лысых, природы было — хоть ногами отпинывай: деревья, кусты, грибы, ягоды, крысы лесные и городские, мыши, белки, ласки, коты бездомные и домашние, стаи собак особой кладбищенской рыже-серой масти. Словом, полная пищевая цепочка с некромантом на вершине. Правда, некроманты предпочитали жевать на работе бутерброды.

Настя за город выезжала чуть ли не через день. И на выходные, на дачу к друзьям, тоже выбиралась без всякого дискомфорта и со здоровой головой. Лука как-то упомянул, что это связано с категорией, но подробности зажал. Настаивать на ответе показалось неудобным. Не хотелось выглядеть в его глазах дурой.

Ведь если бы не Лука, то она сто лет как ушла бы с этой работы — в архивы, в экспертизу или еще куда-то. Туда, где мозги и знания требуются каждый день, а умение разговаривать с почившими бабками — никогда. Но Луки в архивах не было, он был только в Службе Последнего Пути.

Мелкий дождик, притихший было на полчаса, зарядил опять, постепенно усиливаясь.

Настя подождала, пока тетка растворится в осеннем сумраке, порылась в рюкзаке. Как назло, складной нож провалился на дно, да еще зацепился продетой в рукоятку веревкой за какую-то мелочевку. Пришлось разгружать рюкзак, а потом складывать успевшие намокнуть вещи обратно.

Могла и не заморачиваться — с замком не повезло. С печатью разобралась без проблем — та была рассчитана только на то, чтобы не пропустить внутрь обывателя и не выпустить наружу мертвеца. А вот сам замок оказался добротным и не поддался. Зато хороший нож сломался у самой рукояти.

Сил и нервов на переживания не осталось. Настя выкинула испорченный инструмент, застегнула куртку под самое горло, затянула завязки капюшона и принялась ждать. В конце концов, еще теплилась надежда, что сторож пошел до ближайшего магазинчика и вот-вот появится.

Согласно инструкции по пользованию «мест захоронений со средней степенью риска» охраннику покидать оберегаемый объект в ночное время категорически запрещалось: мало ли что могло встать и пойти гулять-убивать, пока сторож бегает за сигаретами. Штрафы за отлучки назначали драконовские, но человеческий фактор никто не отменял.

Незнакомый охранник появился только к полуночи..

Вместо извинений потрепанный жизнью усатый тип в черной форме ЧОПа с желтой нашивкой на рукаве окинул мокрую упокойницу мрачным взглядом и позвенел ключами в кармане.

— Бумаги покажь, — недовольно потребовал он, заправив руки за форменный ремень.

К этому времени Настя промокла и продрогла до состояния собственной клиентуры, так что ей было начхать на вежливость. Она ткнула типу под нос черный пропуск с серебристыми буквами «СПП» и сложенный вдвое путевой листок.

— Да на кой мне твои корки? Может, они пять раз на принтере откатанные. Ты мне запрос от прокуратуры дай, с подписями! А то вперлась на ночь глядя на подотчетный объект, а мне отвечать.

Настя аж икнула от удивления. Кладбищенская охрана никогда не требовала показать что-то, кроме пропуска!

— А вы трезвый? — осторожно спросила она, делая шаг назад.

— Дыхнуть? — набычился мужик.

Нюхать сторожа не хотелось, но ситуация складывалась откровенно диковинная.

Полицейские бумаги на руки гражданским упокойникам не выдавались — не возникало нужды. Их привозили из ведомства прямым курьером сразу на порог кладбищенской конторы. И принимали под роспись. Потому что полицейскими делами занимались исключительно некроманты из полиции. Некроментура, проще говоря.

СПП же являлась службой гражданской и никакого отношения к уголовщине не имела. Ночному охраннику при заходе на смену должны были показать запись, кого и где будут поднимать и укладывать. Если коллеги из полиции — то как раз то самое разрешение с подписями, а если из коммерческой СПП — то путевой лист. В нем проставлялся номер договора с родственниками и причина обращения: тяжба по наследству, подозрения в неверности и прочие пакости, которые не давали покоя живым до такой степени, что они продолжали доставать мертвых.

Закончив, гражданский некромант сдавал сторожу копию листа — верхнюю «покрышку», так называемый аверс, который уезжал обратно в ведомство специальным курьером. Полиции гражданские «чистые» аверсы были нужны, как Настиным клиентам зонтик — они копились в течение года, а потом официально уничтожались. Но порядок есть порядок. Если что-то случится, по покрышке прочтут всю информацию о проделанной работе.

