Двойное алиби

Самид Агаев

Уличив мужа в супружеской измене, оскорбленная женщина в смятении чувств садится в первую попавшуюся машину и уезжает в ночь. Случайное знакомство, загородная поездка, романтический ужин. В тяжелую минуту женщина пытается забыться в объятьях первого встречного мужчины. Спустя несколько дней водителя машины задерживают и предъявляют обвинение в сексуальном преступлении…

Сам виноват, и слезы лью и охаю, попал в чужую колею глубокую. Двигаясь в левом ряду с черепашьей скоростью, Славин тихо подпевал Высоцкому, наблюдая в боковом зеркале, как по осевой линии, пренебрегая правилами дорожного движения, несется огромный черный джип, увешанный разноцветными фонарями, словно новогодняя елка. Матерясь, он стал прижиматься правее от греха подальше. Для этих спецмашин закон был не писан. Бояре Морозовы. Зацепит, потом тебя же и обвинят в том, что не уступил дорогу. В памяти еще было свежо воспоминание о смерти двух женщин, в машину которых врезался шестисотый «мерин», двигавшийся по встречной полосе. В аварии обвинили их же, а нефтетрейдер, сидевший за рулем, избежал наказания. Суд не принял во внимание показания свидетелей, а видеокамеры, во множестве установленные на площади, почему-то оказались неисправными. Все до единой. И, кстати говоря, дело происходило именно на этой площади. Во втором ряду недовольно засигналили, не давая ему перестроиться. Это только моя колея, это значит не надо за мной. Джип пронесся мимо, объехал пробку и притормозил на красный свет у стоп-линии. Это был кадиллак «Еscalade» с наглухо тонированными стеклами. На площади была грандиозная пробка, машины едва ползли по всем прилегающим улицам. Славин прикинул, что сможет проехать перекресток через один цикл светофора. Он вышел из машины, чтобы отбить лед со стеклоочистителя. Между рядами автомобилей шла женщина в норковой накидке без головного убора. «Хороша, — машинально отметил Славин и сел за руль, — хороша Маша, да не наша». На следующий зеленый он должен был проехать перекресток. Женщина поравнялась с его машиной, взялась за ручку и открыла дверь.

— Довезете меня до метро?

Изумленный Славин не успел ничего ответить, как она села в машину вместе с ней в салон ворвался шлейф дорогого парфюма. Вопрос для нее видимо был риторический, то есть не предполагал ответа, тем более отказа.

— Вообще-то метро здесь рядом, — сказал Славин. Он показал рукой. — «Ленинский проспект», всего два шага.

— Да. Но все равно довезите, пожалуйста.

— Мы в левом ряду. Я уже не смогу перестроиться.

— Тогда до следующего, вы же прямо едете.

Славин хотел, было возразить, но сзади стали сигналить. Зажегся зеленый свет, и он поехал. Иногда проще уступить, чем объяснить почему ты этого не можешь сделать. Пересекая площадь, вновь увидел черный кадиллак, он стоял у тротуара за перекрестком. Пропустив его, кадиллак поехал следом. Но затем обогнал и затерялся в потоке.

— Следующая станция «Октябрьская», подойдет? — спросил Славин.

— Подойдет, — бездумно ответила женщина.

Ей было лет тридцать-тридцать пять, под норковой накидкой белоснежная рубашка с оторочкой на груди, драные джинсы. Тонко выщипанные брови, подведенные глаза. Черт знает, может и сорок, нынешняя пластическая хирургия творит чудеса.

— Я не понял, откуда вы взялись среди машин? — заговорил Славин. — Там на перекрестке и пешеходного перехода то нет.

— Это важно? — обронила женщина.

— Да нет. Это я к слову, чтобы поддержать разговор.

— Не надо, нечего поддерживать, — голос ее вздрогнул.

Славин взглянул на пассажирку. Женщина отвернулась к окну. Но он успел заметить блеск влаги на щеке. Слеза? Наверное, разругалась с кем-то и выскочила из машины. Иначе откуда ей взяться посреди огромного перекрестка.

— «Октябрьская»! — объявил Славин, перестраиваясь в правый ряд. Остановка здесь была запрещена. Но ментов поблизости не наблюдалось, и он остановил машину. Женщина открыла сумку, стала в ней искать.

— Сколько я вам должна?

— Все равно. Сколько хотите.

— Двести рублей хватит?

— Хватит. Даже сто хватит.

Она продолжала рыться в своей крошечной сумочке, затем виновато взглянула на водителя.

— Визу, Мастеркард — не принимаю, — сказал Славин. Это была шутка, но женщина слова приняла всерьез. Видимо, шутка была неуместной. Не та обстановка.

— У меня были деньги, — раздосадовано произнесла она, — как раз сто рублей. Но я купила сигареты, вспомнила. А вы нигде не видите банкомат? Может быть, вы подождете? Я схожу, сниму деньги с карточки.

— Банкомат есть на той стороне улицы у вестибюля метро. Но туда не подъехать. А стоять здесь запрещено. Поэтому идите с богом. Ничего не нужно. И не ссорьтесь больше с мужем.

— Наверное, вы считаете себя проницательным? — довольно резко спросила женщина.

— Я не угадал?

— Это вас не касается.

— Извините, мне не нужно было этого говорить, хотелось подбодрить вас.

