Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 4. Между собой настоящим и прошлым

Рона Цоллерн, 2018

Жизнь расставляет все на свои места! Тот, кто гнал от себя любовь, настигнут ее безумием и вынужден сдаться ее власти. Искавший истины приблизился к ней на небезопасное расстояние. События обрушиваются на героев, беспощадно принуждая сделать выбор, взглянуть на себя, не отводя глаз и увидеть мрак, сквозь который предстоит пройти. Книга с тысячей лиц. Детектив и броманс, лавстори и семейная сага, сказка и психологический роман. Книга-иллюзионист со множеством карманов, в которых спрятаны фамильные тайны, семейные реликвии, древние рукописи, катакомбы и неопознанные могилы, тайные убежища, неутоленные страсти, комплексы, жажда счастья, сокровенные мысли, философские записки о творчестве. Роман для влюбленных… Для влюбленных в книги! Содержит нецензурную брань.

6 глава, в которой библиотекарь вспоминает о том, что потерял память, понимает, что сделал неверное предположение, и возвращается вспять во времени к критической точке

Так же лежали книги на полу…

Андре закрыл глаза. Да, это было первое, что он увидел, но потом, видимо, из-за своего тогдашнего состояния, позабыл это. Книги тоже были раскрыты, сразу несколько.

Он знал, что в подобные воспоминая хорошо вплывать по волнам подступающего сна, вытянулся, поправил подушку и снова представил себе это место в доме и лежащие на полу книги. Лучше всего было начать с той точки, которая сегодня мелькнула как подсказка и вызвала это ощущение — что он сможет вспомнить.

Было так: он сел, глядя на книги, голова у него закружилась и его вывернуло. Он отполз немного, рухнул на пол ничком и заснул. Когда проснулся, было темно. Он снова попытался приподняться, но головная боль и головокружение не давали ему встать, опять подступила тошнота, он лег на спину и стал дышать открытым ртом, чтобы побороть приступ, но это не помогло — он едва успел повернуться на бок. Когда пришел в себя, откатился немного от места, где лежал и почувствовал сквозняк, бегущий по полу, он постарался приблизить лицо к прохладной струйке воздуха, сделал несколько глубоких вдохов и уснул.

Да, так все и было. Сколько времени он пробыл в таком состоянии сложно сказать, может, сутки, а может двое или трое. Он помнил, что в следующий раз проснулся, оттого что векам, щекам и губам было горячо: летнее утреннее солнце лило свое расплавленное золото ему на лицо, было больно открыть глаза, он отвернулся от окна, полежал немного и попробовал встать. Слабость была такая, что подняться он смог только на четвереньки. Он огляделся, выбрал ближайшую дверь и пополз туда. Откуда-то он знал, что в этой комнате стоит кресло. Так и оказалось. Он заполз на него, откинулся на высокую спинку и попытался вспомнить, что случилось, но воспоминаний не было, ни о каком-то происшествии, ни о чем вообще, он удивился тому, насколько легко и пусто было внутри, и эта пустота ощущалась как что-то даже приятное. Только одна уверенность прочно сидела в нем — он дома. На всякий случай он решил проверить себя: когда немного отдохнул, наконец, поднялся на ноги и побрел в соседнюю комнату. Она оказалась именно такой, какой он ожидал ее увидеть. В ящике стола должны были лежать маска и перчатки. Он нашел их на месте. Отдохнув немного сидя за столом, он надел маску и перчатки и, держась за стену, вышел в круглую залу с винтовой лестницей, ведущей вниз, туда, где лежали на полу книги. Он сложил их в шкаф, потратив на это последние силы, отполз в сторону и посмотрел вниз, прислонившись лбом к витым чугунным прутьям, ограждавшим лестницу. Нужно туда, думал он, глядя в пролет, скрутившийся тугой спиралью и вызывавший легкое головокружение.