Путевой лист, запись беседы и реверс — нижняя «покрышка» — сдавались старшему смены в СПП. Это в стандартном случае, когда без криминала. Если ж дело оказывалось нечисто — подъем консервировали, вызывали полицию, и на место выезжала уже следственная бригада со своим штатным некромантом. Такого счастья Насте, слава граниту, не перепадало. Она традиционно сдавала покрышки и с чистой совестью шла домой спать.

Сегодня по листку планировались два подъема. На каждый — три с половиной часа плюс час на отдых, час на отчет, и первым автобусом — домой. Но тут судьба подкинула идиотизм со сторожем, который сначала шляется тлен пойми где, а потом требует от нее полицейский ордер. Может, наркоман? Вроде бы не похож…

— В конторе посмотрите, — тут уже Настя вызверилась. Целый день — сплошная невезуха, а теперь еще этот саботажник хочет выставить ее виноватой. — Если сейчас же не допустите меня до могил — я звоню начальнику, он свяжется с полицией. Пусть там разбираются, за какой плитой вам от гражданского некроманта полицейские ордера понадобились.

Про то, что телефон разрядился еще час назад, Настя скромно умолчала.

Вопреки тенденциям дня и общей ауре невезения, блеф удался. Охранник сдал назад:

— Резвая какая, — пробурчал он, но половину гонора растерял. Шагнул к воротам, долго шуршал и звякал замком, наконец расстегнул и положил в карман форменной куртки вместе с цепочкой. — В каком квадрате работать будешь?

Настя заглянула в уже размокшую путевку:

— В одиннадцатом и сорок седьмом. Второй и седьмой ряды. Места шесть и двадцать три.

— Ну иди. Работай…

Насте послышалось тихое «курица мокрая», но ругаться не хотелось. Хотелось побыстрее закончить и уехать домой. Часовой отдых, положенный после подъемов, похоже, накрывался. Обычно отдыхали в фойе контор. Там, где для посетителей ставили короткие диванчики и кресла. Только вот скорбящие родственники старались внутри не засиживаться, и мебелью пользовались в основном дежурные некроманты. Но рядом с этим типом и лишней минуты находиться не улыбалось.

Настя напрягла память, вспоминая, кто тут работал раньше. На Раевском она бывала нечасто, последний раз — месяца три назад. В основном сюда катались три конторские фурии — Илона, Виктория и Святослава. Погост считался беспроблемным, хоронили тут редко и богато. Клиенты были сплошь мужчины самого почтенного возраста, которые и на том свете, и на на этом на фурий реагировали одинаково благосклонно.

От такой работы маникюр не портился, а денег в кошельке прибывало. Мнительные и состоятельные родственники почему-то считали, что если дать упокойнику на лапу лично, а не только уплатить по договору в СПП, то их усопшего поднимут и уложат по-особенному: то ли с танцами, то ли под музыку. Проверять никто не проверял, смотреть на работу некроманта желающих не находилось. Рассеивать миф дураков не было: в конце концов, чем упокойники хуже могильщиков? А тем за каждый гребок лопаты копейка капает.

Сегодня предстояло поднимать кого-то классом пониже, иначе бы фурии загребли разнарядку себе. И терпит же их Лука! А может, и не терпит. Может, наслаждается…

Насте в клиенты доставались сплошь и рядом женщины. В основном пожилые и ворчливые. Когда она на втором месяце работы попробовала возмутиться такому однообразию, Лука завел ее к себе в кабинет и без обиняков дал расклад. Безопасность — на первом месте. Если к тебе благосклонны клиенты с двумя высшими образованиями — то работай с ними и не чирикай. Хорошее настроение клиента — половина дела. А то лежала себе тетя, которая при жизни на дух невестку-блондинку не переносила, и тут к ней на беседу является Святослава — ноги от коренных зубов, мозгов как у гуппи. Дело выйдет рисковое — и Славу под крышку затащат, и СПП обязательств не выполнит. Не зря же профайлеры в договорном отделе стулья просиживают. Ты пожилых сварливых ведьм раздражаешь меньше? Вот тебе, некромантка Князева, очередная бабка, иди ты к ней Красной Шапочкой и возвращайся с пирожками, то есть нужной информацией. А то, что у тебя категория выше, чем у той же Святославы — такова несправедливая жизнь, ты не в полиции — разрядом меряться. Тут все клиенты максимум пять дней возрастом. Им что седьмой разряд, что девятый — без разницы. Не устраивает — пиши по собственному и выход там.

