Кукловоды

Руслан Платонов

В основу сюжета положены реальные события, случившиеся в 2002 году в г. Одессе. По данным уголовного дела, одним из украинских телеканалов снят документальный фильм «Злой гений».С помощью авторского вымысла сюжет повести значительно расширен, введены новые сюжетные линии.Полный увлекательных приключений и удавшихся подельникам авантюр преступный путь в конце концов пресекается органами правосудия.

© Руслан Платонов, 2019

ISBN 978-5-4490-5643-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть І

Неисповедимы, непредсказуемы пути-дороги человеческие. Что есть наша жизнь — пестрый калейдоскоп, нелепый набор хаотических происшествий? Так сказать, генератор случайных чисел? Или строго запрограммированная, предопределенная неразрывная цепь причин и следствий? Мы управляем судьбой или — она, злодейка, нами?

А может, ее, судьбы, вовсе и не существует? Например, некая высшая сила руководит нами в земном путешествии нашем? Не тащит нас, как теленка на веревочке, а именно руководит, советуя и наставляя, указывая истинный путь, но всегда оставляя за нами право выбора — вправо или влево свернуть на развилке.

Каждому из нас знакомо это состояние, и всем — кому чаще, кому реже — приходится определяться, решать, как поступить в том или ином случае.

Вот-вот отойдет нужный трамвай от остановки: уже скрылся в дверном проеме последний пассажир, вагоновожатый назвал следующую остановку и взялся за рычажок закрытия дверей — мчаться ли, сломя голову, через оживленную проезжую часть или подождать другой вагон?

С одинаковой вероятностью в лотерейном барабане жизни может выпасть один из двух номеров: держа в поле зрения готовый отправиться трамвай, спешащий человек упускает из виду мчащийся наперерез «Фиат»; или же благодушно машет рукой — успеем! зачем подвергать свою единственную и неповторимую жизнь глупому риску попасть под машину? — и благоразумно садится в следующий трамвай, в котором террорист уже оставил сумку под сиденьем…

А возможен и третий вариант — шар без номера. Благополучный, бесцветный и пресный.

Мы не можем всего предусмотреть, все просчитать и выверить. Но все же, все же! — как не хочется быть ограбленным или убитым подонком, которому безрассудно открыл входную дверь, купившись на банальное «вам телеграмма», не подумав, не взвесив последствий… Кошмар! — принятое однажды невинное решение открыть небольшой магазинчик на краю базара через пяток лет оборачивается злорадной пулей от завистливых конкурентов, оборвавшей твою такую ладную и отрадную жизнь в расцвете лет. Ужас как неохота попасть за решетку, соблазнившись выгодным предложением некоего мерзавца занять вакантное место главного бухгалтера преуспевающей компании (с Вашим-де умом и опытом…)

Кто ж знал?! Ведь с одинаковым успехом можно и влиться в спаянный коллектив солидной фирмы, и одним махом решить свои финансовые и социальные проблемы, оказавшись в итоге на ласковых песках Сен-Тропе вместо суровых тюремных нар! Ведь так? Скажите, ведь так может быть?!

Да, может.

Или не может.

Нам не дано предугадать.

А жаль…

* * *

Аще что в одном месте убудет, в другом непременно прибавится.

Тысячу раз был прав батька Ломоносов!

Два месяца в приморском колхозе, вместо учебы посвященных то ли уборке, то ли поеданию в немереных количествах вкуснейшего спелого винограда, никак не повлияли на объем учебной программы. Два дня или даже две недели еще туда-сюда, но два месяца — это уже слишком.

А посему его непреклонное величество директор железнодорожного техникума недрогнувшей рукой подписал приказ о продлении тысяча девятьсот восемьдесят пятого дробь восемьдесят шестого учебного года ровно на два месяца. Как следствие, вместо первой половины июня защита дипломных проектов плавно переместилась на первую половину августа. Что поделаешь — выпускной курс: ни теоретические занятия, ни преддипломную практику, ни само дипломирование урезать не представлялось возможным.

Студенты повздыхали, поворчали, однако никуда не делись с подводной лодки.

Но однажды — как и все на свете — все-таки подлетели к своему концу, разноцветной стайкой веселых пташек промелькнули хоть и искусственно продленные, но все же прекрасные, незабываемые студенческие деньки.

Вот и долгожданные новенькие, остро пахнущие свежей типографской краской дипломы приятно холодят разгоряченные ладони. Наташа Зайцева — высокая, красивая девушка с точеными чертами лица и тяжелой гривой иссиня-черных волос — долго, с наслаждением вдыхала этот по-своему приятный запах, вдвойне ласкающий обоняние из-за красной обложки. Стоявший рядом с ней Сергей Антонов — давний ее друг, возлюбленный, жених и, вне всякого сомнения, будущий муж, тоже получивший диплом с отличием — некоторое время наблюдал за Наташей, снисходительно улыбаясь, а затем рассмеялся:

— Может, еще на зуб попробуешь, чудо в перышках?

— Ты же знаешь — я запахи люблю. Сигаретный дым, например, терпеть ненавижу, а запах табака мне нравится. И запах диплома — тоже.

— А как насчет запаха моря, гор и цветущего миндаля? — обнял Сергей девушку за хрупкие плечи. — Что ни говори, нет худа без добра. Лето пролетело в душных аудиториях, зато диплом обмоем в морской водичке! Старик «Нахимов» весь к вашим услугам, госпожа!

Прижавшись к крепкой груди любимого, Наташа улыбнулась той улыбкой фонтанирующей радости, которой могут улыбаться только влюбленные, не обремененные грузом житейских забот и абсолютно счастливые молодые люди.

Да и отчего не радоваться, скажите на милость? Долгих четыре года нелегкой учебы уже за плечами, впереди — нескончаемая и счастливая взрослая жизнь, которая начинается с увлекательнейшего круиза по Черному морю на прекрасном пароходе «Адмирал Нахимов», вместе с родной студенческой группой вообще и с любимым Сережей в частности.

Это ли не счастье?

Идею Ольги Катлабуги — бессменной старосты их техникумовской учебной группы — вот так, нестандартно, отметить окончание учебы вчерашние студенты восприняли троекратным «ур-ра-а!!!»

Мысль и в самом деле блистала оригинальностью и новизной. Полупьяные поскакушки под стеклянным оком поддатого фотографа где-нибудь в захудалом кафе, одиозно величаемые «выпускным балом», стандартностью и однообразием навевали тоску. Было уже, было… Видали, слыхали. По предварительным прикидкам, чуть ли не половина группы — в основном приезжие и неисправимые пессимисты — вовсе не собиралась участвовать ни в какой «групповой отметине», намереваясь славно «оторваться» в родных пенатах.

Не успев дослушать до конца эмоциональную речь старосты — «По бабкам круиз ненамного дороже выпускного потянет, а зато!..» — вышеупомянутые неисправимые пессимисты опрометью бросились на вокзал — сдавать билеты, приобретенные загодя с благородной целью поскорее осчастливить своим долгожданным появлением родных и близких.

