Культурная эволюция. Как изменяются человеческие мотивации и как это меняет мир

Рональд Инглхарт, 2017

В своей книге Рональд Инглхарт проверяет разработанную им эволюционную теорию модернизации на базе данных, созданной с 1981 г. в рамках проектов Всемирное исследование ценностей и Европейское исследование ценностей, охватывающих более 100 стран и 90 % населения Земного шара. Исследование Р. Инглхарта показывает, что мировоззрение общества определяется уровнем экзистенциальной безопасности. Богатые общества становятся более открытыми и толерантными, в них повышается уровень доверия, защищаются права меньшинств, что дает людям бóльшую свободу выбора жизненных решений. Все это способствует распространению демократии и ведет к увеличению среднего уровня счастья.

Глава 1

Краткий обзор книги

Ценности и поведение человека во многом обусловлены тем, в какой степени его выживание гарантировано. На протяжении большей части истории существования человека выживание зависело от непредвиденных обстоятельств и определялось волей случая. Эта нестабильность определяла жизненные стратегии людей. Население росло до тех пор, пока всем хватало пищи, и большинство людей жили на грани голода. В таких условиях обеспечить выживание группы могли сильная внутригрупповая солидарность, неприятие незнакомцев, подчинение групповым нормам, повиновение сильным лидерам. В условиях нехватки ресурсов ксенофобия имеет практический смысл: если земли достаточно только для одного племени, но на нее претендует и другое племя, то выживание буквально диктует выбор — или «мы», или «они». В таких условиях успешная стратегия выживания для племени — это сомкнуть ряды вокруг сильного лидера, сформировать единый фронт против чужаков: такой синдром можно назвать «авторитарным рефлексом». И наоборот, высокий уровень экзистенциальной безопасности открывает возможности для большей автономии индивида и открытости к разнообразию, изменениям и новым идеям.

Представление о том, что почтительное отношение к власти идет рука об руку с ксенофобией и другими формами нетерпимости, впервые сформулировано в классическом исследовании «Авторитарная личность»^[3], где авторитаризм рассматривался как черта характера, формирующаяся под влиянием суровых практик воспитания детей. С самого начала понятие авторитаризма является предметом дискуссий^[4], и его обсуждению посвящена огромная литература. Его первоначальная теоретическая основа и инструментарий, исходно применявшийся для его измерения, в целом заменены новыми, но на протяжении семи десятилетий множество исследований подтвердили наличие тесной связи авторитаризма с ксенофобией, нетерпимостью и подчинением групповым нормам. Это может отражать глубоко укорененную реакцию людей на отсутствие безопасности. В недавнем обзоре большого массива данных, основанных на опросах, экспериментах и статистике, авторы пришли к выводу о существовании синдрома авторитарного расизма, политической и моральной нетерпимости, причиной которых служит врожденная предрасположенность к нетерпимости на фоне изменения уровня угроз в социуме^[5]. Мои собственные исследования показывают, что уровень авторитаризма в данной возрастной когорте определяется уровнем экзистенцальной безопасности, сопутствовавшим их взрослению.

После Второй мировой войны в экономически развитых странах произошло нечто беспрецедентное: значительная часть послевоенного поколения выросла, считая выживание само собой разумеющимся. Это явление стало отражением следующих факторов:

1. Беспрецедентный экономический рост послевоенной эпохи в Западной Европе, Северной Америке, Японии и Австралии.

2. Возникновение государства всеобщего благосостояния, которое гарантировало, что почти никто не умрет от голода.

3. Отсутствие войн между важнейшими державами: самый продолжительный мирный период в истории начался после Второй мировой войны.

Беспрецедентный уровень экономической и физической безопасности привел к глубоким межпоколенческим культурным изменениям, трансформировавшим ценности и мировоззрение людей; произошел сдвиг от ценностей материализма к ценностям постматериализма, который, в свою очередь, стал частью еще более глобального сдвига от ценностей выживания к ценностям самовыражения. Эти широкие культурные изменения связаны со сменой главных жизненных приоритетов: от экономической и физической безопасности и подчинения групповым нормам — к росту значимости индивидуальной свободы и возможности выбора жизненной стратегии. Ценности самовыражения подчеркивают гендерное равенство, толерантность по отношению к аутгруппам и гомосексуалам, свободу выражения и участие индивида в принятии решений в экономической и политической сфере. Этот культурный сдвиг принес масштабные социальные и политические изменения, от политики охраны окружающей среды и антивоенных общественных движений до более высокого уровня гендерного равенства в правительстве, бизнесе и академической жизни, а также распространение демократии.