Настя тогда чудом не разревелась, хотя Лука был прав по всем пунктам. Но от этого обида меньше не становилась. Да, по утрам в зеркале отражалась не модель, но вполне себе симпатичная девушка. И стопроцентная уверенность Луки, что Настя Князева как женщина малоинтересна даже дохлой мужской части человечества, по самооценке вдарила.

Самолюбие страдало, но работать в полиции желания не возникало, а больше мест, куда мог податься некромант ее категории, в Усольске не имелось. Всю научную часть перевели в соседнюю область. Поговаривали, будто за границей с карьерой складывалось веселее, но заграниц Настя опасалась еще больше, чем полицейской работы. Да и по-честному — скажи ей все это директор СПП, Настя бы и не подумала страдать, а вот от Луки услышать правду оказалось неприятно.

Лука тогда вроде тоже понял, что перегнул: через неделю притащил какую-то раритетную методичку со штампом еще императорской некрослужбы и подсунул Насте вместе с шоколадкой. Методичку Настя сгрызла, а шоколадка так и осталась лежать в ящике стола напоминанием.

Впрочем, это было давно, и на месте ранки уже намотало много бинтов опыта. Иногда выпадало поднимать не только свой размерчик, но и дедушек, зрелых мужчин и женщин. И со скрипом пришлось признать: с бабушками выходило легче всего. Но вот фурий Настя с тех пор невзлюбила вдвое сильней.

Кажется, охранника, который раньше работал на Раевском, звали Николай, припомнила она. Такой веселый, низкорослый. Все жаловался на преподавателя по сопромату в законченном год назад университете. Все уши прожужжал. Видимо, жизнерадостный Николай не выдержал и уволился, а управа наняла новых сторожей.

Хорошо хоть план кладбища Настя помнила: не потребовалось уточнять дорогу. Оставив за спиной бурчащего охранника, который возился с замком и даже не подумал пригласить ее в контору высушиться и согреться, Настя, подсвечивая себе дорогу фонариком, зашагала вперед по самой левой из аллей, что веером расходились от главного входа,

Не ошиблась: одиннадцатый участок находился в старой части кладбища. Часть захоронений здесь потихоньку переходила в разряд заброшенных, превращаясь в занесенные осенней листвой холмики, зато деревья стояли здоровенные, в два обхвата. Сплошь старые тополя. Шумели над головой голыми ветвями. Под ногами хрустели сбитые прошлым ураганом сучья — валежник перед зимой убрать еще не успели.

Хорошее место для работы, удобное. И просторно: увлекшись, не прихватишь лишнего — кусты, старые ржавые ограды и деревья помешают. Ограды в этом плане работали лучше всего: чем старше и изношенней они были, тем лучше и четче ощущались границы.

Раскоп нашелся быстро: кто-то из работников заботливо оставил около ямы светодиодный фонарь. Наверняка доброжелатель из дневной смены. В сердечность ночного сторожа Насте не верилось.

Могила оказалась неглубокой, клиента добавляли к уже почившим родственникам. Настя уселась на корточки у края, расстелила клеенку, прижала парой камушков. Из отсыревшего рюкзака на свет показались рабочий планшет с программой учетника, два комка рыжей глины, которым предстояло стать покрышками, потрепанная страховочная тетрадь-конспект и одноразовый комплект пробирок.

Куртку пришлось снять и накинуть на две сучковатые палки. Во-первых, она стесняла движения, капюшон ограничивал обзор, а во время работы нужно смотреть в оба. Волосы по этой же причине Настя собрала в пучок: сейчас не до красоты, лишь бы в глаза не лезли. Во-вторых, рабочее место стоило прикрыть от воды, чтобы непрекращающийся дождь не размочил глину в жижу. Перчатки тоже стянула — при замешивании состава требовалась точность, рука в перчатке могла соскользнуть.