Теперь же уважаемые сородичи пусть сгрызут в нетерпении еще десяток-другой ногтей. Ждали четыре года — перетопчутся еще пару недель. Ничего с ними, горячо любимыми, не случится. Упускать такую возможность — круиз по самым красивым местам нашей необъятной родины на «Адмирале Нахимове»! Да что — одичали мы, что ль?

Тем более, что суетиться-напрягаться в поисках драгоценной путевки не придется. Оля Катлабуга, в противовес небольшому росту, содержала в своей худощавой фигурке неиссякаемый запас кипучей энергии и организаторских способностей. Наверняка прежде, чем озвучить задумку, она прозондировала почву и предварительно уладила все необходимые формальности. Как и всегда, на протяжении всех четырех учебных лет, сдадим Оле деньги — и ни от чего более голова болеть не будет. Разве что от коктейлей в корабельном баре.

Оставалось только блаженно плыть, отдавшись на волю пенных волн и ласкового бриза.

* * *

— Ничего себе! — поднес Сергей Антонов рекламную афишку парохода к самым глазам Наташи, весело улыбаясь. — В такой древней посудине целый стрелковый полк плывет в неведомые дали!

Черноволосая красавица, напротив, при упоминании о делах военных взгрустнула.

Этой осенью ей предстояло проводить своего сердечного друга воистину в неведомые дали — служить царю и отечеству. Именно так, сияя белозубой улыбкой, объявил Сергей в прошлый четверг.

Что ж, положенная отсрочка для окончания учебы подошла к логическому завершению — а с ней и совместные с Сережей восхитительные деньки. Жаль, что свадьбу не успели сыграть до отплытия. Спонтанно получилось бы незабываемое, полноправное свадебное путешествие.

Да чего уж там — любовь не заглядывает в документы. Путешествие, пусть и не свадебное, обещало быть прекрасным.

— Хоть бы во флот не взяли, — тихонько вздохнула Наталья.

— Что? — не расслышал Сергей в приморском шуме.

— Загадываю, чтобы тебя во флот не загребли, Аника-воин! — ласково взлохматила девушка аккуратную прическу Антонова.

— Чтобы ты, когда я возвращусь, спела мне песенку типа «Моряк, ты слишком долго плавал»? Мне это не подходит! — засмеялся Сергей. — Я тебя никому отдавать не намерен. Флот?.. Нет, вряд ли. Какой из меня краснофлотец? «Моряк — в воду бряк, а из воды — никак». Я, наверное, в десантники попаду. По крайней мере, в военкомате так говорят…

В теплый летний день Наталья вздрогнула и поежилась, словно от ледяного ветра.

Хрен редьки не слаще. Что в соленой воде бултыхаться, что с парашютом с неба сигать — для ее девичьего разумения было одинаково опасно. Надо полагать, до ухода Сергея на действительную они распишутся, и не дай Господь что случится… Стать вдовой, не успев побывать женой?..

Наталья еще раз зябко передернула плечами.

— Тебе что, холодно? — удивился Сергей, обнимая ее за оголенные плечи. Чтобы не заводить разговоров, которых Антонов не любил, Зайцева кивнула головой. В самом деле — к чему заранее изводить себя глупыми химерами? Все будет хорошо, просто прекрасно! Иначе и не может быть!

Не по-августовски жаркий день ускользающего лета клонился к закату. С моря потянуло свежим соленым ветерком. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, коротая время в ожидании начала посадки на величественный океанский лайнер — именно таким представлялся старый пароход юной влюбленной паре. Ожидание праздника если и не лучше самого праздника, то, во всяком случае, доставляет немалое удовольствие, в предвкушении чуда волнуя кровь и поднимая настроение до небесного уровня.

…Посадка на пароход происходила как во сне. «Включились» в окружающую действительность Сергей с Натальей уже в каюте.

Оба, хоть родились и выросли в большом приморском городе, впервые ступили на палубу настоящего корабля — развлекательные «поплавки» в прибрежной зоне на прогулочных катерах и лодках были не в счет.

Проворные моряки споро расселили бестолково совавшихся не в тех направлениях пассажиров по их каютам и оставили одних — осваиваться и привыкать к новому, пускай и временному жилищу.

Путешествие — пусть и не трансатлантический переход — тем не менее, предстояло не такое уж короткое. Во всяком случае, не менее интересное — в числе прочих пароход должен был побывать и в городе-легенде Сочи.

— В городе Сочи — темные ночи! — пропел радостно возбужденный Сергей, со сноровкой заправского матроса распахивая иллюминатор. В каюте действительно было несколько душновато — кондиционированием и даже более-менее приличным вентилированием внутренних помещений «суперлайнер», против ожидания, оборудован не был.

В излишне прогретую перестаравшимся летним солнцем атмосферу небольшого помещения задиристо ворвался насквозь пропитанный солью морской воздух.

— Вы ведь не возражаете? — учтивости парня не было пределов.

Соседи по каюте — однокашники Виталик с Ирой, тоже будущая семейная пара — и не думали возражать.

Как же не вдохнуть всей грудью свежего морского бриза, не ощутить его йодистый запах и даже вкус?

— Иллюминаторы будем закрывать, только если двенадцатибальный шторм шибанет! — авторитетно заявил храбрый мореплаватель Виталик.

Прекрасная половина каюты — Наташа с Ириной — как и все женщины, морским волкам перечить не стали, а сразу принялись за обустройство их совместного обиталища.

Небольшое четырехместное помещение было оформлено и меблировано в строго выдержанном функциональном стиле разумной достаточности. Четыре кровати, напоминавшие полки в вагоне (правда, несколько шире и мягче) загораживались от посторонних нескромных взглядов шторками (отлично! То, что надо!) Индивидуальные светильники в каждой такой «спаленке» создавали неповторимый, отделенный от всего мира уют, навевавший умилительные воспоминания о раннем детстве с его необъяснимым стремлением к сооружению в укромных углах колоритных «халабуд», в которых ощущаешь себя в полной безопасности и недосягаемости для внешних враждебных сил. Плюс еще небольшой стол, платяной шкаф и умывальник — вот и вся обстановка.

Однако с милым и в шалаше неплохо живется, а уж тем более на борту комфортабельного круизного лайнера.

Не прошло и часа, как вещи были разложены по местам, одежда развешена в шкафу, а на столике заботливые руки хозяюшек сервировали праздничный ужин из захваченных из дому в дальнюю дорогу припасов.

Несмотря на поздний час, молодежь не торопилась готовиться ко сну.

— Виталик! Сережа! А ну, прогуляйтесь в коридор! Нам переодеться нужно! — выставила Ирина шутливо упиравшихся парней за дверь. — Только далеко не уходите, иначе съедим все сами! Вас ждать не будем, не надейтесь!

— И выпьете тоже? — в притворном ужасе вытаращил глаза Сергей, подталкиваемый в спину Натальей. — Если так, нам с Веталем надо срочно бежать на берег, пока не поздно! Совместной ночи в одной каюте с буйными во хмелю девицами нам не вынести!..