— С чего вы взяли, что я нуждаюсь в утешении?

Диалог затянулся. Славин досадовал на свою несдержанность. Характер у дамы по всему был колючий.

— Беру свои слова обратно, — сказал он, желая закончить разговор и избавиться от неблагодарной пассажирки. — Будьте здоровы.

— Спасибо, — сказала женщина, не двигаясь с места.

— Что-нибудь еще? — спросил Славин.

— Я не хочу в метро. Я не пользовалась им лет десять, не меньше.

— Я рад за вас.

— Не язвите. Вы сами на автомобиле передвигаетесь.

— На метро я тоже часто езжу.

— И как там?

— Ужасно. Одни киргизы.

— Вот видите, а меня в метро отправляете.

— Это называется женская логика, — сказал Славин.

— А как вы киргизов от узбеков отличаете, для меня они все на одно лицо?

— Просто отличаю, объяснить не могу, в армии наш командир отделения был киргиз.

— И почему ужасно, чем вам киргизы не угодили?

— Так я же говорю, сержант киргизом был, нахлебался от него.

— Вы расист?

— Нет, просто не люблю киргизов.

— А это называется мужская логика.

В зеркале он заметил препоясанного светоотражающими ремнями инспектора ГАИ. Включил передачу и поехал.

— Я довезу вас до ближайшего банкомата, вы снимете деньги, остановите такси и уедете. Согласны?

— Зачем же мне ловить такси, если я уже сижу в машине.

— Это не такси.

— Логично.

Славин доехал до ближайшего отделения банка, за стеклянной дверью которого виднелся банкомат и остановился.

— Прошу, — сказал он, — я сделал для вас все, что мог.

— Нет, не все, — возразила женщина, — вы можете отвезти меня домой.

— Не могу, мне в другую сторону.

Женщина продолжала сидеть.

— Почему вы не выходите?

— До свидания.

Она взялась за ручку. Славин не стал дожидаться, пока она покинет автомобиль. Вышел, открыл капот, стал заливать незамерзающую жидкость в бачок опрыскивателя. Несмотря на мороз, дорога была в слякоти из-за реагентов, которыми московские власти щедро или лучше сказать обильно поливали мостовую. Вода в бачке замерзала, а стекло пачкалось, — это было два взаимоисключающих события. Славин помнил те времена, когда зимой в Москве никто из автомобилистов не цеплял щетки, поскольку в них не было надобности. Не иначе это были происки поставщиков незамерзайки. Она расходовалась в больших количествах. Когда Славин захлопнул капот. Женщина все еще была в салоне. «Надо двери держать закрытыми», — запоздало подумал он, сел в машину и поинтересовался.

— Что-нибудь еще? Почему вы не выходите?

— Я не могу найти свою карточку, — невозмутимо сказал женщина.

— Но я вижу, что вы не очень расстроены этим фактом. Другая бы уже плакала.

— Что толку слезы лить.

— У вас сильный характер.

— Это вопрос или утверждение?

— Утверждение.

— Вы ошибаетесь, я слабая беззащитная женщина.

— Я не буду спорить с вами. Могу даже вам десять рублей на билет в метро дать.

— Мне это не поможет. До моего дома метро не ездит.

Исчерпав все доводы, Славин замолчал и развел руками.

— Что будем делать? Мне нужно ехать.

— Послушайте, — взмолилась незнакомка, — неужели, вы способны выставить беззащитную женщину на мороз, не протянув руку помощи?

— Я вам протянул обе руки. Довез бесплатно и еще предложил деньги на метро.

— Мне это не поможет.

— Дареному коню в зубы не смотрят. Позвоните друзьям своим, подруге. Маме, наконец. Почему вы взываете к моей совести?

— У меня нет друзей, а мама далеко. Ладно, я все поняла, слишком многого прошу. Спасибо, до свидания.

Она вышла из автомобиля. Славин проехал вперед, поглядывая в зеркало заднего вида. Женщина стояла, подняв воротник, кутаясь в него, даже не делая попыток остановить такси. Ветер швырялся зарядами снега. Несколько «бомбил» притормаживали возле нее, но она отворачивалась, а потом и вовсе отошла подальше от проезжей части. «Черт бы тебя побрал, — неизвестно кому адресуясь, выругался Славин». Человек, вызвавший у него чувство жалости, мог делать с ним все, что угодно. Перед этим чувством, он был бессилен. Славин затормозил, дождавшись пока отъедет автобус от остановки, подал машину назад. Женщина его не видела. Славин посигналил. Она не обернулась, как всякая порядочная женщина. Славин вышел из машины, подошел к ней.

— Садитесь, — сказал он.

Она смотрела на него, недоумевая.

— Уже не узнаете? Девичья память. Вы только что вышли из моей машины. Садитесь обратно.

— А это вы!

Славин пошел к машине. Женщина следом.

— Куда вас отвезти? Надеюсь, вы в Москве живете, а не в Балашихе.

— Почему сразу в Балашихе?

— Просто к слову пришлось.

— Вы были правы, я поссорилась с мужем. Вообще-то мы живем на проспекте Мира, но туда я не поеду. У нас есть загородный дом. Если вы отвезете меня туда, я буду вам очень благодарна.

— Куда ехать? — тоном бывалого таксиста спросил Славин.

