Безмолвное дитя

Сара Дензил, 2017

Эмма Прайс беспомощно наблюдала, как из реки вылавливают красное пальто ее шестилетнего сына. Это была самая трагическая история того года – маленький мальчик, Эйден, ушел из школы во время ужасного наводнения, упал в реку и утонул. Его тело так и не нашли. Прошло десять лет, и Эмма наконец вновь обрела радость жизни. Она замужем, беременна и снова полна сил… Но все меняется, когда Эйден возвращается домой. Живой, но слишком травмированный, чтобы говорить. Только его тело рассказывает историю исчезновения длиной в десять лет. Сломанные кости, следы старых травм лишь мельком показывают ужасы, которые он пережил. Эйден никогда не тонул. Эйдена держали в плену. Чтобы найти контакт со своим сыном, Эмма должна разоблачить монстра, который забрал его у нее. Но кто в их крошечной деревне мог быть способен на такое преступление? У Эйдена есть ответы, но сможет ли он найти в себе силы, чтобы рассказать?

8

Мне предложили чашку чая, бутерброд и план дальнейших действий. Предстояло ещё несколько процедур: рентген, УЗИ, психодиагностика, потом осмотр у терапевта. Также могло потребоваться осмотреть наш дом на предмет его «соответствия» положению вещей. В общем, очень много всего. С перебором.

Увидев Эйдена, Соня и Питер не смогли сдержать слёз, но Соня всё-таки повернулась ко мне и кивнула — они признали его. Как и я, они увидели в нём Роба. Флеботомист взял у меня порцию крови, но лично мне это уже было не нужно. Мальчик, находившийся в этой палате, был Эйденом, и мы все это знали.

Я почти уснула, когда для разговора со мной пришёл социальный работник, но в итоге говорил с ним в основном Джейк. К этому моменту мало что, кроме Эйдена, имело для меня значение, и уж точно не этот допрос с пристрастием, который мне устроили, чтобы выяснить, какая я мать. К десяти часам вечера голова у меня кружилась кругом, но соцработник был, по всей видимости, доволен собеседованием и сообщил нам, что ещё «заскочит» к нам домой, когда Эйдена выпишут из больницы. Я неохотно вышла из палаты Эйдена, чтобы оставить его в покое, и, ускользнув от остальных, раздобыла бутылку воды. Выйдя за двери больницы, я пристроилась на неудобной каменной скамье, не обращая внимания на мелкий дождик, орошающий мне волосы. Они тут же закучерявятся, но мне было все равно.

— Я позвонила Робу.

Я вздрогнула: Соня двигалась бесшумно, словно кошка. Её голос прорезал толщу моих тягостных мыслей, заставив вернуться к реальности.

— Спасибо.

Она села рядом со мной, оставив между нами достаточно места для того, чтобы там разместился ещё один человек, и обхватила себя руками:

— Это точно он. Даже не знаю, радоваться или плакать от того, что ему довелось испытать…

— Знакомое чувство.

— Не сомневаюсь. — Она повернулась ко мне лицом. — Хотелось бы сказать, что это подарок судьбы, но… не могу. Он такой странный… сидит там, почти не шевелится… — Она прикрыла рот рукой. — Он никогда не был таким спокойным. Питер звал его Тарахтелкой. Он нам рассказывал о каждом паучке, о каждом червячке, которого в саду нашёл… Прямо такой мальчик-мальчик!

— Я помню, — кивнула я.

— Роб приедет завтра утром. — Она поёрзала, почувствовав себя не слишком комфортно. — Он взял отгул.

— Здорово. Он нужен Эйдену. Мы все ему нужны.

Соня кивнула и погрызла ноготь на большом пальце.

— Где Эйден будет жить после больницы?

Я с удивлением посмотрела на неё:

— Со мной, разумеется. Я его мать.

Соня подняла руку, словно успокаивая:

— О, конечно, я просто… Ты же в родительском доме больше не живёшь, а я подумала, может, ему будет лучше в знакомом месте, например, у нас в гостинице…

Я жёстко и холодно хохотнула:

— Ни за что. Эйден — мой сын, и он будет жить со мной у меня дома.