— Поздно! — поднял палец к потолку Виталий. — Отплываем!

— Поехали! — на манер Гагарина воскликнул Антонов.

…Знойным утром 31 августа 1986 года пароход «Адмирал Нахимов», выполнявший свой последний круизный рейс Одесса — Батуми — Одесса, по окончании которого он должен был пойти на слом, прибыл в Новороссийский порт точно по расписанию.

Август на Черном море почти всегда штилевой и жаркий, с нечастыми освежающими дождиками. Это время — самое удачное для морского отдыха. Сияющие счастьем пассажиры «Нахимова» спешили насладиться им сполна. Веселой молодежи, которой на корабле было большинство, весьма льстил сам особый статус черноморских путешественников. Кто — сам не подозревая, что со стороны это выглядит трогательно и смешно, а некоторые — сознательно, не комплексуя, воображали себя избалованными впечатлениями богатеями из далеких западных стран. Во всем поведении молодых людей, в облике, речи за время плавания появились какие-то новые, несвойственные им ранее черты. Парни будто сразу повзрослели лет эдак на десяток-другой, приобрели напускную солидность и даже некую важность, а если и начинали дурачиться, то не на людях.

Девушки же по своей природе взрослеют раньше легкомысленных и пустоватых сверстников. На «Адмирале Нахимове» одногруппницы Сергея Антонова и вовсе неосознанно играли роль светских львиц.

Особенно это удавалось тем из них, которые от рождения были наделены такими задатками. Их спутники диву давались, обалдевшими глазами взирая на вчерашних бесшабашных девчонок. Невероятный вопрос напрашивался сам собой: да они ли это?.

Вот и сегодня, глянув на вышедшую из каюты Наташу, Сергей Антонов от удивления раскрыл рот. Старая знакомая который раз за не такое уж продолжительное время круиза предстала в совершенно новом, неузнаваемом облике.

Сандра Лейнер, да и только.

Высокая, стройная, в прекрасно облегавшем худощавую фигурку новом платье золотисто-желтого цвета (и где она каждый раз их берет, обновки? Вроде всего только два чемодана — вот и весь ее багаж!) она просто завораживала, заставляя любоваться исключительно собой, напрочь позабыв о морских красотах.

Узкие черные очки загадочно скрывали ее глаза, отлично гармонируя с желтым платьем. Золотые украшения — крупные серьги с небольшими бриллиантиками, тяжелая золотая цепь с бросавшимся в глаза янтарным кулоном, несколько изящных колец на тонких пальцах, витой золотой браслет на хрупком запястье ослепительно сверкали на умытом утренней росой южном солнце. Пусть неуместные, даже безвкусные в сочетании с легким летним платьем и прогулочным случаем, все же драгоценности так шли ей к лицу, и особенно — золотой змейкой обвивший предплечье браслетик, украшенный тремя рубинами, рассыпавшими вокруг красные искры при каждом движении руки.

Этот браслет Сергей подарил любимой на день рождения. Сколько ему пришлось разгрузить вагонов и сэкономить на собственном желудке для накопления необходимой суммы — история красноречиво умалчивает. Однако вспыхнувшие при виде подарка ярче драгоценных камней глаза очень небезразличной тебе девицы-красавицы того стоили.

— Ну, что, Сергей Валентинович? Оценим достопримечательности города-героя Новороссийска?

Сергей примкнул отвисшую нижнюю челюсть к верхней, сглотнул слюну и торопливо ответствовал:

— Отчего бы и нет? Обожди наверху, я мигом — шмотки переменю!

Оставив спутника переоблачаться, Наташа поднялась на прогулочную палубу.

Взгляды практически всех, кто дышал свежим утренним воздухом, в один миг скрестились на молодой девушке: вздыхающе-восхищенные — сильной половины, завистливо-оценивающие — прекрасной.

И никто в разномастной толпе не заметил скрытого за дешевыми черными очками сально-скабрезного взора.

Малозаметный, какой-то потертый, неожиданный и нелепый на круизном лайнере, сутулый то ли зеленый парень, то ли солидный мужчина стоял на самом краю палубы. Моложавое узкое лицо со слегка удлиненным носом странно не вязалось с пепельно-седым ершиком волос на открытой пылающему солнцу голове, не позволяя с уверенностью определить его возраст.

Простая ширпотребовская, к тому же старая, застиранная и линялая одежда, разительно контрастировавшая с вычурными нарядами небедных круизеров, мешковато свисала с узких покатых плеч, однако плотно облегая излишне округлые, смахивающие на женские бедра.

Пассажир пребывал в полном одиночестве. Ни захваченной из дому, ни благоприобретенной на пароходе спутницы рядом с ним не наблюдалось.

Узрев взявшего черноволосую красавицу под руку высокого крепкого парня в джинсовом костюме и больших черных противосолнечных очках, одинокий субъект ненавидяще скривил рот и резко отвернулся, устремив взгляд на оживленный поутру портовый город. Его узкие бледные губы еле заметно шевелились.

Но что они бормотали — молитвы, проклятия или просто чепуху — никто не слышал. Да и на самого потертого путешественника никто не обращал ни малейшего внимания. Любопытные взоры окружающих дам беспрепятственно проникали сквозь него, да и мужские взгляды проскальзывали мимо, не усматривая в некрасивом сопернике потенциальной угрозы своим мужским правам.

Упоенные полной чашей бурно кипящей жизни Сергей с Наташей вообще не заметили примостившейся в дальнем углу прогулочной палубы несимпатичной личности. Счастливые не наблюдают не только часов, но и вообще ничего и никого вокруг.

Молодая пара, обгоняя пестрый поток выбравшихся на экскурсию в город пассажиров «Нахимова», резво сбежала по трапу вниз. Виталий увлек свою ненаглядную на берег получасом ранее.

Серая личность в мрачной одежде в числе немногих осталась на корабле.

Поздним теплым вечером Сергей с Натальей, оставив в торговых и увеселительных заведениях города энное количество денег и получив взамен море ярких впечатлений и пакет разномастных сувениров, вернулись в свой ярко светящийся множеством огней плавучий дом. Увлекшись обзором красот славного города Новороссийска, они чуть не опоздали к отплытию.

–… Вот был бы номер! — красочно описывал Сергей имевшую быть картину весело хохочущим сокаютникам. — Прикидываете? Пришлось бы вас на лодке догонять и вползать в каюту через иллюминатор! Руку бы хоть подали? Или стали б маму звать с перепугу? Ставлю себя на ваше место: в открытом море вдруг кто-то тарабанит в иллюминатор — откройте, это мы! Так и… короче, так и сдохнуть можно. Примерно то же, что ночью услышать стук в окошко на десятом этаже…

Несмотря на поздний час и накопившуюся за целый день блужданий усталость, отдавать бренное тело в нежные ладони Морфея никто из обитателей каюты не пожелал.