— В Перхушково.

Славин присвистнул.

— Это же недалеко. Полчаса езды — заметила женщина.

— Вы в какое время ездите? Воскресным утром, может и полчаса, а сейчас — часы пик. Вы видели, что творилось на площади Гагарина.

— Не знаю, мы с мужем за полчаса доезжаем. На Кутузовский, и прямая дорога без светофоров.

— А кто у нас муж?

— Неважно. Я не хочу о нем говорить. Так мы поедем? Я вам хорошо заплачу. Сто долларов. Это хорошие деньги. Ладно, двести… ну хорошо назовите свою цену.

— Что вы торгуетесь? У вас же денег нет.

— Я нашла карточку, — сообщила женщина.

— Так что же мы время теряем. Снимите деньги, возьмите такси. Вам это не пришло в голову?

— Не считайте меня дурой. Я не могу снять деньги, потому, что не помню пин-код, в телефон вбит, а он разрядился. Но я могу вам что-нибудь купить в магазине. Пиджак, например, в счет расчета. Хотите?

— Это мне что-то напоминает. Как в фильме «Красотка», но худший вариант.

— Возможно.

— Не хочу. Это пошло. Наш разговор затянулся. Послушайте, назовите адрес, если это в разумных пределах от моего дома, то я вас отвезу. Но ехать за город, это слишком.

— А где вы живете?

— На Варшавке. У вас есть кто-нибудь в это районе?

— Есть. Мама в деревне. Но это подальше будет, километров на триста.

— Очень смешно.

— Я угощу вас ужином по дороге. На Кутузовском есть отличный ресторан с итальянской кухней.

— Макароны я и дома могу поесть. А пиццу сейчас на каждом углу продают.

— Очень смешно. Не надо упрощать. Не макароны, а паста «Болоньезе», пармская ветчина, пицца из дровяной печи, хорошее итальянское вино.

— Я за рулем.

— От бокала сухого красного вина ничего не будет. Ни один инспектор не поймет, что вы выпимши.

— Ладно, поехали, — сказал Славин, наблюдая в зеркале заднего вида очередного приближающегося гаишника. Он отметил слово — выпимши, не иначе деревенская, в люди выбилась, или удачно замуж вышла. Для провинциальной девушки это первостатейная задача, впрочем, не только провинциальной.

Он воткнул первую передачу, полноприводный субару «Импреза» унесся перед носом инспектора. Лавируя между машинами, то ускоряясь, то сбрасывая скорость, Славин проехал Якиманку, Большой Каменный мост, Дом Пашкова и повернул на Арбат. Отсюда дорога была прямой, как стрела.

— Правильно говорят, — вдруг сказала пассажирка, — что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

— Я согласился не из-за ужина, — возразил Славин.

— А из-за чего?

— Из-за того, что оказался в безвыходном положении. Вы для меня сейчас, как чемодан без ручки, везти далеко, а бросить жалко.

— Вот спасибо. Чемоданом меня еще никто не называл.

— Не вас. Я про ситуацию. Это самое точное определение. Так что имейте в виду, что я вас везу не из-за пармской ветчины, а из-за своего воспитания. В разные периоды своей жизни я был октябренком, пионером, комсомольцем и коммунистом. Не могу бросить вас в трудную минуту. И давайте не будем тратить время на ресторан. Не думаю, что вы от этого ужина получите удовольствие. А я не люблю быть в тягость. Едем прямо в Перхушково. Трафик более-менее подходящий.

— Как вас зовут? — спросила незнакомка.

— Славин.

— Славин — это фамилия. А имя?

— Марк.

— Вы еврей?

— Почему сразу еврей, а не римлянин, например.

— Значит, вы римлянин?

— Возможно, а вас как зовут?

— У меня обычное русское имя Мария.

— Вот как раз Мария — это самое что ни на есть еврейское имя. В Библии имя Мария сплошь и рядом встречается.

— Надо будет мужа обрадовать. Он у меня евреев не любит.

— Но вас-то любит?

Мария не ответила, она сказала, указывая пальцем:

— Вот ресторан, о котором я говорила.

Славин мельком взглянул на вывеску. Они проезжали Триумфальную арку.

— Но раз вы отказались от ужина, я должна буду вам заплатить. Иначе это будет неправильно.

— Это вопрос или утверждение?

— На ваше усмотрение.

— Это будет неправильно, — сказал Славин, — хотя вы наверняка думаете иначе. Женщина думает, что, если она красива, то этого достаточно, чтобы мужчины оказывали ей услуги.

— Вы так считаете?

— К чему этот разговор. Я все равно вас уже повез без всяких условий. Заплатите — хорошо. Нет, значит, нет.

— Я заплачу, как обещала двести долларов. Дома есть кубышка, или как вы ее мужики называете — заначка. Но мне просто интересно. Почему?

— Потому что неопределенность чревата проблемами. В жизни хороша ясность. Мужчина везет женщину незнакомую за город либо за деньги, либо в надежде на секс. Не пугайтесь.

— То есть, если денег не будет, вы потребуете секса?

— Нет, успокойтесь.

— Но вы же только изложили свои принципы или правила.

— В правилах есть исключения.

— Значит, вы исключение.

— Выходит, что так.