Значительные различия между культурами существовали задолго до того, как произошел сдвиг от ценностей выживания к ценностям самовыражения. Культурные различия можно объяснить, в частности, географическими различиями в уязвимости к болезням и голоду. Ученые, работающие в различных областях знания, описывали эти культурные различия в противопоставлении коллективизма и индивидуализма, ценностей выживания и самовыражения, автономии и встроенности; но все они связаны с общим диапазоном межкультурной вариации, который отражает различные уровни «экзистенциальной безопасности» — того, насколько гарантированным считается выживание. В течение послевоенных десятилетий растущая экзистенциальная безопасность позволила большинству стран мира продвинуться в сторону индивидуализма, автономии и самовыражения.

Страны, которые достигли высокого уровня по шкале ценностей самовыражения, с большей вероятностью, чем общества с преобладанием ценностей выживания, принимают законодательство, благоприятное для геев и лесбиянок. Они также чаще занимают высокие позиции по разработанному Организацией Объединенных Наций показателю расширения возможностей женщин (ПРВЖ), который учитывает, какую долю высоких позиций в политической, экономической и академической жизни общества занимают женщины.

Данные опросов демонстрируют, что базовые нормы изменяются вот уже 50 лет, в то время как изменения на уровне всего общества в обоих случаях начались относительно недавно.

Культурные изменения предшествовали институциональным изменениям и, видимо, способствовали им.

Высокий уровень экзистенциальной безопасности также благоприятствует секуляризации — систематической эрозии религиозных практик, ценностей и верований. За последние пятьдесят лет секуляризация распространилась среди населения практически всех развитых индустриальных стран. Тем не менее в мире в целом сегодня больше людей с традиционными религиозными взглядами, чем когда‐либо прежде, поскольку секуляризация сильно и отрицательно сказывается на уровне рождаемости. Практически во всех наиболее секулярных странах рождаемость сегодня намного ниже уровня простого воспроизводства населения, в то время как в обществах с традиционными религиозными ориентациями рождаемость в два или три раза превосходит уровни воспроизводства. Массовые установки по отношению как к гендерному равенству, так и к гомосексуальности изменялись в два этапа. На первом этапе постепенно повышался уровень терпимости по отношению к геям и росла поддержка гендерного равенства, по мере того как старые поколения сменялись новыми. В конце концов общество достигло порога, после которого в странах с высоким доходом уже новые нормы стали рассматриваться как доминантные. Давление большинства сменило направление и поддержало те изменения, которым сопротивлялось ранее, что привело к намного более стремительным изменениям, нежели те, что были связаны со сменой поколений. К 2015 г. большинство судей Верховного Суда США поддерживали однополые браки: даже судьи старшего поколения хотели оказаться на «правильной» стороне истории. Эта «феминизация» культурных норм в развитых странах также обусловила сокращение уровня насилия и снижение желания воевать за свою страну. Более того, страны с высоким уровнем ценностей самовыражения намного чаще являются настоящими демократиями, чем страны с низкой поддержкой этих ценностей. Но ведет ли распространение ценностей самовыражения к демократии или это демократия является причиной возникновения ценностей самовыражения? Причинно‐следственная связь в данном механизме направлена в основном от ценностей самовыражения к демократии. Демократические институты не являются необходимым условием возникновения ценностей самовыражения. В годы, предшествующие глобальной волне демократизации, наступившей около 1990 г., ценности самовыражения распространялись путём межпоколенческих изменений не только в западных демократиях, но и во многих авторитарных обществах. Поэтому неудивительно, что, как только угроза советского военного вмешательства миновала, страны с высоким уровнем ценностей самовыражения быстро демократизировались.