— Ладно. — Её губы сжались в одну тонкую линию. — Раз так лучше для Эйдена… Я сейчас думаю только о нём, больше меня ничего не волнует.

— А я что, не думаю?! — Я рефлекторно вскинула голову, глядя на неё в тусклом свечении окружавших нас больничных окон.

— Эмма, я такого не говорила. Просто я понимаю, что у тебя скоро родится ребёнок, а Джейк для Эйдена — совершенно незнакомый человек, не так ли? А вот нас он знает. И Роба, и гостиницу.

— Но рос он не с вами, — сказала я. Как ни противно было признавать, кое-что из сказанного ею имело смысл, но я отогнала эту мысль. Во мне Эйден нуждался гораздо больше, чем в Робе, Соне или Питере. — Я присутствовала в его жизни больше, чем кто-либо другой, я была для него постоянной величиной, пока он не… — Я осеклась, стараясь взять себя в руки. — Понятное дело, сейчас в моей жизни наступили перемены, но именно я его растила, и не имеет значения, где мы будем жить и кто будет жить со мной — я его мать, и он поедет домой со мной. — Я сделала паузу и смахнула случайную слезу. — Если бы там лежал Роб, вы бы позволили кому-нибудь забрать его к себе?

— Нет, ни в коем случае, — вздохнула Соня. — Ты права.

Но в её голосе слышна была нотка несогласия. Она совсем не считала, что я права, но почему — я не понимала.

* * *

Той ночью я уснула прямо на стуле в больничной палате Эйдена. Ума не приложу, как это у меня получилось, ведь стул был, мягко говоря, не самым удобным для этого местом, да и беременный живот не прибавлял удобств. Но тело заставляет сделать то, что ему нужно, а нужно ему было поспать. В двенадцатом часу ночи доктор Шаффер разбудил меня, Джейк накинул на меня пальто, и они вывели меня из палаты. Эйдену нужен отдых, у него был длинный день. Пока я спала, Эйден не сомкнул глаз и смотрел либо на меня, либо в телевизор.

Я думала, что после ночи в собственной постели, горячего душа и нормальной еды — а не того, чем потчевала больничная столовая, — я почувствую себя более-менее по-человечески. Однако после пробуждения на следующий день, в пятницу, я снова была в полубессознательном состоянии, словно находясь в каком-то сказочном мире, и лишь моя неугомонная малышка в животе напомнила, что всё вокруг вполне реально. Эйден действительно жив, его действительно похитили и держали на привязи, как циркового медведя. Каждый раз, когда я думала об этом, у меня начинало противно сосать под ложечкой.

Джейк отпросился в школе и отвёз меня в больницу. Сегодня предстояло сделать рентгеновские снимки и пройти ультразвуковые исследования. Я впервые увидела Эйдена стоящим на ногах, и у меня перехватило дыхание от осознания того, насколько он мал ростом. В его походке была какая-то скованность, будто он не знал, что делать с ногами. Я рискнула пошутить на тему своей смешной в силу беременности походки, но Эйден даже не улыбнулся, хоть я намеренно и пошла вперевалку, изображая из себя человека намного грузнее, чем была на самом деле.

— Мы сегодня хотели бы подвергнуть более углублённому осмотру лодыжку Эйдена, — сказал доктор Шаффер. — Нужно также проверить и некоторые другие кости, а для этого потребуется несколько рентгеновских снимков. Затем возьмём кровь, а потом с ним проведёт некоторое время детский психолог.

По моему телу пробежали десятки маленьких иголочек.

— Я не хочу, чтобы он превратился в объект исследования. Он же не какой-то дикий ребёнок, воспитанный волчьей стаей. Он мой сын, а не просто имя в газете.

— Совершенно с вами согласен! — заверил доктор Шаффер, для солидности склонив голову. — Но я очень надеюсь на помощь психолога. В конце концов, без лечения Эйдена оставлять нельзя.

С этим не поспоришь.

