Тайны Кремлевской Либерии

Роман Романович Углев, 2014

Древняя рукопись предателя Иуды все еще оказывает свое тлетворное влияние на людей. Чтобы этого не происходило, она спрятана в Кремлевских подземельях, и создана целая служба хранителей, которые тщательно следят, чтобы рукопись не была обнаружена. Группа диггеров случайно натыкается на следы тайника. Одновременно с ними о ее существовании подозревают работники Кремлевской внутренней службы. Возникает угроза, что древний тайник может быть найден. Что предпримут хранители, чтобы защитить людей от ужасной тайны?

Глава 8

Дмитрий, здравствуй.

Представляешь, мой лучший мастер мозаичник, Федька, который ушел от меня полгода назад, вчера увидел его в больнице. Он совсем плох. Рассказывает сущие небылицы, хотя, может и правда… Бог знает.

Говорит, что наняли его какие-то очень богатые люди, пообещали хороших денег и, что, в общем-то, не обманули, а заплатили за сделанную работу, как и обещали. Но только, закончить он ее так и не сумел из-за состояния здоровья, так как работать пришлось ему в каком-то подземелье, и строить чуть ли не государев дворец. Он говорит, что там на стенах портреты всех их великих людей уже выложены, а ему пришлось потолочную мозаику выкладывать. Все это в строжайшем секрете. Предупредили, чтобы никому не говорил ничего под страхом смерти. Он и мне-то рассказывал шепотом, так, чтобы никто не подслушал, и все время оглядывался.

И все бы хорошо, работа, она работа и есть, лишь бы платили. Он у меня, судя по его рассказу, раза в три меньше получал. Но только вот, после недели работы у него сон стал пропадать. Потому и вынужден он был бросить работу-то, когда совсем сон пропал. Отдыхать нужно-то. А какой тут отдых, если сна совсем нет. Оттуда и болезни.

Просится ко мне обратно, если выздоровеет. Говорит, лучше меньше, но без этих подземелий. Только просил никому не сказывать, так что, ты, Дмитрий, не распространяйся об этом. Я тебе как другу доверяю, потому и делюсь. А вдруг малый правду говорит…

Крепко сжимая рукоятку ножа, Ахи протер глаза, ни на миг не ослабляя внимания. Человеческий силуэт издавал легкое сияние, освещая собой темную комнату.

«Незнакомец у меня в доме? Неслыханная дерзость!» — подумал он.

— Не вздумай пошевелиться! Замри, иначе ты мертв! — приказал Ахи, не спуская глаз с силуэта в углу.

Однако незваный гость, как будто не слыша угрозы, поднялся и шагнул навстречу к Ахи.

Реакция натренированного воина сработала мгновенно. Ахи метнул нож быстро, как молния, готовый, если это будет необходимо, и к следующей атаке.

И тут случилось невероятное.

Ахи никогда не промахивался. Еще в молодости, когда они развлекались с друзьями в римских забегаловках, он, бахвалясь молодостью и удалью, всегда попадал в цель даже в состоянии сильного подпития. Он мастерски владел любым оружием, луком, копьем, мечом, пращей. А метание ножа было вообще его страстью. Нет, он не мог промахнуться, просто…, как такое могло случиться?!… просто кинжал пролетел насквозь и, почему-то замедлив свой полет, как в тумане, вонзился в стену позади незнакомца?! Что-то очень знакомое было во всем происходящем.

В одно мгновение в голове у воина пронесся целый вихрь разных мыслей и вариантов возможных действий.

— Кто ты? — резко спросил он.

— Ты не узнаешь меня, Ахи?

— Нет, — ответил воин, судорожно соображая, что же ему теперь делать, однако отметив про себя, что ему знаком этот голос.

«Разве что метнуть еще и нож, лежащий рядом на столе? Он пусть и кухонный, но все же тоже оружие. А может быть, схватить меч, висящий на стене над кроватью?»

— Хочешь метнуть в меня еще один нож? — спросил силуэт, как только воин подумал о том, чтобы схватить его. — Думаешь, тебе это поможет?

И тут Ахи охватил неестественный суеверный страх. Нет, он не боялся людей, но, когда речь заходила о представителях потустороннего мира…. С детства ему внушали страх перед загробными обитателями, рассказывая всякие были и небылицы. Не редко возвращаясь из синагоги домой, после таких разговоров, ему за каждым кустом мерещился бес.

— Не подходи! — крикнул Ахи, вскочив с кровати и с кухонным ножом в руке отступив в дальний от посетителя угол комнаты.

— Не бойся, человек. Я не причиню тебе зла, — спокойно ответил некто и, еще увереннее шагнув вперед, простер в его сторону руку. Каким-то необъяснимым образом Ахи понял, что этому существу, излучающему умиротворяющий свет, кем бы оно ни было, не страшен нож, и смерть вообще, как таковая. Его рука задрожала, он выронил свое импровизированное оружие и упал на колени, в страхе закрыв голову руками. На его дрожащие от напряжения плечи опустились теплые ладони. Он вздрогнул, но от этих рук исходило какое-то невероятное успокаивающее тепло. Это была какая-то давно забытая, похожая на материнскую, любовь, которую ощущаешь не просто своим телом, а чем-то бóльшим.

— Не бойся, встань, я пришел с миром.

От слов неизвестного исходила сила и проникала прямо в сердце. Ахи почувствовал смелость и поднял глаза на говорящего.

— Кто ты?

— Ну что ж, попробуй вспомнить. Намекну, — ты присутствовал на моей казни.

Публичные казни не были редкостью, Ахи не любил подобные зрелища, но иногда, подолгу службы ему приходилось бывать на некоторых из них, например, сопровождая Первосвященника.