Чтобы дать короткий отдых гудящим ногам перед танцевальным вечером и подкрепить алчущее тело, великолепная четверка уселась за стол наскоро перекусить, чем Бог послал.

Нет ничего приятнее задушевной беседы за дружеским столом. Приятели громко обменивались впечатлениями насыщенного дня, подначивали друг друга, забывая о еде.

Внезапно разговор оборвался на полуслове.

Все четверо, как по команде, глянули на большие настенные часы. Они показывали ровно 22—00.

Корабль мягко вздрогнул и медленно, словно нехотя, начал отваливать от причальной стенки.

Трудяги-буксиры, вспенивая винтами мутную портовую воду и пугая стаи прозрачных медуз, с привычным упорством отводили судно от тридцать четвертого причала, разворачивая его на акватории порта носом к выходу.

Отдав буксирные концы, корабль гудком поблагодарил братьев меньших и двинулся в открытое море. Он все дальше и дальше отходил от пассажирского причала, направляясь к выходу из Новороссийского порта. Огни большого города медленно отступали во тьму, плавно покачиваясь из стороны в сторону, словно прощались с великолепным кораблем.

Двенадцать тысяч старых лошадей борозды не портили. «Адмирал Нахимов» неторопливо, чинно рассекал острой грудью аспидно-черную воду, как и подобает степенному ветерану. Старый пароход ни на миг не забывал, что он несет на своих усталых плечах тысячу двести тридцать четыре человека — пассажиров и членов экипажа, самую большую драгоценность на свете. Напрочь отшибло память только тем из вышедших в море, кому единственные и неповторимые жизни этих людей были доверены по роду службы, и в ком плывущие были уверены больше, чем в самих себе…

…Окружающий мир поглотила душная, бархатно-черная южная ночь. Стоял полный штиль — ни ветерка. Море пребывало в абсолютной расслабленности и неге — спокойное и гладкое, как ртуть в тарелке.

На палубе судна звучала возбужденная, громкая музыка. Многочисленные корабельные бары и рестораны трудились в поте лица, усердно стараясь напоить и накормить веселящихся от души пассажиров.

Две молодые влюбленные парочки набрали побольше воздуха в грудь и окунулись в разухабистое празднество с головой.

Феерический вечер закружил их в игривом водовороте.

* * *

Капитан дальнего плавания Вадим Марков как всегда мастерски вывел судно через ворота Новороссийского морского порта. Выполнив все необходимые формальности, он направил «Адмирала Нахимова» полным ходом в одиннадцать узлов к выходу из Цемесской бухты и далее — в открытое море.

Расслабленность и беспечность веселящихся пассажиров словно передались и тем, в чьих руках, словно в ладонях великана, умещался игрушечный кораблик с более чем тысячью маленьких человечков на борту, плывущий в пригоршне воды сквозь черный купол ночи.

Да и отчего было дергаться и напрягаться? Плавание в таких погодных условиях, в безопасных и пройденных множество раз вдоль и поперек прибрежных водах — спокойная, расслабляющая ум и тело рутина, рабочая обыденность.

В Багдаде все спокойно.

Пройдя траверз Мысхако, капитан Марков, оглядывая пустынное море, увидел вдали по правому борту огни большого судна, движущегося в порт с запада наперерез их курсу. Опытный судоводитель, в полном соответствии с международными правилами, уже приготовился отдавать команду уступить идущему в порт кораблю дорогу.

Внезапно ожила корабельная радиосвязь. Дежурный поста регулирования движением сообщил, что это идет балкер «Петр Васев», и его капитан, вопреки правилам, согласен пропустить пассажирское судно.

Капитан Марков МППСС — свод международных правил предупреждения столкновения судов — знал, как собственную биографию. Однако — что ж: дают — бери. Но если уж нарушать — так продуманно.

Как говорится, можно, если осторожно.

Вадим Марков снял трубку радиотелефона и вызвал капитана балкера. В трубке прозвучал голос капитана сухогруза Николая Ткаченко:

— Я сбавил ход и пропускаю!

Капитан Марков кивнул головой невидимому собеседнику и скомандовал:

— Курс сто шестьдесят!

Тяжелый корпус парохода, слегка покачиваясь, послушно выполнил поворот и лег на указанное ему направление.

Находившиеся на ходовом мостике офицеры молча смотрели вперед, в непроницаемую стену ночи. Огоньки «Петра Васева» медленно приближались.

Прошло три минуты. Капитан Марков провел ладонью по лицу, вздохнул, глянул на часы.

Однако! — скоро одиннадцать вечера. Или ночи — как кому угодно. Из порта вышли — а дальше ребята сами справятся. Нечего ему тут официоз разводить.

Заученно проинструктировав вахтенного штурмана о давным-давно известных тому прописных истинах, Вадим Марков передал ему управление судном и ушел с мостика в свою каюту.

«Адмирал Нахимов» и «Петр Васев» неуклонно сближались друг с другом.

* * *

— Поскучай немного без меня, Наталка! — сбивая ладонями с одежды поток красной жидкости, Сергей Антонов комично прыгал на одной ноге, словно вытряхивал воду из ушей.

Нечаянно облившая парня вином из объемистого бокала пожилая дама пчелой кружилась вокруг него, причитая и кудахча, как наседка:

— Ой, простите! Извините! И как это я… Мне так неловко!..

Сергей великодушно махал рукой:

— Да ладно! С кем не бывает! Натала! Побудь тут, а я бегу костюмчик спасать! А то еще подумают, что я — алкоголик!..

— Ты солью, солью присыпь хорошенько! — подсказывала Наталья любимому. — Там, в клетчатой сумке, найдешь большую красную банку — в ней соль! Виталик, сходи с Сережей, пожалуйста, помоги ему!

В бликах огней цветомузыки, особенно ярких на фоне черного бархата ночи, все на прогулочной палубе приобретало некие нереальные, фантастические очертания. Импровизированный карнавал находился в самом разгаре. Легкий хмель стер границы условностей между отдыхающими, внеся непринужденность и даже фривольность в отношения между вчера еще незнакомыми людьми.

Наталья с бокалом шампанского в руках прислонилась к ограждению палубы, обмахивая свободной рукой разгоряченное лицо. Ирина, утомленная непрерывными танцами, пристроилась рядом.

И вновь никто не заметил прожигавшего стройную фигуру Наташи Зайцевой похотливого взгляда, разогретого по случаю танцевального вечера винными парами. Несмотря на давно поглотившую корабль непроглядную темень, одетый в те же самые тускло-серого цвета рубашку и брюки сутулый мужчина черных очков не снял. Они криво, уродливо и совершенно неуместно торчали на его потном вытянутом носу.

Весь вечер, покуда возле красивой черноволосой девушки в легком желтом платьице неотлучно находился высокий крепкий парень, облаченный в синий джинсовый костюм, неприметный гражданин следил за ними из своего дальнего угла. Он неотрывно ощупывал липким взглядом то длинные стройные ноги красавицы, загадочно обрисовывающиеся под легкой тканью, то ее грациозные бедра, то высокую грудь. Совершенно другой, алчный блеск появлялся в его водянистых глазах, когда взгляд натыкался на сверкавшие золотые изделия, во множестве украшавшие шею, уши и руки незнакомки. Судя по всему, золотых излишеств этот простецкий товарищ в частном владении не имел, и это обстоятельство наверняка вызывало у него черную зависть к обладателям таковых.