Настя заторопилась. По ее расчетам, было уже за полночь. Нехорошее время. Всегда лучше работать до двенадцати — клиенты спокойнее и настроены доброжелательней. Чем ближе к рассвету, тем больше проблем обещал подъем. Клиенты нервничали, ругались, а то и пытались открыть гроб. Иногда успешно. Одного такого сердитого типа Насте пришлось успокаивать минут пять, еле управилась. Тип внял и улегся обратно, но еще полчаса ворчал о бестолковых дурах, которых ничему не учат в «ихних тухлых СПП». О том, как потом до утра тряслись поджилки, Настя не рассказывала никому: мужик был крупный, всю жизнь работал грузчиком, и уволочь с собой хилую некромантку для него проблемы не представляло. Хлоп крышкой — и конец карьере.

Учитывая сегодняшнюю череду умопомрачительного везения, Настя заставила себя открыть страховочный конспект и начала замешивать состав, поминутно сверяясь со старыми записями. Не хватало еще вдобавок ко всем несчастьям в классическом растворе напортачить! Хорошо тем, у кого категория выше — меньше возни. С шестым разрядом распечатки не нужны, и замешивать составы тоже. А выше пятого — и лепка глиняных покрышек сплошная условность. Все, что надо — там, в голове.

Когда в общей пробирке заплескалось черным, а воздух вокруг пропитался лавандой, Настя чуть расслабилась и выдохнула. Вылила часть жидкости на глиняную заготовку и сосредоточилась. Над покрышкой медленно проявилась печать — тонкая серебристая геометрически правильная сеть. Мигнув пару раз, сеть стала ярче и развернулась рисунком полноценной печати на пробуждение — не слишком сложной, на обычный подъем.

Настя, еще раз сверив все с конспектом, направила печать на гроб. Сеть скользнула вниз, легко прошла сквозь крышку, на мгновение высветив контур лежащего внутри тела, и поблекла.

Настя прислушалась. На самой грани слуха и интуиции возник тонкий звук, точно где-то далеко летел комар: покойная начала «фонить», переходя во вторую форму. Значит, все было проделано верно.

Настя открыла планшет, протерла рукавом запотевший экран, ткнула в иконку программы учетника, развернулась к могиле и перегнулась через край.

Гроб родственники выбрали из дешевых — тонкая бордовая ткань, покрывавшая доски, успела порваться в нескольких местах, а бахрома распушилась.

— Екатерина Григорьевна Филатова, — позвала Настя, сверяясь с учетником. — Екатерина Григорьевна, я вас беспокою по долгу службы. Меня зовут Анастасия Князева, я некромант седьмой категории, служба СПП. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

В ответ из могилы дохнуло холодом и сыростью.

— Еще раз приношу извинения за беспокойство и поздний визит, охрана отлучалась — меня раньше не впустили. Но я обязательно напишу на них жалобу, — настучала на сторожа Настя.

Авось клиентка смилостивится, не станет вредничать.

Настя заглянула в досье покойницы. При жизни та была филологом, работала учителем русского языка. Шансы на беспроблемный подъем резко упали: учителя — народ тяжелый, а уж мертвые… Иногда Насте казалось, что вся теория некромантии, утверждающая, что у второй формы нет личности, а только память, бессовестно врет. Иначе откуда в клиентах столько вредности?

В гробу тем временем тяжело заворочалось.

— Слушаю, — недовольно отозвалась покойница.

Голос у нее был гортанный, скакал с высоких нот на низкие. Значит, в тканях уже начались изменения. Через три дня речь станет совсем невнятной, а через месяц перейдет в мыслеформу. Но разговаривать с такими мертвецами Насте точно не по чину, тут нужен шестой разряд, не ниже. Вот Лука — тот мог хоть столетнего клиента поднять, расспросить и уложить. А после пойти пить кофе с булочками.

— Учтите, девушка, вы мне не нравитесь. Никогда не доверяла тем, кто способен вломиться в чужой дом среди ночи, да еще с глупыми вопросами.

— Екатерина Григорьевна, прошу простить, работа такая. Ваша дочь обратилась в СПП, заключила договор. У нее есть важные вопросы, связанные с имуществом. Я вам их прочитаю. Ну и раз я вас пробудила — нужно удостовериться в естественности вашей смерти.

— Нет в смерти ничего естественного, — отрезала покойница, качнув гроб. — Отвратительное состояние. Я недовольна. Спрашивайте уже.

Первые шесть вопросов проскочили без заминки. Личность подтвердили. Скончалась дома. Находилась в сознании. В одиночестве. Около пяти вечера. В воскресенье.