_______

Андре встал с постели и открыл окно, потом снова улегся и вернулся к оставленной картинке. Он вспоминал свой спуск по лестнице улыбаясь, потому что теперь представил себя со стороны: держась руками за ограду лестницы он сползал на животе вниз, когда силы заканчивались, просовывал ногу сквозь прутья ограды и отдыхал, где-то между вторым и первым этажами он провалился в сон, не успев как следует закрепиться на лестнице, и оставшееся расстояние стремительно съехал вниз, едва успев уберечь голову, закрыв ее руками. Внизу лестницы он пролежал долго, покачиваясь, чтобы унять боль в коленях и ребрах, а потом заснул. Так прошел день, он пришел в себя, когда уже стемнело. Болело все, но он чувствовал себя в силах подняться. Он добрался до кухни и напился воды. Его тут же вырвало, он снова выпил целый стакан и, взяв с тарелки яблоко, поплелся в спальню. Он точно знал, где она, это снова убедило его в том, что он в своем доме. Он заставил себя раздеться и лег, положив яблоко рядом. Сил на то чтобы вспоминать не оставалось, он просто погрузился в блаженство покоя на удобной постели среди привычных предметов и звуков, из которых состояла тишина дома и окружавшего его сада.

Хорошо он помнил уже то, что было на следующий день, помнил, но предпочитал не вспоминать. Проснулся ни свет ни заря, было еще темно, когда он встал, принял душ, оделся и пришел на кухню. Он все еще чувствовал слабость, при запахе из холодильника его начало мутить, но он все-таки сжевал небольшой кусок зачерствевшего хлеба и выпил кофе, а потом вернулся в спальню.

Сброшенная им вчера одежда была черной. Он отнес ее в стирку и вернулся, подошел к своему платяному шкафу. Рассмотрел то, что висело на вешалках, то, что было на полках. Черных вещей ему больше не встретилось. Он предположил, что несколько дней назад носил траур, а следовательно, для него должна быть причина. Он прошел в свой кабинет. На столе лежала папка с бумагами, по виду совсем свежими. В ней он нашел свидетельство о смерти недельной давности, документы на захоронение, в верхнем ящике стола, это он знал, лежали его личные документы, он достал паспорт и подошел с ним к дверце книжного шкафа. Да, паспорт принадлежал ему, фамилия женщины в свидетельстве о смерти была такой же, а ее возраст говорил о том, что это, скорее всего, его мама. Проверить это было нетрудно, ее паспорт тоже лежал в папке. Он смотрел на ее фотографию и понимал, что не испытывает никаких эмоций.

Многие эмоции связаны с памятью, размышлял он тогда, они представляют совокупный опыт отношений с конкретным человеком, а если нет памяти об этом опыте, то и эмоций нет. Он смотрел на лицо женщины. Образ на фотографии в паспорте походил на распластанный между страниц книги цветок — по нему можно угадать цвет, но без тонких оттенков, размер с поправкой на усыхание, общие черты, но объемная живая форма утрачивается, трехмерность, глубина, запах отсутствуют, и это делает невозможным восприятие истинного облика цветка.

Он начал разбирать папку со своими документами, но его отвлек телефонный звонок. Он нерешительно взял трубку.

— Алло, Андре, я жду твоего звонка со вчерашнего дня, что случилось? — раздался эмоциональный голос, принадлежавший пожилому и, скорее всего, довольно полному человеку.

— Добрый день. Кто говорит? Извините, очень плохо слышно, и я не узнал вас.

— Александер Жетю, издательство «Древности», — немного обиженно, как показалось Андре, ответил голос.

— Простите, я не могу сейчас говорить, я перезвоню через несколько минут.

Андре поспешно пролистал записную книжку, потом еженедельник, да, Жетю был и там и там, Андре делал для него работу регулярно, и сейчас как раз должен был сдать ему книгу. Эта книга с закладкой лежала на его рабочем столе, рядом он нашел картонную коробочку, куда были сложены отснятые пленки с надписанными номерами страниц. Он открыл книгу по закладке. До конца оставалось чуть больше сотни страниц, чистые нераспечатанные пленки тоже нашлись на столе, их как раз хватало на то, чтобы закончить работу, понять, в чем она заключалась, не составляло труда — ему нужно было сделать фотокопии для переиздания. Вопрос теперь был в том, какие между ними отношения — судя по всему, не слишком официальные…

Андре набрал номер. Ответил тот же голос.