— Могу ли я находиться рядом с ним во время рентгена? — спросила я.

Не успела я получить ответ, как дверь в палату распахнулась, и я резко выдохнула от изумления. Краем глаза я увидела, как Джейк обратил ко мне своё лицо с хмурой гримасой, а я так и осталась стоять, уставившись на вошедшего мужчину. Последний раз я видела Роба почти восемь лет назад — мы обсудили кое-что в те дни, когда Эйден был признан юридически мёртвым, и после того случая контактировали редко. Это ничуть не мешало Соне держать меня в курсе того, как идут его дела в армии, куда он пошёл вскоре после исчезновения Эйдена.

Роб замер, едва переступив порог. Его взгляд целиком сконцентрировался на Эйдене, и я увидела, как заблестели от влаги у него глаза, словно превратившись в стёклышки. Как до этого и я, и Соня, он всё сразу понял. Понял, что это его сын.

— Эйден… — прошептал он.

Мне удалось справиться с дыханием, но сердце отчаянно забилось. Роб был крупным мужчиной и заполнил своей фигурой весь дверной проём. Армия сделала его ещё более мускулистым по сравнению с нашей последней встречей. На нем были сапоги, джинсы и чёрная потёртая кожаная куртка с истрёпанными краями, каштановые волосы были острижены короче обыкновенного, а карие глаза были точь-в-точь как у Эйдена.

— Это он, Роб, — сказала я. — Это правда он.

Мой бывший возлюбленный наконец перевёл взгляд с нашего сына на меня, и по спине у меня сверху донизу пробежали мурашки. В этот момент я поняла, что он чувствует ровно то же, что ощутила я, войдя в эту самую комнату и увидев своего сына восставшим из мёртвых, и это переживание с одинаковой силой воздействовало на наши души. Колени у Роба начали подгибаться, и я бросилась к нему и обхватила руками его плечи. В тот момент я не думала о своих действиях и совершенно позабыла о Джейке, который наверняка чувствовал себя лишним, стоя где-то позади и наблюдая, как жена обнимает другого мужчину. Но что поделать — Джейк понятия не имел, что мы с Робом испытывали в те секунды и почему мне так нужны были объятия Роба. Не успел он и глазом моргнуть, как я уже плакала на плече у Роба, а он на моём, и на какое-то одно самое мимолётное из мгновений у меня возникло ощущение, будто я заново обрела прежнюю семью.

— Мама мне уже всё рассказала, — сказал он, отступая на шаг.

— Всё? — спросила я, вытирая слёзы и откашливаясь.

Он кивнул:

— Я порву выродка в клочья, когда найду!

Я нервно оглянулась на Эйдена.

— Не здесь, Роб, — предостерегла я строгим голосом.

— Да, хорошо. — Он провёл ладонями по лицу. Эйден видел достаточно насилия, и нам не стоило множить его посредством таких слов. Роб наклонился и развёл руки в сторону, двинувшись в сторону сына, который робко стоял рядом с доктором Шаффером в другом конце палаты. — Приветик, приятель, как дела? Помнишь меня? Тебе не нужно ничего говорить, дружище, всё в порядке! Я твой папа, понимаешь? Прости, что не смог вчера приехать. Знаешь, а я теперь на вертолётах летаю! Помнишь, я тебе вертолёт подарил? Он ещё застрял у мамы в волосах, и нам с тобой запретили играть с ним дома, помнишь? — Вспомнив этот случай, он коротко рассмеялся. Я тоже его хорошо запомнила: пропеллер выдрал мне целую прядь! Я слегка покачала головой и поддержала его смех. Я тогда сильно разозлилась на них обоих, но оба смотрели на меня с такими выражениями на лицах, что я вмиг растаяла.

— Эйдену пора идти на рентген, — сказал доктор Шаффер, заставив меня вернуться из прошлого в настоящее.

— Конечно, — сказал Роб и повернулся к Эйдену. — Надо нам тебя подлатать, малыш. Скоро будешь как огурчик! Может, потом купим тебе новый вертолёт, идёт? — Он глянул на меня и заговорщицки прикрыл рот рукой. — Только на этот раз маме не скажем!