А вот на седьмом вопросе забуксовали. Неожиданно.

— Вспомните ваши ощущения за минуту до смерти. Холод? Боль?

— Не помню, девушка, — покойница внезапно зазвучала тише, в голосе появилась растерянность. — Заканчивайте, мне нехорошо. Что-то происходит…

— За три, пять минут?

— Не помню, — уже тверже ответила покойная. Крышка гроба недовольно содрогнулась, словно изнутри по ней гневно стукнули кулаком.

Что-то шло не так. По документам получалось, что родственники просто хотели уточнить какие-то детали, но для помершей своей смертью клиентка слишком буйствовала. Конечно, был один безотказный способ проверить, убили ее или сама умерла: выждать, пока она из второй формы перейдет в третью и пойдет искать виноватого. Жаль только, что рядом стоящего некроманта она первым и раскатает.

Видимо, чтобы оживить воспоминания покойной, у Насти не хватило разряда. Смесь для поднятия была стандартной, без усиления, пентаграммы — тоже для обычных случаев. Да и когда сам некромант промок, замерз, проголодался, ждать запредельных результатов не стоит.

В таких случаях следовало работать строго по инструкции: консервировать подъем и вызывать помощь. А еще последние пару минут у Насти отчетливо ломило шею, что было дурным признаком.

— А за десять минут, Екатерина Григорьевна? — уже готовясь сгрести покрышку в кулак, спросила Настя.

— По телефону говорила. Душно мне, нехорошо стало. Окно открыла, — пожаловалась покойница и заворочалась. — А дальше не помню.

Настя досадливо поморщилась — боль с шеи сместилась за уши. Еще минут пять — и начнет бить пульсацией по мозгам, сигнализируя, что пора закругляться и отдыхать.

Но сначала придется закончить тут. Потом идти до конторы, сдавать покрышку и снова топать в другой конец кладбища до второго клиента. А вишенкой на торте станет общение с ночным охранником: ему же незакрытую покрышку принимать.

День из просто неудачного превращался в лидера отстойного хит-парада. Настя задрала голову и вытерла лицо рукавом — и шут с ней, с тушью, наверняка давно растеклась.

Если бы не общая усталость и шум дождя, она бы услышала шаги. Наверное. Во всяком случае, движение заметить Настя успела, но и только: что-то темнее окружающей ночи мелькнуло справа, а потом со всей дури ударило в спину.

Настя вместе с большим пластом мокрой земли свалилась в могилу, зацепив и утянув за собой и куртку, и рюкзак, и рабочую раскладку инструмента.

Вот тут посреди невезения, которое сегодня можно было кушать столовой ложкой, мелькнула удача — раскоп на подхоронение все-таки был неглубоким, метр с небольшим, и лететь пришлось недолго. Удача мелькнула и пропала: падать на гроб оказалось больно и вредно не только для отбитого плеча и треснувшей дешевой деревянной крышки, но и для жизни в целом. Клиенты таких вольностей не прощали. Вторая форма нежизни, что с них взять. Не зря все религии мира дружно от мертвых открещивались, оставляя некромантам полную свободу действий: мол, мы душой занимаемся, а вы, родные, мясом. Да еще и бешеным.

Настя живо собрала в кучу себя, куртку и рюкзак. Не обращая внимания на боль в плече и замызганную одежду, метнулась к краю ямы. Почти успела — покойница с треском доломала крышку гроба и поднялась в полный рост.

От обычной первой формы, которая смирно лежит в гробу, вторая отличалась разительно. За бабушку-филолога клиентку принял бы только очень близорукий носорог. И это стало бы последним воспоминанием в его грозной, но короткой носорожьей жизни.

Единственный параметр, который клиенты сохраняли неизменным во второй форме — рост. Бабушка при жизни была на голову ниже Насти, таковой и осталась. Зато возраст исчез: поднятой можно было дать как сотню лет — за длинные седые волосы, укутывающие фигуру плащом, так и десять — за тонкие, мелкие и хрупкие кисти рук, точеные голени и ступни. Изящество портили прямые когти, скорее собачьи, чем кошачьи, не столько острые, сколько крупные. Лицо помолодело, по-русалочьи раздвинулось треугольником, глаза запали глубже и поблескивали из-под бровей бельмами. Похоронная одежда таяла, втягиваясь внутрь тела. Вместо нее нарастала белая, тонкая как паутина кожа, закрывая всю фигуру многослойным живым саваном.