— Александер? Это Андре, простите меня…

— Что случилось, Андре? Я вчера звонил тебе целый день! Раньше ты никогда не подводил меня, и я начал беспокоиться.

— Извините, я заболел, и несколько дней не вставал с постели, — ответил Андре. — Я прошу еще один день, чтобы закончить эту работу.

— Ты что один? Тебе нужна помощь?

— Нет, прошу, не беспокойтесь. Я справлюсь. Да, теперь я один. Несколько дней назад я похоронил мать…

— О, бедный мальчик! Прими мои соболезнования! Скоропостижно? Это ужасно! Крепись! Конечно, я подожду, сколько потребуется, но не больше недели, уж извини, книга стоит в плане.

— Да, я понимаю, я закончу и завтра сдам пленки в проявку, а вы пришлите кого-то забрать их, так подойдет?

— Что за странный вопрос, Андре? Ты в самом деле чувствуешь себя лучше?

— Да, пожалуйста, не волнуйтесь, просто несколько дней у меня была высокая температура, и я немного выпал из реальности. Значит, мы договорились.

— Да, буду ждать твоего звонка завтра. Поправляйся! Работы очень много Андре!

— Я не подведу, Александер. Еще раз извините меня.

— Ну, что ты, дорогой мой. Я же тебя знаю, я понимаю, что только крайние обстоятельства… Погоди, у тебя хотя бы был врач?

— Да-да, все в порядке, — быстро ответил Андре и попрощался.

Положив трубку, он долго сидел, отдыхая от разговора. «Ну что ж, даже в таком состоянии я могу работать», — вслух сказал он. Почему-то мысль эта его настолько успокоила и подбодрила, что он хотел было сразу взяться за книгу, его тянуло раскрыть ее снова, провести рукой по старой странице. Тепло, что он чувствовал к лежащему рядом фолианту, было знакомым и уютным. Он встал, взял фотоаппарат, но у него закружилась голова, и он решил отправиться вниз и еще немного поесть.

Пока он не спеша сварил кофе, выбросил все, что успело испортиться в холодильнике, и приготовил из остатков продуктов что-то похожее на рагу, он раздумывал о том, как будет восстанавливать утраченные воспоминания. Его удивляло, что страха перед своим состоянием он не испытывал, все его размышления были трезвыми и прагматичными — словно утратив конечность, он продумывал наиболее удобные приспособления для ее замены. «Видно, я человек мало эмоциональный», — такой вывод сделал он тогда. После еды он хотел было приступить к изучению своего прошлого существования, но передумал и решил вначале закончить работу.

Слабость немного мешала ему, но ощущение привычности движений и действий доставляло радость, растекавшуюся внутри глубоким свободным вздохом.

Когда за окном порозовело, он вытащил последнюю отснятую пленку, сложил все пленки в коробку, аккуратно заклеил ее бумагой и надписал. Надо было выяснить, в какую лабораторию он обычно сдавал их на проявку, наверняка остались какие-то квитанции, ну а если нет, можно просто поменять ее. Он нашел в стоящей на подоконнике сумке кошелек, а в кошельке то, что искал. «Все просто, — так ему казалось тогда, — действия можно восстановить, порывшись в бумагах и вещах, они сохраняют так много информации». Отдохнув, он решил, что настало время совершить путешествие по дому. На первом этаже оставались несколько комнат, куда он не успел зайти, но там были в основном жилые комнаты, а библиотека помещалась по большей части на втором и третьем. Он обошел второй этаж и остался доволен порядком в небольших залах, уставленных книжными шкафами и стеллажами, тем, что он знал, какие книги хранились в каждом и по какому принципу подобраны мебель и мелкие вещи, что находились там — картины, панно, гобелены, старинное оружие. На третьем этаже тоже все было в порядке, кроме грязного пола. Пятна давно успели высохнуть, и на отмывание их сегодня не было сил. Он разрешил себе заняться этим завтра.