— Уф, мне даже жарко стало. Как у нас разговор завернул. Я даже отвлеклась от сегодняшнего мордобоя. Хорошо, что я села именно в вашу машину.

— Конечно хорошо. Кто бы вас кроме меня повез бесплатно.

— Я же сказала, что заплачу.

— Вы подрались с мужем?

— Это я фигурально. Подрались бы, если не водитель.

— У него свой водитель? Большая шишка ваш муж?

— Так! Все. Не хочу об этом говорить.

— Сами начали.

— Где мы сейчас?

— Кунцево проезжаем. Поедем через Одинцово или по прямой?

— Лучше по прямой, а там, где поворот на Внуково, повернем направо.

— Я знаю.

— Вы не таксист, случайно?

— Я снабженец, начальник отдела.

— А что это за машина, я не разглядела.

— «Субару».

— Хорошо едет, юркая.

— Триста лошадиных сил.

Женщина вдруг засмеялась.

— Что?

— Ничего, просто смешно стало. Триста лошадей — это большой табун.

— Мощность автомобильного двигателя измеряется в лошадиных силах.

— Да знаю я. Вы всегда такой серьезный?

— Я подумал, что вы не знаете.

— Знаю, я сама вожу машину. Дадите мне свой номер телефона?

— Зачем?

— Позвоню, узнаю, как вы обратно доехали. Ночь все-таки.

— А вы всегда такая заботливая?

— Нет. В данном случае я буду чувствовать ответственность за вас.

Славин стал диктовать номер, но Мария сказала:

— Не сейчас, я все равно не запомню. Приедем, запишу.

Проехали МКАД. После Немчиновки шоссе, как ни странно оказалось полупустым. Домчались до станции «Внуково», здесь Славин повернул направо, затем, доехав до Можайского шоссе налево. Постоять пришлось на железнодорожном переезде. Пошел снег, редкий, но промчавшийся поезд поднял снежную метель.

— Удивляюсь я, — вдруг сказал Славин, — как это меня угораздило оказаться здесь. Не иначе вы применили чары.

Он взглянул на пассажирку, ее губы тронула едва заметная улыбка.

— Сейчас пропустят, — сказала она. — За переездом прямо, а там я покажу.

Под предупреждающий звон подняли шлагбаум. Славин переехал по шпалам и вскоре углубился в поселок, следуя указаниям.

— Это здесь, — сказала женщина, указывая на высоченные ворота и забор.

Славин остановился в указанном месте. Мария взглянула на него.

— Здесь будете ждать?

— Дорога узкая, — ответил он, — если машина поедет, помешаю, надо будет передвинуть.

— Поближе к воротам никому не помешаете.

Славин последовал ее совету и заглушил двигатель.

— Так ужин или деньги? — спросила она.

Поскольку Славин молчал, сама же ответила:

— Значит, и то, и другое.

Она открыла дверь и взглянула на водителя.

— Пойдем, хоть чаем угощу. Не кобенься, мне плохо одной. Живая душа нужна, поговорим немного, и уедешь.

— Хорошо, — сказал Славин.

Оказавшись за воротами, он сразу же почувствовал, как исчезает накапливаемая в нем за время поездки досада на женщину и на свою мягкотелость. «Нет худо без добра», — подумал он, когда увидел утопающий в белоснежных сугробах двор, деревья и кустарники, занесенные снегом. Посреди участка стоял добротный двухэтажный дом красного кирпича. Здесь во дворе, после городской суеты, быстрой езды, он словно оказался в другой реальности. Было тихо, медленно кружась, падали снежинки, и казалось, что время замедлило свой ход.

— Вы идете или как? — позвала его с крыльца Мария. Она звенела ключами, подбирая необходимый, наконец, открыла дверь и вошла на застекленную веранду. — Ну, чего вы застыли там? Хотите оттянуть неприятное общение со мной.

— Для женщины с такой внешностью вы слишком самокритичны, это граничит с кокетством, — возразил Славин. — На меня просто накатило. После сумасшедшей Москвы, грязной дерганой, вдруг оказаться в тишине и свежести зимнего сада. Это как в церкви бывает. Заходишь взвинченный, мысли одна хуже другой, а постоишь в тишине, и вдруг все проблемы отступают, чувствуешь, что все пустое, эти лишние хлопоты, суета, отравляющие тебе жизнь. Или как после тяжелого дня выпить стакан водки.

— Про церковь мне понравилось больше, — сказала Мария, уходя в дом.

Последовал за ней. Хотя постоял бы во дворе еще, не желая расставаться с охватившим его благоговением.

— А вы не лишены романтики, — заметила Мария, — и за внешность спасибо.

— Говорить правду — просто и приятно, — сказал Славин.

При ярком освещении женщина выглядела еще более эффектно. Он не была красивой, но породистой, как скакун, и видимо тщательно следила за собой. Она стояла посреди гостиной спиной к монументальному камину, отделанному натуральным камнем. Перед порталом находились большие кожаные кресла, массивный журнальный столик. Изнутри дом был обшит деревом. С потолка свисала стилизованная под старину кованая люстра. У стены возвышался величавый буфет из красного дерева, перед ним круглый ореховый стол.

— Имение наследственное? — спросил Славин.

— Почему вы так решили?

— Дом новый, а деревья многолетние.