Настя взвизгнула и рванула к краю могилы. Если выбраться, то клиента можно еще успокоить. Шансов мало, но есть. Однако чтобы открыть печати, сначала нужно добраться до инструмента.

Швырнув в клиентку курткой — пусть подавится, Настя ухватилась за край раскопа и рванулась вверх. Под ногами хрупнули доски гроба, и с жалобным ультратонким щелчком раскололась под кроссовкой уже законченная глиняная верхняя покрышка. Аверс лопнул, и печать, пробудившая и контролирующая вторую форму, погасла.

Звук был страшный, родом из каких-то глубинных кошмаров.

Когда Настю перевели на четвертом курсе с истфака на первый упокойницкий, этот звук преследовал ее месяца три подряд. С первого же профзанятия, на котором преподаватель прокрутил группе видео о том, что бывает с неосторожными и неуклюжими некромантами. Кадры были документальными.

Некромант, женщина лет сорока, проводила подъем. Сначала все шло хорошо: обычный клиент, естественная смерть. А потом она зацепила каблуком собственную длинную юбку и упала на раскладку инструмента.

Снимала происходящее дорожная камера в ночном режиме, установленная через ограду от кладбища. Большинство звуков тонуло в фоновом шуме, но звук лопнувшей покрышки на секунду перекрыл все — пронзительный, тонкий, нетерпимый для уха. Разбуженный клиент поднялся, подумал минуту, пока некромантка пыталась восстановить печать, и встал. На четыре лапы. Следующие пять минут записи были грязными. От некромантки не осталось ничего размером крупнее носового платка. А клиент отряхнулся и пошел гулять. Хорошо, что тошнотворная запись была черно-белой.

Длинные юбки из Настиного гардероба исчезли навсегда, а звук стал приходить в кошмарах через раз. А сейчас вживую дал по ушам.

Настя заорала, не оглядываясь, рванулась выше, выбралась из ямы, откатилась в сторону и сунулась в рюкзак в надежде найти хоть что-то, способное остановить или замедлить клиентку. Помирать без сопротивления было противно, стоило хоть чуточку побарахтаться. Из рюкзака комом вывалились бледно светящиеся размокшие распечатки: суперпрочные пробирки не выдержали падения и последующего топтания и лопнули. Липкий комок бумаги пульсировал нервно и с каждой секундой становился опаснее, чем уже готовая перейти в третью форму клиентка.

Если бабушка могла и хотела размазать Настю ровным слоем ДНК по площади в три метра, то бесконтрольно перемешанные составы проделали бы то же самое, но на площади в тридцать метров. С воронкой и гарантией. Этакая алхимическая бомба от смертника-любителя.

— Надоело, — устало констатировала из ямы клиентка.

И встала в третью форму. Разом, в рекордное время. Про такое Лука не рассказывал, это точно.

Хрупанье, с которым растянулись, а потом сжались тонкие кости, продрало аж до печенок. Тварь выворачивалась со звуковыми спецэффектами — скрежетом и визгом. В ней прослеживалось что-то от собаки — ну, если бы ту скрестили с Чужим: обтянутый жилами остов, тяжелая морда, зеленые яркие буркала и сплошные зубы, куда ни посмотри. И очень, очень много ярости. Когти во второй форме были неспроста, намекали. Тварь неспешно прогнулась в хребте и с треском распрямилась. Четыре ноги.

Скорость выворота поражала. Наверняка для такого были причины, но какие — Настя уже предположить не могла. Да и не до того ей было.

Она оттолкнулась ногами от края могилы.

Бежать — бесполезно: клиент, вставший в третью форму, в десять раз быстрее человека. Посоревноваться с ним может кто-то в полной военной броне и с калашниковым наперевес, но никак не барышня-некромант без инструментов, без оружия и с ушибленным плечом. Это вам не вторая форма, которая максимум утащит под крышку, будет вещать, греться, а потом задушит. Третья жаждет крови.

«Хреновый ты некромант, Анастасия. Уволю по причине смерти», — сказал внутренний голос с интонациями Луки.

Себя стало жалко до слез. Живо представились и мамино горе, и торжественное прощание в крематории, и сжигание того немногого, что от нее оставит клиентка.

И никакого тебе посмертия, никаких форм. Некроманты поднимают других, но никогда не поднимаются сами.