Обойдя весь этаж, он сел в кресло перед большим окном и смотрел на закат, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, что было в его жизни. Хотя, подумал он, если я жил один, только с матерью, то, скорее всего, на протяжении многих лет в моем существовании ничего не менялось. Жизни одиноких людей часто присуща стабильность, им не для кого менять свои привычки, пусть и чудные, им незачем приукрашивать свою повседневность, они могут позволить себе быть такими, какими вылепили их прошедшие годы — детство, юность… Это очень удобно. Он понял, что не хочет обнаружить никаких будоражащих сюрпризов.

Перед тем, как спуститься на первый этаж и поужинать, он зашел в провансальский зал, где висели старинные музыкальные инструменты. Не раздумывая, взял лютню и сел в стоящее посреди зала кресло, откинув с сиденья подбитый мехом плащ. Он начал наигрывать что-то, что само по себе, казалось, проистекало из-под его пальцев. Постепенно сочетания звуков напомнили ему мелодию, и он попробовал сыграть ее. Да, раньше он знал ее, он остановился, потом начал сначала, и когда сыграл довольно длинное вступление, понял, что теперь нужно петь. Он запел, полностью поглощенный знакомой мелодией, не думая о том, как звучало со стороны его пение, не размышляя над странными, ему самому не понятными словами, которые слетали с его губ, он пел и блаженство слияния человеческого голоса с голосом глуховатых старых струн заставляло его длить песню, повторяя какие-то ее части и вновь начиная заново. «Это было хорошо, — думал он, глядя, как комната постепенно утопает в сумерках, — я вспомнил что-то, возможно, скоро и другие воспоминания вернутся ко мне».

Вдруг панически заметалась в нем мысль, что проснувшись завтра, он потеряет все, добытое им сегодня, что память его по каким-то причинам обнулится и ему придется начинать все сначала. Он торопясь положил лютню на кресло, хотя и укорил себя за то, что не повесил ее на место, но даже минутное промедление показалось ему опасным, он почти вбежал в свой кабинет, открыл еженедельник, записал то, что должен сделать завтра: и название книги, и адрес фотомастерской, и фамилию издателя, и телефон. Спустился с ним в спальню, положил его у кровати рядом с лампой. Подумал и дописал, что нужно еще купить продуктов, потому что кроме засыхающих фруктов в вазе из еды почти ничего не осталось. На этом он успокоился и даже засмеялся своему приступцу страха.

Посидел немного на кровати, потом отправился на кухню. В поисках какого-нибудь печенья или сухарей к чаю, он открыл несколько шкафов, в одном нашел секцию для хранения бутылок, в ней лежали пара бутылок сухого вина. Еще одна, уже откупоренная, стояла на полке повыше. Он достал ее, вытащил пробку, понюхал содержимое. Нет, ему не захотелось сделать ни глотки, наоборот, запах вызывал воспоминания о недавней тошноте. У него мелькнула мысль, что может быть, он после похорон матери выпил столько, что серьезно отравился алкоголем, но пустых бутылок он не обнаружил, бокалы для вина, похоже давно не доставали, они успели уже слегка запылиться. Андре снова посмотрел на початую бутылку. «Похоже, я все-таки не пью или выпиваю изредка», решил он. В нижних шкафчиках он нашел несколько банок с консервированными овощами и устроил себе вполне сносный ужин.