— Все значительно проще. Купили у бывшего номенклатурщика участок со старым домом. Снесли к чертовой матери и построили новый.

— Действительно, все просто. А я все выстраиваю догадки путем сложных умозаключений.

— И напрасно. Не надо усложнять жизнь. Все всегда значительно проще. И за поступками людей, как правило, низменные мотивы. А такие как вы громоздят удобные для себя отговорки лишь бы не смотреть в глаза действительности.

— Должен признать вашу правоту, — сказал Славин с сожалением. — А что камин работает?

— Да, если хотите, можете зажечь огонь. Я с ним возиться не буду. Я вообще не помню, когда его вообще топили.

— Не топите камин, а дрова рядом.

— Антураж. Так дизайнер видел. У нас паровое отопление. В подвале газовый котел. Здесь тепло.

— Но вы шубу не снимаете.

— Стриженная норка, это не шуба, это украшение. Мне не жарко. Под ней у меня практически ничего нет. Хотя вы правы. Сейчас надену свитер.

— Так камин запалить?

— Конечно, пусть живой огонь займется, авось в нем сгорят все наши беды. Как говорится «Махмуд поджигай». А я займусь чаем.

Мария, включила телефон в зарядное устройство и скрылась в соседней комнате. Славин занялся разведением огня. Достал из кармана швейцарский складной нож, с которым никогда не расставался и, взяв в руки полено со словами «сейчас мы вырежем Буратино» стал стругать стружку для растопки. Когда хозяйка вернулась в гостиную, в топке уже занималось пламя.

— Справились?

— Здесь много ума не надо.

— Ну не скажите, не каждый мужик способен разжечь огонь для женщины.

Славин улыбнулся.

— Или в женщине. Ваши слова прозвучали многозначительно.

— А я вас предупреждала — не ищите везде подтекста. Вот и пример сразу нарисовался.

На ней теперь был свитер грубой вязки. Она включила электрический чайник, а потом поставила на столик у камина две чашки и сахарницу с конфетами. Когда вода закипела, наполнила чашки.

— Чай из пакетиков. Не обессудьте.

— Спасибо, мне все равно.

— Зато выбор большой — черный, белый, зеленый, цветочный, жасмин, бергамот. Вы какой будете?

— Черный.

После этого наступило долгое молчание. Сидели, пили чай, глядя, как пламя лижет поленья и вытягивается ввысь к невидимому дымоходу.

— А выпить не хотите? Виски, например, — вдруг предложила хозяйка.

— Я за рулем, спасибо.

— А я выпью, не возражаете?

— Нет, конечно.

Она встала и пошла к буфету, вернулась с бутылкой «Чивас» и двумя толстостенными граненными стаканами фирмы «Luminarc».

— Я вам просто налью, чтобы видимость была, будто я не одна пью.

Она наполнила оба стакана до половины, потребовала, чтобы он взял свой в руки, чокнулась с ним и сделала глоток.

— Черт, я же про деньги забыла, — воскликнула она, — я сейчас.

— Сидите, — остановил ее Славин, — я не возьму денег.

— Почему?

— Поздно. Я сижу с вами за столом, не могу. Джентльмен не может брать деньги с человека, который угощает его виски. Тем более с женщины.

— Вы старомодны, но мне это нравится. В таком случае — ужин. И без возражений.

— Хорошо, — согласила Славин. Он все еще держал стакан с виски.

— Вы хотя бы пригубите, — заметила Мария. — Это не скажется на вашем вождении. Нельзя после чоканья ставить стакан, не выпив ничего. Плохая примета. В Грузии, например, поэтому из рога пьют, пока не осушишь, на стол не поставишь, вино разольешь. Взял рог в руки и попался.

— Подловили. Но я и стакан выпью, на моем вождении это никак не скажется.

— У мужиков бахвальство — вторая натура.

— Вы меня подначиваете? Если я выпью стакан, мне придется остаться здесь на ночь. Ни к чему эти игры с ментами. Или обуют на деньги, или прав лишат. Если принципиальный попадется.

— Оставайтесь, кто же не дает. Места много.

— А что скажет муж?

— А мне плевать на то, что он скажет.

— Вы Сирена, — улыбнулся Славин, — а я Одиссей. Так я и буду теперь вас называть.

— Может быть. Хорошая ассоциация.

Славин чокнулся с хозяйкой еще раз, пригубил и поставил стакан. Женщина сделала несколько глотков и словно задохнулась. Замахала ладошкой перед лицом, со стуком поставила недопитое виски, схватилась за чашку с чаем, запила и выдохнула.

— Непривычный для вас напиток ячменный виски, — сочувственно сказал Славин.

— Да, я все больше ликерами балуюсь, коктейлями, вино люблю хорошее. Но можно перейти на ты. Целоваться не будем, но засчитаем это как брудершафт.

— Как мне вас называть — Мария?

— Нет, это слишком официально.

— Маша?

— Это будет фамильярно.

— Что-то среднее. Мара?

— Боже упаси. Хотя ладно, называй как хочешь, можно Мари. Я буду звать тебя Одиссей. Помнишь, песенка такая была — «Ты куда Одиссей, от жены, от детей». Кстати, ты женат?

— Разведен.

— А лет тебе сколько?

— Почти сорок.

— Дети?

— Взрослая дочь. Почти не общаемся.

— Почему?