Пульсация бумажного кома участилась, словно на него кто-то присобачил таймер из дешевого боевика. Оставалось приложить подобное подобным. И если не получится спасти свою шкуру, то хотя бы снять часть проблем с тех, кому бардак разгребать. Упокаивать вставшего значительно проще, когда ему разворотило грудину и оторвало голову. То есть он даже калечный опасен, но справиться с ним таким куда легче. Единственный минус — сдохнуть вставший никак не может, ибо мертв уже дважды. Только упокоиться через серию мощнейших печатей. Под присмотром трех некромантов.

Размахнувшись со всей силы, Настя швырнула мерцающий ком в клиентку, неспешно выбирающуюся из ямы. Твари прилетело ровно по загривку. Рвануло так, что заложило уши. Настю протащило в сторону от могилы, затормозило о заросли кустарника и прогнувшуюся ограду, а в конце, кажется, даже приподняло и приложило животом об землю.

Очнулась она, как ей показалось, почти сразу, но без часов было не определить, сколько провалялась в беспамятстве. Приподнялась на локтях, отплевалась от попавшей в рот листвы, протерла глаза. Зашипела от резкой боли, прострелившей плечо. Села и огляделась по сторонам.

От развороченной, засыпанной наполовину могилы исходило бледное зеленое свечение, словно яма фонила радиацией. Интенсивнее всего светилось где-то в глубине — наверное, туда упала клиентка. К краям могилы свечение бледнело, однако вновь набирало силу у двух соседних захоронений. Следующие четыре — тоже сияли, пятое было темным, потом еще три, и еще. «Фонил» огромный кусок кладбища — от аллеи и до ограды, метров сто в поперечнике. Почти весь одиннадцатый участок.

А в центре этой гирлянды из могил сидела Настя, в ужасе прикрыв рот ладонями, чтобы не орать.

Настя прислушалась — было тихо, никаких посторонних звуков, точно клиентку действительно упокоило взрывом.

Надо было что-то делать: бежать в контору, вызывать полицию, звонить Луке. Но в голове все кружилось, зрение вело себя странно, и предметы вокруг то и дело теряли фокусировку, начиная двоиться.

— Контузило, — прошептала Настя, но постаралась подняться на ноги.

Ее сразу занесло влево, и она едва разминулась уже пострадавшим плечом с высокой оградой. Ухватившись за стальной прут, Настя выпрямилась.

Следовало выбираться из аномалии и звать на помощь. А ведь, до кучи, где-то рядом ходит тот, кто все это заварил. Тот, кто толкнул ее в могилу.

В первую очередь Настя подумала на охранника — подходящий кандидат в злодеи: решил прикрыть свои отлучки, скинув свидетеля клиенту. Идиот. За дисциплинарное нарушение максимум бы уволили, а тут катастрофой в масштабах города пахнет. И еще остается открытым вопрос: что из аномалии полезет? А главное — как скоро?

Ни на университетском курсе, ни на работе про такие последствия взрыва составов не рассказывали. Хотя клиентка еще до того, как все началось, что-то чуяла…

Настя еще раз осмотрелась: свечение гаснуть не думало, интенсивность не падала, а кажется, даже возрастала. Хорошо хоть тварь, еще час назад бывшая безобидным телом бабушки-филолога, выкопаться не пыталась.

Дождь прекратился, ветер стих.

За оградой проехала припозднившаяся легковушка. Водитель притормозил, заметив зеленоватый свет, а потом так дал по газам, что машину занесло. Резко выправившись, автомобиль с визгом и пробуксовками скрылся. Если повезет, этот пугливый вызовет полицию. Но везение сегодня в отпуске…

Настя отлепилась от спасительной оградки и сделала шаг вперед. Нужно как-то добраться до телефона. Контора отпадала: если на нее действительно напал охранник, то явиться к нему с просьбой «дяденька, мне только позвонить» — опрометчиво. Есть шансы сразу упокоиться, благо, тут кладбище — везде зарыть можно. Значит, нужно идти к воротам. Далеко, но иначе никак. Периметр кладбищенской ограды ночью под усилением — не подлезешь и не перепрыгнешь. Зато и неучтенный клиент паркуром тоже не займется.

Внезапно под здоровую руку ей поднырнул кто-то большой, насквозь мокрый, пахнущий листьями и землей. Дернул вперед и потащил.