Прежде чем приняться за еду, зашел в свою комнату и после недолгих поисков вытащил с полки старый фотоальбом. Было еще несколько альбомов, но этот — самый толстый и потертый, и он решил начать с него. Поев немного, он раскрыл альбом, и согревая ладони о чашку горячего чая с чабрецом, уставился на фотографии. Это, очевидно, мать в молодости, а рядом, скорее всего, отец, это все надо будет потом проверить. На следующей странице — младенец, наверное, он, хотя это тоже не точно. Дальше мальчик с родителями и один, других людей пока нет, а вот и первая школьная фотография: все указано — и год, и класс, и школа. На следующих фотографиях он уже мог узнать себя. Вот рядом с ним высокий мальчик, на некоторых он дружески обнимает Андре за плечи. Фотографии не семейные, значит, это не родственник, а друг или одноклассник. Андре, наконец, нашел юношу на школьных фотографиях, видимо, они познакомились, когда им было лет по десять, на более ранних снимках его нет. «Рене Ринардо, очевидно, был моим другом», — подумал он, и перевернул еще несколько страниц. Выпускной класс. Снова ему попался Рене. А вот они где-то на море, может, у каких-то родственников? Рене закинул руку Андре на плечо и улыбается в объектив, а Андре со смешной длинной челкой сморит на него и, видимо, что-то говорит ему. «Да, кажется, мы были близкими друзьями… или…» — он усмехнулся, — «Кто знает, какие у меня были склонности? Ничего исключать нельзя. Пока непонятно». Университет, здесь Рене уже нет, какие-то однокурсники, просто те, с кем он общался, — даже на снимке видно, что отношения между снимавшимися нейтральные, никто не испытывает ни к кому большой симпатии. С университетом тоже все понятно, можно, наверняка, найти и диплом.

Андре с отцом, видимо, в тот день, когда они купили машину, похоже, именно она в центре внимания на этих снимках, а вот и мама с ним и тоже около машины, даже день подписан и год, наверное, все очень радовались этому событию. Андре смотрел на родителей и пытался отыскать внутри любовь или другие эмоции, которые испытывал к ним, но кроме симпатии, какую он чувствовал к незнакомым теперь для него мужчине и женщине на этих фотографиях, он не мог найти в себе ничего. А вот Рене почему-то вызвал у него неприязнь. Может, крупно поссорились?

Его занимала и мысль о машине. Он вышел в коридор и, постояв немного, направился к двери, ведущей в гараж. Конечно, машина была уже совсем другая. Открыв ее, Андре нашел в бардачке свои права и документы на автомобиль. Значит, можно будет поехать в город на авто, карта тоже нашлась, и он посмотрел, как ему добраться до фотомастерской. Пока надо набраться сил, основные важные вещи в жизни можно восстановить по фотографиям и документам, скорее всего, найдется и еще что-то, подсказывающее объясняющее, а там, может быть, он сможет вспомнить. Он вернулся в дом, поставил альбом на место и лег спать.

Проснулся с ощущением жгучего голода. Было уже довольно поздно, но сколько времени он не знал — все часы остановились, ему пришлось позвонить, чтобы узнать который час. Почти десять, все уже открыто, значит, можно ехать сдавать пленки и по дороге заскочить позавтракать. Он быстро принял душ, оделся и взяв коробку с пленками, отыскал в сумке ключи от дома, гаража и машины. Заведя автомобиль, он некоторое время сидел в нерешительности, потом осторожно тронулся с места. Машина, хотя и была не новой, находилась в прекрасном состоянии, только бензина оставалось совсем мало. Нужно заехать на заправку, подумал он и вдруг снова почувствовал желание записать это, чтобы не забыть. Он засмеялся, поняв, что отлично помнит вчерашний день и нет причин для подобного беспокойства. «Скоро это пройдет», сказал он себе, и закрыв гараж, неспеша выехал на дорогу к городу. В кафе он заказал себе завтрак и пока ожидал его, думал только о том, чтобы здесь не оказалось каких-нибудь его знакомых. Сейчас ему не хотелось напрягаться и лгать, что с ним все в порядке, ему хотелось, чтобы он остался в покое в этом солнечном зале, где так пахнет свежей стряпней. Он взял газету и рассеянно рассматривал ее, события, о которых она рассказывала, были вполне заурядными и он решил, что не стоит тратить на подобное чтение время. Он ел, разглядывая улицу за окном, сейчас ему не хотелось ничего вспоминать, хотелось просто наслаждаться утром и вкусным завтраком, солнцем и мелькавшей за окном уличной жизнью незнакомых людей. После завтрака он заехал на ближайшую заправку. Остановился перед колонками, увидев, как рыжеволосый парень махнул ему рукой. Работник заправки, наверное, знает меня, значит, я тут не один раз бывал. Он подъехал и кивнул парню.