— В маму пошла.

— Ну что же, пока все складывается удачно. Нет, не подумай. Это я к тому, что меня совесть не будет мучать из-за того, что я тебя здесь удерживаю. А там жена с ума сходит. Женская солидарность, понимаешь?

— Анекдот про женскую и мужскую солидарность? — предложил Славин.

— Валяй.

— Мужская солидарность. Муж не ночевал дома.

Жена. — где был?

Муж. — у Васи.

Жена звонит Васе. — Мой у тебя был?

Вася. — Что значит был, он и сейчас у меня.

Женская солидарность. Жена не ночевала дома.

Муж. — Где была?

Жена. — У Вали.

Муж звонит Вале. — Моя у тебя была?

Валя. — Нет, конечно, я тебе давно говорила, что она гулящая.

— Смешно, — сказала Мария без улыбки.

— Извините, — сказал Славин, — кажется я проявил бестактность, не сообразил.

— Ладно, не парься, все нормально, однако соловья баснями не кормят. Сейчас продукты питания организую.

Мария ушла. «Черт возьми, — сказал себе Марк, — в доме повешенного не говорят о веревке, досадная оплошность, где ваше чувство такта»? Он взял кочергу и стал ворочать поленья в камине. Предложение остаться на ночь взволновало его. Помимо воли, это было не рассудочное. Раздался звонок. Мария вернулась, ответила, — алло, алло, — потом выдернула телефон из сети, прикрыла дверь на кухню. Но Марк все равно почти все слышал, хоть и старался не слушать, потому что был воспитанным человеком. Громким яростным шепотом женщина взывала к совести невидимого абонента. «Десять лет жизни коту под хвост, лучшие годы я тебе отдала, — расслышал Марк. — Про деньги забудь, считай, что это компенсация морального ущерба. — Разговор закончила словами — да пошел ты, будет так, как я сказала или я сделаю так, что всю лавочку твою закроют. Это мое условие».

Потом наступило молчание. «Черт, вот угораздило меня попасть в супружескую свару, — сказал себе Славин. — Зачем я посетил сей мир в его минуты роковые, или как там?»

— Ты можешь мне помочь? — После долгой паузы крикнула Мария.

Марк пошел на зов. Она улыбалась, как ни в чем, ни бывало, держала в руках поднос с закусками, глазами показала на трехлитровую банку с солеными огурцами.

— Можешь это взять?

— Могу, но зачем. Кто же ест на ночь соленые огурцы, жажда замучает.

— Какой рассудительный, но ты прав. Тогда возьми нож и разделочную доску. Будем там все резать. Для сервировки нет ни времени, ни желания.

— Давай, я поднос возьму.

— Нет, я сама, лучше нож, а то я его боюсь.

Марк кивнул, взял деревянную доску и большой узбекский нож с ручкой из маральего рога. Последовал за ней.

— Угостить особо нечем. Мы здесь были в воскресенье. А сегодня у нас — среда. Все, что нашла. Негусто, но, как говорится, чем богаты, тем и рады. Словом, дареному коню в зубы не смотрят.

— Это называется негусто?! — усмехнулся Славин.

— А как это называется?

— Это называется, у кого щи пустые, а у кого жемчуг мелковат.

Мария несколько секунд сердито смотрела на него, а затем захохотала. Отсмеявшись, сказала:

— Спасибо, рассмешил. Вот нож, а вот — продукты. Режь и ешь. Хлеба жалко нет.

— Хлеб будет лишним за этим столом. Со свиным рылом да в калашный ряд.

Мария опять засмеялась. Смех был заразителен, Марк тоже улыбнулся.

— Почему я смеюсь? Мне сегодня плакать надо, а я смеюсь, — удивленно сказала Мария.

— Может, это смех сквозь слезы?

— Слез не будет, не дождетесь. Это я не тебе.

На огромном Жостовском подносе лежала вяленая свиная рулька, именуемая благородным испанским словом — хамон, шмат твердого желтого сыра, банка с оливками и дижонская горчица. Так было написано на ее этикетке.

— Извини, что скудная закуска и все без сервировки. Кажется, я это уже говорила. Я повторяюсь.

— Ничего, я тоже могу повторяться. Чтоб я так жил скудно.

— Уже не смешно, угощайся.

Марк отрезал несколько ломтиков хамона, сыра, открыл банку с оливками.

— Ну что? Выпьем?

— Я не буду.

— Я да, а ты сделай вид.

— Хорошо, — согласился Славин.

Он взял стакан, чокнулся и поставил на стол. Мария сделала большой глоток и сказала:

— Нет, так не пойдет. В этом есть что-то извращённое. Когда женщина пьет, а мужик комедию ломает.

— Это грубо, — сказал Марк.

— Извини, я в таком состоянии сегодня, мне простительно. Я же баба деревенская, из Брянской области, скажи спасибо, что матом не ругаюсь. В Москву приехала двадцать с лишним лет назад. Институт закончила, Плешку, между прочим, замуж вышла и т. д. и т. п. Снимай куртку, здесь уже тепло.

Марк стянул кожаную куртку и бросил на диван. Тирада женщины притупила в нем желание раскланяться и уйти, вызванное предыдущим замечанием. Он взглянул на часы, стрелка подбиралась к двадцати трем часам. Мария перехватила взгляд.

