Преломленное время

Родион Тихий, 2020

«Преломленное время» – это короткие правдивые истории, повествующие о людях, любви и дружбе. Учёные и философы утверждают, что время однонаправленно и необратимо. Автор показывает, что воспоминания дают нам возможность преломить время: ощутить вкус бабушкиных пирогов, запах родного дома, услышать голоса тех, кого с нами уже давно нет. Содержит нецензурную брань.

Дипломат и шапка из сурка

Нас четверых называли французами. Толи потому, что всегда держались вместе, как мушкетеры, и, задирая одного из нас, все понимали, что драться придется со всеми четырьмя. То ли потому, что мы постоянно что-то продавали, обменивали, фарцевали. И французские вещи тоже попадались, вроде того дипломата с номерными замками из крокодильей кожи, но к нему мы еще вернемся.

Учились мы в педагогическом училище в одной группе. Как нас всех туда занесло? Видимо, по недоразумению.

Леха Щербаков, по прозвищу Щербак, был из нас самым зрелым. Играл в местном ансамбле на бас гитаре и, как все басисты, был очень спокойным. На втором курсе Леха уже женился на девушке с четвертого курса, которую отбил у ее же однокурсника.

Витя Юдин, его прозвали Кот, − невысокого роста, коренастый деревенский парень. Его деревня находилась в трех километрах от города, поэтому зимой ему приходилось пешком покрывать это расстояние до ближайшей городской остановки. Зато весной он садился на мотоцикл «Ява-350» и не слезал с него до белых мух. Тогда казалось, он один из четверых знает, что он здесь делает.

Саша Павлюченко, или Копченый, появился у нас в группе на втором курсе, перевелся с политеха. Высокий, жилистый, спортивный, чернявый, очень похожий на цыгана Яшку из «Неуловимых мстителей», но только русский. Характер у Сашки был шебутной, и самым правильным было не задирать его. В этом мы с Копченым были похожи: одного роста, подтянутые, дерзкие и готовые сами задирать кого угодно.

Надо сказать, что известны мы были не только в кругу студентов, но и среди преподавателей. Каждые полгода нашу компанию вызывали на педкомиссию по отчислению. Но все их старания не завершались удачей, возможно, мы им просто нравились. Из десяти вызванных на комиссию обычно пять или шесть отчисляли, а мы снова оставались в обойме.

Ах да, дипломат… Это было то время, когда студенты и преподаватели, «лучшая» их половина, приходили на занятия с пакетами «Вранглер», «Монтана» или дипломатами из кожзама. Несли они их так, словно вели тигра на повадке. У меня же тогда, не помню, как, но появился комплект: французский с блестящими золотыми номерными замками дипломат и папка — все из крокодильей кожи. Популярность была бешенная у дипломата и у меня. Нельзя было ступить и десяти шагов, чтобы кто-либо из преподавателей, студентов, знакомых или не совсем знакомых людей не предложил бы продать сокровище. Я, конечно, упирался руками и ногами, говоря, что такая корова нужна самому. В этом общем строю возжелавших пробивался и голосок руководительницы нашей группы Галины Васильевны. Между собой мы называли ее «мастачкой», она была «классным руководителем» для обучающихся в мастерских училища. Муж ее был главным архитектором города, поэтому деньги у нее водились всегда. И значилась она самой модной среди преподавателей, да и не только.

Так случилось, что наша мужская и женская параллельные группы на городском конкурсе самодеятельности выиграли главный приз − поездку в Москву. Лошкари, пляски, танцы, и мы с Щербаком тоже постарались. Спели в два голоса под гитару песню «Родная Земля». Через неделю объявили списки тех, кто едет в Москву. В списках были все, кроме меня. Я спросил у мастачки.

− Галина Васильевна, в чем дело? Я же пел, надрывался.

− Не знаю, не я утверждала списки.

− А кто?

И она направила взгляд наверх, показав, куда мне идти.

В кабинете директора сидели директор Лидия Тихоновна и завуч Ольга Павловна. Я дружил с сыном и невесткой директрисы, а племянник завуча играл в одном ансамбле с Лешкой Щербаком, поэтому без предисловия сразу начал люто возмущаться. Но на все мои доводы, сводящиеся к тому, что я самый достойный кандидат на поездку в Москву, был один ответ: «Сам виноват. Четверо из пяти преподавателей, сопровождающих группу, не поедут, если поедешь ты».

Было обидно − это мягко сказано. Едут все: Копченный, Кот, Щербак. Я уже и деньги подкопил, а тут, как тогда говорили, пролетел как фанера над Парижем.

Конец ознакомительного фрагмента.