— Как обычно? — спросил тот.

— Да, — сказал Андре. — Спасибо.

Он наблюдал, какой бензин заливает молодой человек в бак, собственно, и он сам заправил бы тем же. Расплатившись, он уехал. «Здесь все просто, заключил он, это знакомство меня ни к чему не обязывает».

Андре остановил машину перед фотомастерской. «Нужно сказать что-то такое, что показывало бы мою причастность к регулярному общению с теми, кто тут работает. Вот парень на заправке спросил меня «как обычно?» — это показывает, что мы давно общаемся и постоянно по одному и тому же поводу». Он зашел и, посмотрев на девушку, принимающую пленки, сказал:

— Доброе утро. Очередная книга.

— Доброе утро, мсье Бертлен, — ответила она и улыбнулась. — Вы выглядите немного уставшим, наверное, слишком усердно работаете.

— Спасибо за заботу, Мари, — он прочитал ее имя на карточке, приколотой к рубашке, — просто я приболел немного, но теперь уже поправился.

Он объяснил, что за пленкой придет курьер из издательства, и она немного удивленно ответила, что все помнит.

— Не волнуйтесь, мсье Бертлен, берегите себя.

«Какая милая, подумал Андре, наверное, надо привести ей какой-нибудь пустяк, когда приеду в следующий раз, хотя, может быть, будет не ее смена, они, скорее всего, меняются здесь».

Он вышел, сел в машину и какое то время разглядывал проходящих мимо людей. «Я все-таки обычный, решил он, вспомнив, какие подозрения вызвали у него вчера снимки, где его обнимает Рене, — девушка показалась мне милой, а например, до парня на стоянке мне не было никакого дела, хотя, если судить объективно, то он красив, а Мари страшненькая. В моем состоянии есть что-то очень увлекательное — постоянно пытаешься угадать нечто, касающееся себя самого, как будто речь идет о ком-то другом, это забавно. Надо продолжить расследование, когда вернусь домой».

Он заехал в магазин и, даже не пытаясь вспоминать, что обычно покупал, нагрузил тележку, чем ему захотелось. Выбирая продукты, еще раз убедился, что умеет неплохо готовить, потому что мысли о сочетании разных ингредиентов в аппетитные блюда сами собой всплывали в его голове, он понимал, что прекрасно знает, какие составляющие ему необходимы, чтобы приготовить то ли это. В общем, поход за продуктами тоже поразвлек его, и он вернулся домой в хорошем настроении.

Дома он разложил покупки, и, сварив себе кофе, отправился в кабинет. Сидя за столом, думал о том, что все, что он делал сегодня утром, было по ощущениям для него привычным, кроме кафе и магазина. «Наверное, я редко захожу в кафе, очевидно потому, что люблю сам готовить, а магазин показался мне не тем местом, где я обычно бываю, наверняка потому, что я езжу на рынок, надо будет поехать через несколько дней и проверить это». Продукты из супермаркета казались чем-то не соответствующим нормальной еде, как найденные им вчера консервы, которые он счел запасами на случай крайнего голода, так оно вечером и было…

Привычки людей помнят гораздо больше их самих, и если какое-то время прислушиваться к своим ощущениям, это поможет восстановить привычный порядок вещей. Вот, например, сейчас. «Что я хочу сделать сейчас?» — спросил он вслух. Сосредоточившись на своем вопросе, он машинально провел рукой по книгам, лежащим на краю стола. Да, именно этого — открыть книгу и работать, больше всего, больше, чем вспоминать. Он спохватился, что не позвонил издателю, но прежде чем набрать номер, поискал в еженедельнике, какую следующую книгу он должен сделать. Ему пришлось отлистнуть довольно много, найдя нужную страницу, он понял, что мог поступить проще — это была единственная страница с загнутым в качестве закладки углом, видимо, он периодически открывал ее. На ней был список книг, в котором уже были зачеркнуты некоторые, а первая незачеркнутая — как раз та, что он закончил вчера. Он вычеркнул ее, книга, которая должна быть следующей, лежала на краю стола, и те, что лежали под ней, тоже были в списке. Все совпадает, остается уточнить сроки, решил он и позвонил Жетю. Сказал, что сдал пленки, извинился за рассеянность и спросил про сроки для следующей книги, выслушал новую порцию соболезнований и пообещал представить работу вовремя. Наконец, разговор был окончен, он записал обговоренную дату и положил перед собой книгу.