— Подбрось дров в камин, — попросила она.

Когда он, выполнив просьбу, вернулся за стол, то увидел в ее руках брелок со звездами, это были ключи от автомобиля.

— Теперь не уедешь, — сказала она.

— Это не смешно, — возразил Марк.

— Мне тоже не смешно, поэтому я и прошу тебя остаться.

Но тут же бросила ключи на стол.

— Возьми, я пошутила. Но, если бы ты знал, сколько мужчин мечтает услышать это от меня. А удача выпала тебе. И ты отвергаешь ее. Тебя дома никто не ждет. Мы посидим, допьем эту бутылку, и ты пойдешь спать. Места много. Я выделю тебе отдельную комнату. Можешь даже закрыться на ключ. Если ты так печешься о своей нравственности.

— А, если приедет твой муж?

— Так у нас же ничего нет, кроме… ничего.

— Но он же этому не поверит.

— Ладно, как хочешь. Мне надоело тебя уговаривать. Между прочим, у нас имена однокоренные. Марк, Мария. Будь здоров! Давай, делай вид.

Она взяла в руки стакан. Марк последовал ее примеру, чокнулся и выпил. Мария округлила глаза от удивления.

— Вот это по-нашему, по-бразильски. Какой довод на тебя подействовал?

Марк не сразу ответил. Он дегустировал ячменный дистиллят.

— Отличный виски, — наконец сказал он, — выдержанный, качественный. Дома никто не ждет, а тебе нужна моя помощь, ты нуждаешься в общении.

— Христианское милосердие. Я вообще-то не люблю, когда меня жалеют, если ты сидишь здесь только из этих соображений, то можешь ехать.

— Я атеист, а ты хороша собой.

— И в виски разбираешься.

— Есть немного. Такого не пил. Хорош.

— Еще бы. Из Duty free.

— Хамон, сыр тоже оттуда?

— Нет. Это из Испании. На Новый год ездили, привезли. Хотя этого добра и здесь хватает. Ты был в Испании?

— Нет. Я дальше Турции не ездил.

— Наливай еще. И мне, и себе. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.

Славин наполнил стаканы на треть. Каждый взял в руки свой, и они синхронно задумались, каждый о своем. Славин о том, что поступает опрометчиво и неразумно. Такие приключения хороши в двадцать лет, но никак не в сорок, да еще в загородном доме замужней, и судя по всему экстравагантной женщины, чей муж, видимо, влиятельная персона. Алкоголь еще не начал действовать, и Марк осторожничал. Мария думала о том, как ей повезло с этим парнем. Иначе бы она сошла с ума в одиночестве.

— Хорошо сидим, — сказала она. — О чем ты думаешь?

— Так, ни о чем. А ты?

— А я о том, как мне повезло с тобой. Чтобы я делала, если не села в твою машину. Без денег, без телефона. Спасибо, я тебе очень благодарна.

— Не стоит благодарности, — сказал Славин, устыдившись собственных опасений. — А что случилось у вас с мужем? Мы можем поговорить, если хочешь.

— А ты что психиатр-терапевт?

— Нет, но был женат. Кое-что понимаю.

— Но ты же развелся. А говоришь, понимаю. Вот, если бы ты сохранил семью, тогда бы понимал. Насмотрелись американских фильмов, и все лезут с советами.

— Извини, я не лезу. Просто предложил. Иногда помогает, просто поговорить.

— Все нормально. Не извиняйся. Просто говорить не о чем. Муж послал мне смс-ку, предназначенную любовнице. Как в песне поется — картина ясная. О чем тут можно говорить, а?

— Не о чем, — согласился Марк.

— Спасибо за понимание. Может, выпьем?

— Непременно.

— Ты начинаешь мне нравиться. Пьем или вечер потерян.

Сдвинули стаканы, выпили.

— А до этого не нравился? — спросил Марк. Он срезал ломтик вяленой свинины, положил на пластинку сыра и протянул женщине.

— Не цепляйся к словам, — сказала Мария, беря подношение, — спасибо за заботу. Вместо того, чтобы я тебе бутерброды делала, ты меня обхаживаешь. Но мне нравится. Вообще, начало отношений лучшее, что есть в жизни.

— Начало отношений — это формула речи?

— Вот именно, хорошо сформулировал. Надо запомнить, формула речи. А я тебе нравлюсь?

— Конечно, как ты можешь не нравиться. И до этого нравилась, и сейчас нравишься.

Мария засмеялась.

— Что такое?

— Для женщины главное, чтобы нравилась не до того, а после. Извини, что так прямолинейно.

— Ничего, у нас, ведь, вечер прямых текстов. Говорим правду, как на исповеди.

— Вроде того. Ты хочешь задать мне прямой вопрос? Задавай!

— Ты хочешь отомстить мужу с моей помощью?

— Хочу и отомщу. Но не обольщайся, если ты об этом подумал. Мы просто сидим и разговариваем. Мне сейчас общение важнее секса. А у вас мужиков всегда одно на уме.

Марк взял бутылку и плеснул в каждый из стаканов.

— Даже не знаю, что сказать, — молвил он, — ты меня пристыдила. Но хочу заметить, что женская логика это что-то особенное.

— Что-то жарко стало, — сказала Мария и стянула свитер, оставшись в белой рубашке, расстегнула две верхние пуговицы, явив роскошное декольте.