Но когда веселому спутнику золотоносной дамы основательно подпортили вином голубенький костюмчик, отправив его с товарищем вниз на неопределенное время, серый субъект отлип от стенки.

Какой-то вихляющей, пританцовывающей походкой он подкатил к оживленно беседовавшей парочке прелестниц у борта. Притормозив в полутора метрах от Натальи Зайцевой, он некоторое время молча стоял, заложив руки в карманы и слегка покачиваясь на носках поношенных сандалий.

Однако оживленно беседовавшая с подругой девушка совершенно не замечала его присутствия.

Выждав минуту, гражданин вынул руки из карманов, громко кашлянул, ступил на шаг вперед и выпятил впалую грудь, словно демонстрировал медали.

Медалей на его вылинявшей рубахе не наблюдалось. Тем не менее, нечто необычное на хилой груди подошедшего все-таки было.

Три приколотых к нагрудному карману разноцветных светодиода — красный, желтый и зеленый — яркими искрами поочередно вспыхивали и гасли, создавая эффект бегущего огня. Даже в фейерверке разноцветных вспышек корабельной цветомузыки они были хорошо заметны благодаря своей неожиданности и необычности.

По всей видимости, незаметный пассажир полагал при помощи подобного незамысловатого трюка в одночасье завладеть сердцами всей прекрасной половины танцующих.

Однако Наташа не обращала ни малейшего внимания ни на «бегущие огни», ни на бестолково торчавшего посреди палубы их носителя. Постояв еще некоторое время и не дождавшись восторженных оваций своему ноу-хау, мужчина поправил съехавшие вниз по потному носу очки и обратился к Наталье:

— Позвольте пригласить вас на танец!

Девушка оторвалась от разговора и бросила удивленный взгляд на неуклюжую фигуру с переливами разноцветных огоньков на груди. Подошедший стоял спиной к свету, и его лица, а тем более под черными очками, рассмотреть было невозможно. Но и в неверных отблесках светодиодов было ясно, что красотой физиономия незнакомца явно не отличалась.

— Я не танцую! — бросила она странному мужчине дежурную фразу и вновь повернулась к Ирине.

— А может, все-таки передумаете? — дохнул запахом портвейна еще сохранявший остатки учтивости «кавалер». — Спляшем краковяк, познакомимся, о житье-бытье…

— Я ни танцевать, ни тем более знакомиться ни с кем не собираюсь! — повысила голос Наталья. — Тем более с какими-то… электровениками!..

Ирина, а с ней и несколько находившихся неподалеку отдыхающих, оценив остроту, не смогли удержаться от смеха.

Даже в полумраке прогулочной палубы в глаза бросились рубиново вспыхнувшие уши незнакомца. Острые насмешки красивых девушек в ответ на искренние порывы тоскующего мужского естества, а тем более при свидетелях, способны вывести из равновесия кого угодно. Подвыпивший «электровеник» исключением не стал.

Вытянув руки перед собой и эмоционально потрясая длинными кистями, худосочный круизер презрительно скривил губы и злобно зашипел прямо в лицо Натальи, брызжа слюной и алкогольными парами:

— Ты ч-чего выдергиваешься, прош-шмандовка? С-сильно грамотная? Да я тебя, х-х-халяву…

И тут же был остановлен сильным рывком за плечо. Бросив короткий взгляд назад, неудавшийся ловелас разом прервал гневную тираду, скорее угадав, чем увидев тихо подошедшего сзади Виталия, без раздумий решившего постоять за честь однокашницы. Хулиганствующий пассажир съежился от испуга и метнулся прочь с места имеющего разгореться конфликта. Виталий благоразумно остался на месте — стоило ли ввязываться в пьяные разборки и портить столь прекрасный вечер себе и другим?

— Слушайте, а который час? — спохватилась Наталья. — Я совсем выпала из обоймы!

— Двадцать три часа… и двенадцать минут! — с трудом разглядев в полумраке крошечный циферблат наручных часиков, ответила слегка обескураженная безобразной выходкой незнакомца Ирина.

Наталья подошла к Виталию, чтобы поинтересоваться, где он обронил облитого вином друга, но, увидев его внезапно расширившиеся от ужаса глаза и вытянутую в сторону моря трясущуюся руку, умокла на полуслове и обернулась.

Высоченный силуэт какого-то судна быстро и беззвучно, словно в кошмарном сне, черной громадой надвигался прямо на правый борт «Адмирала Нахимова».

Через несколько мгновений корпус лайнера содрогнулся от страшного удара.

Неописуемая сила играючи вырвала из-под людей твердую палубу, и под ногами разверзлось невесть откуда взявшееся посреди танцпола море.

* * *

Балкер «Петр Васев» полным ходом шел в Новороссийск из Канады. В трюмах низко осевшего в воду судна находились тысячи тонн первосортной канадской пшеницы, которую с нетерпением ждала не очень сытая страна, вместе с ортодоксальным социалистическим укладом победившая заодно и собственное сельское хозяйство.

Капитан Николай Ткаченко торопился. Портовики попросили его как можно быстрее поставить судно под выгрузку в надежде получить неплохую премию. Подводить хороших людей не хотелось. Да и болтаться в море вот уже который день приелось до тошноты. А твердая устойчивая земля — вон она, рукой подать.

Тем не менее, когда дежурный поста регулирования движением новороссийского порта предложил пропустить выходившего из порта «Адмирала Нахимова», Ткаченко ответил согласием.

— Ничего, успеем. Подойдем поближе к выходным створам, а как только проскочит «пассажир», на ходу захватим лоцмана и полетим дальше, — мгновенно продумав предстоящее маневрирование, произнес капитан. Вахтенный помощник кивнул, краем уха слушая капитанские мысли вслух. Тем временем Ткаченко, связавшись по радиотелефону с коллегой на «Нахимове», подтвердил свое намерение сбавить скорость и пропустить лайнер.

— «А по МППСС должно быть наоборот — левым бортом обязаны разойтись!» — не без злорадства подумал стоявший на ходовой вахте третий помощник Зубюк, но капитану, естественно, перечить не стал. Да и чего поднимать перья — обо всем договорились, действия продумали, все под контролем. К тому же на то он и капитан, чтобы командовать. А дело Зубюка и остальных — брать под козырек и выполнять указания беспрекословно, точно и в срок.

Тем временем над морскими просторами сгустилась непроглядная темень — хоть глаз выколи. На смутно угадываемой вдали линии горизонта переливистыми искрами зажглись гостеприимные огоньки долгожданного пункта назначения — города-героя Новороссийска.

— Вот он, «Нахимов»! — едва заметив ходовые огни выходившего из порта судна, абсолютно точно определил капитан Ткаченко. — Так… Какая у нас скорость-то?