Как бы я хотела, чтобы Эйден посмеялся, улыбнулся или хотя бы просто кивнул! Но реакция была нулевой, а на лице у него по-прежнему было пустое и застывшее, как у куклы, выражение. Я обхватила плечи руками и вышла в коридор вслед за доктором и Эйденом. Соня и Питер ждали снаружи и поприветствовали Эйдена нерешительным взмахом рук, когда тот проходил мимо. Этот жест Эйден тоже оставил без всякого внимания. Когда он, смотря совсем в другую сторону, миновал их, Соня нервно поднесла руку к губам и юркнула в объятия Питера, вся словно съёжившись. Мне же казалось, что мы конвоировали сына к месту его казни — столь мрачной была атмосфера.

— Привет, вот наконец-то мы и встретились! — неожиданно сказал Джейк, нарушив тишину чересчур жизнерадостным, учитывая всеобщий настрой, голосом.

— Да, привет, — ответил Роб, едва взглянув на Джейка.

Я вся напряглась при виде залившегося пунцовой краской лица Джейка и протянутой для рукопожатия руки. Мы все вместе, неловко задевая друг друга, пошли по коридору.

— Мне кажется, вы были у меня на уроках по искусству! Яблоко из колючей проволоки. — Уголок его рта изогнулся в саркастической улыбке. — Ага, точно!

— Да, это была моя экзаменационная работа, и вы влепили мне тройбан. Не расщедрились, мягко говоря. А я, между прочим, этой штукой все руки себе разодрал!

— Ну, просто ваша работа показалась мне несколько банальной, — ответил Джейк, пристраивая пальцем очки поближе к переносице.

Роб покачал головой и ничего не сказал, а я плотно сжала губы. Я понимала, почему Джейк почувствовал себя как бы «вне игры», когда мы с Робом стали обниматься в палате, но ему следовало осознать всю сложность ситуации. Вспоминать в такой момент о событиях давно минувших дней, да ещё столь незначительных — это выглядело как-то совсем мелко.

— Итак, мы с Эйденом идём в рентгеновскую лабораторию, и я думаю, что с ним лучше отправиться только одному из вас.

— Я пойду, — сказала я, делая шаг вперёд.

— На самом деле я полагаю, что на этот раз лучше пойти мистеру Хартли. Мы всегда стараемся оберегать беременных женщин от воздействия вредного излучения, да и Эйдену пошло бы на пользу провести немного времени с отцом, — сдержанно и слегка виновато улыбнулся доктор Шаффер.

— Эм, ты не против? — спросил Роб.

— Конечно, — ответила я, но это его близкородственное «Эм» стало для меня некоторым сюрпризом. Я наклонилась, чтобы шепнуть Эйдену: — Я буду ждать здесь, а папа пойдёт с тобой. Не волнуйся, всё будет в порядке.

Сложно было перестать разговаривать с ним так, будто ему всё ещё шесть. А ведь он уже юноша шестнадцати лет от роду, может на законных основаниях вступать в интимные отношения, равно как и жениться и стать отцом. От этой мысли я снова почувствовала приступ дурноты.

— Ему не нравится, когда его трогают, Роб. Но ты всё равно будь с ним рядом, ладно? Я хочу, чтоб ты был рядом, и он знал, что мы его любим.

Роб кивнул и вслед за доктором и сыном вошёл в двустворчатые двери, а мне захотелось упасть на пол прямо тут.

— Да ладно тебе, — сказал Джейк. — Давай пока присядем, чаю выпьем.

Мне хотелось накричать на Джейка за то, что он сказал Робу, но вместо этого я позволила ему положить руку мне на поясницу и увести в сторону. То ли сил ругаться совсем не осталось, то ли мне просто нужен был человек, который покажет мне, куда идти и что делать. Самой справиться с такой умственной задачей у меня бы сейчас не вышло, ибо всё, о чём я способна была думать на тот момент, это о безвольном выражении лица Эйдена.