Впервые он подумал о том, что такой уж необходимости досконально все вспомнить нет. Есть его дом, работа, которую он делает с удовольствием, есть машина и деньги, словом, все, чтобы он мог жить, как ему нравится, и не зависеть ни от кого, он не страдал от одиночества, напротив, боялся прихода незваных гостей, с которыми надо будет как-то общаться, понимал, что не нуждается ни в ком, что дом и книги составляют самую важную часть его жизни. Это хорошо, снова сказал он себе и принялся за работу. До вечера он почти не прерывался, только иногда выходил из кабинета, чтобы сварить еще кофе. Когда же почувствовал сильную усталость, оставил книгу и спустился вниз.

До ужина он решил немного убраться, вспомнил о грязном полу на верхнем этаже и отправился туда. Несколько раз вымыл пол и вернулся к себе в комнату. Здесь можно было просто пропылесосить и на этом закончить с сегодняшними делами. Он протер пыль, пропылесосил пол и большой фанерный чемодан, стоявший под кроватью, размышляя о том, что если убираться в паре-тройке комнат в день, то удастся поддерживать во всем доме порядок, и никакой помощи ему в этом не потребуется. Ему категорически не хотелось пускать кого-то в дом. За ужином он листал альбом с фотографиями из детства и молодости отца, они оказались в новом альбоме. Эти фотографии ни о чем ему не сказали, разве что о том, что отец был из хорошей семьи, тоже окончил университет, судя по всему, у отца был старший брат. Это придется выяснять.

С утра перед тем, как уйти в кабинет работать, Андре решил пропылесосить пару комнат, как собирался вчера, и начал с первого этажа. Он вошел в комнату матери, сразу понял, что это она, как только открыл дверь. Он знал, где лежат какие вещи, видимо, все так, как было при ее жизни, значит, умерла она действительно внезапно, следов долгой болезни здесь нет. Он решил пока оставить все как есть, ведь возможно и в этой комнате обнаружатся для него какие-то подсказки, но тщательно вытер пыль, пропылесосил пол и коробки, стоящие под кроватью, — в них была обувь, — вернул все на свои места и перешел в другую комнату.

Она выглядела гостевой, в ней был порядок, но почему-то здесь его охватило горькое чувство утраты. Возможно, это была комната отца, но не мог примирить свои ощущения с полным отсутствием воспоминаний об их отношениях. Пытаясь разобраться в себе, он повторил все те же действия, а после того как выдвинул из-под кровати чемодан и машинально поводил по нему щеткой, вдруг замер, выпустив из рук шланг и даже не выключив пылесос. Он присел рядом с чемоданом и открыл его. В нем в некотором беспорядке были сложены женские вещи…

Этот небольшой синий чемодан, открытый, с атласной красной подкладкой, резанувшей тогда взгляд густым цветом крови, все, что лежало в нем, он и сейчас четко видел, и та внезапная боль, непонятно где обитающая в нем, на мгновение сдавила виски и горло. Он протяжно вздохнул и закинул руки за голову. «Вот здесь где-то закралась ошибка, я сделал неверное предположение и посчитал его убедительным. Сейчас я уже не в состоянии разобраться с этим, я совсем засыпаю, завтра… Если ничего не случится… Есть ли смысл теперь перекапывать далекое прошлое — в настоящем времени ничего не изменится, даже если я смогу вспомнить… Не хочу никаких изменений… Это мешает работать… Я так и не вошел в комнату под лестницей…»