Элементы

Роман Воронов, 2021

Почему мир таков? Разберем его на элементы и поймем, может быть, почему таковы мы.

Камень

Гора не встанет на Пути,

Когда идешь по дну ущелья.

Разрешите представиться, я — Камень. Мне несколько тысяч лет, точнее сказать не могу, жизнь камней не предполагает значительных изменений формы и частых перемещений в пространстве бытия, а посему отсчитывать срок возлежания на одном и том же месте не имеет никакого смысла. Изначально я был частью скалы, истязаемой северными ветрами, несшими на своих крылах сырость летом и ледяные иглы зимой. Единственным развлечением в бесконечности пребывания здесь были птицы, но и те предпочитали лепить свои гнезда на теплой южной стороне. Мне же оставалось только наблюдать за их парением в воздухе и жадно ловить звуки их насыщенной, бурной жизни с той стороны. Здесь, на севере, мы понимали, как же повезло южанам. На их плечах и ладонях пернатые устраивали брачные игры, строили жилища, растили птенцов. С их растопыренных каменных пальцев подростки отправлялись в первый полет, на их стороне всегда стоял гвалт, шум, суматоха, в общем, Жизнь.

Но однажды все прекратилось. Обитатели теплых склонов, побросав свои дома, поднялись в воздух, все до единого, и стар и млад, и покинули скалу, огромным черным пятном растворившись в восточном направлении. Местность погрузилась в звенящую тишину. Моя недавняя зависть трансформировалась в злорадство по отношению к южанам — пусть посидят без развлечений и осознают наконец-то свою окаменелость в полном объеме.

Что, удивились? Думаете, камень, а рассуждает, да еще и злобствует. В таком случае разрешите представиться снова: перед камнем здесь я был человеком не-здесь, на другой планете, но, видимо, плохим человеком, раз мой эволюционный путь там замуровал меня в тело скалы здесь.

А пока тишина, не предвещавшая ничего хорошего, продолжалась некоторое время, и вот в глубине утробное ворчание, клокотание и недовольство недр, перешедшие сначала в потряхивание (наконец какие-то перемены), а затем в более явственные толчки, удары, уханье и тяжелые вздохи земной коры. Телом я начал ощущать изменения температуры, скалу лихорадило. В один момент вдруг грохнуло так, что зазвенели кристаллические связи, стало очень горячо и над склонами поднялось черное огненно-грозное облако. Скала превратилась в вулкан. Все вокруг ходило ходуном, эта безумная пляска тверди под вой извергающейся лавы вынесла наружу не только огонь, но и страх. Это человеческое качество выдавилось из памяти, выбросилось в мир, собралось в пепельное облако.

Страх, чувство, сравнимое по силе с Созиданием, но имеющее противоположный вектор, расколол скалу. Вулкан взорвался, и я, обретя самостоятельную форму, получил свободу, взлетев в небо, как пернатый подлеток. Описав широкую дугу и счастливо избежав столкновения с такими же ошалевшими себе подобными, я приземлился вдалеке от потоков огнедышащих рек, уткнувшись меж двух пузатых валунов, треснувших от негодования.

Подобное приключение для камня схоже с походом ребенка-домоседа в балаган. Цирковое представление впечатывается в память на всю жизнь, вот только цена на билет в моем случае оказалась неподъемной. Обретенное мной пристанище, из которого не было видно ровным счетом ничего, на многие века стало воспитателем Терпения, коего, по всей видимости, мне не хватало в человеческом исполнении. Не стану обременять читателя описанием бесполезного, бессмысленного вечного возлежания в объятиях Братьев-Валунов. На безжизненном месте (ни мхов, ни пауков, ни дуновения ветерка) только и учиться Великому Терпению. Но, как известно, ничто не вечно, прошло время, и давно остывший Вулкан снова ожил, правда, не той кипящей, громогласной, выплескивающейся жизнью, а тихим увяданием, точнее, оседанием. Слегка потрескивая трущимися друг о друга пластами пород, он, постепенно сгибая спину, уходил под землю, открывая мне и Братьям перспективу. Из этой-то перспективы и пришла Большая Вода. Как сказал бы человек — ушел Вулкан, пришел Океан.

Первая волна, мутная, соленая, ревущая, впечатала меня в животы Братьев еще крепче, но, отходя, выдернула из их объятий, осыпав острые края, оставившие вмятины на пухлых боках моих соседей. Следующая волна не заставила себя ждать, и я снова, обламывая торчащие заусенцы и у себя, и у других, полетел в заданном направлении. Через несколько циклов эти качели уже надоели и мне, и Братьям, но Океан не собирался договариваться с нами, он пришел показать нам, что есть суета сует. Столетиями я летал, несомый волнами, из точки в точку, превращаясь в гальку. Вода придавала мне форму, удобную ей, не спрашивая меня. Суетящийся, вечно спешащий человек становится галькой, не принадлежащей себе, но внешним обстоятельствам. Мелкие части меня, отбитые в процессе приливов и отливов, волна откатала в песчинки, сбившиеся в прибрежную полосу, там, где Океан останавливал свое дыхание. Всякий раз, подлетая к животам Валунов, я думал — стоит им подождать пару тысяч лет, и сюда придут красивые, молоденькие женщины, которые возлягут на пески и будут наслаждаться солнцем. Будь я песчинкой, непременно прилип бы к одной из них (вполне человеческое Вожделение овладело моими мыслями), но я, к сожалению, камень, булыжник, и таким нет места на пляже. Даже если повезет и меня выбросит на эти райские берега, в лучше случае какая-нибудь дева, наступив мне на спину аккуратной ножкой, вскрикнет от негодования, и ее загорелый мускулистый спутник зашвырнет меня в морские глубины, где, покрывшись илом, я закончу дни свои (по крайней мере, до того момента, пока не иссякнет Океан), а в худшем — первый же шторм похоронит меня в мокром песке, и тогда — полное забвение.

Печальные мысли прервала очередная волна, легко подхватившая меня с места и, о чудо, втиснувшая меня меж Братьев, я лишь слегка задел их гладкие телеса. Вуаля, гладкая, блестящая, самодовольная галька лежала посередине пляжа. Начиналась новая жизнь.

Рано или поздно, но сто лет одиночества (шутка, их было более пяти тысяч) закончились, появился человек. Конечно, не такой, каким был я: солнце, мало того что одно, так еще и желтое, воздух, лишенный метана, в воде полно солей — в таких окружающих условиях он не походил на человека моего мира, но все-таки это был человек.

Конец ознакомительного фрагмента.