Культурные изменения отражают перемены в стратегиях достижения счастья. В аграрных обществах с отсутствующим или слабым экономическим развитием и социальной мобильностью религия делает людей счастливее, снижая их ожидания от этой жизни и обещая, что они будут вознаграждены в жизни загробной. Но модернизация приносит экономическое развитие, демократизацию и рост социальной толерантности, которые способствуют счастью, поскольку дают людям возможность выбирать жизненные стратегии. Как следствие этого — хотя внутри большинства стран религиозные люди счастливее, чем нерелигиозные, — в модернизированных и секулярных странах люди в целом более счастливы, чем в менее модернизированных, но религиозных странах. Таким образом, хотя религия способствует счастью в условиях домодерных обществ, но как только становится возможным достижение высоких уровней экономического развития, современная стратегия достижения счастья становится более эффективным способом максимизации счастья, чем традиционная стратегия. Но возможно ли вообще повысить уровень человеческого счастья? До недавнего времени широко признавалось, что уровень счастья колеблется вокруг некоторых постоянных значений (возможно, обусловленных генетическими факторами), и таким образом, ни индивиды, ни общества не могут надолго увеличить свой уровень счастья. Данная книга демонстрирует, что это утверждение неверно. С 1981 по 2011 г. уровень счастья вырос в 52 обществах из 62, для которых были доступны временные ряды данных, а упал только в десяти из них; в течение этого же периода удовлетворенность жизнью выросла в 40 странах, а снизилась лишь в 19 (три не показали значимых изменений). Два наиболее широко используемых индикатора счастья выросли в подавляющем большинстве стран. Почему? То, в какой степени общество допускает свободу выбора, имеет большое влияние на уровень счастья. С 1981 по 2007 г. экономическое развитие, демократизация и социальная толерантность выросли до уровня, при котором люди в большинстве стран имеют свободный выбор в экономической, политической и социальной сферах жизни, что повышает их уровень счастья. Переход от ценностей выживания к ценностям самовыражения, видимо, способствует повышению уровня счастья и удовлетворенности жизнью. В последние десятилетия глобализация перенаправляла огромные объемы капитала и технологий в другие части мира, принося с собой быстрый экономический рост, особенно в Восточной Азии, Юго‐Восточной Азии и Индии. Половина населения мира быстро выбирается из нищеты. В долгосрочной перспективе это, вероятно, приведет к культурным и политическим изменениям, аналогичным тем, что уже произошли в странах с высоким доходом. Но в то же время глобализация и аутсорсинг приводят к конкуренции между рабочими из стран с высокими и низкими доходами, экспорту рабочих мест и подрыву возможностей рабочих из богатых стран отстаивать свои интересы. Автоматизация еще больше сокращает количество промышленных рабочих, доля которых среди рабочей силы в развитых странах стала совсем мала. Первоначально на рабочие места в промышленности приходилось большое количество высокооплачиваемых позиций в секторе услуг. Но общества с высокими доходами, такие как США, сейчас входят в новую фазу развития, которую можно назвать обществом искусственного интеллекта. Потенциально оно способно искоренить бедность, улучшить человеческое здоровье и повысить продолжительность жизни, но, если отдать его во власть силам рыночной экономики, оно склонно воссоздавать в обществе игру с нулевой суммой, где вся прибыль практически в полном объеме достается тем, кто находится на самой верхушке социальной структуры. В богатых обществах неравенство в доходах и имущественное неравенство резко возросли с 1970 г. В 1965 г. топ‐менеджеры крупных корпораций США получали в 20 раз больше, чем их средний работник. В 2012 г. они зарабатывали уже в 354 раза больше. Если политика правительства не компенсирует это неравенство, ситуация, когда «победитель получает всё», будет снижать экономический рост, демократию и культурную открытость, которые возникли в послевоенный период.

Искусственный интеллект позволяет компьютерным программам заменять не только промышленных рабочих, но и высокообразованных специалистов: юристов, врачей, профессоров, даже программистов. В обществах с высокими доходами, например в США, реальные доходы промышленных рабочих сократились по сравнению с 1970 г., а реальные доходы людей с дипломами бакалавра и выше не выросли или снижались с 1991 г.

В обществе искусственного интеллекта главный экономический конфликт происходит уже не между рабочим и средним классом, но между одним процентом и 99 процентами населения, как выразился однажды нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц. Стабильные, хорошо оплачиваемые рабочие места исчезают, причем не только для рабочего класса, но и для высокообразованных специалистов.