Воин заставил себя подняться с колен и взглянуть в глаза своему необычному посетителю. Как ни странно, но он поймал себя на мысли, что им сейчас движет самое обычное человеческое любопытство. Что-то до боли знакомое было в этом голосе, и он очень хотел узнать, кем был его ночной гость. Из его глаз исходил такой свет, что, когда Ахи встречался с ним взглядом, покой и нега разливались по телу воина. Подобные ощущения он уже испытывал однажды, когда в толпе его глаза случайно встретились с глазами Иешуа, но это был явно не он. Теперь Ахи понимал, что ему нечего опасаться, да и сопротивляться нечему.

Но вот что было непонятно; воин точно знал, что он эти глаза уже где-то видел, и слышал этот голос.

Меж тем посетитель продолжал:

— Меня зовут Иона. Я был одним из учеников Иханан бен Зкарья. Помнишь, я говорил тебе, что мы еще встретимся?

И тут Ахи все вспомнил, да так ярко, как будто это случилось лишь час назад. Его бросило в жар, словно полуденный зной вдруг ворвался в дом и обдал его сухим порывом раскаленного восточного ветра.

Нещадно палящее июльское солнце, казалось, задалось целью забрать последние остатки влаги из всего живого, что еще осмеливалось выйти из-под покрова тени. Иссушенный зноем пустырь дышал пылью — противным удушливым облаком, поднимающимся из-под копыт лошадей. Закованный цепями измученный узник, подталкиваемый римскими солдатами на место казни, тяжело переставлял ноги. Несколько конных воинов остановилось возле колесницы Ахи, прибывшего сюда раньше и ожидающего, когда приведут заключенного для окончательного опознания.

Это был особый случай. Ахи тогда выступал только в роли свидетеля. Осужденного обвиняли в публичном оскорблении царя Ирода. Так получилось, что Ахи был рядом, когда первосвященнику нужно было встретиться с царем по какому-то делу. Пока они разговаривали внутри колесницы, воин находился снаружи, поскольку разговор был конфиденциальным.

Внезапно толпа зелотов атаковала колесницу царя, открыв стрельбу из луков и пращей.

Это было глупо. Опытные римские воины легко отразили атаку, убив троих нападавших и ранив еще около пяти человек.

Среди толпы нападавших были и безоружные, но они что-то выкрикивали в адрес царя и жены его брата Филиппа. Одного из них Ахи хорошо запомнил, может быть именно потому, что он пытался, как казалось, что-то объяснить кричащим, и вел себя не как все. Однако, когда Ахи заикнулся об этом в присутствии первосвященника и Ирода сразу после покушения, его принудили дать показания.

Итак, видимо окончательно измучившись от пути, человек в цепях упал на колени в нескольких шагах от него.

Раздраженный сотник, выкрикивал короткие команды. Он был явно не в духе, что было нормально для таких как он, если им приходилось исполнять подобный приказ в такую жару.

— Это он? — спросил сотник, указывая на узника.

Ахи взглянув внимательно в лицо несчастному. Да, это был тот самый зелот, которого он запомнил. Коснувшись подбородка осужденного плоской частью лезвия меча, сотник заставил его поднять голову так, чтобы его можно было хорошо рассмотреть.

Глаза их встретились, и начальник службы безопасности замер. Неожиданно для себя он наткнулся на этот взгляд, полный прозорливости и любви.

Слова застряли у него в горле. Он вдруг понял, что сейчас по его слову предадут смерти праведного человека.

— Так это он или нет? — повторно выкрикнул свой вопрос римлянин тоном, который требовал немедленной реакции.

С огромным трудом Ахи утвердительно кивнул и выдавил из себя тяжелое неповоротливое «да», после чего поперхнулся, закашлялся и отвернулся, как бы для того, чтобы прочистить горло.

Он почувствовал себя странно. Меньше всего он ожидал, что его охватит чувство стыда перед этим приговоренным, поэтому он опустил голову, чтобы не видеть казнь. Однако, когда узника подвели к месту казни, тот неожиданно закричал:

— Мы еще встретимся, Ахи. Вот увидишь, мы еще встретимся.

Услышав свое имя, воин вздрогнул. Несмотря на жару, по его коже прошел мороз.

«Откуда он знает меня?»

И он заставил себя поднять голову и взглянуть…

Как в тумане он увидел стрелы, медленно летящие в грудь приговоренному и вонзающиеся в его беззащитное тело.

— Вижу, ты вспомнил.

В его голосе не было ни малейшего осуждения. Несмотря на это Ахи снова стало ужасно стыдно за тот случай, и он снова почувствовал себя растерянно перед этим праведником. Вместе с тем ему очень хотелось узнать, как этот человек, который был некогда убит, теперь стоит перед ним живой и невредимый? Однако спросить его об этом напрямую он почему-то боялся, а только почтительно склонив голову, спросил:

— Чем обязан?

— Я пришел к тебе с доброй вестью, Ахи. Иешуа ха Машиах, о смерти Которого ты так скорбел, воскрес из мертвых, и теперь жив, как ты видишь живым и меня.

— Но, как такое возможно? — воин одновременно и обрадовался, и удивился.

— Случилось то, что должно было случиться. Об этом было предсказано Пророками и Мудрецами, и это исполнилось. А я пришел к тебе, чтобы ты об этом знал. Вскоре пронесется слух о Его воскресении, как и о том, что это все якобы обман. Но ты должен знать правду.

— Почему? Чем я обязан такой честью? — продолжал недоумевать Ахи.

— Для тебя у Учителя тоже есть поручение. Но об этом позже.

С этими словами Иона развернулся и ушел, к еще большему удивлению воина просто пройдя сквозь стену в том самом месте, где все еще торчал брошенный Ахи кинжал.