Марк старательно избегал взгляда на полуобнаженную грудь. Но Мария сказала:

— Можешь не отворачиваться. У нас же вечеринка правды. Для чего грудь женская существует? Для чего бабы с ней так нянчатся, чтобы мужикам нравиться, чтобы они на нее смотрели.

— Тогда расстегни рубашку совсем, — шутливо предложил Славин.

— А ты думаешь, что я этого не сделаю?

Мария расстегнула все пуговицы, сняла рубашку, оставшись с полупрозрачным открытым бюстгальтером. Марк улыбнулся.

— Что?

— Ни что, просто улыбаюсь. Красивая грудь, приятно смотреть. На язык просится классическое выражение, которое мне очень нравится.

— Ну-ну, блесни интеллектом, произведи на девушку впечатление. Что за выражение?

— Говорить правду просто и приятно.

— Хорошо сказано. Это выражение мне надо будет тоже запомнить. Где ты работаешь?

— Я уже говорил. Начальник отдела снабжения на заводе.

— Что за завод? Государственный?

— Был государственный, пока жена градоначальника на него лапу не наложила.

— Сколько получаешь?

— Двадцать тысяч месяц.

— Негусто.

— Сколько есть.

— На такую зарплату «Субару» не купишь.

— Машина не новая, к тому же у меня есть ларек, небольшой магазинчик. Еще есть вопросы ко мне?

— Тебе неприятно?

— Не то чтобы, просто как на допросе.

— Еще про личную жизнь можно?

— Валяй.

— Валяй это грубо. Тебе это не к лицу.

— Быстро во мне разобралась.

— Не все тебе психотерапией заниматься. Мы тоже не лаптем щи хлебаем. У тебя есть подруга?

— Разве что соседка.

— Ты спишь с соседкой?

— Боже упаси, ей семьдесят восемь лет. Ты спросила про подругу, мы дружим, иногда я покупаю ей продукты.

— Ты прекрасно понял, о чем я. Подруга в английском смысле этого слова. Девушка для встреч. Говоришь по-английски?

— Да. Ты спрашиваешь про любовницу?

— Да именно про нее я и спрашиваю.

— А у тебя?

— Я первая спросила.

— У меня есть партнерша для нечастых встреч.

— Ишь как завернул. Она замужем?

Марк неопределенно пожал плечами.

— Говорит, что замужем, но отношения свободные. У нее муж богемный человек. Теперь ты.

— А я ничего говорить не буду.

— Логично. А кто все-таки твой муж?

— Он работает на таможне, служба безопасности. Так что, если решишь заняться торговлей, каналы наладить можно. Хотя, как я ему о тебе скажу. Он ревнивый, как черт. Вот свинья. Сколько он мне скандалов закатывал на пустом месте. А сам. Вот так всегда и бывает. Ладно, давай еще выпьем, наливай на посошок.

Марк исполнил просьбу.

— Почему на посошок? — спросил он, поднимая стакан. — Ты хочешь, чтобы я ушел.

— Почему ты обо мне так плохо думаешь. Это я отправляюсь спать. Я уже пьяная. А мне этого и надо было. Пойду, лягу в постель, забудусь тяжелым сном. А ты можешь прикончить эту бутылку. Или тоже ложись спать. В общем, ты свободен в своих поступках.

— Спасибо, — сказал Славин, — я могу лечь на этом диване?

— Зачем же на диване, наверху есть гостевая комната. Там постель, душевая — все по высшему разряду.

— Как я ее найду?

— Рассказываю. Поднимешься на второй этаж. Там три двери. Первая слева — моя спальня. Первая справа — твоя. Или наоборот, в общем разберешься.

— Я постараюсь, — сказала Славин, пытаясь уловить потаенные смыслы в словах и голосе. Но их не было. Мария довольно холодно пожелала ему приятных сновидений, накинула рубашку и ушла, скрипя ступенями деревянной лестницы.

— Если бы ты знал, как ненавижу эту лестницу, — сверху сказала она, — надо было каменную ставить.

После этого она ушла. А Славин остался один размышлять над ситуацией. Допивать виски он не стал. Он был лишен этой вредной привычки, не вставать из-за стола, не опорожнив бутылку. Имел волю остановиться во время самого приятного, по словам поэта путешествия — на дно кувшина с вином. Странно, что в голову сейчас пришла эта восточная метафора, ни скандинавский интерьер, ни снежная метель, за окном, ни собственно виски, не могли служить ассоциативным рядом. Закрутил пробку, отодвинул бутылку. Обстановка была романтическая или лучше сказать, сказочная. Из мечтаний среднестатистического советского мужчины. Ночь, пылающий камин, заграничное пойло и эффектная женщина наверху. Правда, ни влечения, ни вожделения он не чувствовал. Какая-то червоточина в этой идиллии не давала ему покоя. Он не мог избавиться от неясного чувства тревоги. Встал и вышел во двор на крыльцо. Двор был похож на райский сад в зимний сезон, если в раю меняются времена года. Все было занесено снегом. Лучше всего было бы сесть в тачку и убраться отсюда подобру-поздорову. Женщина хороша, слов нет, но бедовая. Это чувствовалось. Стремная

Конец ознакомительного фрагмента.