Резюмируя вышесказанное, мы утверждаем, что высокий уровень экзистенциальной безопасности с большой вероятностью приносит более толерантный и открытый взгляд на мир; а снижение ощущения экзистенциальной безопасности, наоборот, часто вызывает «авторитарный рефлекс», приносящий поддержку сильным лидерам, мощную внутригрупповую солидарность, отвержение посторонних и строгое подчинение групповым нормам. Этот рефлекс сегодня несет растущую поддержку ксенофобским и популистским движениям во многих странах, от «Национального фронта» во Франции до голосования за выход Великобритании из Европейского союза и возвышения Дональда Трампа в США. Но — в отличие от ксенофобского авторитаризма времен Великой депрессии — этот подъем не является следствием объективной нехватки ресурсов. Все эти страны богаты ресурсами. Сегодня чувство незащищенности возникает из растущего неравенства, которое в конечном счете стало политической проблемой. При соответствующей политической перестройке могут сформироваться правительства, которые восстановят высокий уровень экзистенциальной безопасности, создавший безопасные и толерантные общества послевоенного периода.

Расширяя горизонты

В этой книге представлен ряд гипотез, следующих из эволюционной теории модернизации и проверяемых на уникальной базе данных. С 1981 по 2014 г. проекты Всемирное исследование ценностей (WVS) и Европейское исследование ценностей (EVS) объединенными усилиями систематически проводили опросы в более чем ста странах мира, в которых проживает более 90 % населения Земли. Все эти страны изображены на рис. 1.1. Собранные данные, а также анкеты и нформация по методике сбора данных доступны на сайте Всемирного исследования ценностей http://www.worldvalues-survey.org/.

Рис. 1.1. Страны, в которых хотя бы раз был проведено исследование ценностей. В этих странах живет более 90 % всего населения земного шара

Некоторые межстрановые опросные исследования ограничиваются работой в государствах с авторитетными опросными исследовательскими организациями. Это делается для того, чтобы обеспечить высококачественную работу по сбору данных, однако это в значительной степени ограничивает их выборки странами с высокими доходами. С самого основания Всемирное исследование ценностей стремилось охватить весь диапазон обществ, в том числе страны с низким доходом. В этом случае возможны два противоположных результата: (а) предполагаемое увеличение ошибки измерения в странах с низким доходом и менее развитой инфраструктурой для проведения массовых опросов, что может привести к ослаблению корреляций между установками и их факторами; и (б) включение всех типов обществ повышает аналитическую мощь предсказания, в соответствии с чем эти корреляции усилятся. Какой эффект сильнее? Наши результаты вполне однозначны. Если предполагаемое низкое качество данных, полученных в странах с низкими доходами, перевесит аналитическую выгоду, получаемую от их включения в исследование, это будет означать, что их включение должно ослабить возможности исследования предсказывать соответствующие социальные явления. Эмпирический анализ показывает, что предсказательная способность на основе всех доступных для изучения обществ значительно сильнее, нежели та, что получена только на основе данных из стран с высокими доходами. Другими словами, выгоды, полученные путем анализа всего диапазона вариации, с лихвой компенсируют любые потери в качестве данных.

Графики, а не уравнения

Хотя я и провел много счастливых часов, размышляя над подробными статистическими таблицами, ясно, что это не всем по вкусу. Большинство читателей‐неспециалистов в этой области попросту теряются, когда видят серию регрессионных уравнений. Я думаю, что идеи, обсуждаемые в этой книге, смогут увлечь широкую аудиторию, если будут представлены в содержательном, а не техническом виде. Поэтому книга не содержит ни одного регрессионного уравнения и не включает сложных статистических таблиц (хотя она представляет результаты многих количественных исследований). Она включает также довольно много графиков, которые передают связи, основанные на большом количестве данных, и в простой, яркой форме показывают, например, что гендерное равенство повышается по мере того, как страны становятся богаче. Эта книга предназначена для того, чтобы помочь читателю составить более четкое представление о том, как меняются человеческие ценности и цели, а также те удивительные направления, в которых ценностные изменения меняют мир.

Примечания

3

Adorno, T. W., Frenkel‐Brunswik, E., Levinson, D. J., & Sanford, R. N. (1950). The authoritarian personality.

4

Christie, R. E., & Jahoda, M. E. (1954). Studies in the scope and method of «The authoritarian personality.»

5

Stenner, Karen. The authoritarian dynamic. Cambridge University Press, 2005.