— Одиннадцать с половиной, — отозвался вахтенный помощник.

— Отлично, отлично… — пробормотал капитан, наклонившись над приборами системы автоматизированной радиолокационной прокладки. — Разойдемся красиво!

Яркие звездочки ходовых огней «Адмирала Нахимова» неуклонно приближались. Они двигались, слегка покачиваясь, четко наперерез курсу балкера, словно замыслив нечто недоброе.

Иллюминаторы ходовой рубки «Васева» были залиты черной тушью южной ночи; однако напрягать зрение и нервы, полагаясь на капитанский опыт, интуицию и чутье в конце двадцатого века нет никакой необходимости. Да и какой смысл испытывать глазомер — не за баранкой «газона» находишься. Надстройка-то на балкере расположена на корме, а впереди — корпус длиной в республиканский стадион. Благодаря автоматике от непосредственного наблюдения за движением встречных-поперечных судов можно и отвлечься. САРП — он хоть и не «Шарп», но…

— Капитан, пеленг не меняется! — неожиданно прозвучал встревоженный голос вахтенного помощника.

— Вижу. Слежу за прибором! — слегка посерьезнел тон капитана. Не отрываясь от мерцающего экрана радара, он передвинул рукоятку машинного телеграфа на «средний вперед».

— Капитан, мы столкнемся!.. — голос Зубюка сорвался на крик.

Однако Николай Ткаченко не отвечал. Будто загипнотизированный, он словно окаменел, воткнув неподвижный стекленеющий взгляд в прибор. Только словно действующая отдельно от тела беспокойная рука капитана вновь двинула рукоятку машинного телеграфа — в этот раз на «малый вперед».

И лишь отчаянный возглас старшего помощника: «Васев» таки таранил пассажирский теплоход!» — привел в чувство внезапно покрывшегося холодной испариной капитана. Он оторвал враз расширившиеся глаза от экрана и принялся лихорадочно дергать рукоятки обалдевшего машинного телеграфа — «полный назад», «право на борт»…

Но эти отчаянные потуги уже были ни к чему — как мертвому припарки.

Тяжеленная громадина груженого сухогруза стотысячетонной массой со всего хода врезалась в расцвеченный огнями правый борт «Адмирала Нахимова», сминая, как бумагу, толстые стальные листы, круша в куски палубы и переборки.

* * *

В теплую летнюю погоду, в спокойном море, в четырех километрах от берега разыгралась совершенно неожиданная, нелепая и страшная трагедия.

В момент столкновения на «Нахимове» сразу погасло освещение, и это сыграло роковую роль в судьбе множества людей.

Подводная носовая часть «Петра Васева» — так называемый бульб — несмотря на свою округлую форму, будто гигантским ножом распорола борт пассажирского парохода. Не успев погасить неудержимый бег, тяжеленный балкер все глубже и глубже проникал внутрь обреченного судна, как горячий нож в масло, коверкая все на своем пути.

Катастрофический удар пришелся прямо в одну из водонепроницаемых переборок, разделявших машинное и котельное отделения. Десятки тысяч тонн воды хлынули смертоносным потоком в образовавшуюся пробоину, изначально предрешив участь судна.

…Сухие цифры материалов расследования звучат обыденно и вовсе не страшно.

«Скорость поступления забортной воды в пробоину размером восемьдесят квадратных метров составила двадцать девять тысяч тонн в минуту».

При таких обстоятельствах судно ушло под воду за восемь минут.

* * *

Сохранявший на глазах многочисленных танцующих пренебрежительное спокойствие и полнейшее равнодушие к судьбе залитого вином джинсового костюма, Сергей Антонов, оказавшись в каюте, дал волю чувствам.

— Ну, кор-рова дойная! — крепко досадовал парень, вертя в руках поруганную одежду, достойную отныне разве что украшать гардероб спившегося бомжа. — В чем я теперь ходить буду?! Лучший мой костюм! Двести рублей псу под хвост!.. Н-ну!..

— Да где же соль-то? — бормотал под нос потрошивший объемистый клетчатый баул доброхот Виталий. — А, вот!

Он рывком вынул со дна сумки громадную банку с солью.

Хлоп! — тяжелая посудина отделилась от крышки и треснулась оземь, выложив соль на полу каюты замысловатыми снежными заносами.

Виталий только в затылке почесал, обескуражено глядя на зажатую в пальцах пластмассовую крышку.

Сергей Антонов только рукой махнул.

— Иди отсюда, помощничек смерти! Проваливай!

— Соль — белая смерть! Нафиг она нужна! — вмиг нашелся неунывающий дружок.

— Исчезни, диетолог! — взбеленился Антонов, швырнув джинсы на пол. — Доктор Перец! Профессор кислых щей!..

Вытолкав неудавшегося помощника за дверь, Сергей с тяжким вздохом присел над поверженным костюмом и принялся щедро сыпать соль на переливающиеся всеми цветами радуги винные пятна, черпая ее прямо с ковра.

Внезапно холмик соли непостижимым образом выпрыгнул из ладони и широким веером возвратился обратно на пол.

Из-под ног парня словно некий шутник-переросток выдернул ковер и одновременно зачем-то погасил свет в каюте.

Сергей кубарем отлетел к двери и, врезавшись в нее всем телом, лишился чувств.

Но очень скоро пришел в себя от хлестнувшего в лицо холодного горько-соленого потока — будто тот же дураковатый клоун, спохватившись, бросился отливать его водой из огромного ведра.

Антонов со стоном поднялся на четвереньки и замотал головой, фыркая и отплевываясь. Однако потерявший чувство меры незримый весельчак, издавая ужасающий скрежет, тут же подбавил водицы, заставив ничего не понимающего Антонова поспешно встать на ноги.

Судя по ощущениям, непонятно откуда взявшаяся в каюте вода плескалась уже где-то у колен.

Окружающий мир вместе со зримыми очертаниями утратил и привычную реальность. Не веря самому себе, Сергей наклонился и вытянул вниз левую руку — правой приходилось держаться за косяк двери.

Погрузившиеся в бурлящий поток пальцы утвердили Антонова в мысли, что рассудок, против ожидания, не покинул его звенящую от удара голову.

Вместе с вернувшейся способностью здраво мыслить грудь Сергея стиснул животный страх: корабль тонет!

Кошмарную догадку подтвердили донесшиеся из коридора отчаянные крики и хлюпающий топот множества бегущих ног.

С большим трудом переставляя отяжелевшие в быстро прибывающей воде ступни — словно в материализовавшемся кошмарном сне — Сергей, вытянув вперед руки, бросился к выходу.

* * *

Лучи мощных прожекторов подошедших к месту гибели «Нахимова» спасательных

судов, словно гигантскими волшебными кистями, отобразили на черном полотне ночного моря реалистичную декорацию для фильма ужасов.