Плечо сразу отозвалось тупой пульсирующей болью, в голове помутилось, затошнило. Не пойми кто волок Настю настолько быстро, что рассмотреть его никак не получалось. Они на скорости миновали фонящий участок, и вокруг сомкнулась непроглядная осенняя темнота. Ноги у Насти заплетались, она попыталась притормозить, но спутник что-то буркнул и сильнее взвалил ее на себя.

— Погоди, давай к воротам. У меня телефон сел. Полицию… — Настя попробовала отпихнуть от себя благодетеля.

С тем же успехом она могла пихать мраморный монумент: ее лишь еще сильнее завалили на спину, покрытую жесткой рифленой кожей, и опять поволокли. Правда, вектор направления сменили — теперь тащили к воротам.

Мозг включался медленно: с опозданием, но все же заработал инстинкт самосохранения. Так быстро тащить и при этом даже не сбиваться с дыхания — это из области романтических фантазий. А есть ли оно вообще, это дыхание?

Настя попыталась вырвать руку из хватки, но ничего не вышло. Пнуть похитителя, извернувшись, тоже не получилось: он просто перехватил ее поперек пояса и закинул на плечо, как пещерную женщину. И все это молча, не реагируя на сопротивление. Настя замерла, повиснув кулем с мукой, и приложила ладони к широкой спине. Пальцы нащупали вовсе не кожаную куртку, а плотные сегменты пластин. Угадала.

Ее спаситель потому и не запыхался — не дышал.

Вторая форма. Теперь орать Настя уже не стеснялась, но тот, кто ее нес, не обратил на крики внимания, как до этого проигнорировал все попытки вырваться.

Странным было и направление. Любой поднятый тащил бы добычу к себе в могилу, это у них на уровне инстинкта вбито: поймал — неси в нору, крышкой закрой и грейся. Отогреешься — задушишь. Крови вторая форма не любила, брезговала, а теплу завидовала. До смерти. Но стоило поднятому осознать, что отогревается он только снаружи, а холод внутри остается — все, готовь второй гроб, Дездемона. Либо душил, либо ломал шею.

Но Настя была готова поклясться — ее несли к воротам, не вглубь, а с внутренним компасом у нее всегда был порядок. Показалась кирпичная кладка у колонки, которая стояла на входе. Пятно от проникающего через ограду света фонарей.

Внезапно похититель затормозил, замешкался, поудобнее перехватил, сжав уж совсем немилосердно, так что в глазах почернело, и дернул куда-то вверх.

Наверное, Настя снова потеряла сознание. И, вероятно, пребывала в этом состоянии достаточно времени, чтобы странный клиент успел пройти со своей ношей несколько кварталов и сгрузить ее на скамейку на остановке у пустынного перекрестка.

Очнуться Настю заставил холод. Ее трясло крупной дрожью, зубы дробно стучали, а коленки отвечали эхом. Насквозь промокшая, без куртки, в одной кроссовке, без рюкзака, в котором остались удостоверение, кошелек и ключи от квартиры, на лавочке под козырьком остановки. Явно не лучшее пробуждение в жизни. Не зря мудрая мама говорила: не ходи, Настя, в упокойники, иди в секретари. С секретарями небось такого не случается.

А еще в личный топ плохих событий смело можно было записать того, кто сидел перед ней на корточках и внимательно смотрел в глаза. От этого взгляда во рту возникал кислый привкус и накатывала тошнота.

Он сидел, одной рукой упираясь в металлическую лавку, так что та промялась, как консервная банка. Огромный, бронзовокожий, широкоплечий и скуластый. Закованный в костяной пластинчатый доспех от середины груди и ниже. С шипастыми черными наростами на ключицах и предплечьях. Весь в грязевых подтеках. С прилипшими к темным, мокрым, точно масляным волосам березовыми листьями. С тяжелой многослойной короной, которая медленно и неохотно двигалась, то отращивая острые зубцы, то сглаживая их. Рядом с виском шипы пробили в двух местах мокрый кленовый лист. Надо лбом корона ветвилась особенно густо, выставляя вперед острые иглы рогов.

А он сидел и смотрел зелеными ясными глазами. Стопроцентно и безнадежно мертвый.

Не поднятый.

Вставший.

Третья форма в законченной метаморфозе. Костяной король в полном вывороте.

Некроманты в таком не ошибаются. Только не в таком.

Насте очень захотелось обратно в обморок.