Сотни смертельно перепуганных недавних счастливых пассажиров круизного лайнера плавали в жидком месиве из корабельного мазута и непонятно откуда взявшейся синей краски, слегка разбавленном едкой морской водой. Мужчины и женщины, молодые и старые, — перепачканные краской и мазутом, все они были неопределенного возраста и на одно уродливое, пятнистое лицо. Вместо веселой музыки над волнами разносились тревожные гудки подошедших на помощь больших и малых кораблей; веселый гам танцующих сменили отчаянные крики о помощи.

Уцелевшие несчастные счастливцы, которых не утащил с собой на илистое морское дно безвременно почивший старый пароход, из последних сил тянулись к звездному небу, тщась выбраться из адской каши, заполненной к тому же множеством всяческого мусора, всплывших предметов корабельного обихода, ящиков, бочек… Одних эти предметы больно ранили, для других — явились неожиданным спасением: не умевшие плавать до конца своих дней благодарили небо за вовремя подвернувшийся кусок доски или деревянный ящик.

Ни одна из спасательных шлюпок, ни один плот на погибшем судне не сработали, не отделились от своих гнезд, разделив горькую участь парохода. Во избежание произвольного срабатывания спасательные плавсредства были намертво принайтовлены к местам хранения.

Как торты из папье-маше на красочной витрине.

* * *

Наталья Зайцева пришла в себя от тягучей, выворачивающей наизнанку дурноты.

Разомкнув тяжеленные веки, девушка похолодела от ужаса — ей показалось, что она ослепла. Широко открытые глаза не увидели ничего, кроме сплошной черноты.

Забыв обо всем на свете, Наташа изо всех сил напрягала зрение, раздирая глазные орбиты и пытаясь осознать происходящее.

Да что же это такое?.. Господи Боже!!!

Случайно бросив взгляд вверх, Наталья облегченно вздохнула и рассмеялась. Звезды на ночном небе все так же ярко мигали, словно подбадривали попавших в крутую переделку ни в чем не повинных людей. Не ослепла! И не умерла!

Вдруг кто-то невидимый возле самого уха произнес сдавленным голосом:

— А, чтоб тебя!.. Не хватало только с какой-то прибацанной в воде мокнуть… Ну, какого ты ржешь, идиотка? Смешного дерьма наглоталась?..

Говоривший зашелся удушливым, подвывающим кашлем.

Зайцева разом оборвала смех. Кто это?..

Постепенно ее глаза привыкли к темноте. А одновременно с возможностью видеть к ней разом, лавинообразно возвратились и все остальные чувства.

А вместе с ними — и дикий страх. До ее слуха донеслись отчаянные крики утопающих, зовущих на помощь и разыскивающих друг друга людей; онемевшие ее пальцы отчаянной, бессознательной хваткой впились в нечто насыщенное водой и скользкое — словно в гигантский кусок мыла. Мокрая холодная одежда противно липла к дрожавшей спине; ее обессиленное распластанное тело размеренно поднималось и опускалось, словно плыло по волнам.

Но — воды под ним не было.

Так вот как сходят с ума!..

— Где я? — еле ворочая терпнущим языком, спросила невидимого соседа Наталья, так как ее собственная голова от попыток осознать происходящее начала стремительно наполняться томительной болью.

— Там же, где и я! — послышался все тот же хриплый голос. Видимо, чувство юмора не изменяло грубияну даже в столь печальной обстановке.

— А вы где? — осмотрительно решила подыграть хаму воспрянувшая духом Наталья.

— К сожалению, не в аэропорту… — тяжело вздохнул голос в ночи. — Мы с тобой болтаемся в море на какой-то скамейке. А пароходик наш — буль-буль, буль-буль… И никакая собака не спешит на помощь! Сволочи! Падлы!

Внимая визгливому нытью невидимки, Наталья ладонью попыталась смахнуть с век стекающую с волос воду.

Что такое?..

Пальцы скользнули по чему-то липкому и противному. Не имея возможности разглядеть э т о, Наталья поднесла ладонь к носу.

И ее тут же обильно вырвало.

— Господи!.. Что же это такое? — мучительно простонала терзаемая желудочными конвульсиями девушка.

— Это краска! — ядовито прокаркал из тьмы «соскамейник». — А еще — корабельный мазут! Марки М40! Чтоб ты горел… Тьфу! Тьфу!! — незнакомец неуместно язвил, плюясь и откашливаясь.

Наталья хотела было поинтересоваться, откуда в море взялась краска, но набежавшая вдруг волна залила ее полуоткрытый рот препротивнейшей смесью морской воды, невесть откуда взявшейся краски и идентифицированного хамоватым невидимкой мазута.

Внутренности девушки словно вспыхнули адским пламенем. С мучительной болью ее вновь вырвало, вывернуло наизнанку.

С этого момента бурная радость от осознания чудесного спасения сменилась дикими мучениями. Принявший запредельное количество смешанной с анилиновой краской и мазутом морской воды, обожженный и отравленный желудок взбунтовался и терзал несчастную Наталью Зайцеву с изощренностью опытного палача.

Время для мучимой невыносимой тошнотой и болью девушки остановилось. Сколько она пробултыхалась на скользкой от мазута скамейке — она не помнила.

В памяти смутно удержался лишь момент появления спасательных судов и то непонятное и страшное, что произошло с ней дальше.

Яркий сноп света резанул по воспаленным глазам. На фоне ослепительно белого потока, как на экране, вырисовалась плоская, словно вырезанная из жести, черно-синяя взлохмаченная голова с размытым пятном вместо лица.

Лишь через несколько секунд до измученного сознания Натальи дошло, что этот плоский силуэт — ее сосед по спасительной скамейке.

Но что этот сосед-домосед несет?..

— Елки-палки!.. Да это ты, что ли? Ах ты, сука! Вот где ты мне попалась!..

Луч света метнулся в сторону, вновь ввергнув окружающий мир в кромешную тьму.

Внезапно тяжелый удар обрушился на голову несчастной девушки, затем еще и еще. Краем ускользающего сознания Наташа ощутила, как черное чудовище сорвало с ее шеи золотую цепь, затем вырвало из вспыхнувших жгучей болью мочек ушей серьги и принялось холодными клешнями нащупывать ее онемевшие пальцы. Легко сорвав со скользких рук беспомощной жертвы золотые украшения, монстр снова принялся наносить тяжелые удары по голове Натальи.

Затем спихнул обмякшее тело девушки в воду.

* * *

Долгое, долгое время Сергея Антонова терзали ночные кошмары.

Парадокс: некоторое облегчение, как ни странно, принесла ему служба в армии.

Облегчила воинская муштра его моральные страдания — своей неимоверной, всепоглощающей тяжестью.

Служба в воздушно-десантных войсках отнимала все силы — как физические, так и душевные. Вымотавшись сверх всякой меры днем, он, едва добравшись до подушки, засыпал мертвецким сном — будто проваливался в небытие, без снов и видений. Подобным спасительным образом на человека действует обильный алкоголь.

Когда же в беспросветной жизни солдат ВДВ случались столь ожидаемые десантниками нечастые «просветления» — дни государственных праздников, зимних холодов ниже сорока градусов или иное что, прерывающее однообразную цепь учений и тренировок — «протрезвевшему» Сергею снова становилось невмоготу.

Воспоминания о проклятом черноморском круизе не давали покоя всю долгую, бесконечную ночь. Сергей лежал с широко открытыми глазами, изо всех сил пытаясь уснуть — ведь завтра, как всегда, предстоял обычный трудный день.

Однако вместо ласковых объятий Морфея на парня накатывали перемешанные с мазутом черные волны. Тогда он реально начинал испытывать муки удушья, как в те ужасные минуты, когда в черном склепе заполненного холодной водой корабельного коридора он отчаянно бросал цепенеющее тело то в одну, то в другую сторону, натыкаясь на стены, глотая воду и задыхаясь.

Как он выбрался из тонущего парохода — в памяти не удержалось. Будто некая высшая сила повела его, указала ему, в какую сторону плыть в бесконечном лабиринте затопленных переходов, в адской кутерьме из обезумевших, тонущих и уже захлебнувшихся людей вперемешку со всяким хламом.

После столкновения с балкером «Адмирал Нахимов» продолжал по инерции двигаться вперед, беспомощно опрокидываясь на правый борт и погружаясь в бурлящую воду.

Через несколько минут ширина узких коридоров — около метра — превратилась в высоту. Утратившие рассудок люди кидались во все стороны, ища выход наверх их смертельной западни быстро заполнявшихся водой темных отсеков, бились головой о ставшие потолком стены и кричали от ужаса, покуда поднимавшаяся вода не заливала их распахнутые рты, сострадательно прекращая предсмертные мучения несчастных.

Даже не из последних сил, — они давно иссякли, — а каким-то непонятным, чудесным образом Сергей Антонов в полуотключенном состоянии выбрался из железного нутра «Нахимова» и рванулся наверх, к поверхности моря.

Выскочив из воды, как поплавок, он судорожным зевком хватнул драгоценного воздуха — и окончательно потерял сознание.

…Очнулся Сергей Антонов уже на больничной койке. Первое, о чем он поинтересовался у врачей, было отнюдь не состояние собственного здоровья.

Где Наташа? Она спаслась?

Однако о судьбе Натальи Геннадьевны Зайцевой никто ничего не знал. В списках пациентов больницы, куда в числе прочих доставили и Сергея Антонова, таковая не числилась.

Впавший в черное отчаяние парень сбежал из больницы, переполошив врачей и собственных родителей, которые прилетели в Новороссийск утренним авиарейсом и не застали его в больничной палате.

…Он бродил по кишащим людьми путям железнодорожной станции, на которую были согнаны полдесятка рефрижераторных пятивагонных секций.

Внутри обметанных инеем моргов на колесах рядами лежали замороженные трупы утонувших — выловленных в море и поднятых отважными водолазами с «Адмирала Нахимова». Безутешные родственники, с отчаянным криком, горькими рыданиями или страшным молчанием опознавшие в закоченевшем, выкрашенном в голубой цвет покойнике отца, мать, сестру или брата, увозили с собой скорбный груз «500», а им на смену прибывали другие — пополняя застывшие ряды в ледяных вагонах и увеличивая рыдающие толпы живых рядом с ними.

Лучшие водолазы, прибывшие в Новороссийск со всех концов страны, рискуя здоровьем и жизнью, круглосуточно поднимали утопленников с затонувшего парохода, ежедневно отнимая последнюю робкую надежду у десятков людей.

В обособленном положении находились те, родных которых не было ни в белом списке спасенных, ни в черном перечне мест груза «500». Они бродили, как неприкаянные, по станции, порту, городским больницам и моргам, упрямо отказываясь поверить в худшее даже тогда, когда операция по подъему тел погибших и поиску выживших была прекращена.

Среди таковых находился и теряющий с каждым днем остатки надежды Сергей Антонов. Он метался по городу вместе с такими же, как он, искал, выбиваясь из сил, — и не находил, забывая о мучившем его тяжелом воспалении легких и не реагируя на слезные просьбы родителей, умолявших его лечь в больницу или хотя бы уехать с ними домой.

Отчаявшимся отцу и матери помогла окончательно свалившая Сергея болезнь. Однажды, тяжело закашлявшись, парень упал прямо посреди улицы и был увезен каретой «скорой помощи» в реанимационное отделение той же «родной» больницы.

После долгого курса лечения Сергей Антонов был увезен родителями домой, а затем — на Кавказ для восстановления тяжело больных легких.

И тогда, на Кавказе, и потом, будучи в армии, Сергей через родителей и знакомых предпринимал отчаянные попытки узнать что-либо о судьбе Натальи, но все было тщетно. Квартиру их в городе снимали какие-то люди, заученно отвечавшие по телефону: «Хозяева уехали. Куда — не знаем, когда вернутся — не ведаем». Никто о Наталье Зайцевой ничего не знал, ничего не слышал.

Слаб человек…

Время-песок сделало свое дело. Постепенно Сергей отчаялся и махнул рукой. Видимо, бедная Наталья покоится на дне Черного моря в ржавом стальном гробу, постепенно погружающемся в донный ил, вместе с сотнями таких же несчастных.

И ни к чему тревожить их прах.

…Серебристые рефрижераторные вагоны беззвучно катили по отполированным блестящим рельсам. Сергей открывал и закрывал тяжелые железные двери, переходил из вагона в вагон, словно ехал не в рефсекции, а в пассажирском поезде. Вагоны были загружены какими-то грязными и мокрыми ящиками, бочками, коробками… Сергей пробирался сквозь них, будто продирался через тропический лес, распихивая и расталкивая в стороны горы хаотически наваленного скользкого хлама.

Внезапно путь преградил огромный, до самого потолка, штабель каких-то длинных деревянных ящиков. Сергей начал взбираться по ним — все выше, выше…

С трудом он влез на верхний ящик, глянул вниз — и живот сжало судорожным страхом. Пол вагона отчего-то оказался далеко внизу, словно дно ущелья. А на нем ровными рядами лежали неподвижные синие трупы. Среди них в глаза бросился один — в мокром желтом платье, со спутанными волосами и черным лицом.

Неустойчивый штабель ящиков, на поверку оказавшихся гробами, вдруг покачнулся раз, другой — и Сергей с беззвучным криком полетел вниз, прямо на покойников…

…С мучительным стоном Сергей проснулся и сел на постели. Сердце бешено частило, лоб покрылся холодной испариной.

Нет, это невозможно. Чем так мучиться, лучше чем-нибудь заняться.

В такие ночи Сергей, очнувшись от кошмарного сна, больше не спал. Он тихо вставал, шел в пустой спортзал и до подъема усиленно занимался, качая мышцы и отрабатывая приемы рукопашного боя.

Дежурные офицеры, хоть и усматривали в этом нарушение порядка, ему не препятствовали.

Поезд с синими трупами мало-помалу уходил за горизонт, исчезал, растворяясь в бездонной пропасти забвения…